Цвет и психика (продолжение)

Цвет и психика
(продолжение)

1.5. Средневековье

После античной эпохи во времена средневековья в Европе цвет снова вернул себе позиции, как, прежде всего, символа мистических сил и явлений, что особенно характерно для раннего Христианства.

1.5.1. Цветовые символы христианства

Наиболее существенное отличие «языческого» периода цветовой символики от «христианского» заключается, прежде всего, в том, что свет и цвет окончательно перестают отождествляться с Богом, мистическими силами, а становятся их атрибутами, качествами и знаками.

Согласно христианским канонам Бог сотворил мир, в том числе и свет (цвет), но сам он не сводится к свету. Свет, особенно, видимый, только одна из ипостасей Бога. Поэтому средневековые богословы (например, Аврелий Августин), восхваляя свет и цвет, как проявления божественного, тем не менее, указывают, на то, что они (цвета) могут быть и обманными (от Сатаны) и отождествление их с Богом представляет собой заблуждение и даже грех. Жесткой связи между определенным цветом и мистическими силами, как это наблюдается ранее, практически, уже нет. Божественную сущность необходимо постигать внутренним, трансцендентным созерцанием, а не обольщаться внешней яркостью и красивостью.

Пожалуй, только белый цвет остается незыблемым символом святости, чистоты и духовности. Ангелы на небесах — в белых одеждах, как и святые, претерпевшие за веру. Особенно важным являлось такое значение белого как чистота и непорочность, освобождение от грехов, как об этом говорится в «Откровении» Иоанна. Белый не имеет в Христианстве отрицательных значений, даже белый саван означает, как и у первобытных народов, переход в иной, «лучший» мир, очищение от грехов и только в этом состоит его «траурность».

Символика других цветов амбивалентна, причем, в различные отрезки средневековья у того или иного цвета на первый план выдвигались то положительные, то отрицательные значения. Так, в раннем Христианстве превалировало положительное символическое значение желтого, как цвета Святого духа, божественного откровения, просветления и т.д. Но позднее, желтый приобретает негативный смысл, который, нередко, приписывается этому цвету и в наши дни. В эпоху готики его начинают считать цветом измены, лживости и т.д.

Красный в Христианстве символизирует кровь Христа, пролитую ради спасение людей, а, следовательно, — и его любовь к людям.

Как и в императорском Риме, пурпурный в средние века считался царственным цветом. Члены королевской семьи даже в трауре надевали пурпурные одеяния (но более темных оттенков, с преобладанием синего). В настоящее время, когда королевские особы больше не злоупотребляют пурпуром в своих одеждах, сохранился обычай «пурпурного траура» в западноевропейских королевских домах.

Фиолетовый и синий считались мистическими, трансцендентными цветами. Богослов и философ Н. Кузанский называл фиолетовый «гармонией противоречий». Знаком кардинальского достоинства считался фиолетовый камень аметист. Синий (голубой) для христиан символизировал небо, был цветом вечности, настраивал на смирение, благочестие, выражал идею самопожертвования и кротости.

В отличие от трансцендентного синего, зеленый являлся больше «земным», означал жизнь, весну, цветение природы, юность. Он доминировал в христианском искусстве (E. Levi — 1920). Вместе с этим, зеленый имел и негативные значения — коварства, искушения, дьявольского соблазна (сатане приписывались глаза зеленого цвета, что, возможно, лежит в основе поверья о зеленых глазах, как знаке завистливости и жадности человека).

Отношение к черному было, преимущественно, негативное, как цвету зла, греха (красный в определенных ситуациях также символизировал грех — неправедную кровь), дьявола и ада, а также — смерти. В значениях черного, как и у первобытных народов, сохранился и даже развился аспект «ритуальной смерти», смерти для мира. Поэтому черный стал цветом монашества.

Коричневый и серый были цветами простолюдинов. Их символический смысл, особенно в раннем средневековье, был, сугубо, негативным. Они означали нищету, безнадежность, убогость, мерзость и т.д.

