Брокгауз-Ефрон т. 69 Спб 1902 Фелленберг Филипп Эммануил (Philipp Emanuel von Fellenberg 1771-1844) швейцарский агроном, филантроп и педагог

С такою целью введены основания геометрии в круг учения детей бедных. Комиссары, осматривавшие сие училище, совершенно были довольны последствиями. Они удивлялись точности, с какой воспитанники первого класса измеряли длину линий, отверстие углов, поверхность треугольников и трапеций; удивлялись, как могут они так скоро вычислить в уме кубическую меру сенного стога, величины известной; и определить по данным углам содержание радиуса к тангенсу и секансу в треугольниках прямоугольных.

Уроки из Натуральной Истории должны знакомить детей с вещественными свойствами тел и произрастений, ежедневно видимых ими. Не только растения полезные в земледелии им известны, но еще все другие того края, и даже негодные травы. Они умеют различать на полях своих все камни, по свойству и пользам их, и знают название каждого.

Любовь и почтение к отчизне внушают им беспрестанно; Историю земли своей узнают они из сочинений Штирлина: Зерцало чести Гельветической, или черты благородства, избранные из Истории наших предков. Чувства, возбуждаемые сим чтением, получают новую силу от разговоров с наставником и от народных песен, тому сообразных.

Лучшие из воспитанников ведут понедельно записки всему, что видят примечательного. Воскресное утро посвящено сочинению журнала; и когда Верли поправит, то они списывают его с доски в особую тетрадку. Комиссары просмотрели все сии записки, которых уже довольно много. Обыкновенное их содержание: о работах полевых и домашних во всю неделю; мелкие происшествия по земледелию; замечания о растениях; прекрасные черты, врезавшиеся в память при чтении; известия о том, что в сие время выучено нового. Комиссары видели почти во всех суждениях здравый рассудок, достойный замечания.

Как же успехи могут быть столь значительны, если так мало употребляется времени на положительное учение? Верли сам отвечает на сие в письме к своим родителям, которые включены Комиссарами в их донесение.

«Вы спросите (пишет он), каким образом учу я своих питомцев? Многие о том у меня спрашивали. Ответ мой: целый день и во всякое время, не мешая работам, я наставляю детей разговорами: и без того не молчали бы они за работою. Мне кажется, что в открытом поле, среди прекрасной природы, гораздо более находится средств к возбуждению внимания и рассуждений их, к поощрению наблюдательного в них духа и желания научиться, нежели взаперти, между четырьмя мрачными стенами, где их бодрость исчезает и лень господствует. Наши дети веселы, деятельны, трудолюбивы… Я знаю по опыту, что ум человеческий, а особливо ум детей, никогда не покоится; должно беспрестанно устремлять мысли их на полезное. Для сего я стараюсь в вечерних разговорах узнать, кто из них был во весь день примечательнее, кто лучше учился и лучше затвердил выученное. Способ сей мне очень понравился, потому что внушает в них охоту к наблюдениям… Часто еще задаю поутру им вопросы; наприм. скажу одному: найди мне до вечера двадцать имен существительных, которые бы начинались с буквы а, и всё бы означало то, что видим в хорошем доме; или, что видим, обращая взоры на Небо; или, столько-то прилагательных, приличных слову дом. После того я заставляю их написать на доске слова приисканные».

Работая в поле, они также решают в уме заданные выкладки, и сами предлагают наставнику арифметические задачи, любопытные и трудные.

«Всё что я предпринимаю с питомцами (говорит Верли в своих записках) клонится к пробуждению в них спящих способностей, и к развитию семени оных; одним словом, к их воспитанию. Ничто не пропадает, всё может научать их, если только не обращаются с ними как с неразумными творениями; а напротив, всегда устремляют их внимание к цели полезной и ясно показывают всему причины… Дети приготовлены здесь ко всему, что ожидает их в жизни, им назначенной. Может ли в сём отношении что-нибудь принести больше пользы, нежели нынешние их работы и уроки? При главных занятиях представляются еще многие случаи к наставлениям, коего бы не нашли они на школьных скамьях: особливо же не искали бы они сами тех изъяснений и развитий, которые у нас так жадно ловят. Здесь дети тысячу раз спрашивают меня о предметах, поражающих взоры их; а наставление всегда действительнее там, где сами его желают… Один спросит: для чего копают здесь ров? - Другой: для чего проводят сюда воду, а не туда? - Третий: для чего садят сие растение в этом, а не в другом поле? - Или: отчего летом дни долгие, а ночи короткие; зимою же совсем напротив? - От чего бывают облака, туманы, пары? Куда они деваются? Если видят насекомое, птицу или другое животное, они тотчас умеют мне сделать множество об них вопросов. Если растения, камни или земля привлекают их внимание, они хотят всё знать об них и не успевают меня спрашивать… Способность изыскивать, открывать, судить возбуждаема беспрестанно и действует как нельзя лучше, равномерно и чувство к изящному».

