Библюграфія. В
жүктеу/скачать 1.18 Mb.
|
79 не будетъ реальной Правды, но будетъ іірівда художественная, основанная на соотвѣтствіи частейи правдоподобности. И такъ, въ виду вышеназванныхъ элементовъ, характеризующихъ художника, онъ обладаетъ способностью перевошгощенія; какимъ же образомъ заставляете онъ насъ, лишенныхъ этихъ элементовъ, также перевоплощаться--жить жизнью его героевъ, видѣть его глазами? Въ области литературнаго творчества орудіемъ художника является слово. Но слово само по себѣ слабо; оно такъ-же отражаетъ чувства человѣка, какъ мѣсяцъ солнечные лучи. Человѣку свойственно заражаться чувствомъ другого индивидуума, но слово, какъ опредѣленіе мзвѣстнаго понятія, играете въ этой лередачѣ не первенствующую роль. Безмолвное горе, захватывающая духъ радость—и глубже и крас- норѣчивѣе того горя, той радости, которыя разливаются въ словахъ. ■Однако, что-же говоритъ намъ о нихъ, если они безмолвны? Видъ че- ловѣка, движеніе, голосъ, походка, взглядъ, —словомъ все то, что можетъ говорить и безъ словъ. И если-бы мы могли войти еще въ плоть страдающаго человѣка и почувствовать тѣ физическія оіцущенія не- утѣшнаго горя, которыя ощущаетъ онъ, и если-бы мы могли познать и тѣ мысли, которыя порождаете оно въ его мозгу,—мы-бы вполнѣ поняли его. Наблюдательный человѣкъ изъ своихъ жизненныхъ впечатлѣній всбгда можетъ возстановить въ воображеніи образъ убитаго горемъ человѣка. Человѣкъ съ чуткимъ сердцемъ долженъ понять, что испы- тывалъ и что думалъ человѣкъ въ подобномъ состояніи духа. Писа- тель-художникъ обладаетъ въ должной мѣрѣ этими двумя качествами. Не прибѣгая къ риторикѣ, онъ можетъ воскресить предъ нами образъ убитаго горемъ человѣка, онъ можетъ ввести насъ въ его душу. Ука- жемъ хотя бы извѣстное стихотвореніе въ прозѣ Тургенева, въ кото- ромь онъ описываегъ, какъ, возвратившаяся съ кладбища старуха- крестьянка, похоронившая только что своего единственнаго сына, хлебала, стоя у стола, щи, потому что они были соленыя. Ни единымъ словомъ не описываетъ намъ Тургеневъ ея мыслей о прошломъ, о бу- дущемъ; онъ не описываетъ намъ словами того, что чувствовала она,— онъ только рисуетъ намъ образъ убитой горемъ женщины: ея потух- шіе глаза, слезы медленно скатывавшіяся по морщинистымъ щекамъ, и худую, загорѣвшую руку, машинально подносившую ложку къ впа- лымъ губамъ. И образъ этой жбнщины, воскрешаемый великимъ ма- стеромъ нередъ нашими глазами, безъ словъ говоритъ намъ о томт» горѣ, которое давить ее, и горе матери заражаетъ насъ. У Виктора Гюго въ одномъ изъ его романовъ есть также небольшая сценка: человѣкъ, убитый горемъ, машинально садится ка. столу обѣдать. «Онъ взялъ кусокъ хлѣба,—пишетъ Гюго,—хлѣбъ былъ такъ сухъ, что онъ съ трудомъ проглотилъ его; онъ поднесъ къ губамъ ложку супа,—супь былъ горекъ». Давно уже наблюденіемъ народнымъ, создавшимъ выраженіе: «жусокъ хлѣба поперекъ горла становится», подмѣчено такое состоите души человѣка, когда онъ и пробуетъ ѣсть и не можетъ проглотить куска. И такое физическое ощущеніе, краснорѣчивѣе всякихъ словес- ныхъ тирадъ, говоритъ намъ о душевномъ состоя иіи человѣка. Повторяемъ, сами по себѣ слова, какъ опредѣленія извѣстныхъ іюнятій, безконечно слабо знакомить насъ съ чувствами человѣка; нѣ- мая живопись гораздо ярче передаетъ намъ проявляющіяся во внѣ эмо- ціи, испытываемыя человѣкомъ. Музыка безъ словъ сильнѣе и непо- средственнѣе заражаетъ насъ смутными и яркими настроеніями души. И только тогда, когда слово соединяетъ въ себѣ, кромѣ силы мысли, и силу этихъ искусствъ, только тогда достигаетъ оно истинной художественной красоты. Вотъ почему въ поэзіи, кромѣ искренности чувства, играетъ такое огромное значеніе образъ и та нѣжная гамма оіцу- щеній, соировождающихъ чувство, которая, подобно музывѣ, переносить насъ непосредственно въ душу чедовѣка. Талантъ соединяетъ въ себѣ неразрывной цѣпью всѣ эти свойства художественнаго произведенія: способность перевоплощаться, проникаться сюжетомъ—порождаешь въ творцѣ искреннее чувство въ моментъ творчества, искреннее-же реальное переживанье извѣстнаго чувства вызываетъ въ душѣ творца и яркій образъ, и физическія ощущенія даннаго чувства, которыя онъ переносить въ свое нроизведеяіе; они уже, въ свою очередь, зара- жаютъ насъ и настраиваютъ созвучно напіъ духовный міръ. Почему художникъ обладаетъ способностью перевоплощенія, а простой смертный ею не обладаетъ'? Весь матеріалъ для своего творчества художникъ черпаетъ вѣдь изъ жизни; но эта-лсе жизнь проходить