Продолжало существовать и отношение к цвету, как магическому средству. Это касается, прежде всего, средневековой алхимии. Цвета в алхимии делились на «высшие» и «низшие». К «высшим» относились цвета известной нам «триады» — белый, черный и красный. Они символизировали три стадии «Великого Превращения»: первичную материю (черный), ртуть (белый) и серу (красный) результатом которого было создание «камня» (золотой). Черный соответствует стадии брожения, гниения, затемнения, раскаяния; белый — состоянию просветления, восхождения, откровения и прощения; красный — ступени страдания, возвышения и любви. Золотой обозначал славу (Х.Э. Керлот — 1994). Главным, исходным цветом (порождающим все остальные цвета) в этой триаде считался черный. Оставшиеся цвета входили в группу «низших» или «вторичных». В алхимии существовала цветовая систематика химических элементов и специфические цветовые наименования. Например, серебро именовалось «белой королевой» (В.Л.Рабинович — 1979).

1.5.2. Цветовая символика ислама.

В странах Ислама цветовой символизм достигает чрезвычайно высокого уровня развития, характеризуется многозначностью и несет на себе отпечаток влияния как Древнего Востока, так и Запада. Вместе с тем, в цветовой символике Ислама много оригинального. Запрещение Исламом изображения людей, животных и т.д. способствовало тому, что цвет становится одним из главных выразительных средств. Цветовые орнаменты, узоры ковров представляют собой систему цветовых символов, отражающих представления мусульман о земной и небесной жизни.

В Коране свет, а также наиболее светлые и яркие цвета, являются символами блага, божественного начала, но, как и в христианстве, не отождествляются с Богом.

Белый выражает чистоту и духовность. В споре невольниц из «Тысяча и одна ночь» белый называется «лучшим из цветов».

Золотой (желтый) символизирует славу, успех, богатство, торжество и т.д. Считался лечебным цветом (Омар Хайям). Вместе с тем, желтому соответствовали и негативные значения, в частности, как символа желудочных заболеваний.

Красный для мусульман не столь амбивалентен по содержанию как в других культурах. Этот цвет считался священным, магическим, имеющим большую «жизненную силу». Поэтому, ценились драгоценные камни красного цвета — рубины и др. Считалось, что они придают владельцу силу, энергию, бесстрашие. Символизировал он и любовную страсть. Вера в «великую силу красного» была настолько сильной, что считалось за лучшее не показывать камни красного цвета маленьким детям, а также животным, которых он мог испугать или возбудить. В поэтическом творчестве мусульман были широко распространены «красные символы», например, красная роза означала страстную любовь (Л.Н. Миронова — 1984).

Почитаемым и «священным» считался зеленый цвет (зеленое знамя пророка). Зеленый символизировал оазис, природу, жизнь, отдых. Камни зеленого цвета означали жизненную стойкость, счастье и благополучие в делах. По данным А.Е. Ферсмана (1975), драгоценные камни зеленого цвета были любимы мусульманами больше любых других.

Синий и фиолетовый (цвета тени), как и в Христианстве, ценились за их трансцендентный, мистический характер. Синий и фиолетовый — цвета мистического созерцания, приобщения к божественной сущности. Фиолетовый цвет имел и значение обманчивости земной жизни, миража (Хосров).

Весьма существенной особенностью исламской цветовой символики являлся не столь негативный характер черного цвета. Ночь, тьма, тень дополняли свет. Священный камень храма Кааба — черный. Черный — цвет земли. Он же был цветом одежды и знамени аббасидских халифов. Вместе с тем, у черного сохранились и негативные ассоциации: грязи, греха, злых дел.

Превалирование положительного отношения к чистым, светлым, сияющим цветам является одной из особенностей исламской цветовой символики. Но, если цвет замутнен, нечист, «грязен», то он теряет для мусульманина всякую привлекательность. Как и в Средневековой Европе, это, прежде всего, относится к серому и коричневому. Они — цвета несчастья и нищеты. Серый — цвет пыли и праха, противоположность яркого, разноцветного мира, напоминающий смертным о бренности их существования.

1.6. Ренессанс

С началом эпохи первых буржуазных революций, реформации, становления капиталистической формы хозяйства цвет постепенно теряет в Западной Европе свои мистические ассоциации. Содержание цветовых символов становится более бытовым, а отношение к цвету — практическим. Впечатляющему колориту католической церкви противопоставляется цветовой аскетизм протестантства. Петушиной яркости дворянских одежд буржуа предпочитает неброские, практичные оттенки. Художники и ученые начинают постигать физическую природу света и цвета, используя при этом, отнюдь, не богословские категории. Если Леонардо да Винчи говорит об «основных» цветах (белый, желтый, зеленый, красный, синий и черный) и связывает их со стихиями, то это для него, скорее, ассоциации художника, чем метафизическая систематика.