Исполнение обрядов, предписанных Церковью и учение Догматам ее довершают сие воспитание: во всё продолжение оного стараются поселить в сердцах питомцев чувство благодарности к Богу. Всякое воскресенье дети слушают Божественную службу в доме Г. Фелленберга, с воспитанниками других Институтов: здесь только бывают они вместе. Можно почитать некоторые духовные песни их молитвами самыми теплыми: столь велики благоговение и чувство, их сопровождающие! Верли часто наставляет детей в вере, и пользуется каждым случаем для укрепления в душе их признательности к Спасителю. Он сам изъясняется так о сем важном предмете, в дневной [дневниковой] своей записке.

«Чувство Веры и Богослужение - лучшие путеводители в жизни: что в человеке без Веры? Должно внушать благочестие детям, как первый и важнейший долг их. Явления и перемены, видимые в природе, или другие случаи в продолжении полевых работ, часто возбуждают питомцев моих к вопросам, подающим мне случай изъяснять им бытие Бога и Его совершенства, производя в юных сердцах глубокое впечатление. Я показываю им, что мы наслаждаемся счастьем знать Бога лучше других, ибо научены Им в священных книгах предназначению нашему; говорю, что Он, из любви к своим творениям, послал в мир единородного Сына для открытия нам Своей воли для нашего исправления. Наконец, выбрав то время, когда дети лучше расположены к сему, я читаю им несколько отрывков из Нового Завета о жизни и учении Христа, показывающие в Нем образец совершеннейший. Я читаю понемногу, но прибавляю от себя изъяснения, сколько могу, подробнейшие»

…

…

«Понятие о Боге можно дать детям очень рано, даже и без посредства духовных книг. Однажды летом, при наступлении прекрасного вечера, я вышел в поле со всеми питомцами. Небо было ясно; запад еще краснелся. С противной стороны луна всходила величественно из-за горы, и отражалась в струях озера. Дети не знали, куда смотреть: столь прекрасна была твердь небесная! Но луне особливо было посвящено их удивление. Некоторые из них предложили спеть гимн, начинающийся так: Светило ночи восходит тихо; мы все вместе пели, и я не пропустил сего случая напомнить им, что всё нами видимое сотворено Богом. По возвращении домой я прочитал им гимн, который начинается словами: Есть в небесах нас любящий Отец. Сие подействовало на детей более, нежели бы длинная речь по тексту из Библии, или духовная книга… Последнею осенью застигла нас в поле сильная гроза, с дождем, градом и громом. Многие испугались… Я слышал часто отцов и матерей, говоривших детям своим во время грома: «подите, молитесь Богу; Он «гневен». Для отвращения сих ложных мнений от своих питомцев я собрал их, как скоро мы пришли домой, и прочитал им 297-й гимн из Цирихского собрания духовных песен. Я дал им почувствовать, что Бог никогда не перестает быть добрым; изъяснил им пользу, приносимую бурями, происхождение молнии и грома; сказал, что злые могут их бояться, а добрые должны хвалить Бога и благодарить за них».

Сие счастье изображается в глазах и на лице питомцев во всякое время, в поле, за уроками, за столом - взоры их всегда ясны. Играм предаются они с шумною веселостью, не боясь учителя, который бывает их товарищем; ни одно движение, ни одно слово неблагопристойные или заслуживающие порицания не унижают их радости. Когда, среди самых шумных забав, услышат они голос Наставника: «Полно, дети, пойдем!» - то игра вдруг кончится, настает молчание, и все уходят без ропота.

Вникая в дневные [дневниковые] записи Верли, сего двадцатичетырехлетнего Философа - Христианина, мы удивимся той силе и точности, с каким объял он всю систему Г. Фелленберга, и сообразил в уме своем его теорию наказаний, наград, поощрений, привычек, наставлений, примеров, работ и игр, чтобы достигнуть до последствий столь прекрасных: до совершенного перерождения двадцати четырех детей, зараженных уже пороками, от нищенского ремесла происходящими или почти неразлучными с крайнею бедностью. Редко он должен был прибегать к печальному средству телесных наказаний, к нескольким ударам по руке линейкою. Умеренные обуздания стыдом, выговоры наедине или при всех, отлучение от общего стола, лишение на время всех ласк и знаков доверенности; таковы простые средства, вполне оправданные успехом, и употребляемые искусно сим редким человеком, можно бы сказать гением, если б сие название довольно выражало свойства его и цену.

