Чаянов Б. А. Воспоминания о Физтехе

Преподаватель математики В.А. Курочкин любил студентов. Бывало на экзаменах посадит их вокруг себя и советуется с преподавателем А.А. Абрамовым - какую бы задачу посложнее им дать. «Вон тому студенту дал пример на сходимость ряда, а ведь трое До него не решили.» Ходит Курочкин вокруг, по головкам гладит и приговаривает: «Я ведь не изверг какой-нибудь, я сообразительность вашу тренирую».

Профессор Лев Лазаревич Гольдин вёл лабораторные и семинарские занятия по физике. Проходили термодинамику, в частности, старались понять, что же это такое энтропия? В самом

\048\

деле, это понятие трудно поддаётся осмыслению, если слышишь такое слово впервой. Такие понятия нужно вводить, чтобы они впитывались, как говорится, с «молоком матери». Так ввели в начальной школе понятие конгруэнтность. Поначалу было дико, потом привыкли. Л.Л. разъяснил физический смысл и нехитрую математическую формалистику энтропии и спросил аудиторию: «Понятно?».

Кто понял, тот ответил: «Да», а кто не понял, промолчал, надеясь понять по учебнику. Однако, как часто бывает, пока тебе рассказывают, то всё ясно. Но когда сам пытаешься докопаться, то возникают вопросы, на которые нет ответов. На следующем семинаре студенты, не постигшие смысла энтропии, вновь обратились к Л.Л. Гольдину за разъяснением. Преподаватель, воспользовавшись отсутствием на семинаре студенток, раскрыл смысл энтропии так, что всем стало ясно. Два студента в столовой делились впечатлениями о семинаре. Сидевшая с ними рядом студентка Г. Калиниченко созналась, что тоже не понимает энтропию, и попросила объяснить. Но парни отказались, сообщив, что это не для девичьих ушей. Что вызвало у неё недоумение.

\049\

37. БОС

("Б.О. Солопоуц)

Зам. декана ФТФ МГУ, доцент кафедры высшей математики, легендарный, многократно воспетый родоначальник и отец-основатель ФТФ и МФТИ - это и есть Борис Осипович Солоноуц. Многие его дела, фразеологизмы и шутки весьма язвительного свойства, которые очень даже ощущались объектом воспитания, вошли в сокровищницу физте-ховского языкового обихода. Почти все старшекурсники, кто обращался к теме БОСа, отмечают его многочисленные положительные качества. Н.В. Карлов в прошлом студент, а потом ректор института говорит: «Он был мудр, по-настоящему мудр».

Наш курс мало касался Б.О. Солоноуца, разве что через расписание занятий, которое они с А.Н. Тулайковым составляли в учебной части. Из личных воспоминаний остались в памяти его прогулки с единственным другом эрдель-терьером, похожим на хозяина. БОС и собака одиноко гуляли на пустыре между общежитием и главным корпусом. Молодому поколению не было никакого дела до старика с собакой, и оно галопировало мимо по дорожке на занятия и обратно. Передвижение бегом из-за

\050\

вечных опозданий, плохой погоды и уже по привычке было общепринятым. Хотя москвичи шли в институт с электрички, степенно переставляя ноги. Всем хотелось не только ходить, бегать, но даже и полетать. Многие мечтали испытать себя полётом. В эти времена в Долгопрудной организовался аэроклуб: «Хотите полетать? - пожалуйста!». Члены клуба совершали прыжки с парашютом с привязного аэростата. В лексиконе студентов появилось слово «парашют». «Долой семью, долой уют! На парашют! На парашют!», -скандировали они лозунг 30-х годов. Однажды кто-то из студентов, будущих парашютистов, подслушал телефонный разговор БОСа с аэроклубом. Что говорил аэроклуб не известно. БОС же с металлом в голосе вещал: «Студенты МФТИ не будут прыгать с парашютом. Студенты МФТИ могут разбиться. Не для того мы здесь их растим и учим». В подтверждение этих провидческих слов по институту вскоре прошёл слух, что разбились два аэроклубовца. Одна студентка наблюдала эту трагедию воочию и рассказала подругам. Вскоре интерес к полётам угас. В мудрости БОСу не откажешь.