Возникают попытки связать цвет с физическими свойствами материи. Так Бернандино Телезио в своем труде «Происхождение цветов» ставит в соответствие цветам две «неуничтожимые субстанции» — тепло и холод.

Вместе с тем, в эпоху Возрождения создавались и метафизические концепции цвета. Свет в них трактовался как духовная субстанция, а темнота символизировала косную материю. Марсилио Фичино, в духе Платона, вводит категорию «идеи цвета». Каждый (из 12) цвет в его систематике символизировал какую-либо стихию или силу. Например, черный — материя, коричневый — земля, синий — воздух, белый — духовный свет, блеск и сияние — Бог. Надо отметить, что подобная символика оказала заметное влияние на многих выдающихся художников Возрождения (в частности, Рафаэля), которые опирались на нее при создании своих произведений (Л.Н.Миронова —1984).

Спускаясь с высот метафизики, можно обнаружить и бытовую сторону цветовой символики в Европе. Например, существовал «цветовой код» одежды. По Коронато Оккольти (16 в.) белый и красный цвет в одежде выражают любезность, уверенность, достоинство. Коричневый и серый в быту уже не считались символически негативными. Они означали умеренность, практичность, трезвый расчет.

В эпоху Возрождения возникли первые цветовые системы психологических свойств человека. Это ознаменовало новый этап в развитии цветовой символики. Джан Паоло Ломаццо (15 в.) поставил цвет в соответствие тому или иному темпераменту. По Ломаццо, белому соответствует флегматический темперамент, черному — меланхолический, красному — сангвинический, а желтому — холерический. Темные, землянистые, свинцовые оттенки он связывал с печалью и меланхолией. Зеленые и светло-красные — с весельем и радостью. Как и Телезио, Ломаццо видит связь между цветами и температурными ощущениями. Самым «холодным» он полагал белый, а «теплым» — черный.

Цвет, спускаясь с «горних» высот, начинает все больше становиться символом человека, его чувств, мыслей и отношений, что заложило основы будущих исследований взаимосвязи между цветом и психикой.

1.7. Формы и содержание цветовой символики в 17-19 веках

Достижения физической оптики 17 века в лице И. Ньютона («Лекции по оптике») привели к тому, что в эпоху Просвещения в Европе цветовой символ, практически, лишился своего теологического содержания. Богословский этап цветовой символики окончательно завершился, а если, и упоминалось о связи цвета и света со сверхчувственным миром, то, в основном, в метафорическом плане. Сам И. Ньютон в традициях пифагорейской школы связывал семь спектральных цветов с семью нотами октавы. На основе этой идеи Луи Бертраном Кастелем был создан «цветовой орган».

Цветовой символизм Просвещения характеризуется эклектичностью, замещением традиционного содержания цветовых символов новыми ассоциациями и связями. Благодаря этому, цветовая символика из стройной и общедоступной, становится более индивидуализированной, испытывает на себе влияние различных культурных традиций. Если в среде простого народа содержание цветового символа еще долгое время остается «простым» и традиционным, сохраняя свои древние корни, то в среде интеллектуальной элиты Просвещения активно формируются новые варианты цветового символизма. В изобилии создаются абстрактные цветовые системы — «цветовые круги, треугольники» и т.д. В соответствие цвету ставятся как физические явления и процессы, так и физиологические ощущения, нравственные категории и т.д.

Одним из малоизвестных авторов такой цветовой системы является немецкий ученый И. Цан (17 в.). Цан исходил из известной уже идеи (теория соответствий), что цвет находится в определенной (жесткой) связи, практически, со всеми явлениями и категориями и, поэтому, через цвет можно выразить весь мир (ср. теорию игры в бисер в романе Германа Гессе). В таблице 1.7.1. приводятся подобные связи цвета (По И.Герике и К.Шону — 1970).

Таблица 1.7.1.

В 18 веке возникает еще одна наука, в сферу интересов которой входит проблема цвета, — физиологическая оптика. Ж. Бюффоном было введено понятие «субъективных цветов», т.е. таких, которым не соответствует какой-то внешний объект. Под субъективными цветами понимались различные цветовые иллюзии, например, цветовые ощущения, возникающие при надавливании на глазное яблоко. Этот век можно принять за точку отсчета для третьей составляющей учений о цвете — психологии цвета, возникновение которой связано с именем великого поэта Германии Й.В. Гете («Учение о цвете»). Работа Гете не потеряла актуальности и в настоящее время. На наблюдения и выводы Гете о взаимосвязи цвета и психики ссылались и ссылаются многие выдающиеся ученые и мыслители (Гегель, В. Кандинский, Н. Бор, А.Ф. Лосев, М. Люшер и др.).

