Для нынешнего понимания биоэволюции удобно разделить традиционные эволюционные учения на эразмовы (организмоцентрические) и бэровы (объект интереса которых – упорядоченность экосистем, а в наше время – и всей биосферы).
В эразмовых учениях (названы в честь Эразма Дарвина) организм создается постепенно (миллионы поколений) таким, каким требует среда; а сходство трактуется как итог родства.
Наоборот, в бэровых учениях (в честь Карла Бэра) новый организм, прежде небывший, создается сразу (в несколько поколений) как комбинация возможностей, заданных законами становления и устройства форм и функций. В этих учениях форма – самодовлеющая сущность, среда – итог взаимодействия организмов, а сходство – итог общности законов онтогенеза (Ч-10, с. 185-189, 350).
Два их главных отличия от эразмовых – признание первичной целесообразности живого и упорядоченности вариантов изменчивости – в качестве двух самостоятельных свойств природы, в качестве ни из чего не выводимых сущностей. Третье отличие бэровых учений от эразмовых видится в стремлении исходить, по возможности, из эмпирических обобщений (отбор таковой не является).
К эразмовым учениям естественно отнести ламаркизм, жоффруизм (у Г.С. Зусмановского он является центральным понятием) и дарвинизм; а к бэровым – номогенез, ЭКЭ и системную динамику Уайтхеда – Янча. Последняя утверждает, что 1) движение первично, а материя и система вторичны; 2) становление системы и ее работа управляются параллельно как сверху, так и снизу [Ч-10, с. 349-350].
Ныне к бэровым учениям добавилась «политическая экология» Г.А. Заварзина [Ч-12, с. 70, 72]. Этот вариант ЭКЭ странным образом совмещает в себе противоположные направления мысли: ноосферное (по Вернадскому) и заявленное Заварзиным какосферное (от греч. какóс – плохой, неопрятный, негодный, неумелый), которым он в 2003 г. обозначил разрушенную людьми часть биосферы, а под конец жизни – «тенденцию к самоуничтожению вследствие неспособности предвидеть последствия своей деятельности».
В эволюции, как биологической, так и общественной (ее он видел как часть биологической) Заварзин всюду находил господство сообществ (систем). Только в них он и видел объекты эволюции (там же, с. 70, 74). Но возможна ли вообще власть, какая могла бы ограничить какосферу (не говоря уж о создании ноосферы)? Заварзин об этом не рассказал, разве что расточал (лишь в последней своей книге) похвалы православию, аристократии и империи.
В то же время сама идея конца цивилизации как эволюционная проблема заслуживает внимания. Эрих Янч в 1980 г. обратил внимание на то, что в ходе эволюции уменьшаются ее характерные объекты (сперва это размеры галактик, в конце – рефлектирующих особей) и растут размеры ее элементов (сперва это размеры элементарнных частиц, в конце – те же рефлектирующие особи). Янч называл это коэволюцией макро- и микроуровней [Jantsch, 1980, с. 94, 133].
Слияние элемента с самой системой означает (этой мысли у Янча нет) конец эволюции в данных понятиях (схему см.: Ч-90, с. 218; Ч-08, с. 619) и, тем самым, начала эволюции иного типа.
Тезис Янча весьма важен, он фиксирует конец обычной эволюции: с рождением глобальной цивилизации макро- и микроуровень слились: теперь решение малой группы или даже одного человека может радикально влиять на эволюцию в планетарном масштабе. Дальнейшая эволюция людей (если цивилизация Земли не погибнет) должна описываться другими понятиями. (Подробнее см. Ч-12.) Тезис еще понадобится нам.
* * *
«При всей своей внешней экологичности (адаптационизм) подход Ламарка – Дарвина оказался антиэкологическим. Приспособление вида к заданной среде – неудачная исходная схема, так как сама среда прежде всего состоит из таких же эволюционирующих видов и потому изменяется не медленнее, а гораздо быстрее, чем может (согласно взглядам Ламарка и Дарвина) эволюционировать вид. В самом деле, одно лишь изменение соотношение численностей (без изменения их генофондов) радикально меняет уловия существования каждого, а ведь каждый вид окружен многими» (Ч-87, с. 100).
Эразмова идея наглядна исходными допущениями, но отнюдь не наблюдаемыми свойствами. Главное ее допущение – что эволюция есть совокупность процессов приспособления – рушится при стороннем (не связанным априори с признанием приспособления) взгляде на разнообразие. Недавно Йорг Циттлау [2010], биолог-журналист, собрал в одну книгу обширный перечень заведомо вредных свойств животных, и вывод его оказался тот, что допущение о всеобщей полезности свойств ложно.
Наоборот, бэрова идея хороша выводами из наблюдаемых явлений. Эволюция в наши дни предстаёт в ней, как сказано в книге Ч-10, процедурой изменения фракталообразующих правил. Главный же ее недостаток видится в том, что до сих пор она не проявляла внимания к роли физиологии организмов и их зародышей.
Эразмов и бэров принципы выступают как два взаимодополнительных аспекта изучения всякой эволюционной процедуры, что и следует иметь в виду, дабы избегать лишних споров.
Номогенез в его диатропическом понимании рассматривает эволюцию как преобразование рефренной структуры разнообразия (диасети). Это наглядно, но узко. Более общее понимание эволюции основано на номогенезе как на понятийном каркасе, наполняемом представлениями из иных учений. Первым и главным из них выступает понятие активности, основное в ламаркизме.
Исследования последних десятилетий показали: мир устроен так, что материя активна и сама собой организуется, порождая всё более и более сложные системы. На всех уровнях организации видно одно и то же явление – актиреф. Термин этот нужен как эразмову взгляду на мир, так и бэрову, поэтому термином «актиреф» удобно кратко маркировать всё предлагаемое представление об эволюции.
Достарыңызбен бөлісу: |