*** *** ***
(№47) ПРОТОКОЛ ДОПРОСА 1928 г. 28 ДЕКАБРЯ Г. КЫЗЫЛ-ОРДА1
Я, помощник начальника Востокотдела ППОГПУ по КССР Саенко допросил нижепоименованного гр-на в качестве обвиняемого, который показал:
Я, Адилов Динмухамед, казах аула №3 Сары-Суйского района, Сыр-Дарьинского округа... <...>2 В конце 1922 года я поехал в Ташкент, куда ездил от своего аула для устройства в училище детей. Там же в Ташкенте я получил от Сыр-Дарьинского Облисполкома мандат на права взимания приговоров от населения смеженных с Аулие-Атинским уездом волостей Акмолинской губернии (Онда Ақмола – Батыс Сібірдің құрамында болатын – Т.Ж.).
По приезду в свою волость, я узнал, что население терроризует некий Кара-Ногай. После я узнал что это Аубакиров, приехавший из Акмолинска. До этого Аубакиров работал от имени Акмолинских властей Председателем комиссии по урегулированию взаимоотношений населения Акмолинского и Каркаралинского уезда между которыми было большое барымтачество.
Комиссия не добившись никаких результатов уехала, а Аубакиров с Уп.операми остались и занялись грабежом населения. Оставшихся милиционеров было 8, но количество их Абубакиров увеличил за счет прнятых в свой отряд новых лиц, главным образом конокрадов. В результате отряд Абубакирова составил 50-60 человек, которых он вооружал, отбирая оружие у охотников и вообще населения.
Наиболее близким к Аубакирову был Джолдасбаев Шона, который был правой рукой Аубакирова. Он был известным конокрадом. Также в отряд был принят Мустафин Сапар – милиционер.
С этим отрядом Аубакиров сначала был в Акмолинской и Оренбургской областях, устраивал там бесчинства, занимался грабежами населения, насилием над женщинами и т.д.
Затем, когда узнали о его бесчинствах Акмолинские власти, то взвод красногвардейцев был послан для его ареста, но после воруженного столкновения с Абубакировским отрядом, не добившись никаких результатов, возвратился.
После этого отряд Абубакирова продвинулся к Тарактинцам и обосновался на реке Чу. Здесь он выстроил себе зимовку и продолжал заниматься грабежами. Еженедельно устраивали вечеринки, на которых насильно загонялись женщины и девушки и насиловались. Наконец к месту зимовки были доставлены отдельные юртовладельцы из разных аулов, у которых были женщины, и прикреплены к этим зимовкам. Сам Абубакиров ездил в г.Аулие-Ате, с целью якобы, просить содействия об оказании ему помощи в том, чтобы выдворить на территорию Акмолинского уезда, откочевавших оттуда жителей. Во время пребывания в Аулие-Ате Абубакиров распродал взятых у населении под подводы лошадей и возвратил обратно тарактинцам.
После этого он разделил свой отряд на две части, причем одну из них во главе с Мустафином, послал в Пески, расположившись к югу реки Чу, сам остался на прежнем месте. Выехавший с Мустафином отряд продолжал также бесчинства и насилия. В частности несколько милиционеров отряда Мустафина отобрали несколько лошадей у гражднина Алина Артыкбая – житель Ушабызской волости.
Алин прислал ко мне человека, и я приехал к нему. Когда я приехал, то встретился с этим милиционером, который по моему требованию показал мне документы без штампа и печати, за одной подписью Абубакирова в том, что он действительно являлся милиционером его отряда. После разговора со мной эти милиционеры возвратили взятых лошадей.
В другом месте население, возмущенное действиями милиционеров, обезоружило 4-5 человек милиционеров. Когда я узнал, то посоветовал возвратить им оружие и отпустить, что и было сделано.