у всѣхъ насъ предъ глазами. Созданные фантазіей художника герои—вонлощенія изъ соединенія тысячи различныхъ чертъ, разсѣян- ныхъ тамъ и сямъ въ нриродѣ. Почему-же то, мимо чего мы проходи мъ холодными зрителями, глубоко запечатлѣвается въ его памяти? Почему всѣ эти разрозненный въ отдѣльности черты, подобно изрубленному тѣлу сказочнаго витязя, сбрызнутому живой водой, соединяются въ фантазіи художника въ одно прекрасное, никогда не убирающее цѣлое, тогда какъ въ нашей памяти они едва оставляюгь слабую тѣнь и уплываютъ куда-то въ яеизвѣстность нестройной толпой? ■ Этихъ вопросовъ мы не беремся разрѣшать. Быть можетъ, особенность воспріятія художникомъ действительности обусловливается высшей организаціей ихъ нервной системы; быть можетъ, она зависитъ отъ особаго строя ихъ мозга, способнаго сохранять надолго въ своихъ кдѣточкахъ разъ полученное впечатлѣніе,—повторяемъ, мы не беремся разрѣшать эти сложные вопросы, мы хотимъ только отмѣтить еще одно нвленіе, сопровождающее ироцессъ истиннаго творчества; явленіе это проявляется во внѣ, а потому можетъ подлежать нашему наблюденію. Мы говоримъ о душевномъ волненіи, овладѣваюіцемъ художникомъ въ моментъ творчества. Процессъ яеревошгощеяія, заставляющій поэта переживать извѣ- стное чувство, естественно вызываетъ въ его душѣ глубокое волненье. Объ этомъ состояніи духа свидѣтельствуютъ и сами поэты. Мы не ста- немъ утверждать, что именно оно пораждаетъ вдохновенье, мы утвер- ждаемъ только, что оно сопровождаетъ всякое художественное лирическое творчество, а также въ большей мѣрѣ и творчество эпическое. Что касается лирики, то это понятно само собою: даже въ обыденной жизни человѣкъ, говорящій о своемъ чувствѣ, не можетъ не испытывать при этомъ извѣстной доли волненья. Эпосъ, самъ по себѣ тре- бующій отъ своего творца лишь спокойнаго, безстрастнаго содержанія, не долженъ былъ-бы вызывать въ его душѣ волненія, но такъ какъ эпосъ въ современномъ творчествѣ весьма рѣдко проявляется въ чистомъ видѣ, а по большей части носитъ въ себѣ элементы лирики л драмы, то высказанное нами заключеніе лрамѣнимо въ большинствѣ случаевъ и къ процессу эпическаго творчества. Обратимся къ словамъ поэтовъ-художниковъ, характеризующихъ свое душевное состояніе въ моментъ творчества. Пушкинъ, напр., весьма часто упоминаетъ объ этомъ. При пер- вомъ звукѣ зараждающагося въ душѣ творчества, говоритъ онъ, «душа поэта встрепенется, какъ пробудившійся орелъ. Бѣжитъ онъ, дикій я суровый, и звуковъ и смятенія полнъ, на берега пустынныхъ волнъ въ широкошумныя дубровы». Процессъ творчества до такой степени волнуетъ его, что поэтъ плачетъ въ минуту вдохновенья. «Порой опять гармоніей упьюсь, надъ вымысломъ слезами обольюсь», вспоминаете Пушкинъ. И плачешь въ моментъ творчества не одинъ онъ. Вотъ какъ описываетъ свое состояніе въ моментъ творчества Олимпіецъ-Гете. Вы блызытесь знову хысткіи иостати, Що зъ млы вже злиталы на очи мои. Чы я васъ тепера здолаю втриматы? Чы схылытся серце до знады ціи? Мене вы окриілы... Ну, зважусь помалу... Якъ рій вашъ злитае зъ прозорыстыхъ хмарь. То серце трипоче видъ юного налу, Видъ повію-лету крылатыхъ ирымаръ. Натхнення зрывае слезу за слезою, Розчулюе серце суворе мое,— И дійсне, сучасне зныка десь за млою, Мынуле-жъ сучаснымъ и дійснымъ стае! Замѣтимъ, что, какъ извѣстно, эти строки составляютъ «заспивъ* къ Фаусту. Создавая великую, глубоко-философскую поэму, старикъ- Гете плакалъ отъ прилива вдохновенья, грудь его трепетала отъ юнаго пыла, а сердце, которое онъ самъ называешь «суровымъ», было глубоко растрогано. Еще явственнѣе раскрываетъ намъ Шевченко тайну силы своего творчества. Только вчитываясь въ строки, какими поэтъ характеризуешь свое состояніе въ моментъ творчества, можно понять, откуда чер- налъ онъ эту силу. Поэзія Шевченка—это его жизнь, его живое, бьющееся сердце. Она побѣдила самую смерть: всѣ мысли, всѣ чувства, которыми жилъ поэтъ, на вѣки запечатдѣлись въ ней, и пока люди будутъ любить и страдать, до тѣхъ поръ будутъ жить его «нудьга», его «печали.', «тіи незрыміи скрыжали, незрымымъ ішсани перомъ». Достаточно прочесть «Думы» Щевченка, чтобы понять, какую роль играло въ его творчествѣ его многострадальное сердце, которое «рва- дося, сміялось, вылывало мову... Вылывало якъ умило». Не отдыхъ отъ труда находилъ поэтъ въ своемъ творчествѣ, а весь смыслъ своей жизни. Въ стихотвореніи «Чыгырынъ» Шевченко говоритъ: жүктеу/скачать 1.18 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|