Глава 7 Законы мировой динамики

На наш взгляд, совсем не случайным представляется то обстоятельство, что первая компактная макромодель показала столь высокую корреляцию с наблюдаемыми данными именно для периода 500 г. до н.э. – 1962 г. н.э., в то время как эта корреляция падает не только для временного отрезка после 1962 г., но и для эпохи, предшествующей 500 г. до н.э. (см. выше Главу 3). Выше мы подробно проанализировали период до 1962 г., когда разрыв между предсказаниями модели и актуально наблюдаемой динамикой начинает расти в буквальном смысле гиперболически (в особенности после 1985 г.). Но почему корреляция существенно падает и тогда, когда мы принимаем во внимание и период до 500 г. до н.э.?

Начнем с того, что когда мы впервые познакомились с математическими моделями роста населения мира, мы испытали по отношению к ним определенное недоверие. Действительно, подобные модели подразумевают, что население мира может рассматриваться в качестве системы. Однако на определенном уровне анализа имеются в высшей степени серьезные основания усомниться в обоснованности подобного допущения. Все дело здесь в том, что вплоть до самого недавнего времени (а в особенности до 1492 г.) человечество не представляло собой системы ни в каком реальном смысле, ибо, например, рост населения Старого Света, Нового Света, Австралии, Тасмании или Гавайских островов происходил практически полностью независимо друг от друга. Так, представляется вполне очевидным, что бурные демографические процессы, происходившие в I тыс. н.э. в Евразии, не оказали АБСОЛЮТНО никакого влияния на синхронную демографическую динамику, скажем, обитателей Тасмании (да и обратное влияние, совершенно очевидным, в данном случае также было просто нулевым).

Тем не менее, мы полагаем, что картина высокодетерминированной технико-экономической, культурной и демографической динамики мира в 500 г. до н.э. – 1500 г. н.э. ни в коей степени не является случайной. Собственно говоря, она отражает динамику совершенно реальной системы, а именно Мир-Системы. Вместе с А. Г. Франком (см., например: Frank and Gills 1994), но не с И. Валлерстайном (Wallerstein 1974) мы склонны говорить об единой Мир-Системе, возникшей задолго до "длинного шестнадцатого века".

Отметим, что наличие более или менее интегрированной Мир-Системы, охватывающей большинство населения мира, является необходимым условием, без соблюдения которого корреляция между актуально наблюдаемыми и сгенерированными моделью величинами не будет предельно высокой. Например, представим себе, что мы имеем дело со случаем, когда население мира численностью в N человек выросло в четыре раза, но при этом оказалось расколотым на четыре идеально изолированные региональные популяции численностью в N человек каждая. Конечно же, согласно нашей модели, четырехкратный рост населения мира должен был бы привести к четырехкратному росту относительных темпов технологического роста. Но есть ли у нас достаточные основания ожидать, что такого рода увеличение будет актуально наблюдаться в вышеописанном случае? Конечно же, нет. Конечно же, и в этом случае в четыре раза большее число людей будет скорее всего в тенденции делать в четыре раза большее число изобретений. Однако эффект, предсказываемый нашей моделью может наблюдаться только в том случае, если инновации, произведенные любой из региональных популяций, станут доступными для всех остальных популяций через сколько-нибудь ограниченный промежуток времени (хотя бы порядка нескольких веков). Однако мы допустили, что все четыре соответствующие региональные популяции живут в полной изоляции друг от друга. Соответственно, в такого рода условиях инновации, сделанные в каждой данной региональной популяции, так и не станут достоянием остальных популяций, ожидаемое увеличение относительных темпов технологического роста наблюдаться не будет, что приведет к очень заметному разрыву между предикциями модели и актуально наблюдаемыми данными.