Среди поступивших на Физтех в 1951 г. было около десяти человек, прошедших армейскую школу, их тогда называли фронтовиками. Учёба давалась им особенно трудно по ряду причин. Во-первых, «не та» подготовка. Среднее образование они получали в вечерних школах и в школах рабочей молодёжи. Во-вторых, с возрастом мозги работают хуже. В-третьих, семейные заботы нагружали сверх всякой меры. Однако огромное желание учиться заставляло преодолевать эти трудности. Так, фронтовик Ружан Григорян дважды сдавал вступительные экзамены в 51 и 52 гг., так как в 51 г. его не отпустили из армии. Ежедневные лекции, лаборатории, задания, семинары, зачёты -это только подготовка к моменту истины - экзамену. Замечено, что сессия проходит успешнее, если сдаёшь своему преподавателю. На экзамене главное - не попасть к «пожирателю» студентов. У каждого преподавателя в студенческой молве имелась характеристика, которая ходила за ним, пока он преподавал. Бот что пишет о преподавателе А.И. Узкове в своём дневнике старшекурсник Н.И. Хвостов: «Сдавал узкову экзамены по аналитической геометрии. А он за одну нерешённую задачу выставил за дверь». Поэтому, как только А.И. узкое вышел покурить, сдающие перемести-

\052\

дись из коридора в аудиторию, стремясь к другим преподавателям. В коридоре остался только фронтовик Радик Панфилов, переживающий меланхолию па поводу предстоящего экзамена. А.И. попросил у него прикурить и, видя перед собой удручённого немолодого человека, стал осторожно его расспрашивать «за жизнь». При этом житейские вопросы перемежал вопросами по сдаваемому курсу. Радик, успокоенный мирной обстановкой, как мог толково отвечал и был крайне удивлён оценкой «хор» в зачётке. Преподаватели тоже люди.

Проучившись два семестра и придя с каникул на учёбу, мы вдруг обнаружили, что физико-технический факультет МГУ, куда мы поступали, учились и которым так гордились, не существует! А вместо него учреждён какой-то МФТИ, и нас бросили в этот институт, не спросив согласия! Всё стало неопределённо. Будут ли руководить институтом корифеи науки и техники во главе П.Л. Капицей, будут ли читать лекции академики, которые как-то ассоциировались с МГУ, какая будет стипендия? Останется ли в силе система базовых институтов? Будут ли приезжать московские артисты, которых приглашали ранее через студенческий клуб МГУ? Вопросы, вопросы, вопросы... Ходили мрачные слухи, что теорфизику будет читать не Берестецкий и не по Ландау, а какой-то Акулов - ретроград и шельмец. Слухи будоражили, студенчество дозревало до протеста. Однажды в перерыве между лекциями объявили, что сейчас выступит представитель деканата. Наэлектризованные студенты устремились в лекци-

\055\

онный зал и замерли. Но пришла дама из 1-го отдела и потребовала сдать по три фотокарточки. Сжатая пружина требовала действия. Что же делать? Идти демонстрацией в деканат, бить стёкла, жечь тетради и книги? Е. Пригарин предложил учредить наблюдательный и координационный советы, а в развитие этой идеи В. Белоконь предложил выпустить нагрудный знак, в котором на фоне высотного здания МГУ красовалась бы собачья будка с надписью ФТРуъу, которая расшифровывалась как Физико-техническое Ремесленное Училище Бывший Университет. Все смеялись, и буря в стакане воды улеглась.