1.7.1. Учение о цвете Й.В. Гете

Известно, что сам Гете ценил свою работу по цвету выше своего поэтического творчества. Великий поэт был не согласен с теорией света и цвета Ньютона и в противовес создал свою собственную. Интерес Гете к цвету отмечается с детства. Как отмечают В. Фойгт и У.Зуккер (1983) чувственно-наглядный метод Гете был причиной того, что современниками концепция Гете была встречена «в штыки». Гете обвиняли в дилетантизме и советовали заниматься своим прямым делом. На холодное отношение современников к своей теории Гете жалуется в одном из писем к Шиллеру. Нас, прежде всего, интересует та часть учения Гете, которую он называет «Чувственно-нравственным действием цветов».

Гете считал, что цвет «независимо от строения и формы материала (которому он принадлежит — прим. автора) оказывает известное воздействие... на душевное настроение» (#758). Тем самым, впечатление, вызываемое цветом, определяется, прежде всего, им самим, а не его предметными ассоциациями. «Отдельные красочные впечатления... должны действовать специфически и... вызывать специфические состояния» (#761). И далее, в #762: «отдельные цвета вызывают особые душевные состояния». Согласно этим положениям, Гете ставит в соответствие определенным цветам определенные психологические состояния человека. Подобное свойство цвета Гете иллюстрирует описанием тех изменений в «душевном состоянии», которые происходят при достаточно длительном воздействии цвета на человека, например, посредством цветных стекол.

Опираясь на эти основные положения психологического раздела своего учения, Гете разделяет цвета на «положительные» — желтый, красно-желтый (оранжевый) и желто-красный (сурик, киноварь) и «отрицательные» — синий, красно-синий и сине-красный. Цвета первой группы создают бодрое, живое, деятельное настроение, а второй — неспокойное, мягкое и тоскливое. Зеленый Гете относил к «нейтральным». Остановимся более подробно на психологической характеристике цветов, даваемой Гете.

Желтый. Если смотреть сквозь желтое стекло, то «глаз обрадуется, сердце расширится, на душе станет веселее, кажется, что... веет теплом» (#769). Чисто желтый — приятен. Однако при его загрязнении, сдвижке в сторону холодных тонов (цвет серы) или нанесении на «неблагородную» поверхность, желтый приобретает негативное звучание и отрицательный символический смысл. Как сообщает Гете, такой желтый символизирует должников, рогоносцев и принадлежность к еврейской нации.

Оранжевый. То, что сказано (положительного) о желтом верно и для оранжевого, но в более высокой степени. Оранжевый «энергичнее» чисто желтого. Может быть, поэтому, этот цвет, по Гете, больше предпочитается французами, чем англичанами и немцами.

Желто-красный. Приятное и веселое чувство, вызываемое оранжевым, вырастает до невыносимо-мощного в ярком желто-красном (#774). Активная сторона в этом цвете достигает своей высшей энергии. В результате этого, как считает Гете, энергичные, здоровые, суровые люди особенно «радуются» (предпочитают) эту краску. Этот цвет привлекает дикарей и детей. Вызывает чувство потрясения.

Синий. «Как цвет это — энергия: однако он стоит на отрицательной стороне и в своей величайшей чистоте представляет из себя как бы волнующее ничто» (#779). Гете тонко чувствует «мистицизм» синего и пишет о нем, как о создающем странное, невыразимое воздействие. Синий как бы влечет за собой, «уходит» от человека. Синий как идея темного связан с ощущением холода. Комнаты с преобладанием синего цвета кажутся просторными, но пустыми и холодными. Если смотреть на мир через синее стекло, то он предстает в печальном виде.

Красно-синий (сиреневый). Этот цвет вызывает ощущение беспокойства. Цвет живой, но безрадостный.

Сине-красный. Впечатление беспокойства значительно возрастает. Гете считал, что выдержать этот цвет длительное время очень трудно, если он не разбавлен.