В это время я был у себя в ауле. Вскоре мы узнали, что Абубакиров собирается придвинуться к местожительству таминцев, среди которых жили и мы с братьями. Желая избежать грабежей Аубакирского отряда и вообще уговоры Абубакирова прекратить бесчинство, я и мой брат Байсеит договорились, что последний должен поехать к нему, Абубакирову, и переговорить об этом.
Через несколько дней после отъезда Байсеита от последнего ко мне приехал специальный человек с письмом, в котором Байсеит писал, что терпение населения лопнуло и Абубакиров пойман, а отряд его обезоружен. В этом же письме Байсеит пригласил приехать меня, я сразу же поехал.
По приезду к месту нахождения Абубакирова, я Байсеита в этом ауле не застал. Здесь были под арестом сам Абубакиров, его помощник Джолдасбаев и все милиционеры.
Джолдасбаев во время пеерстрелки в суматохе был ранен неким Джекановым, бывшим милиционером отряда, лежал раненный. Арестованные охранялись самим населением, вооружившимся оружием, отобранным у Аубакирова. Там был начальник районный милиции Байтанов, брат мой Байсеит, Кенчимов и др.
Байсеит вместе с упомянутыми лицами приехал в день моего приезда в аул, где были арестованные. Мустафинский отряд все еще пребывал в песках и занимался грабежом.
Мы четверо, т.е. я, Байсеит, Байтанов и Кенчимов составляли в своем роде руководящее ядро. Еще до моего приезда они начали раздачу имущества его владельцам, отобранное отрядом Абубакирова. Учтя общее настроение населения мы, допросив предварительно Абубакирова и Джолдасбаева, которые сознались во всех своих преступлениях, решили расстрелять их. Исполнение этого решение было возложено на меня.
Вместе мы решили приговор привести в исполнении на реке Чу с тем, чтобы трупы расстрелянных спустить под лед. В соответствии с этим решением, я взял арестованных Абубакирова и Джолдасбаева, поставил над ними вооруженную охрану из милиционеров районной милиции и отправился к населению по направлению к реке Чу.
Байсеит, Байтанов и др. вместе с остальными арестованными уехали вперед, в свой аул. Доехав до реки Чу я остановил арестованных и имел с Абубакировым разговор, который в общем сводился к следующему:
Я спросил его знает ли он, что мы с ними хотим сделать. Он ответил, что догадывается и начал просить о помиловании, признавал все свои ошибки. Мой ответ сводился к тому, что я являюсь только исполнителем решения населения, в отношении которого он Абубакиров сделал много зла и о своих ошибках должен был знать раньше и их не делать.
После этого Абубакиров направился на лед и был застрелен Байларовым Джайлаубаем, милиционером районной милиции.
Еще до этого мне было поручено поехать в пески и разоружить отряд Мустафина, и я сразу туда поехал. Оказалось, что этот отряд уже обезоружен до моего приезда самим населением и я забрал только винтовки от населения и сдал их приехавшему начальнику Уголовного розыска г. Аулие-Аты Сингарееву, который по поручению Аулие-Атинских властей приехал для поиска Абубакирова. Ему я рассказывал обо всем случившемся подробно. Он взял все винтовки и арестованный Мустафинский отряд, а мне дал двух милиционеров и поручил передать им все имущество, отобранное у Аубакирова и у которого не нашлось хозяев. Также должен был передать этим милиционерам отобранное у Аубакировского отряда оружие и арестованных людей.
По приезду в свой аул милиционерам я передал арестованных, имущество и оружие. Байжанов, как начальник районной милиции и брат мой Байсеит составили доклад об этом начальнику УПО о деятельности отряда Аубакирова и передал его указания милиционерам.
После этого я с несколькими милиционерами поехал в Аулие-Ата, где на заседании Уисполкома мы докладывали подробно об Аубакировском деле и о желании населения присоединиться к Сыр-Дарьинской области. После этого мы поехали в Ташкент и там тоже доложили обо всем случившемся.
