Глава XV ПРИКОСНОВЕНИЕ К ВРАГУ

Танчо прощался со своими спутниками. Город теллурийцев находился в ста километрах к северо-востоку. Столько же к югу должны были пройти Бойце и Онгеки. И прощались они как на несколько дней, но каждый втайне понимал, что надо – как на целую жизнь. Кто знает, может быть, встретиться им удастся только в Памяти.

– Встречаемся здесь же, – повторил Танчо. – Ждём пять дней.

– Зачем говоришь о сроках? – с невеселой усмешкой отозвался Бойце. – Наш срок не пришёл ещё.

Танчо стиснул его плечо и, развернувшись, исчез за стеной ливня.

* * *

Теллуриец, один из освобождённых Бойце, нашёл ненадёжное укрытие в стволе поваленного дерева. Потоки воды проникали сквозь трещины в начавшей гнить древесине. Человек умирал вместе с деревом. Он был едва ли не разорван пополам автоматной очередью, погибал от голода и замерзал в атмосфере чужой планеты, которую отказался принять в своё сердце, сочтя себя недостойным.

Сверхъестественное явление, потрясшее его и его товарищей по несчастью в карьере, показалось ему и таинственным, и ясным одновременно. Таинственным – потому что это было проявление древних природных сил планеты-колонии, планеты-тайны, непокорившейся планеты. Ясным – потому что не нужно ему было никаких научных объяснений произошедшему, потому что отныне ясен был его дальнейший путь.

Он понял, что, если открыть сердце этому потустороннему сиянию, в котором привиделся их освободитель, то сияние станет дверью в совершенно иной мир, мир… где ясно всё, где светит… звенит… где… Но недостойный не может приобщиться к Истинному миру (так он про себя назвал это загадочно-ясное), недостойный должен лишь воевать за Истинный мир здесь, внизу, во мраке.

Когда его соотечественники, забрав оружие охраны, решили идти в теллурийскую часть, он пытался убедить их уйти в лес и стать хозяевами самим себе; они осыпали его бранью, а он пытался докричаться, что обе воюющие стороны неправы. Он надеялся, что, став вольными, они поймут и согласятся воевать на стороне планеты-тайны.

Они прогнали его, назвав сумасшедшим.

Они ушли, а он отправился на поиски какого-нибудь посёлка землян, чтобы освободить других своих братьев, не желая расстаться с надеждой.

На следующий день он набрёл на воинскую базу землян, где как раз собирались расстреливать пленного теллурийца, и вступил в совершенно безнадёжный бой с одной обоймой. Конечно же, он не только не спас своего сородича, но и сам чудом скрылся в лесу, оставляя след крови, по которому пустили собак.

Ему встретился ручей, и когда он выбирался на другой берег, преследователи расстреляли его почти в упор. Не желая лезть в ледяную воду, они вернулись на базу, а он, когда пришёл в себя, продолжал двигаться, уже с трудом понимая, где находится и зачем вообще идёт… вернее, ползёт.

Сейчас он лежал, скорчившись внутри дерева, и его бил озноб от холода и от лихорадки.

Полыхнула молния, врезавшись в землю совсем рядом, в нескольких шагах, и ствол рассыпался в труху, которую тут же смыл ливень.

Над человеком склонилась тонкая чёрная фигура с янтарно пылающими глазами, длинные волосы шевелились, придавая существу сходство с мифическим чудовищем.

Ярок протянул к его груди руку, закованную в чёрную броню, и выпустил на свободу его душу, и душе на мгновение показалось, будто сквозь панцирь Ворона просвечивает кольчуга из иссиня-чёрного жемчуга.

* * *

Двигаться к городам придётся осторожно, обходя посёлки и базы, не поддаваясь искушению снова скрестить оружие – теперь они должны были все силы бросить на достижение главной цели – прикосновения к живому врагу.

Если вчерашний день был посвящён приготовлениям к Танцу, то сегодняшний стал его началом. Первыми стали танцевать дагвы Сияющих гор, потом, с движением Солнца, к ним присоединятся лингвы.

Сэйджи звали Ярока, удивляясь, почему он не с ними. И слышали в ответ просьбу танцевать, несмотря ни на что, и обещание прийти, но слишком тихим было это обещание.

