) По вопросу о роли так называемых великих и высокопоставленных людей в истории см. ст. Кирсанова в «Научном Обозрении» за 1898 год. (В «Крит.» нашего крит. сказано: см. нашу статью в сборнике «За двадцать лет»).
ния представляют лишь нереальную видимость, под которой скрываются физические явления (стр. 190). Такие сугубые абсурды не заслуживают опровержения. Вот почему мы оставим без ответа упрек, который он делает лично нам за то, что мы в своих «Beiträge zur Geschichte des Materialismus» высказали «потребность вернуться к Гольбаху и к Гельвецию» (стр. 19—20). К Гольбаху и Гельвецию мы вернулись в том смысле, что сочли нужным сравнить материализм Маркса с французским материализмом XVIII века и обнаружить родственные черты и генетическую связь этих двух фазисов истории материалистического миросозерцания. Если бы г. Кроче не был ослеплен обычными филистерскими предрассудками против материализма, и если бы он понял взгляды Маркса, то ему показалось бы странным не то, что у нас явилась потребность подобного сравнения, а то, что такая потребность не высказывалась в философской литературе гораздо раньше.
Г. Кроче говорит о себе, что он в этических вопросах не «высвободился из-под власти кантовской критики» (стр. 175). Мы прибавим, что «кантовская критика» наложила глубокую, неизгладимую печать на все его миросозерцание. В этом и заключается тайна его собственных «критических» упражнений. Он чувствует, что кантианство не совместимо с историческими и социально-политическими взглядами Маркса, насквозь проникнутыми духом материализма. Но вместо того, чтобы решительно отказаться от кантианства или окончательно отвернуться от марксизма, он пытается сесть между двух стульев, стараясь видоизменить марксизм так, чтобы он перестал, наконец, противоречить тому, чему он не может не противоречить. И этот усердный, но совершенно непроизводительный труд украшается у него,— как и у многих других,— этикеткой критики. Едва ли когда-нибудь в истории человеческой мысли название меньше соответствовало тому предмету, который оно должно обозначать.
Итак, книга г. Кроче представляет собою плохой подарок русскому читателю. Тем более плохой, что г. П. Шутяков перевел ее плохо. Кот, например, на стр. 132 его перевода мы читаем, что историческая теория Маркса есть не более, как канон, руководство исторической интерпретации, и что «это руководство советует сосредоточивать внимание на экономической сущности общества для того, чтобы лучше понимать его конфигурацию и изменения». Что это за экономическая сущность общества? Обращаемся к подлиннику и там, вместо этой «сущности», находим (стр. 115): Sostrato economico della società, т. е. экономический субстрат общества. Это тоже не точно
передает взгляд Маркса, но это все же имеет хоть какой-нибудь смысл, а «экономическая сущность» — просто пустяки. На стр. 61, в примечании, сказано: В целом преследуемая Марксом форма ценности есть «уравнение между двумя конкретными ценностями». Что значит «преследовать» форму ценности? И что означает «уравнение» между ценностями? В итальянском подлиннике (стр. 53) стоит «La concezione del valore nel Capital del Marx... e insomma il paragone fra due valori concreti, т. е., словом, понятие ценности в «Капитале» Маркса есть сравнение между двумя конкретными ценностями». Теоретически это, как мы уже знаем, совсем не верно, но тут нет ни «преследования», ни «уравнения», которые возводят в квадрат ошибочность, мысли г. Кроче. И таких грубых промахов у г. П. Шутякова не мало.
Bibliothèque Socialiste № 1. Manuel du coopérateur socialiste, par M a u r i c e L a u z e l. Paris 1900. № 2—4. Le Collectivisme et l'évolution industrielle, par E m i l e V a n d e r v e l d e, Paris 1900. № 5. Proudhon, par Hubert
В о u r g i n. Paris 1900.
«Новое общество книжной торговли и издательства» (Société Nouvelle de librairie et d'édition) издает «Социалистическую Библиотеку», вышедшие «номера» которой лежат перед нами. Литературные достоинства этих номеров далеко не одинаковы. Брошюра Мориса Лозэля: «Руководство для кооператора социалиста», представляет собою посредственное произведение; большая брошюра (скорее — книга) Вандервельда «Коллективизм и промышленное развитие» очень хороша; а брошюра Г. Буржэна «Прудон» положительно слаба. Она интересна разве только как «знамение времени». Буржэн старается реабилитировать Прудона, видя в его учениях полезный противовес известным «догмам» (т. е. положениям современного социализма), неудобным и неприятным для сторонников министра Мильерана и его адвоката Жореса. Реакция, резко обнаружившаяся в области практической деятельности, не могла не вызвать реакции и в области теоретической мысли. Неудачная брошюрка Буржэна не первое и не последнее произведение, написанное в этом будто бы критическом духе. «Ортодоксальным» марксистам, может быть, не совсем приятно (потому что скучно), но во всяком случае необходимо знакомиться с подобными «трудами», чтобы изучить на них слабые стороны позиции своих противников.