В проспекте для поступающих на ФТФ МГУ в 1951 было заявлено, что принимаются преимущественно мужчины. Поэтому, чтобы поступить учиться на факультет, девушка должна быть способной не только к физике и математике, но и обладать другими выдающимися качествами, например пассионарностью, красотой. Отбор абитуриенток по экстерьеру проходил под строгим оком членов приёмной комиссии. Как-то стоя в очереди в буфет, я стал невольным слушателем беседы членов приёмной комиссии проф.

\056\

Л.Л. Гольдина и И.А. Радкевича. Гольдин расписывал красоту одной из абитуриенток, не скажу кого. Разговор, судя по децибелам, был явно предназначен слуху стоящих в очереди, как бы приглашая их принять участие. Обсуждающие склонялись к мысли, что если абитуриентка достаточно хороша и может собой украсить факультет, то её следует принять. По классификации Л.Д. Ландау оба преподавателя были «красивистами». По всей видимости, многие из абитуриенток подвергались подобному обсуждению, поэтому Физтех можно считать средоточием пассионарных красавиц, которые не только украсили факультет, но и оставили рубцы и незаживающие раны в сердцах и судьбах его мужской части. Эх, если бы это предвидели отцы-основатели, то следовало бы ввести в действие стандарт «90-60-90», только что озвученный в спектакле театра Образцова «Под шорох твоих ресниц», и тогда никаких украшений, тем более незаживающих ран! Всё демократично, проходи тест, сдавай экзамен и «Да здравствует Физтех!».

Студент Е. Токарь проходил практику в НИИ-1, нынче им. М.В. Келдыша, и проводил тренировки в редко посещаемом вестибюле Глав-

\057\



M.B. Келдыш

ного корпуса. Однажды, в разгар растягивания эспандера, резинового бинта, неожиданно появился М.В. Келдыш. Будучи человеком основательным, Келдыш потрогал бинт, туго ли натянут, спросил, чей студент, похвалил и разрешил продолжить тренировку. На другой день вестибюль заперли навсегда.

Ю. Кривенков (аспирант 1951 г.) взял привычку, встретив Бориса Бабаяна и Бориса Чаянова, орать на всё общежитие: «Бобы, а Бобы, вы - дубы!». «Мы не дубы - дубы не мы!»,- следовал ответ.

Завели в читальне «книгу отзывов» и стали писать в неё, кому не лень, всякую чепуху. А.Баташёв серьезно так записал: «Люба, я люблю Вас, будьте бдительны!». Неизвестно, к какой Любе он обратился. В те годы на Физтехе были две Любы, и обе звёзды первой величины. То ли призыв возымел действие, только вышли замуж обе Любы, одна - за Р. Швачко, другая -за В. Фроста, да и сам А. Баташёв женился, но не на Любе. Может быть, в книге были и иные предначертания, только исчезла та книга, как в воду канула.

\059\

Бог знает, откуда появился вдруг осенью у нас на 3 курсе грузин - рыжий, с большим носом, и звали его как настоящего грузина - Гурам Буа-чидзе. Одни говорили, что перевёлся он из Тбилисского университета, другие - что принят по «звонку» сверху. Ни одну из этих версий Гурам не подтверждал. Жил он в общежитии не лучше остальных, был славным малым, и все любили его. Бывало, пришлёт ему бабушка посылку - друзья тут как тут. Очень нравилась чучхеяа - орехи б виноградном сиропе - и чача. Незаметно подошёл Новый год, а с ним и сессия. В стенгазете появилось пожелание Гураму: «Скоро будет Буачид-зе на стипендию учиться, из Тбилиси телеграмма: «Очень рады, папа, мама». Однако не сбылось. Заскучал наш Гурам, затосковал по родным горам, не сдал сессию и исчез. И в той же газете можно было прочесть грустную эпитафию: «Уж не будет Буачидзе на стипендию учиться, из Тбилиси телеграмма: «Будешь битым, папа, мама».

Студент А. Васильев отправился в туалет, там поскользнулся и, падая, разбил головой писсуар. После многие говорили: «Васильев - голова!».