Чисто красный Гете рассматривает как гармоничное соединение полюсов желтого и синего и поэтому глаз находит в этом цвете «идеальное удовлетворение» (#794). Красный (кармин) производит впечатление серьезности, достоинства или прелести и благоволения. Более темный символизирует старость, а светлый — юность.

Говоря о пурпуре, Гете указывает, что он — любимый цвет правителей и выражает серьезность и величие. Но если рассматривать окружающий пейзаж через пурпурное стекло, то он предстает в ужасающем виде, как в день «страшного суда» (#798).

Зеленый. Если желтый и синий находятся в равновесной смеси, возникает зеленый. Глаз, по выражению Гете, находит в нем действительное удовлетворение, душа «отдыхает». Не хочется и нельзя идти дальше (#802).

Воздействие отдельных цветов, вызывая определенные впечатления и состояния у человека, тем самым, в терминологии Гете, «ограничивает» душу, которая стремится к цельности. Здесь Гете проводит параллель между цветовой гармонией и гармонией психики. Как только глаз видит какой-нибудь цвет, то приходит в деятельное состояние. Его природе свойственно породить другой цвет, который вместе с данным содержит цельность цветового круга (#805). Так и душа человека стремится к цельности и всеобщности. Эти положения Гете, во многом предвосхищают результаты экспериментальных исследований С.В. Кравкова связей между цветовым восприятием и деятельностью вегетативной нервной системы (ВНС) человека. Гете выделяет следующие гармоничные цветовые сочетания: желтый — красно-синий; синий — красно-желтый; пурпур — зеленый.

Исходя из учения Гете о цветовой гармонии и цельности, можно сделать вывод, что психологическое воздействие, скажем, желтого цвета, требует для своего уравновешивания воздействия красно-синего (фиолетового). Между гармонической цветовой парой существуют отношения взаимодополнения. Указанные шесть цветов составляют «цветовой круг» Гете, где гармоничные сочетания располагаются друг напротив друга по диагонали.

Кроме гармоничных цветовых сочетаний (приводящих к цельности), Гете выделяет «характерные» и «нехарактерные». Эти цветовые сочетания также вызывают определенные душевные впечатления, но в отличие от гармоничных, они не приводят к состоянию психологического равновесия.

«Характерными» Гете называет такие цветовые сочетания, которые составляют цвета, разделенные в цветовом круге одной краской.

Желтый и синий. По выражению Гете — скудное, бледное сочетание, которому не хватает (для цельности) красного. Впечатление, которое оно создает, Гете называет «обыденным» (#819).

Сочетание желтого и пурпура также одностороннее, но веселое и великолепное (#820).

Желто-красный в сочетании с сине-красным вызывает возбуждение, впечатление яркого (#822).

Смешивание цветов характерной пары порождает цвет, находящийся (в цветовом круге) между ними.

«Нехарактерными» Гете называет сочетания двух рядом расположенных цветов своего круга. Их близость приводит к невыгодному впечатлению. Так желтый с зеленым Гете называет «пошло веселым», а синий с зеленым — «пошло-противным» (#829).

Важную роль в формировании психологического воздействия цвета на человека Гете отводит светлотным характеристикам цветов. «Активная» сторона (положительные цвета) при сочетании с черным выигрывает в силе впечатления, а «пассивная» (отрицательные цвета) — проигрывает. И, наоборот, при сочетании с белым, больше выигрывает пассивная сторона, становясь более «веселой» и «жизнерадостной» (#831).

Затрагивает Гете и межкультурные различия в цветовой символике и психологическом воздействии цвета. Любовь к яркому и пестрому он считает характерным для дикарей, «некультурных» народов и детей. У образованных людей, напротив, существует некоторое «отвращение» к цветам, особенно ярким. Цвет одежды Гете связывает как с характером нации, в целом, так и отдельного человека. Живые, бойкие нации, считает Гете, больше любят усиленные цвета активной стороны. Умеренные — соломенный и красно-желтый, с которыми они носят темно-синий. Нации, стремящиеся показать свое достоинство — красный с уклонением в пассивную сторону. Молодые женщины предпочитают светлые оттенки — розовый и голубой. Старики — лиловый и темно-зеленый (#838-848).

Значение «Учения о цвете» для психологии цвета очень велико. То, что ставилось Гете в вину, — художественный метод, субъективизм, позволило великому немецкому поэту рассмотреть тонкие взаимосвязи между цветом и психикой человека. Метафора «светоносной души человека» получила в работе Гете убедительное подтверждение. Цвет у Гете уже не символ божественных, мистических сил. Он символ самого человека, его чувств и мыслей, причем, символ не поэтический, а психологический, имеющий определенное, специфическое содержание.

