Когда люди сами формируют свою среду

Когда люди сами формируют свою среду

Выбор и изменение ситуаций

Данный «эффект взаимодействия», включающий в себя личностные диспозиции и ситуации, может быть наиболее ясно виден на примере людей, именуемых «интеллектуалами». Благодаря выбору предметов для изучения и области занятий, благодаря людям, с которыми они поддерживают дружеские отношения, благодаря определенной литературе, которую они покупают (а возможно, даже благодаря решению оборвать провод телеантенны, поскольку искушение, связанное с подобным ситуационным влиянием, преодолеть трудно), интеллектуалы создают свою собственную среду. Причем создаваемая ими среда сравнительно благоприятна для проявления и роста интеллектуальности и относительно свободна от стимулов, рождающих поведение, с интеллектуальностью не согласующееся. (Несмотря на это, необходимо еще раз подчеркнуть, что в целом поведение отдельно взятого интеллектуала менее внутренне согласованно, чем это предполагают люди, относящиеся к его традиционной аудитории.)

Конечно же, люди не просто «выбирают» ситуации; они трансформируют их своим присутствием, своими манерами, своим поведением. Преподобный Флетчер вне сомнения избегает оргий и опиумных притонов, а его аудитория, несомненно, учитывает это, модифицируя среду в предвкушении его благостного присутствия (и программа развлечений, и список гостей должны быть в чем-то более изысканными, если в списке приглашенных значится преподобный Флетчер). Мы предполагаем, что и сам преподобный Флетчер тоже предпримет активные шаги, чтобы трансформировать опиумный притон или оргию, окажись он там случайно. (Впрочем, делая подобное предсказание, нам не следовало бы быть слишком уверенными, поскольку чреватые сильными искушениями нестандартные ситуации могут изменять людей до неузнаваемости — даже тех, чьи личностные диспозиции хорошо, как мы считаем, известны нам из прошлых наблюдений.)

Способность людей делать выбор, отражающий их диспозиции и одновременно изменяющий ситуацию в направлении, благоприятном для проявления этих диспозиций, является, пожалуй, очевидной, когда речь идет о выборе профессии, хобби, добровольной организации или даже друзей и соседей. Однако ту же самую способность можно наблюдать и в контексте строго контролируемого лабораторного исследования.

Особенно красиво это иллюстрирует знаменитый эксперимент Келли и Стахельского (Kelley & Stahelski, 1970), в котором была использована парадигма «дилемма узника». В ходе этого исследования двое испытуемых, которые не могли видеть друг друга и общаться, должны были выбирать между готовностью к сотрудничеству или отказом от него, демонстрируя свои реакции в ходе нескольких последовательных испытаний. Испытуемым была предложена соответствующая «платежная матрица». Когда оба испытуемых выбирали сотрудничество, они получали умеренное вознаграждение. Если один из них предпочитал сотрудничество, а другой — отказ от него, то второй получал высокое вознаграждение, а первый нес значительные убытки. Если же оба предпочитали отказ от сотрудничества, то оба терпели умеренные убытки.

Различные испытуемые интерпретировали ситуацию по-разному. Некоторым из них было очевидно, что разумная стратегия заключается в демонстрации готовности к сотрудничеству, с тем чтобы получать умеренный выигрыш вместе с партнером. Эти испытуемые (как и можно было ожидать ввиду склонности людей предполагать, что другие разделяют их видение ситуаций, а значит, и вести себя будут так же) чаще всего полагали, что другой испытуемый будет видеть цель игры в том же свете и в результате проявит сотрудничество. Другим испытуемым было настолько же очевидно, что в данной ситуации отказ вознаграждается выше, чем сотрудничество, в соответствии с чем они и действовали, предполагая, что и их партнеру все будет представляться в том же свете.

Интерактивные последствия подобных интерпретаций не заставили себя долго ждать. Испытуемые, избравшие стратегию сотрудничества, были склонны делать это с первых же попыток, с тем чтобы побудить своих партнеров продолжить сотрудничество. Тем самым их предположения оправдывались. Действительно, предпочитая сотрудничество, они не только создавали ситуацию, в которой их партнеры могли сравнительно легко ответить им тем же (и которая не вызывала у партнеров большого искушения переключиться на отказ от сотрудничества), — эта ситуация поощряла к сотрудничеству и их самих, поскольку сознательно поддерживаемое сотрудничество позволяло обоим быть вполне довольными происходящим.