Они танцевали и продолжали ждать, разжигая веселье мёдом. Но далеко не таким безоблачным было это веселье, как в первый раз.

Мысли и чувства сэйджи – это ветер, но его останавливают доспехи Ворона. Под ними Ярок скрывался от зова Лакины, не решаясь огорчать всех, кто надеялся на него, не решаясь признаться, что он не в силах нести свою ношу.

«Почему ты не идёшь?» – Тати появился перед ним в тесном ущелье, где прыгал низкой водопадов горный ручей, и эхо благоухало в воздухе свежим ароматом.

Ярок сидел на камне над пенящейся водой, свернувшись в комок и укутавшись волосами, как плащом.

Тати едва не начал привычно пророчествовать об очищении земли, но вовремя осёкся: не эти слова нужны были его брату.

«Я, кажется, разучился танцевать».

«Но мы это делаем для того, чтобы не стало смерти!»

И они услышали гневный голос Цолы:

«Ярок! Разве день и ночь не сменяют друг друга, и разве всё, что под небом, не приветствует каждый новый час? Вплети своё знание ночи в Танец Грёз – для этого ты стал тем, кто ты есть. И помни, что танцуешь ты для того, чтобы продлить день!»

…О начале Танца узнал Бойце, отдыхая в Памяти после трудного перехода.

И лился мёд рекой весь этот день и следующий.

Ярок вначале танцевал в одиночестве, пробуя, как велел Цола, вплетать в праздник своё знание обеих сторон жизни. Но на второй день за ним пришёл Лирион со своими родичами, и они утащили его в средоточие самого шумного веселья, невзирая на протесты.

И он, научившись освобождать от жизни, теперь заново учился жить.

Для воронов Танец был битвой, а их битва стала частью Танца Грез. Тати по своему обыкновению щадил своих товарищей. Природой их поединков было не соперничество, а взаимодействие, общение, обмен индивидуальностями.

Но вот воина из рода тисов ему не пришлось «жалеть». Только когда солнце скрылось за деревьями, Тати удалось коснуться ладонью груди тиса.

Обдав друг друга целым водопадом заверений во взаимном восхищении, они отправились отдыхать под медовое дерево.

Пока что сэйджи могли себе позволять краткий отдых ночью, при условии, что кто-то будет продолжать танец до рассвета. Но в ночь четвёртых суток и утром пятого дня танцевать должны будут все без исключения.

Ночи вновь стали быстротечны, сэйджи не успевали остыть и утратить подвижность. Ткань мира плавилась…

* * *

На рассвете третьего дня Солнечного Танца диверсанты добрались до цитадели скваттеров. Осуществить задуманное они должны были ночью. Правда, у Онгеки было ещё и другое задание.

Он отправился в город, а Бойце устроился в ветвях дерева. Конечно, деревья здесь, в тёмном сердце страны мёртвых, были не те, что в Великом Лесу, но всё же воину Радуги удалось выбрать укрытие, не видное с земли. Зловещий рокот города, его энергетические испарения мешали дышать и не давали выйти в Память сквозь мрачную мглу, в которой перемешались горькие выхлопы машин и горькие мысли людей.

Танчо вначале пришлось в рабочем посёлке утащить тёплую куртку, так как в своей рубашке он, среди мёрзнущих сородичей, выглядел бы слишком заметно. Одежда нуждалась в серьёзной стирке: человек, носивший её, питался одними суррогатами и любил выпить.

Онгеки вернулся с хорошими новостями.

– Все оповещены, и все согласились с нашим замыслом. А сейчас с северного космодрома, – он махнул рукой, указывая направление, – стартует транспортный корабль, на котором отправится один из наших «садовников» – он передаст информацию на Теллури.

Чтобы не привлекать внимания в городе, Бойце спрятал свои косы под капюшон и поплотнее застегнул одежду. Теперь ему труднее будет брать силу от земли и неба, но приходилось мириться с этим. Кажется, сто лет прошло с тех пор, как он в последний раз ходил по улицам города. Если раньше, даже на базах, он просто вступал в бой с пространством-врагом, срубался с ним в короткой схватке и уходил, то сейчас его оплели цепкие щупальца – он подошёл к чудовищу слишком близко.

Сколькими же иглами щетинилась сердца проходящих мимо людей!