1.7.2. Цветовой символизм в философских учениях

Потеряв свои позиции в качестве богословского символа, цвет все больше и больше «обращается» к человеку, как это мы видим на примере учения Гете. Не прошли мимо проблематики психологии цвета и выдающиеся философы 18-19 веков. Следует отметить то важное влияние, которое оказало на них «Учение о цвете».

Дидро («Мои незначительные мысли о цвете») считал, что, кроме прочего, колорит картины зависит и от психических свойств и состояний художника. В 20 веке. эта идея найдет свое воплощение в ряде т.н. «рисуночных методов» психодиагностики. По мнению Дидро, художник «сильнее, чем литератор», раскрывает себя в своих творениях.

В объяснении природы цвета Гегель стоит на позициях Гете и, как его предшественник, не согласен с теорией Ньютона. Описывая впечатления производимые цветами, Гегель придает им особый символический смысл («Эстетика»). Цвет для Гегеля — символ определенных идей, категорий, вечных начал. Так синий выражает кротость, тишину, женское начало. Красный — мужское, господствующее, царственное начало. Зеленый — индифферентен, нейтрален. В целом, светлые, яркие цвета (идея светлого) выражают активность, созидание, сопротивление, бодрость, жизненность, а темные — пассивность, уступчивость.

С позиций философии идеализма рассматривают проблему цвета В. Шеллинг («Философия искусства») и А. Шопенгауэр («О зрении и цветах»).

Казалось бы, учитывая архаичный характер цветовой символики, в 20 веке трудно ожидать появления у цветов каких-либо новых символических значений. Действительно, принципиально новых смыслов мы не обнаруживаем, но «звучание» ряда цветов существенно меняется. Своеобразие цветовой символики 20 века состоит также и в том, что цвет активно используется в качестве символа общественно-политических движений и явлений. Особенно это касается цветовой триады. Белый, черный и красный цвета крепко связываются в сознании нескольких поколений, прежде всего, с политической и идеологической борьбой различных классов и общественных групп.

Красный как символ крови павших борцов за освобождение пролетариата, приобрел в 20 веке особенно амбивалентный характер. Его первобытная магическая сила вырвалась на свободу в 17 году и всколыхнула населения не только огромной Российской империи, но и всего мира. Опосредованность символикой красного цвета общественно-политической жизни революционной России была настолько широкой, что этот цвет стал именем нарицательным. «Пролетарский красный» по своему содержанию, скорее, трагичен, чем радостен. Это подчеркивается, например, использованием кумача в ритуале похорон — т.н. феномен «красных похорон».

В революционной символике вместе с красным тесно соседствует и черный. Черный — цвет знамени анархистов, кожаных курток комиссаров и сотрудников ЧК. Черный приобретает смысл революционного фанатизма (готовность идти до конца), и ужаса перед репрессиями государственной власти. Черный с красным — цвета «красного террора» и политических репрессий в новейшей истории России. Как и в древнем мире, это цветовое сочетание оказалось трагическим символом.

И, как в древности, им противостоит белый. Пусть не в наглядно-чувственной форме, а как идея, но символика белого цвета представляет собой сердцевину «белого движения». Противопоставление красного и белого символизирует гражданскую войну в России, но не только с внешней стороны, как условное обозначение противоборствующих сторон. Для человека, знакомого с цветовой символикой древнего мира, оно полно глубинного смысла. Распад этой цветовой пары, выражающей все наиболее лучшее и ценное в жизни людей, выражает собою разрушение основ, дисгармонию, наступление хаоса и сил зла (черный). Цветовая триада — это не только архетип человека, как указывает Тэрнер, но и архетип человеческого общества.

Указанная особенность символики двадцатого века (цвет как символ общественных процессов), верна и в отношении других цветов.

На фоне подобной «политизации» цвета в начале 20 века контрастными выглядят размышления П. Флоренского (1922) о цветовой символике небесных знамений. Флоренский выделяет три первоцвета, через которые София предстает людям и которые символизируют три ее ипостаси. Сине-фиолетовая София — мировая душа, духовная суть мира. Красно-розовая — образ Божий для твари, явление Бога на земле. Зелено-золотистая — ни к Богу, ни от Бога, а вокруг него. Ранее Гегель также связывал цвета с характером явлений Девы Марии людям. В качестве царицы небесной она предстает в красной мантии, а как мать — в синей.