Из отношения властей ко всему случившемуся, я вынес впечатление и уверенность в том, что мне никакое преследование не угрожает. Я продолжал служить в советских учреждениях.
В прошлом году в Чимкенте был арестован мой брат Байсеит по Аубакировскому делу. Я понял это как сигнал к тому, что я также буду привлечен к отвественности. Это побудило мне уехать в свой аул и держаться подальше от города. В дальнейшем это считалось как укрывательство, тем более, что в степи ходили слухи, что я и Байсеит объявлены вне закона. Последние слухи, впрочем, относятся к последнему периоду.
Показание мною прочитано и подписано – (қолы)
Допросил – Саенко
28 декабрь 1928 года (63-96 стр.).
*** *** ***
(№48) ПРОТОКОЛ ДОПРОСА ДУЛАТОВА МИР-ЯКУПА ОТ 1/1 – 1929 ГОДА1
(97 стр.) Я родился в 1885 году в № 1 ауле, Сарыкопинской волости, Тургайского уезда и области (ныне Наурузумский район Кустанайского округа). Родители занимались скотоводством, имели состояние ниже среднего. Матери лишился я еще грудным ребенком, а отца в 12 лет. Проучившись в аульной школе 2 года, в 1897 году поступил в 2-х классное Р.К. училище в г. Тургае, окончил в 1901 году; затем в 1902 году окончил годичные педагогические курсы в Кустанае. С 1902 по 1904 годы был (с небольшим перерывом) учителем аульной школы в Тургайском уезде. В 1904 году переведен в одну из аульных школ Зайсанского уезда Семипалатинской области почти у самой границы Китая, где прослужил до 1907 года.
<97-107 беттер машинкамен басылған. Қайталанған жауаптар қысқартылды – Т.Ж.>.
(104 стр.) Однажды до нас дошли сведения, что Иманов собирается нас арестовать, что у него на квартире находится разведчик идущего поблизости какого-то отряда со стороны Кустаная. Получив эти сведения, в тот же день арестовали Иманова и находящегося в его квартире неизвестного человека, сами же с частью отряда выехали навстречу якобы идущему в Тургай отряду: слухи оправдались, это оказался партизанский отряд Тарана, а незнакомый человек находившийся у Иманова – сам Таран. С отрядом мы встретились в 30 верстах от Тургая без всякого столкновения, и мы узнали, что его преследует казачий полк. Мы алашординцы обсуждали вопрос о том, как поступить с этим отрядом: если пропустить его в Тургай, боялись Иманова, отряд этот скорее поверит ему, чем нам, и Иманов исполнит свои замыслы, это одно, а с другой стороны – если пропустить его в сторону Чалкара невредимым и без боя, то преследовавший его казачий полк непременно разорит местное население и в первую очередь отомстит нам. Принимая все это во внимание мы решили обезоружить отряд, а людей отпустить, так и сделали. И это вынужденное свое действие тогда же объяснили отряду. Когда вернулись на другой день вечером в Тургай, оказалось, что оставшаяся часть отряда в Тургае, в суматохе казнила Иманова и Тарана. После этого мы тревожно ожидали казачий полк, у нас сил было мало, всего около 400 человек и то необученные как следует. В одно утро внезапно был окружен Тругай неизвестным отрядом, обстреливавшим народ. Мы защищались до вечера и вечером, не удержав натиска, вынуждены были бежать из Тругая. Это был отряд Жиляева. Пробыл он в Тургае всего одни сутки, направился дальше в Иргиз. После этого через три дня в Тургай вошел казачий полк под командой капитана Могилева. Деваться нам было некуда, прибыли в Тургай. Могилевский полк всю нашу силу и средства забрал в свои руки: после этого наша роль сводилась к нулю, никакой самостоятельности у нас не осталось, лишь оставались посредниками между казачьим полком и населением. В течение одного или полутора месяца казачий полк занял Иргиз и Чалкар. Но вскоре началось наступление Красной Армии, разбитая Южная армия