Испытуемые, решившие отказаться от сотрудничества и сделавшие такой выбор при первой же попытке, также получали подтверждение своим пророчествам. Подобное поведение лишало их партнеров, решивших поначалу сотрудничать, желания продолжать в том же духе (что означало бы позволить использовать себя и далее) и едва ли давало повод потенциальным «эксплуататорам» перейти к сотрудничеству (если только они сами не желали подвергнуться почти неизбежной эксплуатации). Поэтому предсказания тех, кто предпочел отказаться от сотрудничества с самого начала, тоже подтвердились. Более важным здесь, однако, представляется то, что «отказники» создавали таким образом среду, поощрявшую и даже обязывавшую их продолжать отказываться от сотрудничества. Ибо они могли ожидать (и при том совершенно справедливо), что переключение на режим сотрудничества сделает их уязвимыми для эксплуататорской стратегии другого участника эксперимента — стратегии, использование которой было вызвано или даже спровоцировано их же собственными предшествующими попытками эксплуатации, а также их страхом сделаться ее объектом.

Вряд ли отыщется множество более ясных примеров, которые показывали бы, как восприятие и предположения действующих лиц (основанные изначально на глубоких личных убеждениях или проистекающие из относительно случайных различий в интерпретации ситуации) диктуют реакции, изменяющие среду таким образом, чтобы заставить эти реакции стать, кроме того, и ситуационно детерминированными. Келли и Стахельский наглядно продемонстрировали нам еще одну «личностную притчу», которая, возможно, менее известна, но не менее поучительна, чем описанные в главе 2 ситуационистские притчи.

Отзывчивость к потребности других в предсказуемости

В более широком смысле это означает, что люди зачастую с пониманием относятся к затруднениям тех, кто должен предвидеть их реакцию. Ибо социальная гармония отчасти зависит от нашей готовности и способности помогать другим правильно предсказывать наши собственные реакции, равно как и от нашей готовности и способности реагировать так, чтобы это подтверждало предсказания, сделанные о нас другими людьми. В соответствии с этим во многих важных сферах социального поведения мы сигнализируем о своих намерениях и вообще стараемся оправдывать ожидания друг друга.

Мы хотим снова обратить ваше внимание на контраст между требованиями повседневного опыта и логикой исследовательских проектов, целью которых является проверка существования личностных черт или точности социальных предсказаний. В лабораторных условиях, равно как и в «полевых», грамотный исследователь будет стараться устроить все так, чтобы люди, за чьими реакциями ведется наблюдение, не обращали бы внимания на тех, кто это наблюдение проводит, или, что еще лучше, не подозревали бы об этом вовсе. Он будет пытаться обеспечить, чтобы никакие надежды или ожидания наблюдателей не дошли до действующих лиц и чтобы эти лица не могли сделать хоть какой-нибудь намек относительно собственных намерений тем, кто предсказывают. Естественно, экспериментатор также попытается исключить какие-либо обещания или обязательства, заключение контрактов и возникновение любых других обстоятельств, обязывающих действующих людей быть предсказуемыми или требующих, чтобы они предупреждали всех заинтересованных лиц о том, что собираются предпринять нечто неожиданное. И вновь повторим: отсутствие подобных «загрязняющих» воздействий, свойственных реальным ситуациям, будет делать поведение испытуемого менее предсказуемым, а эффективность человека, дающего уверенные предсказания, очень низкой (Einhorn & Hogarth, 1978; Swann, 1984).

Важно отдавать себе отчет в том, что реакции, которые нам наиболее часто приходится предсказывать в реальной жизни, могут быть очень сильно детерминированными. Избираемые людьми роли, ситуационные силы, действующие на всякого, принимающего на себя подобные роли, ожидания, доводимые наблюдателями до сведения действующих лиц и обязательства действующих лиц перед наблюдателями, — все эти факторы могут взаимно усиливать друг друга. Именно эта избыточная детерминированность способствует согласованности и предсказуемости поведения и позволяет нам делать в целом правильные предсказания, даже опуская или ошибочно интерпретируя некоторые важные аспекты информации, служащей основанием для наших предсказаний. Если эта избыточная детерминированность будет устранена — усилиями ли корректного и дотошного исследователя либо путем значительного изменения социального контекста, в котором действует интересующий нас человек, то можно с уверенностью ожидать проявления очевидной несогласованности реакций и нетипично большого числа ошибок со стороны тех, кто пытается предсказать поведение данного человека. Когда же, как мы увидим далее, личностные и ситуационные факторы, наоборот, взаимодействуют друг с другом достаточно тесно, то мы можем получить значения показателей стабильности и предсказуемости социального поведения, достаточно впечатляющие для того, чтобы озадачить слишком примитивно мыслящих ситуационистов.