\060\

9. Венский стул

В комнате группы 303 сломали венский стул и решили калибровать студентов, продевая сквозь обод. Все проскочили, а Володя Мираков продел обод до талии, а ниже никак. Да и вверх снять сам не может. А на просьбу помочь - отвечали: «Одеваешь на себя всякую дрянь, а мы должны снимать?!». Помучившись, Володя взял две гантели и долго разбивал деревянный обод, пока не освободился. Но на друзей не обиделся.

\061\

Студент Сева Калошников в те молодые годы был похож на Эренфеста, ученика великого Бора. Только практику Сева проходил в ФИАНе, а не в Копенгагене. Б силу этого практика имела национальную специфику. Усатый, с пышной шевелюрой, склонный к юмористическому восприятию жизненных коллизий, налаживал он установку пинч-эффекта (пинч-кнут) в подвале ФИАНа. Установка располагалась в комнате бывшего туалета, которую остряки нарекли научно-исследовательской уборной (НИУ). Комната была мало приспособлена для работы. Реконструкцию НИУ проводил отдел капитального строительства, который располагался тоже в бывшем туалете, но этажом выше. ОКС отремонтировал свою НИу, но игнорировал интересы науки. Бсё это осложняло жизнь, но эксперименты Сева всё же проводил. Встречает как-то меня в коридоре и зовёт помочь передвинуть вакуумный насос, заодно посмотреть разряд плазмы в воде, может быть, термояд прихватим. Тогда многие бредили термоядом. «Научный такелаж» - дело привычное, сдвинуть, толкнуть, переставить громоздкую установку, обычно, как в деревнях, зовут соседей и друзей. Закончив такелаж, Сева протянул кабель от батареи конденсаторов и сунул его в

\062\

ведро с водой, стоящее рядом. Сверкнула молния одновременно с громом, в глазах замелькали огненные круги, и настала...тишина, которая означает контузию, либо «привет» с того света. Несколько минут длилось оцепенение, потом я понял, что нахожусь наяву, т. к. увидел пустое ведро. Б это время прибежали сотрудники ОКС с криком: «Вашу мать! Что вы себе позволяете!». Оказывается, мгновенно испарившаяся вода ударным порядком ушла вверх. Через незаделанные канализационные отверстия и другие щели она проникла в ОКС и наделала бед с бумагами. «Ну, как?» - хитро улыбаясь, спросил Сева, явно довольный эффектом. Ничего не поняв, ослеплённый и оглушённый, я ретировался, а через несколько дней поделился пережитым с приятелем. «Эх, милый, - был ответ, - тут идёт туалетная война за площади с применением тяжёлой артиллерии. Чтобы решить вопрос с ремонтом, приходится начальство пинчём потчевать.» Позднее, обсуждая вопрос «Ну как?», Сева признал, что это был не термояд. «Мое дело - ударил пинчём, а там хоть термояд не расти», - афористически закончил он обсуждение.

Нынче всё очень просто. Берёшь деньги, идёшь в магазин и покупаешь любую технику, какую только хочешь: аудио-систему, магнитофон, приёмник и проч. Во времена нашего студенчества всё было не так. Сами мастерили детекторные приёмники в коробочках из-под мыльниц и более солидные супергетеродинные системы на самодельных шасси. Однако достать радиодетали, сопротивления, конденсаторы, лампы и много чего ещё было очень трудно. Радиолюбительство, как вид помешательства, захватило большую часть населения общежития. Среди студентов были корифеи, которые могли изготовить высококлассные по характеристикам приёмники для диапазона длин волн, где фон «глушилок» был минимальным. Такие корифеи были у всех на виду и в почёте. Боря Гайгеров был одним из них. Как-то раз на третьем курсе, в июне месяце собирал он радиоприёмник. Собирал схему не как-нибудь, а лёжа на кровати, придвинув её к окну. За окном светило солнце и ласкало своими лучами обнажённое тело. Работа спорилась, и жизнь была хороша. Б один прекрасный момент, когда припаивал он деталь, из паяльника выпало раскалённое медное жало и брякнулось на голый жибот. В первое мгновение, не поняв что же случилось, Боря ещё лежал тихо, глядя как медлен-

\064\

но застывает пайка. Потом время спрессовалось до мгновений, и он, держа руками пайку, начал извиваться, изображая лежачий «танец живота». За этим занятием застал его сосед по комнате. Он потом показывал высоту (около одного метра), на которую лёжа подпрыгивал Боря. Пайку удалось сохранить, а на животе можно было видеть подпалины и волдыри.