Впрочем, рассмотрев заведения Гофвильские в целостности, можно увериться, что успех столь совершенный не есть дело одного Верли, сего наставника превосходного, одаренного чрезвычайным умом, тонким и отличным понятием, неутомимою деятельностью и беспредельным усердием. Верли не был бы чем он есть, если б Г. Фелленберг не вдохнул в него пламенной любви ко всему честному, доброму, полезному ближним; если бы не поддержал его мужества Верою, своим присутствием, речами, полною доверенностью и особливо, научая его своим примером жертвовать собою и стремиться к добру постоянно.

Если не равных Верлию, то по крайней мере наставников с частью достоинств его и способностей, должны сперва образовать благодетельные души, кои желали бы подражать прекрасному училищу Гофвильскому для земледельцев. Трудность успеха в таком предприятии не должна отклонять от оного, ибо конечная цель его чрезвычайно важна для счастия общественного; даже оставшись ниже образца Гофвильского, можно излить великие благодеяния на человечество. Пусть вспомнят притом, что дух веры может в сем деле заменить большие способности. В благодеяниях Вера просвещает ум, согревает душу, утверждает волю; и наставник, истинною Христианскою любовью одушевленный, восторжествует над препонами, затруднительными для гения.

Довершив сию картину, может быть нужно обратиться к возражению, о коем упомянули мы выше, и которым часто порицали Гофвильские заведения прежде, нежели последствия первого опыта послужили на оное ответом. Опасно, так говорили, распространять излишнее просвещение в состоянии работников. Приобретенные ими познания могут быть началами смятений. Просвещенными народами управлять труднее. Власть, извлекающая из мрака толпу народную, готовит ей средства к сопротивлению и случаи к мятежам.

Правда, что уроки, данные опытом в последние тридцать лет Европе, должны в самом деле научить осторожности во всех переменах, до политического состояния народов касающихся. Но вселять опасение к предложенному хорошему воспитанию для земледельцев вообще, потому что иными народами труднее стало управлять, что они более сделались склонны к политическим смятениям по мере, как понятия между ними распространялись: не значит ли сие употреблять во зло рассуждения и самые происшествия? Примеры народов, развращенных тою же образованностью, которая просветила их, не могут приводимы быть к настоящему предложению. В самых просвещенных землях жители больших городов часто погружены в глубокое невежество относительно к тому, что существенно важно для их покоя и счастья. Подверженные то праздности, то нужде, они легко могут быть, в руках возмутителей, орудиями перемен политических. Здесь, напротив, рассуждается об одних поселянах, составляющих собственно главную часть народов. Пусть она состоять будет из людей, наученных событиями и опытом, занятых работами постоянными и полезными; из людей, кои привязаны к долгу своему узами Веры и привычки, коим нужны мир и порядок, потому что их надежды на оном основаны. Характер такого народа есть конечно вернейший залог тишины гражданской, если сей залог существовать может. Такой народ не будет орудием возмутителей и средством ко мщению; честолюбцы не потрясут им здание всего общества. Беспокойному духу вводителей новизны противопоставит он силу своего бездействия, здравого рассудка и разума, силу привычки к благоустройству, к трудам и к почтению законов.

Таких последствий должны желать все люди благомыслящие и просвещенные. В самом деле, для кого может быть равнодушно: процветает ли земледелие, или оно в упадке? Благонравна ли часть народа, которая им занимается, или развратна? Царствует ли на полях и в селах благочестие, трудолюбие, повиновение законам, непорочные нравы, уважение к собственности? Есть ли там работники и служители надежные, верные, трезвые, понятливые, трудолюбивые, вместо тех праздных, ленивых бедняков, загрубевших от страсти к вину, лишенных нищетою всей бодрости, кои тайно враждуют с богачом, желающим помочь им, и его обманывают? Кто не чувствует сколь пагубно действует сие призрение нравственности во все состояния? что начиная с Правителей Государства до самых мелких помещиков, все страждут от такого разврата, и что, следовательно, все должны желать исправления оного?

Но медленно распространяются сии истины, по самому существу своему. Способность обнять их во всей связи требует ума довольно обширного. И души, горящие любовью к ближнему, одни чувствуют живо всю пользу, которые произвели бы многочисленные подражания примеру Г. Фелленберга.