Онгеки, тоже нахлобучив капюшон, втянул голову в плечи и ссутулился, скрывая от землян слишком длинную шею. Руки он спрятал в карманы.

Хоть несколько теллурийцев и находились на службе у земной разведки, обывателям знать об этом было ни к чему. Эти шпионы старательнее всего маскировались на территории собственных нанимателей. Чужие везде, чужие среди чужих.

Когда Бойце и Онгеки добрались до административного центра, прохожих стало гораздо меньше. Время было позднее. Наемники, закончив трудовой день, разбрелись по кабакам.

«Губернатор любит работать допоздна, – сообщил Онгеки. – Охрана греется в караулке и смотрит в мониторы. Мы пройдём там, где нет видеокамер. Если нам повезёт и никто не появится во дворе, мы поднимемся по стене к окну».

Быстро и бесшумно, как ночные птицы, они взлетели на крышу строения и, пригнувшись, заскользили к стене.

Внизу показался караульный. Закурил. Две тени прокрались у него над головой.

До светящегося окна на четвертом этаже им предстояло преодолеть ещё два этажа, цепляясь за малейшие выступы стены, за карнизы и водосточные трубы, едва не врастая в бетон… В Лесу взобраться по вертикали помогали бы каждый камень и каждая ветка – а здесь ребристая бетонная громадина так и норовила сбросить вниз.

Вот, наконец, окно. Бойце повис на карнизе, вжавшись в стену, Онгеки поднялся чуть выше, заглянул в кабинет.

Земной губернатор Лакины, человек, начинающий полнеть и лысеть, сидел спиной к окну и даже не думал работать допоздна: он лениво играл в нехитрую компьютерную игру.

Онгеки извлёк из-под плаща пузырёк и брызнул содержимым на стекло, в котором в считанные секунды образовалась дыра, достаточная, чтобы просунуть руку. «Садовник» бесшумно отодвинул задвижку окна. Как раз в этот момент губернатор встал из-за стола и направился к секретеру. Онгеки метнул трёхлучевую звёздочку – она пролетела мимо затылка хозяина кабинета и вонзилась в стену над входом в кабинет, перерубив электрический провод; землянин протянул руку к стоящей на полке бутылке коньяка – и погас свет.

Губернатор выругался. Повеяло холодом от окна, он обернулся и выронил бутылку.

На фоне ночного неба вырисовывался силуэт человека с волосами едва ли не до пола; глаза пришельца фосфоресцировали.

Губернатор собрался закричать, но не смог произвести ни звука. Заглушая его собственные мятущиеся мысли, в голове зазвучали странные слова:

«Страха нет, есть дорога, что белой россыпью звезд сияет в ночной темноте. Пришёл не с войной я, но с ветвью мира – мира, которому вы объявили войну. Тебе пришёл глаза открыть я на вещи незримые, на вечный дух, что вовне и внутри. Я вестник Леса, который сжигаете, жизни древней, к которой лишь страх и презрение привыкли испытывать железные всадники».

Губернатору не пришло в голову убежать или напасть на пришельца – всё его внимание поглотили странно выстраивающиеся слова и светящиеся, мистические глаза. Бойце воздействовал не только и не столько на логику смыслом произносимого – он мысленно проник в хитросплетения памяти, убеждений, чувств собеседника, пытаясь найти в них единственную нить, за которую потянешь – и развяжется узел. А ещё надо было подобрать индивидуальный ключ и выстроить речь своеобразным звуковым кодом, составной частью гипноза.

– Я не пойду в Лес, – сказал губернатор, будто во сне. – Для таких, как я, страшнее всего – бросить привычное. Мне жаль вас, но я не могу остановить наступление! Земля – это поезд, катящийся под откос. Если я не буду помогать подталкивать этот поезд, меня уничтожат, и здесь будет другой. Такой же, как я. Единственное, что я могу сказать, – час назад генерал отдал приказ всем боеспособным частям немедленно выступать на поиски вашей армии. Так что… прячьтесь или принимайте бой, как угодно. Желаю, чтобы вы подольше не давали нам… мне… уничтожить вас.

Бойце понял, что сейчас ничего больше не сможет добиться от этого человека. Вернее, он мог бы попробовать сильнее воздействовать на его мозг, но это могло привести к необратимым последствиям. Бойце помнил уроки Цолы: нельзя сразу срывать повязку с глаз человека, всю жизнь проведшего в темноте…

«Уходим», – сообщил он Онгеки.