Эти слабые стороны заметны также и в брошюре Лозэля. Лозэль горячий сторонник потребительных товариществ. Он настойчиво рекомендует их устройство и старается всесторонне выяснить их значение французским социалистам. Это было бы, разумеется, очень недурно, если бы Лозэль не впадал при этом в промахи, способные внести немалую путаницу в головы рабочих. Вот, например, он доказывает, что уже в настоящее время нужно добиваться непосредсвен-ных улучшений в быте рабочего класса. Это безусловно верно. Доказывает он также, что потребительные товарищества являются надежным средством такого улучшения. Это верно по крайней мере до известной степени и в применении к некоторым слоям рабочих. Но,
высказав эти, более или менее верные, мысли, Лозэль совершенно неожиданно вспоминает великое изречение Маркса: «освобождение рабочих должно быть делом самих рабочих» и, опираясь на это действительно великое изречение, утверждает, что потребительные товарищества лучше всего «.решают вопрос о реформах», так как они представляют собою реформу, осуществляемую собственными силами народа в отличие от реформ, «уступаемых» буржуазией (стр. 38—39). Это что-то очень неясно и, — воля ваша, читатель! — напоминает то учение, по которому рабочие должны улучшить свой быт путем собственных усилий, не требуя вмешательства государства в отношения труда к капиталу. Но это учение насквозь пропитано буржуазным духом, и было бы очень жаль, если бы французские социалистические кооператоры сделались его последователями. Кооперативное движение, несомненно, может оказать французским социалистам часть тех огромных услуг, которое оно оказало бельгийским. Но само собою понятно, что эта часть будет тем больше, чем менее будут кооператоры поддаваться влиянию буржуазных доктрин.
О пользе кооперации громче всех кричат во Франции сторонники Мильерана-Жореса. Мы потому говорим: кричат, что и в этом отношении делают более «гэдисты». На первом «национальном и интернациональном конгрессе социалистической кооперации», происходившем в Париже 7, 8, 9 и 10 июля прошлого года, гэдист Дэлори представлял кооперативное товарищество «L'union de Lille», имеющее 5100 членов, между тем как Жорес фигурировал в качестве представителя от парижской «Cooperation Socialiste», число членов которой доходило лишь... до 38. Но апостол «новой методы» не перестает расточать похвалы кооператорам,— руководствуясь при этом совершенно определенным и вполне понятным политическим расчетом,— и эти непрестанные похвалы дают многим повод думать, что успех кооперативного движения во Франции зависит от торжества Жореса и других «независимых» социалистов. Но «независимые» французские социалисты в большинстве случаев совершенно независимы от определенных социалистических взглядов, и потому их влияние на кооператоров вряд ли способно предохранить этих последних от увлечения буржуазными доктринами вроде той, которую напоминают рассуждения Лозэля о реформах. Сознательные французские социалисты должны очень строго относиться к таким рассуждениям.
Брошюра Вандервельда, как мы уже сказали, очень хороша. Она заключает в себе много интересных данных о ходе промышленного развития в цивилизованных странах. Местами автор победоносно
отвечает в ней на возражения, делаемые против «марксовой догмы» критиками вроде г. Бернштейна. Но... нам кажется, что Вандервельд все-таки не вполне критически отнесся к критикам. Так, например, на странице 29-й своей брошюры он допускает, что в «Манифесте Коммунистической Партии» есть «следы» «катастрофических утопий (des utopies catastrophiques) и «переживания» (des survivances) той теории, по которой революции приходят «яко тать в нощи». По нашему мнению, Вандервельд не имел никакого решительно основания для того, чтобы допускать это. Если бы он с надлежащей критикой отнесся к нападкам критиков à la Бернштейн и Струве на учение Маркса о социальной революции, то он ясно увидел бы, как несостоятельны, легкомысленны и отчасти прямо смешны эти нападки.
Но вопрос об отношении революции к эволюции есть большой вопрос. «Заря» должна посвятить ему особую статью.