Говорят, что за музыкальную часть жизненной программы ответственно левое полушарие человеческого мозга. Сидит, бывало, К. Свидзинский, готовится ксеминару по ОМЛ или по английскому языку и слышит - в левой половине головы что-то шевелится, побрякивает.

Он и так, и эдак, а не проходит. Смекнув в чём дело, берёт он на плечи аккордеон

\065\

и марш в коридор на диван. Тут уж мелодия льётся сама: «Сказать о дружбе можно немало тёплых слов...» или «Появились лужи и влюблённые...» и ещё, и ещё. На стихи Ю. Живова, А. Шилова, Л. Хаскина, знаменитых Ж.Ш.Х. Сочинял он и крупные музыкальные формы. На четвёртом курсе сочинил он сюиту, в которой был хор вахтёров со словами: «Эй, студенты, предъявляйте пропуска...», и «Танец с англичанками», впервые исполненный в зачётную сессию. Бот теперь, спустя 50 лет, хочется сказать, что К. Свидзинский достойно уловил и пропел навеянные Физтехом мелодии. Однажды сочинил он рок-музыку и слова к нему подходящие, что-то про A.M. Прохорова, Н.В. Карлова, Н.Г. Басова и примкнувшего к ним Тарасова.

Маненков и Барчуков

И примкнувший к ним Тарасов,

Блок, блок, блок...».

Рок был исполнен в ФИАНе и тепло принят слушателями. Рассказывают, что Прохоров и Басов частенько запирались в кабинете, садились на стулья верхом и исполняли рок «а капелла». Король Швеции, узнав о такой их дружбе, пожаловал им и примкнувшему к ним Таунсу Нобелевскую премию. Косте тоже король хотел дать премию, да академия не поддержала. Молод ещё! Так и пришлось Косте остаться только основоположником ФИЗТЕХ-песни.

\066\

Жаркое лето 1951г, Стромынка, общежитие студентов МГу. Много, много ребят и я в их числе, называющихся незнакомым словом абитуриент, жило там. Для вахтёров мы были «абитурками». Все полны жажды поступить на ФТФ, у каждого свои резоны, почему именно он, а не другой, должен быть принят. Мальчик с чёрными, торчащими во все стороны волосами, усами и ушами в читалке с утра занимает столик, обкладывается книгами и, пренебрегая физиологией, сидит до вечера. «Умственный малый», как определил его вахтёр. По мере провала вступительных экзаменов народ в читалке убывал. К концу экзаменов осталась горстка ребят и наш мальчик, который, оказывается, не решал задачи из сборника Моденова, как все, а конспектировал тома Гельвеция. За этим занятием застанем его, если приглядимся, и в институте. Он поступил в институт, и мы узнали его имя - Боря Плюхин, а прозвище ГТлю. К тому моменту в его конспектах к Гельвецию был присоединён Шопенгауэр и «Сказки 1001 ночи». У него на всё хватало сил. 1954 г., шла война студентов со столовой. Плю не мог быть в стороне. С благословения профкома была создана комиссия под руководством Плю с целью прекратить воровство и наполнить мясом содержание столовских котлет. Априори ясно - миссия обречена на про-