В недолгой истории психологии цвета одно из самых видных мест занимает вслед за «Учением о цвете» работа выдающегося русского живописца В. Кандинского «О духовном в искусстве» (1914).

В разделе «Действие красок» (раздел 5) В. Кандинский писал: «Если блуждать взглядом по палитре красок, то возникает два главных последствия — рождается чисто физическое воздействие и ... психическое воздействие». Под первым Кандинский понимал известные феномены физиологии цветового зрения, например, индукции, контраста и т.д. Психическое воздействие, по Кандинскому, рождает «вибрацию души». Как и Гете, Кандинский подходил к изучению цвета субъективно. Чтобы понять, как действует цвет, Кандинский советовал сначала сконцентрировать внимание на изолированной краске.

Центральным положением концепции Кандинского можно считать утверждение о двух факторах, определяющих психологическое воздействие цвета: «тепло-холод» и «светлота-темнота». В результате рождаются четыре возможных «звука» красок.

Первый фактор связан с отношением желтый — синий. Оба этих цвета, в терминологии Кандинского, связаны с т.н. «горизонтальным движением»: желтый «движется» навстречу зрителю, а синий — от него. Второй фактор — это отношение белого и черного. Здесь Кандинский также говорит о движении, но о «статической» его форме.

Кроме «горизонтального движения», у желтого с синим есть еще «центробежное» (желтый) и «центростремительное» (синий). Кандинский образно сравнивает синий с домиком улитки.

Вслед за Гете, Кандинский связывает с красками «активной стороны» (желтым, красным и оранжевым) идеи радости, торжества и богатства. Основную роль, при этом, он отводит желтому. Однако, если желтый сделать «холоднее» (прибавлением синего), краска становится зеленоватой и теряет в двух своих «движениях». Рождается болезненное ощущение повышенной чувствительности. Кандинский сравнивает такой цвет с раздраженным человеком, которому мешают. Интенсивная желтая краска беспокоит человека, колет, возбуждает, действует на душу нагло и навязчиво. Его (желтый) можно сравнить со звуком трубы. Через «охлаждение» желтый становится болезненным и является красочным выражением (символом) безумия, но не меланхолии, а припадка яркого безумия, слепого бешенства. Это подобно безумной расточительности последних летних сил в яркой осенней листве, рождающей краски безумной мощи. Желтый, по выражению Кандинского, «земная краска» т.к. его нельзя углубить.

Синий — «небесная краска», зовет человека к бесконечному. Здесь мы наблюдаем «движение» от человека и к центру. Очень углубленный синий выражает покой, а опущенный (еще один термин Кандинского) до черного — печаль. Светлое синее становится равнодушным и безразличным к человеку. Чем светлее синий, тем он беззвучнее. В то же время, средне-синий, по Кандинскому, символизирует звук флейты, темно-синий — виолончель, а наиболее углубленный — орган.

Из смешивания желтого и синего рождается зеленая краска. В ней как бы сокрыты, парализованы силы желтого и синего. Это самая покойная краска. Здесь нет движения, нет звучания, — ни радости, ни печали, ни страсти. Зеленый цвет никуда не зовет. Благотворно действует на уставшего человека, но может и быстро прискучить (ср. выражение «тоска зеленая»). Главное значение абсолютно зеленого — пассивность. В духе политической символики, Кандинский связывает зеленый с буржуазией (пассивной, обывательской ее частью). Зеленый — это нечто «жирное» и самодовольное. Как главный тон лета, зеленый — символ природы, погруженной в самодовольный покой. При добавлении желтого, зеленый оживляется, становится «моложе, веселее». И, наоборот, вместе с синим он приобретает серьезность, вдумчивость. При усветлении (добавлении белого) или утемнении (черного) зеленый «сохраняет свой элементарный характер равнодушия и покоя» (с. 48). Белый усиливает аспект «равнодушия», а черный — «покоя». Средние тона скрипки, по Кандинскому, выражаются зеленым цветом.

Белый для Кандинского — символ мира, где исчезли все краски, все материальные свойства и субстанции. Этот мир стоит так высоко над человеком, что ни один звук не доходит оттуда. Белый — это великое молчание, холодная, бесконечная стена, музыкальная пауза, временное, но не окончательное завершение. Это молчание не мертво, но полно возможностей и может быть понято как «ничто», предшествующее началу и рождению (ср. значение белого у Ндембу, как символа нового рождения).