Не совсем согласны мы и с тем, что говорится у Вандервельда о собственности в социалистическом обществе. Но и этого вопроса нельзя решать в небольшой рецензии. В общем брошюра Вандервельда — хорошее приобретение для социалистов.
О книге С. Франка.
С. Ф р а н к. Теория ценности Маркса и ее значение. Критический этюд. С.-Петербург 1900.
Г. С. Франк так определяет цель своего «этюда»: «Мы старались в нем показать, в каком отношении теория ценности Маркса должна быть признана неправильной и при каком значении она сохраняет научную ценность. Мы старались далее показать, что это последнее, единственно, истинное значение трудовой теории ценности может быть обнаружено путем органического ее содействия с другой теорией ценности, так называемой теорией субъективной ценности или предельной полезности и что такое соединение двух по-видимому противоречащих друг другу теорий служит на пользу их обеих и открывает некоторые новые плодотворные точки зрения в теории ценности и распределения». (Предисловие, стр. V.)
Другими словами: г. Франк задался целью показать, что Маркс еще бы более навострился, когда бы у Бем-Баверка немного поучился! Это, без сомнения, очень интересная тема. Весь вопрос в том, достиг ли наш автор своей цели. На этот вопрос мы должны ответить решительным отрицанием: нет, цель г. Франка осталась недостигнутой.
Чтобы критиковать Маркса,— как и всякого другого писателя,— необходимо дать себе труд понять его. Весьма трудолюбивый г. Франк не дал себе этого необходимого труда. Неудивительно поэтому, что из его попытки не вышло ничего, кроме огромной путаницы понятий.
Основное положение предпринятой г. Франком критики марксовой теории ценности состоит в том, что третий том «Капитала» противоречит первому, так как в третьем томе Маркс не разрешил того затруднения, которое он обещал разрешить, и в сущности отказался от трудовой теории меновой ценности (стр. 263 и 271). Это положение тесно переплетается со всеми рассуждениями г. Франка об экономической системе Маркса, и надо признать, что оно придало бы им значительный вес, если бы оно было справедливо. Но, к сожалению, оно совершенно ошибочно.
Доводы, приводимые г. Франком в защиту этого положения, сводятся к следующему:
Задача трудовой теории меновой ценности заключается и определении того общего свойства всех товаров, которое имеется и одинаковом количестве в обменивающихся друг на друга единицах их; поэтому тот факт, что при обмене по «средним» или «нормальным» ценам обмениваются друг на друга товары, заключающие в себе разное количество рабочего времени, служит сам по себе опровержением трудовой теории меновой ценности, и никакое объяснение этого явления не может изменить его. Вот почему большинство приверженцев названной теории ожидало, что в третьем томе своего главного труда Маркс докажет, что в действительности средние цены совсем не отклоняются от трудовой ценности товаров. «Ожидали, говорит г. Франк,— что он покажет мнимость этого отклонен им, столь очевидного с первого взгляда, и таким образом некоторым таинственным кунстштюком разрешит знаменитую «сфинксову» загадку. Но третий том «Капитала» обманул эти ожидания. «Как бы кто ни смотрел на то разрешение задачи, которое предложил Маркс,— продолжает г. Франк,— одно несомненно: оно... прямо признавало, что обмен товаров «по средним ценам» не совпадает с обменом пропорционально сравнительной затрате труда на производство товаров. Такой ответ был, разумеется, необходим; нельзя было думать, что Маркс будет отвергать это несовпадение, составляющее одно из наименее оспариваемых положений экономической науки. С другой стороны, однако, ответ этот... уничтожал всякое значение трудовой теории меновой ценности, и Зомбарт прав, говоря, что решение Маркса встретило одно «всеобщее покачивание головой,— «ein allgemeines Kopf schütteln»,— у многих может быть непроизвольное» (стр. 63—64).
Итак, «ожидали», что Маркс покажет «мнимость» отклонения средних цен от трудовой ценности. Это, пожалуй, и верно. Г. Франк справедливо говорит, что именно на этом ожидании основывались работы Конрада Шмидта и Штиблинга на Западе и профессора А. И. Скворцова — у нас (стр. 62). Но это обстоятельство еще нимало не доказывает того, что указанное «ожидание» соответствовало мысли Маркса. В действительности оно решительно и явно противоречило ей. Вот, например, потрудитесь прочитать эти строки: «Если бы беспристрастное мышление было в интересах капиталистов, он должен был бы поставить себе задачу происхождения капитала следующим образом: каким образом может образоваться капитал в том случае, когда цены регулируются средней ценою, т. е. в последней инстанции стоимостью (ценностью) товара. Я говорю
в «последней инстанции», потому что средние цены не совпадают прямо с величинами стоимости (ценности) товаров, как это думают А. Смит, Рикардо и другие» 1).