\067\
вал: во-первых, студентам-щенкам противостоят матёрые волки, во-вторых, столовая не воровала, а брала своё. Комиссия блокировала работу кассы и кухни, до ночи подсчитывая шницеля, рассыпанные чеки и выявляя недостачу. Появилась угроза невыполнения плана столовой. У директора Вер-гунца дрогнули нервы, и он распорядился поставить на столы бесплатно хлеб «от пуза» и горчицу. Голодная орда прибегала в столовую и сметала хлебные «Гималаи», намазывая их горчицей, пока официантки принесут обед. Виктория была налицо, хотя мяса не прибавилось. Плю стал героем дня. Бесплатный хлеб на столах был потом узаконен государственным решением, что облегчило жизнь многим студентам. Но, как студента хлебом ни корми, он всё равно на котлетки глядит.

15. Потомок маршала

На третьем курсе кафедра физического воспитания проводила первенство института по тяжёлой атлетике: «жим», «рывок» и «толчок». В таблице результатов среди прочих фамилий фигурировал некто Ней, может быть, потомок наполеоновского маршала. Против фамилии Ней были заполнены почему-то только графы: «рывок» и «жим». И всё было бы мирно, пока какой-то знаток библии

\068\

16. «Хоръх»

Как гласит легенда, И. Сталин подарил первому ректору Физтеха Ивану Фёдоровичу Петрову трофейную немецкую автомашину марки «Хорьх». Авто поставили в бокс в институтском гараже и надёжно заперли. «Хорьх» - марка известная по книгам и кинофильмам, но не наяву. Любители машин во главе с Е. Токарем ломали голову - как бы хоть одним глазком взглянуть на авто. С разных сторон подъезжали к заведующему гаражом, но запоры не открывались. Наконец, придумали. Попросили разрешения поставить на короткое время мотоцикл в соседний бокс. В назначенное время ворота открылись, мотоцикл в боксе, а стенка в соседний бокс из досок с больши-

\069\

Однажды зимой компания студентов в общежитии увидела, как кто-то на третьем этаже выставил кастрюльку за окно для охлаждения. Забравшись этажом выше, привязали половник к лыжной палке и начали черпать и поедать клюквенный кисель из кастрюльки. Хозяин киселя В. Геоджаев, обнаружив потраву, нашёл похитителей, хулил и ругал их, но как-то вяло, а потом пошёл доедать остатки. Прошло без малого 50 лет. На одной встрече за дружеским столом спросили у В. Геоджаева: «Помнишь ли, Володя, как

\070\

мы у тебя с помощью лыжной палки и половника кисель ополовинили?» - «Какой кисель?! - закричал возмущенный гастроном В. Геоджаев, - это же был клюквенный мусс!!».

В. Трофимов, по прозвищу «курскийсоловей», принёс в общежитие волнующую весть: «В аптеке новая кассирша, ну что твоя Дина Дурбин, только жгучая брюнетка!». Немедленно отправилась разведгруппа во главе с ценителем красоты Гансом Рахимовым. По пути к станции, где располагалась тогда аптека, дополнительно прихватили ещё нескольких студентов, возвращавшихся из Москвы. Войдя в аптеку, выстроились в очередь в кассу, чтобы лучше рассмотреть кассиршу. Девушка действительно была крайне миловидной брюнеткой с длинными волосами, уложенными вокруг головы. Чтобы не стоять столбом у кассы, Ганс попросил пробить чек на штучное изделие за 4 коп. За ним последовали остальные, что вызвало волну смущения у девушки. Она залилась краской и пребывала в таком состоянии, пока не отпустила всю очередь. Знаю, что потом многие студенты заходили в аптеку любоваться кассиршей и пробивали чек на штучное изделие. Проработала наша

\071\

кассирша в аптеке недолго и исчезла с горизонта на долгие годы. Спустя много лет, стоя в тамбуре электрички, увидел, выходит она на платформе «Шереметьевская», и кто-то окликнул её, назвав Люсей. Если доведётся ей прочесть этот рассказ, пусть знает, что четырехкопеечное изделие было только предлогом, а дело в её красоте.