Напарники покинули цитадель врага незамеченными. Оказавшись в относительно безопасном месте, Бойце поторопился узнать, как дела у Танчо. Смутная тревога не давала ему покоя и, как оказалось, не напрасно…

* * *

Враг Танчо был ему хорошо знаком по конференции. Теллурийский наместник совмещал гражданский пост и должность офицера штаба. Вообще, Танчо повезло, что этот человек оказался в городе: обычно он предпочитал жить в санатории, на чистом воздухе, и оттуда управлять армиями военных и добытчиков. Но три дня назад наместник принял неожиданное решение вернуться в город. Некоторую роль в этом сыграли жуткие сны, в которых ему виделось огромное крылатое существо с длинным клювом. Чёрный силуэт на фоне чёрного ночного неба, хохочущий так зловеще, что наместник просыпался среди ночи.

Танчо надеялся, что оружие пускать в ход не придётся. Он проверял дорогу методом, схожим с используемым «садовниками», но сохранял намного более прочную связь с телом. Так он выяснил расположение помещений и коммуникаций, а также тщательно изучил охранную систему. По вентиляционному ходу Танчо подобрался к наместнику как можно ближе, и теперь их разделяла всего одна стена.

Для начала мечник вслушался в мысли «объекта» и ему потребовалось все его самообладание, чтобы сдержать свои эмоции. Тридцать шесть часов назад наместник отдал приказ готовиться к ракетному удару по крупнейшим скоплениям сэйджи. Перед этим со спутников были получены данные, что сэйджи проявляют странную активность по всей планете, даже ночью. Аналитики напоминали, что подобная активность уже наблюдалась четыре месяца назад, когда на Лакине разразился странный катаклизм, в результате которого вышла из строя значительная часть техники и аппаратуры. В донесении излагалась рабочая гипотеза о связи между этими двумя явлениями. И наместник решил не рисковать. Лучше уж раз и навсегда устранить проблему с «ходячими растениями».

Удар по скоплениям сэйджи будет нанесён через двадцать девять часов! Первым побуждением Танчо было разнести по камешкам весь замок. Но они заставил себя действовать разумно. Пошло в ход тайное оружие мечников. Мысли, которые придут в голову наместнику, он посчитает своими.

«А стоит ли тратить ракеты? – задумался глава теллурийцев. – Аналитики с ума посходили: ну как свечение растений связано со сбоями техники? Совпадение, не более. Может, у растений период цветения, а начальник аналитического отдела просто креативит в надежде получить премию! К тому же проклятые земляне, зафиксировав старт боевых кораблей с Нерты, могут принять ответные меры против нас.

Наместник уже почти решил отменить вылет кораблей – но тут в его мозг прокралась ещё одна мысль, к несчастью, его собственная. Приближается конец года и срок подачи отчёта правительству, а колония до сих пор не освоила выделенных ей денег. Что же, под это соображение придётся сделать вид, что сумасшедшие аналитики правы, и освоить пресловутые средства расходом боеприпасов.

Танчо прижался лбом к холодному полу шахты, до боли стиснув кулаки. Сэйджи попали в беду! Сколько жизней может прожить человек, беспрерывно глядя в бездну? Ночь печали ползла из тёмного зева шахты… Со злом можно бороться только злом… Нельзя дать ему снова перемолоть себя железными челюстями…

Танчо попытался представить это будущее, невероятное и нелепое – ракеты, падающие на живую россыпь огненных цветов, в нежную паутину сна… А когда всё кончится, и Солнце больше не взойдёт, и умершим некуда будет уходить по дороге из сломанных стрел… лучше бы кольцо времени замкнулось так, что воинов с белым оружием и не было никогда, потому что только ценой несуществования и можно обрести покой.