Простой и ясный смысл этих слов вряд ли нуждается в комментариях: Маркс отрицает прямое (в немецком подлиннике: direkt) совпадение средних цен товаров с их ценностями. Люди, думавшие, что Маркс признает его и даже собирается «доказать» его в третьем томе, просто-напросто плохо поняли Маркса. Г. Франку следовало показать неосновательность их ожиданий. Он поступил не так. Из того, что третий том «Капитала» не оправдал ожиданий некоторых читателей его первого тома, он заключил, что третий том противоречит первому, что в третьем томе Маркс «отказался» от своей собственной теории ценности. Странная логика у г. Франка!
Правда, в цитированных нами строках говорится, что в последней инстанции цены все-таки регулируются трудовой ценностью товаров. До выхода третьего тома могло оставаться не совсем ясным, что именно разумеет Маркс под этим регулированием в последней инстанции. Но на этот счет можно было строить те или другие догадки. Но что это регулирование совсем не означало того прямого совпадения, о котором говорит г. Франк и о котором действительно думали некоторые читатели «Капитала» (гг. К. Шмидт и А. И. Скворцов в том числе), это совершенно очевидно и не нуждается ни в каких доказательствах.
Впрочем, каши маслом не портят. В наше «критическое» время не мешает доказывать даже совершенно очевидные истины. Приведем и мы некоторые лишние доводы в пользу защищаемой нами мысли.
Во втором томе «Капитала» Маркс, разбирая указанные Рикардо признаки различия между основным капиталом, с одной стороны, и оборотным, с другой, между прочим замечает:
«При распределении общественной прибавочной стоимости (ценности) между капиталами, помещенными в различных предприятиях, различие сроков, на которые затрачивается капитал (следовательно, продолжительность существования основного капитала, например) и различный органический состав капитала (следовательно, также различное обращение постоянного и переменного капитала) оказывают
1) «Капитал», С.-Петербург 1872, стр. 109. примечание. В цитируемом нами издании слово «Wert» переведено словом стоимость. Теперь для обозначения того понятия у нас употребляется слово: ценность. Мы считаем старый термин более удачным, но, во избежание терминологической путаницы, мы тоже отказываемся от него.
соразмерное (имеют одинаковое) влияние при приведении прибыли к общей норме и при превращении стоимости (ценности) в цену производства» 1).
Из этих слов с полной ясностью следовало:
-
Что ценность товаров превращается в цену производства.
-
Что цена производства данного товара не равна или, по крайней мере, не всегда равна его ценности; если бы была равна, то время обращения и органический состав капитала не имели бы влияния.
-
Что общественная прибавочная ценность распределяется между отдельными предприятиями сообразно закону (пока еще нам неизвестному) превращения ценности в цену производства.
Эти три вывода, с одной стороны, поясняют смысл замечания, заимствованного нами из первого тома, а с другой — представляют резюме (правда, очень короткое и не совсем полное) того самого решения «сфинксовой загадки», которое заключается в третьем томе и которое, по мнению г. Франка, решительно противоречит теории ценности, изложенной в первом.
Но это не все. В том же втором томе «Капитала» Маркс говорит, что при всеобщем повышении заработной платы «цена товаров возвышается в тех отраслях промышленности, в которых главное значение имеет переменный капитал, и падает в тех отраслях, где главную роль играет капитал постоянный» 2).
Маркс не мог бы держаться такого взгляда, если бы полагал, что «средняя цена» товара равняется его ценности. С этим согласится всякий, кто знаком хотя бы только с азбукой занимающей нас теории. А при внимательном отношении к вопросу всякий понимающий дело человек согласится также и с тем, что и этот взгляд Маркса был довольно ясным указанием насчет того, в каком смысле решал Маркс свою «загадку»: зная этот взгляд, мы имели бы полное право удивиться, если бы третий том дал нам не то ее решение, какое мы находим в нем теперь. Тогда мы действительно могли бы заговорить о «противоречии» между различными томами «Капитала». А теперь у нас нет даже и тени подобного права.
То правда, что многие «приверженцы теории ценности Маркса» не замечали указываемых нами мест второго тома и продолжали понимать эту теорию совершенно так, как доныне понимает ее г. Франк, т. е. в смысле совпадения «средних цен» товаров с их
1) Стр. 152 русск. перев. и 182 второго издания немецкого подлинника.