Скоротечная дань бесплодного удивления - вот всё, что доныне принесли ему путешественники, завлеченные любопытством. Многие конечно желают видеть сие прекрасное явление озаряющим и другие земли: но всего более поражает их трудность предприятия. Несколько опытов, ныне производимых в Швейцарии по образцу сему, лишены того стремительного движения, которое могли бы получить от Покровительства особенного и могущественного, и которое необходимо для распространения повсюду сего благодетельного воспитания. Для блага будущих поколений должно желать, чтобы ревность основателя Гофвильских заведений устремлена была с новою силою в то самое поприще, где уже показал он гений свой, мудрость и постоянство. Злых людей жизнь коротка, жизнь добрых не долее. Викторины Фельтрские, Полеты сокрылись; прозябшие при них семена добродетели скоро исчезли во глубине пороков.

Утвердить навсегда влияние примера Гофвильского; распространить в разных местах и на будущее время спасительные оного последствия - в сей мысли Бог, владеющий сердцами Владык земных, преклонит может быть Великого Государя, коему назначает первое место между благотворителями человечества.

-----

После сего донесения, Читателю будет приятно видеть собственные выражения Г. Фелленберга о видах основателя Гофвильских заведений, при началах оных; взято из письма Г. Эм. Фелленберга к одному из друзей его.

Человеческий род не иначе может достигнуть своего предназначения, как посредством образования ума и нравственности, на Вере основанного, которое бы равно благоприятствовало счастию лиц, семейств, целых Государств, и в то же время обеспечивало устройство общественное.

Особливо утверждение всеобщего благоустройства в Европе зависеть будет от старания внушить каждому лицу, из управляемых или Правителей, привычки, добродетели и познания, необходимые для места, назначенного ему Промыслом, по рождению или по способностям.

Погружая в невежество народы, затворяют для них обильнейшие источники могущества, богатства и благоденствия;

не утвердится сим и безопасность Государства, как скоро придут в волнение грубые толпы, которые не трудно обмануть по их невежеству!

Сие же бедствие, и притом, еще опаснее, последует от ошибки совсем противной, от излишнего образования народа, дающего ему нужды сверх возможности удовлетворять их. Вредная крайность, самая гибельная для благосостояния частных лиц и целых гражданских обществ!

Друг человечества непременно должен, для своей цели, уважать порядок, установленный без его содействия, с воли Верховного Учредителя вселенной.

Началом всего да будет старание приготовить каждое состояние в обществе к истинному месту его и отношениям, не закрывая однако ж от превосходных дарований и гения того поприща, на коем могут они отличиться и собрать новые сокровища для рода человеческого.

Заметим здесь, что сие намерение будет тогда только исполнено, когда преобразуются ремесло земледельческое, училища и воспитание вообще.

Обращая силою или слишком долго внимание детей на предметы, для них не любопытные; запирая их в учебные комнаты, дурно устроенные для сей цели; следуя в учении методе неудобной и допуская их видеть всегда перед собою дурные примеры, мы вдохнули бы в них, с самых нежных лет, рассеянность и развращение.

Поселянин, идущий за сохою подобно волу, который влечет ее, более и более притупляет свой разум самым гибельным рассеянием.

Единственно всегдашним и постоянным вниманием ко всему, что касается до человечества вне и внутри его, может он согласить с правилами мудрости чувства, мысли и дела свои. Единственно размышлением может он вознестись до практического Богослужения, необходимого роду человеческому.

Сии рассуждения побудили нас устроить земледелие так, чтобы оно беспрестанно питало внимание и мысли занимающихся оным, и послужило способом к воспитанию, которое бы с младенчества до самого гроба действовало сообразно с целью, предложенною нами. Мы уверились, с величайшим удовольствием, что земледелие, когда оно усовершенствовано, есть занятие самое полезное для здоровья, для образования ума и сердца в народе, и в то же время столь прибыточное, что посредством его можно обратить людей к добродетели, маня их корыстью. Таким образом унижение рода человеческого возвратит его к первобытному величию.

Кроме того мы докажем причинами выше приведенными, и разумным изъяснением лучших метод, что земледелие будет еще тактическою школою, из которой получит Государство столько же искусных защитников, сколько хороших хлебопашцев.

В наше время благоденствие общества, и особливо народа требуют, чтобы оный был сколь можно менее отвлекаем от работ для него прибыточных. Следовательно, нужно было испытать, нельзя ли с работою соединить полезные для народа наставления, или назначить на оные часы отдыха, необходимые во всяком возрасте для поддержания трудолюбивой жизни? Нам приятно было видеть, всякий день яснее, из опытов, производимых в нашем народном училище, что и в сём отношении все наши желания увенчаны Промыслом. Отделяя один только час для ежедневных уроков, вместо отдохновения, которое бы во всяком случае нужно было нашим питомцам, мы гораздо больше успевали в их научении с помощью хорошей методы, нежели бы продержав их в училище целые полвека. Следуя нашему ходу, дети получают живейшую склонность к учению; у нас оно восхищает их, а в обыкновенных школах мучит.