В отличие от белого, черный — «ничто» без возможностей, мертвое ничто, вечное молчание без будущего, законченная пауза и развитие. За этим следует рождение нового мира. Черный — окончание, погасший костер, нечто бездвижное, как труп, молчание тела после смерти, самая беззвучная краска.

Белые одежды выражают чистую радость и непорочную чистоту, а черные — величайшую, глубочайшую печаль и смерть. Белый и черный находят (как и желтый с синим) равновесие между собой в сером. Это также беззвучная и бездвижная краска. Кандинский называет серый «безутешной неподвижностью». Особенно это касается темно-серого, который действует еще более безутешно и удушающе.

Говоря о красном, Кандинский характеризует его, как живой, жизненный, беспокойный цвет, но, в отличие желтого, не легкомысленный. Красный выражает мужественную зрелость, силу, энергию, решимость, триумф, радость (особенно светло-красный) и ему соответствует звук фанфар. Киноварь — равномерно пламенеющая страсть, уверенная в себе сила, «пылает» внутри себя. Здесь нет безумия желтого. Цвет, особо любимый народом. Углубление красного приводит к снижению его активности. Но остается внутренняя раскаленность, предчувствие будущей активности.

Охлажденный красный — фиолетовый, характеризуется Кандинским как болезненный звук, нечто погашенное и печальное, и связывается со звучанием фагота и свирели.

Соединение красного с желтым (оранжевый) сохраняет серьезность красного.

Красный с зеленым и фиолетовый с оранжевым составляют третью и четвертую цветовые пары, вслед за желтым — синим и белым с черным.

В другой своей книге «Текст художника. Ступени» (1918) Кандинский связывает свой интерес к краскам с ранними детскими впечатлениями от цвета. В возрасте 3-х лет первыми «впечатлившими» цветами для него были светло-сочно зеленый, белый, кармин, черный и желтое охры. Интересно, что у Гете, как он сам отмечает, также решающую роль сыграли детские впечатления в том, что он в зрелые годы начал изучать психологию цветового воздействия.

Данный обзор истории развития содержания и форм цветовых символов является далеко не полным. Но автор и не ставил перед собой такой задачи. Целями, поставленными в первой главе, было, во-первых, показать глубокую и неслучайную связь цветовой символики с различными пластами человеческого сознания и общественно-культурной жизни людей, а во-вторых, — охарактеризовать основные этапы развития цветового символизма.

Первый из них — «космологический» (мифологический), включает в себя цветовую символику первобытных народов, древнего мира и античности (цвет как символ мировых сил, стихий и начал). Второй — «религиозный» (богословский), — от поздней античности до эпохи Возрождения (свет и цвет, как атрибуты божественного). И, наконец, третий — «социально-психологический», Ренессанс — двадцатый век (цветовая символика общественно-политических, социальных и индивидуально-психологических процессов и явлений).

Несмотря на то, что, на протяжении человеческой истории содержание цветовых символов претерпело немалые изменения — менялась их трактовка и отношение к ним, — ядро цветовой символики оставалось неизменным. Речь идет о той части содержания цветового символа, которая остается даже в том гипотетическом случае, когда цвет лишается всех своих внешних, предметных ассоциаций. Последние зависят от культурных традиций и опыта. Но и без них цвет не лишается своего «первоначального» смысла и не превращается в фикцию. Как писал В. Ван Гог: «краски сами по себе что-то выражают». Иными словами, цвет — не «чистая доска», на которую человек волен записать, все что ему вздумается. Цвет вызывает определенные и специфические изменения в психическом мире человека, интерпретация которых порождает то, что мы называем цветовыми ассоциациями и символами, впечатлениями от цвета. Как указывает А.Ф. Лосев (1991): «никто, никогда не воспринимает цвет без этих и подобных впечатлений... красный цвет вызывает возбуждение, именно он, а не мы сами. Возбужденность — его объективное свойство» (с. 56).

Повторяя избитое сравнение, можно сказать, что цветовая символика — лишь только верхняя часть айсберга всех тех взаимосвязей и отношений между цветом и человеческой психикой. Основанием его являются объективные законы цветового воздействия на человека.

Литература

1. Аристотель. Собр. Соч.: Т. 1. М., 1976.