Ближний восток

Вавилон уходит

Логично было бы избрать полководца, одного из соратников Александра в его великом труде. Но если родственники Александра были слишком малочисленны и слабы, то его полководцы, напротив, были слишком многочисленны и сильны. Ни один не смог бы вырвать власть у всех остальных; ни один не был готов уступить ее без боя.

После смерти Александра генералы собрали в Вавилоне совет. Один из них, Пердикка, возглавил группу, которая придерживалась легитимистской точки зрения — правление должно остаться в старой македонской царской семье. Он сам предложил себя в правители, пока не родится ребенок Александра.

Некоторые другие генералы не собирались этого терпеть. Им это казалось просто средством, которое послужит, чтобы сделать Пердикку всеобщим и абсолютным правителем. Один из них, по имени Птолемей, сделал себя правителем Египта сразу же после смерти Александра и сразу решил не иметь более высоких амбиций. Зато, как он твердо решил, никто другой не будет править в Египте. Когда Пердикка выступил против него в поход, чтобы заставить его передумать, он оказал сопротивление. Маневры Пердикки кончились неудачей: он потерял популярность у своих сподвижников и в 321 г. был убит группой офицеров, возглавлявшихся другим генералом Александра, Селевком.

В награду за участие в убийстве Пердикки ссорящиеся генералы позволили Селевку править Вавилонией. Некоторое время военная судьба удерживала Селевка вдали от Вавилона, но в 312 г. до н. э. он занял город постоянно.

Это был в некотором роде «утешительный приз». В течение последующих столетий, когда македонские генералы и их наследники ссорились над медленно сжимающимися останками империи Александра, дороже всего всегда ценились территории, наиболее близкие к Греции. Именно греческая культура была предметом восхищения и желаний, все остальное было просто варварством.

Птолемей удержал Египет и сделал город Александрию (основанный Александром Великим, давшим ему свое имя) своей столицей. Другие генералы вели утомительные и скучные войны за Малую Азию, Македонию и собственно Грецию. Мало кого интересовала Вавилония и, тем менее, огромные персидские провинции за нею.

В Малой Азии Антигон, полководец Александра, еще грезил об объединении всей империи под собственной властью. Он был способнейшим из генералов и имел сильную поддержку в лице равно способного сына, но почти все генералы объединились против опасного и амбициозного старика, а он никак не мог набрать достаточно сил, чтобы их всех побить. В 306 г. терпение Антигона иссякло. Он еще не добился верховной власти, но ему было уже около семидесяти пяти, и он был вынужден спешить. Поэтому он принял титул царя, взяв себе имя, если уж не мог иметь фактической власти.

Оставшиеся генералы (многие к тому времени поумирали) немедленно сделали то же самое. Птолемей сделался царем Египта, а Селевк принял титул царя в Вавилоне.

Мало-помалу Селевк распространил свою власть на иранские провинции и со временем поставил под свой контроль не только Вавилонию, но и все, лежащее к востоку. Для этой части империи Александра нет точного имени, в частности, потому, что ее границы менялись и смещались в течение последующих десятилетий. Обычно ее называют империей Селевкидов, по имени основателя. Селевк датировал ее основание 312 г., когда он окончательно въехал в Вавилон.

Селевк унаследовал в некоторой степени мечту Александра об объединенном человечестве. Он поощрял греческую колонизацию Вавилонского и Персидского мира, но он не был националистом. Он был единственным из генералов, который сохранил персидскую жену, навязанную ему Александром. Он симпатизировал своим вавилонским подданным и снискал среди них популярность.

Фактически он и его наследники делали все, чтобы удержать на плаву тонущую вавилонскую культуру, хотя бы только для того, чтобы противопоставить ее иранской культуре, которая оставалась сильной и жизнеспособной в областях к востоку от Месопотамии и оставалась великой соперницей греков и македонян. В результате древний город Урук, например, считался центром культуры в течение всего периода Селевкидов. Старое жречество могло рассчитывать на государственную поддержку, арамейский язык поощрялся. С другой стороны, на зороастризм власти смотрели хмуро, и он приходил в упадок.

К несчастью, никакой объем искусственных вливаний не мог вернуть Вавилонию к жизни. Этому препятствовал самый характер греческой культуры. Впервые в Месопотамию вошли завоеватели, которые не чувствовали привлекательности древней культуры, вдохновленной когда-то шумерами.

Скорее наоборот, вавилоняне в первый раз почувствовали обаяние пришельцев. Греческий язык приобретал все большую популярность в высших классах. Греческая система письма на папирусе или пергаменте сделала старое письмо на керамике устаревшим, и клинопись — первая система письменности — начала таять и умирать. К концу периода Селевкидов она практически исчезла.

Сам Вавилон, великий Вавилон, зашатался.

Селевк, как кажется, желал иметь собственную столицу. Желание, естественное для любого царя, особенно для первого в своей династии, который не хочет быть окруженным воспоминаниями о прошлом, в котором он не играл роли. Птолемей имел свою Александрию, и Селевк вполне мог пожелать сравниться с товарищем, царем-генералом, в этом отношении.

В 312 г. поэтому, в год окончательного въезда в Вавилон, Селевк начал строительство ново-го города на Тигре, всего в 64 км к северу от Вавилона. Он назвал его в свою честь — Селевкией и задумал как город греческой культуры для себя и своих наследников. Вавилон должен был остаться туземной столицей.

К несчастью, Вавилон был мертв, а Селевкия была слишком близко. Самые здания старого города разбирались, чтобы строить новый. Въезд Селевка в Вавилон был поэтому последним заметным событием в жизни города, последней метой, оставленной в книгах по истории. После этого остался только медленно умирающий город, потом — медленно умирающая деревня, потом — ничто.

Только одно последнее дыхание жизни смог испустить Вавилон перед концом. Во времена Селевка одного из жрецов Мардука в Вавилоне удалось убедить написать историю Вавилона по-гречески. Его имя, возможно, было Бел-узур

(«Господь защищает»), но нам он известен под греческим именем Берос.

Его книга в трех томах была бы бесценна для нас теперь, но она утеряна, вероятно навсегда. Шансы неожиданно найти где-нибудь копию близки к нулю. Тем не менее, наши знания о книге не нулевые. Отрывки из книги Бероса цитируются греческими историками, работы которых сохранились, и каждая строчка в таких отрывках была любовно изучена и сравнена с оригинальным материалом, набранным на раскопках в Вавилонии. Всегда, когда отрывок из Бероса сравнивают с отрывком из другого материала, наблюдается разумное совпадение.

Но, несмотря на Бероса, мертвое есть мертвое. Со времени установления империи Селевкидов уже не вполне справедливо говорить о Вавилонии. Я вернусь теперь к более общему термину — Месопотамия.