Танчо поглядел на своё кольцо – в полной темноте его глаза различали рубиновое мерцание, исходящее от заключённых под камень сил уничтожения. Орудие, придуманное игвами. Нет выхода из замкнутого круга, только так и можно сражаться…

В следующее мгновение стена, отделявшая Танчо от наместника, разорвалась изнутри, и мечник предстал перед своим ошеломленным врагом. Не теряя ни секунды, Танчо схватил его мёртвой хваткой и приказал: «Отмени ракетный удар по сэйджи». Возможно, одному физическому воздействию наместник ещё смог бы противостоять какое-то время, но мечник самым жёстким способом вторгся в его мозг. «Дай приказ перенацелить ракеты на военную базу землян в Энгади». В запертую дверь уже ломилась охрана. «Удар должен быть нанесён ровно через час. Приказ отмене не подлежит». Внезапно по телу наместника пробежала судорога. Он замер, хватая воздух открытым ртом, и… уронил голову. Оба его сердца не выдержали.

Вбежала охрана – и превратилась в пепел вместе с половиной кабинета от залпа из кольца. Следующим номером в кабинет влетела светошумовая граната. Танчо зажмурил глаза, вызвав в памяти расположение предметов в комнате, мгновенно очутился возле дыры в стене и нырнул в вертикальный спуск шахты. Пролетел десяток метров, замедлил падение, упершись в стенки спиной и ногами, снова позволил себе падать… В несколько таких приёмов он спустился на первый этаж, к выходу из коммуникации.

Танчо выскользнул наружу. Раскинутая мысленная сеть уловила в коридоре трёх охранников. Танчо понадобилось четыре удара на всех. У одного из противников он позаимствовал камуфляжную куртку.

На выходе из переулка ему встретился прохожий, который моментально отвёл глаза и ускорил шаг. Танчо направился вверх по ярко освещённой улице. На протяжении целого квартала он будет как на ладони, но дальше есть поворот, который уведёт в целую паутину улочек и дворов. Когда до угла оставалось всего несколько шагов, на улице появились его преследователи. У них были плазменные ружья, и они моментально определились с целью. Танчо метнулся к повороту, и стоило ему оказаться за углом, как воздух за его спиной загорелся.

Улочки взбирались на холм. Танчо птицей перелетал через подпорные стенки и ограды. Добравшись почти до вершины холма, он окинул взглядом пройденный путь и различил в темноте гвардейцев, разбегающихся во все стороны в поисках беглеца. По сравнению с мечником эти бряцающие амуницией живые танки передвигались удивительно неуклюже, несмотря на то, что гравитация на Лакине была в несколько раз меньше, чем на Теллури…

Какие безумные надежды лелеял Цола? Утилити нужен был воин, который сможет в загубленных мирах сражаться за Истинный мир… пока тьма не победит окончательно, поглотив Омейокан и Ирий, Шангри-Ла и Нооастлан. И, похоже, что до конца Белой битвы осталось не больше часа в человеческом измерении времени.

Разве не нелепо – мерять гибель Вселенной человеческими понятиями времени?.. Этим бездушным хронометром, коварной иллюзией, притворяющейся единственной реальностью?

Внезапно Танчо прекратил бегство и развернулся в сторону врагов. В руке его блеснуд веер, оперённый отточенными лезвиями. Врезавшись в неровный строй гвардейцев, Танчо обеспечил себе защиту из живых щитов, а веер превратился из полумесяца в блестящий шлейф.

Блестящий шлейф носился призраком, из серебряного луча вдруг концентрируясь в жало, бьющее неуловимо быстро, и снова расплываясь в вихрь. И жутким обрамлением этому вихрю служили брызги крови.

Грохот пальбы заглушал тихую музыку веера: металлический перезвон лезвий, когда они схлопывались для нанесения колющего удара или разворачивались для полосующего, шелест шёлка, когда ткань натягивалась или вибрировала от встречных потоков воздуха. Танчо слышал эту музыку: она передавалась по костям руки.

Танчо видел, что в пляске огня, стали и крови разбрызгивается и его кровь, смешиваясь с земной и исчезая в ней, будучи неотличимой по цвету.

Но ни единого пятнышка не осталось на веере. По краям шёлк был порван пулями – но кровь не впитывалась в него и не задерживалась на лезвиях. Именно с веером сравнивал отец Танчо душу воина. Какие бы битвы ни кипели вокруг, она остаётся чистой.

Так говорили Кодексы мечников, когда и сам мир был чист.

А разорванный шёлк можно заменить.