обратилась в бегство. Группа Алашординцев (Испулов, Сейдаллин, Беремжанов, Тохтабаев, Кадырбаев, Шонанов и др.), прожив в Тургайском и Атбасарском уездах некоторое время, в январе месяце приехали в Семипалатинский уезд – зиму провели там. К тому времени стало мне известно, что Алашординцы амнистированы ВЦК-ом, хотя они боролись против Советсткой власти. Я в начале сентября 1920 году приехал в Омск и явился в Губисполком. С этого времени начинается моя беспрерывная работа на платформе Советской власти. Прежде чем перечислить занимаемые мною до сих пор должности и проделанные работы скажу следующее: я написал за своей подписью статью, которая помещена в газете «Кедей», издававшейся тогда в Омске (от 7 ноября 1920 г.), где изложил свой взгляд на Советскую власть и указал ошибки в прошлой нашей деятельности. Это выступление было сделано по своей собственной инициативе, не за страх, а за свою совесть, без всякого принуждения с чьей-либо стороны. Искренность своих слов в дальнейшем я решил подтвердить и доказать на деле. В Омске я прослужил недолго, всего два месяца – инструктором Акмолинского ГуОНО и СибирОНО. В ноябре переехал в Ташкент, где поступил в секретари казахской газеты «Ақ жол». В «Ақ жол» работал до мая 1921 года и вполне оправдал оказанное мне доверие, иногда писал передовицы, сейчас не могу перечислить, но хорошо помню, что передовица о конокрадских событиях написано мною. О газете «Ақ жол» вообще и в частности, о политической невыдержанности ее содержания, много было разговоров и дискуссий на страницах печати, но это не относится к тому периоду, когда я там работал.
В мае 1921 года поехал за семейством и по семейным обстоятельствам вынужден был остаться в Семипалатинском уезде, осенью же того года губернским съездом работников юстиции был избран в заместители председателя Семипалатинска Губсовнарсуда. На этой должности прослужил до мая месяца 1922 года. Не будет преувеличением если скажу, что за короткое время благодаря моей энергичной и честной работе поднялся авторитет судебных учреждениях губернии в Казахской ее части (я заведовал казахским отделом), это известно всем товарищам, кто работал в то время в Семипалатинске.
В 1921 году голодало население Тургайского, Иргизского, Кустанайского уездов и часть Уральской губернии. Я первым выступил со статьей на страницах Семипалатинской газеты «Қазақ тілі» с предложением, что государственная помощь не может охватить степные районы, находящиеся от линии железных дорог в 400-500 верстах и ввиду разбросанности населения, поэтому будет более целесообразным мобилизовать всех казахских работников губернии для сбора скота в виде добровольного пожертвования, и собранный скот доставить степью в голодающие районы. Это мое предложение нашло много сторонников и устроенное специально по этому вопросу совещание одобрило мой план, с которым впоследствии согласились Губкомгол и Центрпогол, дав разрешение приступить к работе. В результате этой работы за 2-3 месяца собрано было около 15 тысяч голов крупного скота, которые были доставлены и розданы голодающему населению. В качестве одного из руководителей и агитаторов я за лето объездил три уезда Семипалатинской губернии.
По возвращении из степи в Семипалатинске был арестован и выслан в Оренбург в распоряжении ПП ОГПУ по Казахстану и вскоре был выпущен. В Оренбурге поступил в Казгосиздат, заведовал казахским его отделом, 2 года был преподавателем Казахского института народного образования. Читал лекции на курсах ГПУ и на учительских курсах. 4 года работал сотрудником краевой газеты «Еңбекші қазақ», считался одним из работников, начиная с 1922 года я перевел на казахский язык около 20 книг и брошюр.