2) Стр. 315 второго издания немецкого подлинника и 253 русского перевода (изд. 1885 г.).
ценностями. И этого, разумеется, похвалить нельзя. Но Маркс тут совсем не при чем, и его «отказ» от своей собственной теории все-таки остается выдумкой г. Франка.
Впрочем г. Франк только повторяет чужую выдумку. По всему видно, что его ввел в заблуждение Бем-Баверк, который, в своей известной работе: «Zum Abschluß vom Marxschen System», выдвигает мнимое противоречие третьего тома с первым, как не подлежащую сомнению истину и как одно из самых ярких доказательств несостоятельности экономической системы Маркса. Г. Франк считает эту работу австрийского профессора серьезной, продуманной и основательной. По его мнению, причины того пренебрежительного отношения, которое она встречала в русской литературе, могут лежать в чем угодно, но никак не в качествах самой работы (стр. 18, примечание). «Систематической и обстоятельной критике,— прибавляет он,— эта работа до сих пор подвергнута не была, несмотря на то, что по поводу ее написано было довольно много» (стр. 19, продолжение того же примечания). Мы не знаем, почему никто из русских писателей до сих пор не захотел «систематически и обстоятельно» разобрать это произведение Бем-Баверка. Но мы с уверенностью говорим, что причины этого заключались, конечно, не в силе занятой Бем-Баверком теоретической позиции. Что позиция эта как нельзя более слаба, видно уже из одного того, что ключом ее служат все те же несуществующие «противоречия» между третьим и первым томами «Капитала». Мы искренно сожалеем о том, что «критически» мыслящий г. Франк не сумел критически отнестись к Бем-Баверку и не заметил беспредельной бесполезности того критического похода против Маркса, который был предпринят этим теоретиком предельной полезности. Критическое отношение к Бем-Баверку предохранило бы нашего критика от многих важных заблуждений. Конечно, при таком отношении к Бем-Баверку книга г-на Франка, может быть, совсем не была бы написана и не приняла бы тех довольно почтенных размеров, какие она имеет в настоящее время (VI и 370 стр.). Но в этом не было бы большой беды. Еще Козьма Прутков дал прекрасный совет: Лучше скажи мало, но хорошо.
Приписав Марксу (т. е. Марксу первой манеры, как говорят живописцы) ту мысль, что средние цены товаров равняются их ценностям, г. Франк рассуждает совершенно логично, приписывая ему «Схему распределения», сводящуюся к тому, что «процесс распределения всей суммы произведенных в обществе ценностей совершается в каждой отрасли производства отдельно и независимо
от других отраслей производства, и что поэтому капиталисты каждой производительной группы получают «прибавочную ценность», созданную рабочими той же самой производительной группы. Все общество оказывается разделенным на целый ряд общественных групп, внутри которых совершается процесс распределения общественного дохода, но которые между собою только обменивают один вид продуктов на другой, а не распределяют общественного дохода (стр. 268—269).
По поводу этой «Схемы Маркса» г. Франк глубокомысленно замечает, что она «неправильно или, по крайней мере, односторонне изображает действительный процесс распределения в капиталистическом обществе» (стр. 269), и что в третьем томе «Капитала» Маркс отказался также от этой схемы (стр. 271). «Картина распределения получает в третьем томе следующий вид». «Прибавочную ценность» при обмене труда на продукт извлекает не каждый отдельный капиталист, а весь класс капиталистов, вместе взятых. Вторичный обмен между отдельными членами этого класса означает не только перемену потребительной формы прибавочной ценности между капиталистами, так что каждый из них в отдельности извлекает свой доход не только из первого обмена, но и из второго. Точнее из первого обмена извлекает прибавочную ценность весь класс капиталистов, а каждый член ее в отдельности присваивает себе долю этой ценности во втором обмене: так как этот последний обмен не есть обмен равной ценности на равную, то он и означает распределение прибавочной ценности между капиталистами (стр. 272).
Г. Франк считает эту «вторую схему» Маркса более правильной, чем «первая», но и она неясно формулирует, по его мнению, те выводы, «которые можно сделать из посылок, лежащих в ее основании». В числе этих посылок г. Франк прежде всего указывает на «признание (курсив г. Франка) общественного труда мерилом субъективной ценности» (стр. 272—273).
Как заметил, конечно, читатель, покупка-продажа рабочей силы называется у нашего критика обменом труда на продукт.
Достарыңызбен бөлісу: |