Правда, что успехами нашими по сей части мы много обязаны старанию удалить питомцев от всего, кроме Бога, природы и нас самих; внушаем им, в каждое мгновение их жизни, чувства, мысли и дела, из коих желаем составить отличительный характер их. Всякое обстоятельство, полагающее нам препону, тотчас отдаляемо; мы сами изобретаем всё, что может благоприятствовать видам нашим, следуем постоянно хорошему плану: и не можем бояться неудачи, неминуемой при другом ходе.

Соображения наши доставят поселянину и ремесленнику столько пособий в их знания, столько удовольствий в их успехах, что они почли бы себе за несчастье оставить круг свой; они решатся на то в одном только случае - когда отечество, охраняющее благосостояние их, будет в опасности и призовет их на свою защиту.

Но для совершенного достижения сего посредством приличной работы нужно еще, чтобы тягость ее не была жестоким бременем, и не уменьшила братской любви, которая должна между всеми людьми царствовать. Возвышенная цель наша совсем бы исчезла, если бы при исполнении сего плана какое-нибудь состояние в обществе было столь угнетено своим жребием, что могло бы охотнее верить в Существо злое нежели доброе. Для сего мы равно желаем распространить повсюду наш усовершенствованный образ воспитания, и употребление наших земледельческих орудий: в них простой народ всегда найдет большое облегчение от физической усталости и способ к изощрению своего внимания, соответственный видам нашим; а в то же время обильный источник благосостояния.

Сколь ни сильно зло, производимое высшими состояниями, если из недр их разврат изливается на всё общество, но пример состояний самых бедных и неуважаемых будет еще сильнее для образования народа и возрождения добрых нравов, когда воспользуются сим средством. Люди богатые, имеющие главное влияние на общество, не захотят, чтобы дети бедных, подчиненных им, превзошли когда-нибудь их собственных детей в добродетели и просвещении; притом же гораздо удобнее действовать бедными, нежели богачами, для направления всего народа к цели наших усилий. С другой стороны лучшее воспитание народное представит нам только образ многочисленного стада без искусного пастыря, если мы не утвердим своего успеха посредством начальников, достойных общей доверенности. Совершенство воспитания одинаково нужно для знатных и для простолюдинов; а между тем образование первых несравненно труднее, ибо в оное должны входить все благотворные познания и открытия, кои доставлены роду человеческому шестьюдесятью веками, проведенными в опытах и искании.

С помощью нашего учебного заведения для высших состояний народ управляем будет превосходными начальниками; а сии, утверждаясь на нравственном его состоянии, возмогут смело устремлять все усилия к общему благу.

Впрочем, более удивляться должно несовершенству воспитания богатых и знатных, имеющих в руках все возможные способы оное исправить, нежели небрежности в образовании бедных. В обоих случаях мы равно далеки от совершенства; и планы, которым доныне следовали, столь же были тесны и худо обдуманы, сколь недостаточен образ исполнения оных.

Обыкновенно гоняются в училищах за познаниями неполными и несвязными; мало пекутся там о главных, существенных последствиях воспитания для дворянства: о лучшем образовании нрава и способностей, о внушения любви к наукам и склонности к хорошим методам. Сие заставляет на обучать наукам и искусствам (7)

(7) Особливо музыке и рисованию, кои почитаются в Гофвиле уроками очень важными; учителя для них выбраны превосходные.

Сие заставляет на обучать наукам и искусствам, входящим в состав начальных уроков, совсем отличным образом, и не смотреть на них как на одни забавы. Труд наш от того несравненно увеличился; но мы старались всеми силами собрать в Гофвиле сколь было можно более личных пособий во всех родах, и действовать ими во исполнение нашего плана.

Мы не будем здесь повторять известий, сообщенных в особой книжке, о учебном заведении нашем для людей достаточных. Заметим только, что для нас было очень важно, посредством связи между обоими Институтами, земледельческим и воспитательным, иметь равно влияние на учение всех питомцев наших, к званию ли хлебопашества они готовятся или к управлению Государством, до самого вступления их на поприще деятельной жизни; мы хотели, по крайней мере на сей раз, доказать самим опытом, сколь сильно воспитание, хорошо обдуманное и продолженное от младенчества до совершенного возраста.