Имеются определенные основания полагать, что становление более или менее интегрированной Мир-Системы, охватившей большинство населения мира, произошло именно в I тыс. до н.э. Мощным симптомом этого представляется "железная революция", в результате которой металлургия железа распространилась за несколько веков (не тысячелетий!) на гигантском пространстве от Атлантики до Тихого океана и, по всей видимости, произвела (как это предполагалось еще К. Ясперсом [Jaspers [1953]) целую серию однонаправленных трансформаций во всех основных центрах нарождавшейся Мир-Системы (Средиземноморье, Среднем Востоке, Южной Азии и Восточной Азии), после которых развитие каждого из этих центров уже не может быть адекватно понято, описано или смоделировано, не принимая во внимание то обстоятельство, что все эти центры представляли собой части некоего большего и совершенно реального целого – Мир-Системы. Отметим, что одним из важнейших результатов Осевого времени стало превращение Западной Евразии, Южной Азии и Восточной Азии из достаточно пассивных реципиентов ближневосточных изобретений в мощные генераторы собственных инноваций (см., например: Чубаров 1991), расходящихся все более широкими кругами по Мир-Системе (здесь достаточно вспомнить западноевразийскую технологию монетной чеканки, восточноазиатский компас, или возникшую в Южной Азии идеологию буддизма).

Здесь представляется необходимым и следующий комментарий. Конечно, у нас не было бы оснований говорить о Мир-Системе, простирающейся от Атлантики до Тихого океана, даже для начала I тыс. н.э., если бы мы применяли критерий "массовых товаров" ("bulk-good" criterion), предложенный И. Валлерстайном (Wallerstein 1974), потому что в это время какое-либо движение массовых товаров, скажем, между Китаем и Европой полностью отсутствовало (и мы ни имеем никаких оснований не согласиться с И. Валлерстайном в его классификации попадавшего в данное время в Европу китайского шелка как предмета роскоши, но никак не массового товора). Однако Мир-Система I века н.э. (и даже I тысячелетия до н.э.) может вполне быть классифицирована именно как мир-система, если мы применим здесь более мягкий критерий "информационной сети", предложенный К. Чейз-Данном и Т. Д. Холлом (Chase-Dunn and Hall 1997). Подчеркнем, что на нашем уровне анализа наличие информационной сети, охватывающей всю Мир-Систему, является совершенно достаточным условием, которое делает возможным рассматривать всю Мир-Систему как единое развивающееся целое. Да, в I тыс. до н.э. какие-либо массивные товаропотоки между Тихоокеанским и Атлантическим побережьями Евразии были принципиально невозможны. Однако Мир-Система достигла к этому времени такого уровня интеграции, который, как это отмечалось выше, уже делал возможным распространение по всей Мир-Системе принципиально важных технологий за промежутки времени, заметно меньшие тысячелетия.

Другим важным моментом может представляться то обстоятельство, что даже в I в. н.э. Мир-Система охватывала заметно половины всей обитаемой земной суши. Однако заметно более важным здесь представляется другое обстоятельство: уже к началу I в. н.э. более 90% населения мира жило именно в тех регионах Земли, которые были интегральными частями Мир-Системы (Средиземноморье, Средний Восток, Южная, Центральная и Восточная Азия) (см., например: Durand 1977: 256). Таким образом, начиная с I тыс. до н.э. динамика населения мира отражает прежде всего именно динамику населения Мир-Системы, что и делает возможным ее описание при помощи вышеприведенных компактных математических макромоделей.

Для адекватного понимания наших макромоделей (и в особенности первой компактной макромодели) необходимо представлять себе, что мы понимаем под уровнем технологического развития.

Сразу же подчеркнем, что говоря об уровне технологического развития, обуславливающим несущую способность Земли, мы имеем в виду не только технологии производства продуктов питания, но и политические, экономические и культурно-гуманитарные технологии, а также технологии здравоохранения и транспортировки.