За все время своей работы против советского строя у меня ничего не было. Единственный вопрос, вызывающий сомнение, по которому открыто выступал, это вопрос о латинизации казахского алфавита. Это выступление свое я не считаю антисоветским. Поскольку вопрос не был еще разрешен, я высказывал свое мнение, искренно думал, что переход на латинский алфавит еще преждевременен, потребуется слишком много средств, лучше эти средства употребить на более необходимые нужды».
*** *** ***
(№49) СТЕНОГРАММА ПРОТОКОЛА ДОПРОСА ДУЛАТОВА МИР-ЯКУБА ОТ 3 ЯНВАРЯ 1929 ГОДА1
На заданный мне вопрос знаю ли я о содержании нижеследующего документа:
Из доклада Тургайского отдела Алаш-Орды Председателю Совета министров (Колчаку).
«Тургайский областной отдел приступил к работе в ноябре 1918 года и с ведома и согласия Оренбургского Военного округа к формированию 2-го Всекиргизского конного полка, а 1-й Всекиргизский полк сформирован летом 1918 года в Кустанайском уезде. 1-й полк находился в распоряжении командира Отдельного Уральского корпуса и получил все от казны, 2-й находился в распоряжении Тургайского областного отдела Алаш-Орды. Тургайский и Киргизский уезды обращались за помощью к Временному Сибирскому Правительству, командиру Отдельного Уральского корпуса, Чехословакам, но ни откуда никакой помощи не получили. В апреле месяце отдел Алаш-Орды взял г.Тургай, арестовал военного комиссара, который впоследствии был расстрелян. Таким образом Советская власть в Тургайском уезде свергнута, восстановлено городское и местное самоуправление и объявлена здесь власть Временного Правительства, возглавляемого адмиралом Колчаком. 22-го апреля был разоружен весь отряд Тарана, где насчитывались 387 человек, причем в отряде арестованы все главари его с Тараном во главе, человек 30 и все расстреляны. По разоружению отряд Тарана погнали в Атбасар. Остатки отряда Тарана по пути в Атбасар были уничтожены нами. Для сообщения о событии по разоружению и уничтожению отряда Тарана, я сообщил о связи со штабом отдельной Оренбургской Армии, был командирован наш представитель Кенжегали Габдуллин, он явился в штаб Армии».
11 мая 1919 года из доклада Тургайского Отдела Алаш-Орды, преседатель Министров (Сибири) 29-го МВД – 7-6 а, Подлинный за надлежащими подписями 24-го июня 1919 года, г.Омск. (108-бет).
*** *** ***
(№50) ВРЕМЕННОЕ КИРГИЗСКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО «АЛАШ-ОРДЫ» ТУРГАЙСКИЙ ОБЛАСТНОЙ ВОЕННЫЙ СОВЕТ ИЮЛЬ 1919 ГОДА, № 441, г.ТУРГАЙ
Волостному Управителю Губановской волости
При отступлении отряда «Алаш-Орды» после боя с бандой Жиляева, происходивших в окрестностях г.Тургая. <...> по степи разошлось много лошадей, седлы, винтовки с патронами, шашки, а равно и обмундирование. Все вооружение, обмундирование и лошади, с отдельными приборами должны быть временно доставлены в город и сданы отряду «Алаш-Орды». Выясните, в неисполнении сего будут привлекаться к ответственности и будут наказаны по всем строгости военного времени. Сообщая об этом, Тургайский областной военный совет «Алаш-Орды» предлагает объяснить о содержании сего циркуляра по волости и со своей стороны принять меры к доставке в город указанного имущества и вооружения. Список лиц, у которых находится вооружение, лошади, вещи представить в помещение Военному Совету «Алаш-Орды» (108-бет).
Член Военного Совета – Сейдалин, Кадырбаев.