Танчо не собирался выходить из этой битвы. Но что-то пошло не так, он это почувствовал, когда его противники начали отступать под чьим-то ещё натиском. Кто-то сражался с ним – с его планами и за него, кто-то в этой темноте пробирался к нему по упавшим телам, стараясь докричаться до него сквозь глухоту свернувшейся густой крови. Но Танчо уже не мог остановиться. Ярость, копившаяся в его душе так долго, прорвала его душу и ослепила его. Он остановился только осознав, что кругом – пустота…

«Может, хватит?» – спросил Бойце.

Голос его был холоден и спокоен.

Танчо будто с ног до головы обожгло ледяной водой.

«Вы откуда?»

Онгеки усмехнулся. Но Бойце поглядел на друга без улыбки.

«Сейчас по всему городу объявлен перехват. Если сможем добраться до северной окраины, перевалим через гору – там уже есть, где спрятаться», – сообщил Онгеки.

Три тени мчались, как облака перед бурей, только ветер шумел в ветвях. Внезапно они вылетели на вершину. Каменная шапка горы напоминала остатки древних укреплений, но это был обман – никто, кроме урагана, никогда не штурмовал эту твердыню.

«Всё!»

«Что делать будем?»

Внезапно в небе возникло тёмное пятно, заслонив звезды.

Бесшумное, как летучая мышь, и столь же стремительное.

Зокти всё же успел.

Танчо никак не мог поверить, что «четвёртый чёрт» явился им на выручку, чтобы укрыть в пещере, как раз когда он был так нужен.

Как же ему удалось отыскать их?

Зоэ обернулся к нему, улыбаясь.

– Земля донесла до меня твой зов. Я тебя издалека увидел. Столько звёзд сверкало в небе, и только одна – на земле. Ты, Таська, когда сердишься, от тебя во все стороны искры брызжут.

Они летели домой, в Скрытый город. Бойце всё ещё молчал, и это было для Танчо горше всего.

«Лучше прокляните меня, – не выдержал он. – Я виноват. Сколько времени осталось? Я позволил ему умереть раньше, чем он отдал приказ. Ничего уже не изменить».

«Ты слишком большого мнения о себе. Уж не думаешь ли ты, что мир умрёт, если ты так захотел?», – прервал молчание Бойце.

Эти презрительные слова прозвучали для Танчо, как волшебная музыка. Он почувствовал, что жизнь возвращается к нему.

«Не мы убъём этот мир», – сказал Бойце. – «Не в этом смысл нашей жизни. Я думал, ты знаешь. Разве Цола не говорил тебе?»

Танчо представил, как будет глядеть в глаза Цоле и поёжился. Он ведь не забыл слова утилити: «Каждый, кто направляет острие своей жизни против течения, должен помнить о последствиях. Ибо ничто не проходит бесследно».

«Конечно, ты помнишь, – согласился Бойце.– Для непомнящих действие безнаказанно, поскольку они не ведают, что творят. Но тот, кто помнит, – ответит. И свою ответственность он должен подтвердить залогом всех своих грядущих существований».

«Выходит, что каждый из Помнящих, кто идёт на поступок, противоречащий естественному ходу событий, закладывает своё будущее? – задумался Танчо, впервые взвешивая события на этих весах. – Значит, Цола поручился за меня?»

Несмотря ни на что, это было лестно для мечника.

«А я всегда считал, что Цола попал на Нерту случайно и только по воле случая столкнулся там с Зокти, а потом со мною».

«Как это с утилити может что-то произойти случайно?»

«И то правда! Я не подумал… Слушай, выходит, что и Ворон Тати поручился за меня, прежде чем драться со мною?»

«Обязательно! А как же иначе!»

– Ну, в такой компании и в аду гореть будет не скучно!– весело присвистнул Танчо.

– Не шути так,– прервал его Бойце. – Страшна не та вина, за которую заплатишь, а та, за которую не сможешь заплатить.

Тень Кондорканки пронеслась над ними огромным распятием, и Бойце вздрогнул, отворачивая лицо. Танчо приложил руку к его груди движением сэйджи и сказал тихо:

– После виной посчитаемся. Сейчас ты устал.

«Устал, – согласился Бойце.– Помнишь, мы с тобой видели в пещере Ворона, который уснул, прислонившись к камню, и сам стал камнем? Тогда я думал – как это жутко, вечно стоять там в темноте… но сейчас я его понимаю».

«Ты отдохнёшь – когда увидишь солнце по ту сторону Сияющих гор», – утешил его Танчо.