Начнем со следующего, и, на наш взгляд, очень показательного, примера:

Численность населения Северного Китая в первой половине XIX в. уже измерялась восьмизначными числами (составляя в это время более 10% от всего населения мира). Благодаря чему численность населения этого региона смогла вырасти до столь высокого уровня? Совершенно очевидно, не только благодаря высокому уровню развития технологий производства продуктов питания в Северном Китае. Действительно, Северный Китай является зоной рискованного земледелия. И периодические катастрофические засухи (а также замозорозки, эпизоотии и т.п.) в этом регионе являются просто неизбежными. А численность населения данного региона не смогла бы вырасти до столь высокого уровня еще в доиндустриальный период, если бы высокий уровень развития аграрных технологий не дополнялся бы здесь не менее высоким уровнем развития технологий политических. Понятно, что для того, чтобы обеспечить страхование от естественных случайностей гигантски выросшее население Северного Китая требовалась очень высоко развитая политическая система, способная обеспечить сбор и обработку релевантной информации, разработку адекватных алгоритмов реагирования, приведения разработанных программ действия в жизнь. Подобная политическая система должна была быть в состоянии обеспечить запасание гигантских объемов продуктов питания в урожайные годы, переброску колоссальных количеств продовольствия в районы, пораженные природными катаклизмами, из областей, от них не пострадавший. Все это, конечно, требовало и наличие штата высококвалифицированных специалистов-бюрократов, а значит и развитой системы их подготовки. Без наличия данной системы высокоразвитых политических технологий численность населения Северного Китая не смогло бы достичь воьмизначных показателей еще в доиндустриальную эпоху даже при самом высоком уровне развития аграрных технологий.

Другим эффективным средством страхования от естественной случайности являются экономические (и прежде всего развитые рыночные) механизмов, позволяющие создавать страховые фонды в денежных средствах, в результате чего переброска необходимых объемов вещества и энергии из областей-доноров в области-реципиенты может осуществляться даже без политического вмешательства.²⁵ Эффективность подобного рода механизмов, как правило, тем выше, чем выше уровень развития средств обращения. И именно поэтому изобретение технологии монетной чеканки было выше рассмотрено в качестве изобретения именно жизнеобеспечивающей технологии, повышающей потолок несущей способности Земли.

Применение как политических, так и экономических технологий в рассмотренных выше случаях может быть действительно эффективным только при достаточно высоком уровне развития технологий транспортировки. Именно поэтому к числу изобретений, повышающих потолок несущей способности Земли, было отнесено и изобретение компаса.

Однако почему к такого рода инновациям было выше отнесено и появление буддизма? Дело здесь в том, что потолок несущей способности Земли повышался и в результате развития культурно-гуманитарных технологий. Как было убедительно показано А. П. Назаретяном (1995, 1999а, 1999б, 2001), особо важную роль здесь играло развитие культурно-гуманитарных механизмов сдерживания агрессии. Действительно, известны многочисленные примеры обществ, имевших плотность населения, значительно меньшую той, что их территории могли бы прокормить при соответствующем уровне развития технологий производства продуктов питания, именно из-за высокого уровня военной активности (и в особенности внутренней военной активности). И дело здесь даже не столько в том, что высокий уровень военной активности вел к повышенной смертности в результате повышенного числа насильственных смертей. Более важную роль здесь, как правило, играло вызываемое такой повышенной военной активностью недопроизводство. Действительно, в такого рода условиях недоступными для хозяйственной эксплуатации населением оказывались обширные территории (включавшие в себя нередко, скажем, наиболее благоприятные для земледелия участки земли на равнинах), ведь население было вынуждено укрываться, например, в укрепленных поселениях на холмах, что делало недоступными для эффективной хозяйственной эксплуатации обширные территории на равнинах (см., например: Wickham 1981; Earle 1997:105–142; Turchin 2003).

Понятно, что в подобного рода контексте развитие практически любых эффективных механизмов сдерживания агрессии могли приводить к очень заметному увеличению потолка несущей способности земли. Конечно, ведущая роль и здесь принадлежала скорее политическим технологиям (таким как проводимая развитыми государствами политика все более и более полной монополизации средств насилия, что, как правило, вело к очень заметному снижению уровней внутренней военной активности). Однако, как было убедительно показано А. П. Назаретяном (1995, 1999а, 1999б, 2001), немаловажную роль здесь играло и развитие культурно-гуманитарных механизмов сдерживания агрессии, в том числе и развитие религий и идеологий ненасилия.