*** *** ***
(№51) ДУЛАТОВТЫҢ ЖАУАБЫ
Я отвечаю следующее:
Руководитель «Алаш-Орды» Восточного Отдела Букейханов и др. летом 1919 года находились в Омске. Туда мы послали Кенжина, но с каким поручением точно не помню. Когда мне предъявили этот документ, то я припоминаю, что мы его написали по тактическим соображениям, т.к. мы порвали всякую связь с колчаковским представительством и Войсковым Правительством Оренбурга, перешли в Тургай и встали на сторону Советской власти, командировали Байтурсынова в Москву. Но благодаря сложившимся обстоятельством, некоторые я указывал в своих показаниях, уже не могли перейти на сторону Советской власти и таким образом, очутились в безвыходном положении. Деваться нам было некуда, тем более, что на Тургай, или через Тургай на Чалкар шли казачьи отряды. Написано это было неискренне, просто для отвода глаз, чтобы не усилить репрессии со стороны колчаковского правительства. Главная наша цель была сохранить и защитить казахское население. Мы знали, что силы у нас были небольшие и мы были не намерены воевать с кем-либо. Только по этим соображения мы могли написать этот документ.
Мне скрывать нечего о прошлой моей деятельности. Я не скрываю, что действовал против Советской власти и с оружием в руках поддерживал Временное Правительство. Все же это было в 1919 году, и в памяти у меня не могло все сохраниться. От моральной ответственности за гибель Иманова, Тарана я, конечно, не могу уйти. Наш отряд разделился на две части. С одной частью я ушел из Тургая, и когда мы вернулись, то их уже не было. Часть же нашего отряда оставалась в Тургае, во главе этого отряда стоял Касымов. Нам сообщили, что этим делом руководил Макатов.
Я не отрицаю возможности посылки такого документа на имя Председателя Совета Министров Сибири, но в то время никакой почтовой связи не было между Тургаем и Омском, поэтому это документ мог доставить Кенжин, посланный из Тургая в Омск для доклада от Правительства. Желая успокоить членов Колчаковского Прваительства мы <…> сгущали краски и указали Колчаку на противодействия, якобы расстрелы <…> (109 стр.).
<...> Мы собрались все вместе, но никаких программных вопросов в отношении борьбы с Советской властью и антисоветской подпольной деятельности мы себе не ставили» (111 стр.).
Болгамбаева Хайретдина я знаю по Оренбургу, когда он учился в медресе Хусаинова. Я помню, что Болганбаев в 1931 году приезжал в Ташкент из Оренбурга к Ходжанову с целью устроиться на службу. Кажется Болганбаев приехал с Адиловым Мукашем, который первый поступил в коммунистическую партию, потом он добровольцем поехал на Дальний Восток, зачислившись в Красный партизанский отряд. В «Алаш-Ординской» организации он не был, в Оренбурге работал в 1920 году в Наркомвнуделе. Сюда он приехал из Ташкента, затем опять поехал в Ташкент, где работал там, не помню. Беремжанов в это время был также в Ташкенте, Адилов в Ташкенте, как будто бы ничем не занимался, собирал в институте студентов, говорил им речи. В это время часть молоджеи выражало недовольство школой. После этого он куда то уехал, но куда не знаю.
Адилов 2-3 года тому назад уехал, и где он сейчас не знаю. Больше об Адилове показать ничего не могу. Когда приезжал в Ташкент через Оренбург, в это время там были видные деятели «Алаш-Орды»: Букейханов Алихан, Байтурсынов, Ауезов Мухтар, Сарсенов Биахмет. Между Ташкентом и Оренбургом по почте была письменная связь, специальных курьеров не было. Болгамбаев привез мне товарищеское письмо от Букейханова не делового характера, содержание было личного свойства, в нем сообщалось о здоровье, и мне его лично привез Болгамбаев, если не ошибаюсь.
С Адиловым я встречался, но разговоров делового характера между нами не было. Я встречался с Адиловым в Ташкенте в Казахском университете и большей частью случайно. Он заходил к нам в редакцию. Я был с ним у памятника Кауфмана, но по какому вопросу с ним беседовал не помню. Встречался ли я с Адиловым в общежитии ТуркЦИКа, не помню, может быть встречался. Я встречался с Адиловым на собрании, устроенном по случаю желания издавать журнал «Шолпан», неофициальных совещании не было. <...>
В Ташкенте вместе с Адиловым у Рыскулова я не был. Я также не помню, чтобы он со мной беседовал о судьбе своего брата Байсеита, во время его ареста. Нурлана я никакого не знаю, также не знаю о бинокле и компасе.
Валидов являлся главой Башкирского Правительства. Я знаю, что в последнее время он пошел против Советской власти, раньше он был в партии, затем отошел. Сейчас как будто бы находится за границей.
Первый раз с Валидовым еще до Революции я встречался в Оренбурге, зачем он приезжал, не знаю. Он заходил тогда к нам в редакцию «Қазақ», где в это время был Байтурсынов. Провел он там с нами час или полтора. Дело это было не в то в 1915 году, не то в 1916 году. Разговор у него шел о литературе и истории тюркской и об объединении тюркских наречии (112 стр.).
Вторая встреча была в Оренбурге в 1918 году осенью. Башкирское правительство в это время работало в Караван-Сарае в Оренбурге. В это время он возглавлял это Правительство, был против Советской власти, и я с ним поддерживал связь. На квартире у него в Караван-Сарае я был раза два и беседовал с ним на злободневные темы. В это время я работал в газете «Қазақ» и никакой роли не играл. Валидов тогда был ярым противником Советской власти. У него вообще было желание объединить силы казахов и башкир и работать совместно против советской власти. Вот вокруг этого вопроса у нас и происходили разговоры. Я его мнение разделял. В это время «Алаш-Орда» связь с Валидовым поддерживала. Для связи с башкирским Правительством от Правительства «Алаш-Орды» ездил Беремжанов, не помню это было в конце 1919 года или в начале 1920 года. Когда отправляли Беремжанова к Валидову, я был в командировке. Беремжанов ездил к Валидову для информации и дальнейшей связи. Его посылал Облотдел, возглавляемый Испуловым, Кадырбаевым и Байтурсыновым. Результатов от этой поездки не было никаких. Валидов сообщил какая у него сила. Между Правительством «Алаш-Орды» и Башкирским была тесная связь. Для связи с нами из Башкирии к нам приезжал один татарин, фамилию которого не знаю. Больше с Валидовым я нигде, никогда не встречался.
Слышал что он скрывается, что подал заявление в ТурЦИК об амнистировании, о том что он был в Бухаре, но о том, что к нему кто-то ездил я не знаю. С Беремжановым в г. Ташкенте я встречался, он в то время работал в газете «Ақ жол», насколько мне помнится Беремжанов из Ташкента никуда не выезжал, и мне ничего об этом неизвестно, последний же был знаком с Валидовым. Газета «Ақ жол» закрывалась потому, что центр переехал в г. Кызыл-Орду и там решили оставить газету «Еңбекші қазақ». Когда я работал в газете «Ақ жол», то при мне никогда нарушений идеологической линии, по- моему, не было (113 стр.).
*** *** ***
(№52) ПРОТОКОЛ ДОПРОСА ДУЛАТОВА МИР-ЯКУБА1 3 ЯНВАРЯ 1929 ГОДА
Вопрос: Вы пишите, что не согласившись с предложениями Правительства Колчака расформировать «Алаш-Орду», Вы отправились в Тургай и там продолжали деятельность этого Правительства. Меня интересует вопрос такой: Как называлась эта организация, которая находилась в Тургае?
Ответ: Она называлась Тургайским отделом. В Семипалатинске был Восточный отдел, Западный отдел в Уральске, а этот Тургайский отдел «Алаш-Орды».
Вопрос: Кто входил персонально в Тургайский отдел «Алаш-Орды»?
Ответ: Я, Испулов, Кадырбаев и Байтурсынов.
Вопрос: Как были распределены между вами обязанности?
Ответ: У нас работа была коллективная и разделения функцией не было, т.к. мы вели кочевой образ жизни.
Вопрос: Но все-таки какие-то отделы у Вас были?
Ответ: Был Военный отдел, во главе которого стоял генерал Дашкин. Второй отдел назывался Военным Советом.
Вопрос: Кто ведал гражданскими функциями?
Ответ: Военный Совет.
Вопрос: Какие воинские части стояли в Тургае, подчиненные Вам?
Ответ: После того как ушел от нас генерал Дашкин, во главе нашего отряда встал Касымов, который убит. Подчинен нам был наш отряд.
Вопрос: Как он назывался и кто командовал?
Ответ: Назывался он отрядом «Алаш-Орды» и командовал им Касымов. Других воинских частей не было. Был полк Могилева, состоящий из казаков (русские).
Вопрос: Значит других воинских частей не было, т.е. частей, состоящих спеицально из казахов?
Ответ: Нет. Не было других казахских частей, кроме отрядов «Алаш-Орды»
Вопрос: Из Ваших показаний следует, что Вы, не желая подчиниться Колчаку, решили уйти в степь Тургай. Стало быть Вы никаких отношений с Правительством Колчака не имели?
Ответ: Мы не имели даже связи с Восточными и Западными отделами. С Правительством же Колчака ни я, никто другой из нас связи не имел. Первое время, поскольку «Алаш-Орда» работала в контакте с Комитетом Учредительного собрания и Колчаковским Правительством, связь была, но когда я перешел в Тургай, то никаких отношений, донесений и вообще все то, что принято понимать о взаимоотношениях с действующим отрядом этого не было.
Вопрос: Значит Вы никаких сношений, ни устных, ни письменных от Правительства «Алаш-Орды», находившегося в Тургае, с Правительством Колчака не имели?
Ответ: Нет. Когда мы присоединились к Совету, мы дали своего представителя.
Вопрос: Занимался ли Тургайский Отдел «Алаш-Орды» судебными функциями?
Ответ: Нет.
Вопрос: Вы сами или отдельные члены Правительства «Алаш-Орды» принимали какое-либо участие в расстрелах отдельных лиц из того Красноармейского отряда, который был в Тургае?
Ответ: Нет, никаких расстрелов по отношению представителям Советской власти мы лично не производили. Расстрел производил без нашей санкции Могилевский полк.
Вопрос: И Вы не протестовали?
Ответ: Мы не в силах были, так как когда приехал Могилевский полк, то он забрал все в свои руки.
Вопрос: Расстрелам предшествовали переговоры с Вами?
Ответ: Нет.
Вопрос: Не помните ли Вы к какому времени относится Ваше пребывание в Тургае?
Ответ: К началу апреля или концу марта 1919 года, примерно в июле или августе месяца я оттуда уехал.
Вопрос: Из Ваших показаний видно, что беспрерывная работа Ваша при Советской власти начинается с 20 сентября 1920 года, т.е. с момента когда Вы приехали в Омск и явились в Губисполком. С этих пор вы активно работаете на пользу Советской власти. Занимались ли Вы какой-либо антисоветской деятельностью за время с 1920 года по 1929 год?
Ответ: Я за все время своей работы при Советской власти антисовесткой деятельностью не занимался и подпольной работы не вел.
Дополнение1 к моему показанию: за время организации и работы Тургайской организации один раз был у нас от Восточного отдела «Алаш-Орды» представитель, это было зимой в конце 1918 года или 1919 года, приезжал Сарсенов Далиль, а затем от нас ездил Кенжин – летом 1919 года, когда мы находились в Тургае.
М.Дулатов ________ (қолы қойылған)
Сұраған – Зам. П.П.ОГПУ по КССР (Саенко). (117 стр.)
*** *** ***
Достарыңызбен бөлісу: |