Отметим, что наше собственное количественное кросс-культурное исследование показало действительное существование статистически значимой корреляции между присутствием в социальных системах глубоко укорененных религий ненасилия и сниженным уровнем социализации на агрессию (Коротаев 2003; Korotayev 2004). Здесь стоит подчеркнуть, что среди других факторов высокого уровня межличностного насилия исследователями рассматривались такие, как стрессовая социализация (низкий уровень отзывчивости агентов социализации/ низкий уровень теплоты, чуткости и заботы, жесткая социализация с высоким уровнем применения разного рода мер наказания [Dollard et al. 1939; Berkowitz, /1962/ 1980; Bacon, Child, & Barry, 1963; Palmer, 1970; Allen, 1972 и т.д.]), отсутствие/ малая роль отца в воспитании ребенка [Burton & Whiting, 1961; Bacon, Child, & Barry, 1963; B.Whiting, 1965; Munroe, Munroe, & Whiting, 1981 и т.д.] и социализация на агрессию [Bandura, /1973/ 1980. P. 146; Montagu, 1976. P. 3–4 и т.д.]. Тем не менее, исследования последующих лет заставили предполагать, что наиболее важным из вышеперечисленных факторов здесь все-таки оказывается социализация подростков, поощряющая агрессивное поведение [Ember & Ember, 1994]. Проделанный Эмберами множественный регрессионный анализ дал следующие результаты: общее совокупное воздействие вышеназванных факторов уровня насилия оказалось достаточно сильным (R² = 0,560), однако независимое действие социализации на агрессию значительно сильнее такогого для любого другого фактора (стандартизированный коэффициент 0,739, что можно сопоставить с таковым в 0,135 для войны, 0,112 для отсутствия отца, а также 0,095 и менее для различных индикаторов стрессовой социализации). А значит, социализация на агрессию отодвигает на второй план все остальные факторы этой группы.

Таким образом, наши кросс-культурные исследования подтверждают, что развитие идеологий и религий ненасилия могут быть статистически значимым фактором снижения уровня внутренней военной активности, а значит, в определенных условиях их развитие, действительно, может приводить к заметному повышению потолка несущей способности земли (как, впрочем, и Земли).

Особого внимания заслуживает та роль, которую в рассматриваемых нами процессах играло развитие технологий здравоохранения. Дело в том, что на протяжении значительных промежутков времени потолок несущей способности Земли задавался уровнем развития этих технологий даже несколько в большей степени, чем уровнем развития технологий производства продуктов питания. Так, как видно на приведенных выше Диаграммах 7 и 8, с 1300 г. по 1500 г. население мира выросло очень слабо (и при этом к населению Мир-Системы, испытавшему в XIV в. даже ощутимое сокращение, это относится в еще большей степени).

Примечательно, что стагнация населения Мир-Системы происходила в это время на уровне, более низком, чем задававший уровнем развития технологий материального производства (не прекращавших к тому же в это время своего поступательного развития [см., например: Hellemans and Bunch 1988]). Так, скажем, стагнация населения Европы в XV в. происходила на фоне относительно высоких показателей производства ВВП на душу населения, относительно высоких доходов основной массы населения; и в целом, население Европы в это время устойчиво находилось на уровне заметно более низком потолка, задававшемся уровнем развития технологий производства продуктов питания (см., например: Turchin 2003). Дело в том, что актуальный потолок несущей способности Земли в это время определялся не столько уровнем развития технологий производства продуктов питания, сколько уровнем развития технологий здравоохранения, оказавшихся в XIV–XV вв. неадекватным возросшему уровню патогенной угрозы. При этом необходимо подчеркнуть, что радикальный рост уровня данной угрозы, приведший к фактической "патогенной атаке на Мир-Систему", сам явился в высшей степени закономерным и практически неизбежным (хотя и побочным) продуктом самого развития Мир-Системы:

Как известно, "на уровне почвы" эта "патогенная атака на Мир-Систему" выглядела исключительно трагическим образом: