Данте Алигьери. Божественная комедия
жүктеу/скачать 3.36 Mb.
|
|
Распятый, гордый обликом, злодей, Чью душу гнев и в смерти не покинул.
Великий Артаксеркс и благородный Речами и делами Мардохей.
Распался наподобье пузыря, Лишившегося оболочки водной, -
"Зачем, царица, горестной кончины Ты захотела, гневом возгоря?
И потеряла! Я подъемлю гнет Твоей, о мать, не чьей иной судьбины".
Волна в глаза ударившего света, Трепещет миг, потом совсем умрет, -
В лицо мое ударившим лучом, Намного ярче, чем сиянье лета.
Я услыхал слова: "Здесь восхожденье", И я уже не думал о другом,
Скорей взглянуть, кто это говорил, Которому предел - лишь утоленье.
И лик его в чрезмерном блеске тает, Так точно здесь мой взгляд бессилен был.
Без нашей просьбы и от наших глаз Своим же светом сам себя скрывает.
Мы, чуя просьбу и нужду другого, Уже готовим, злобствуя, отказ.
Идем наверх, пока не умер день; Нельзя всходить средь сумрака ночного".
Высокой лестницы, свернув налево; И я, взойдя на первую ступень,
"Beati, - чей-то голос возгласил, - Pacific!, в ком нет дурного гнева!"
Пред наступавшей ночью луч заката, Что кое-где зажглись огни светил.
Сказал я про себя, заметя вдруг, Что сила ног томлением объята.
Кончалась лестница, и здесь, у края, Остановились, как доплывший струг.
Не огласится ль звуком тишина; Потом, лицо к поэту обращая:
Здесь очищается, отец мой милый? Твой скован шаг, но речь твоя вольна".
Здесь придается мощность, - молвил тот. - Здесь вялое весло бьет с новой силой.
И будет мой урок немногословный Тебе на отдыхе как добрый плод.
Так начал он, - ты это должен знать, Полна любви, природной иль духовной.
Вторая может целью ошибиться, Не в меру скудной иль чрезмерной стать.
А в низком за предел не перешла, Дурным усладам нет причин родиться;
Иль блага жаждет слишком или мало, Там тварь завет творца не соблюла.
Как всякого похвального плода, Так и всего, за что карать пристало.
К тому всех прежде, кем она носима, То неприязнь к себе вещам чужда.
От Первой сущности, она никак Не может оказаться нелюбима.
Зло, как предмет любви, есть зло чужое, И в вашем иле вид ее трояк.
Поправ соседа, - этот должен пасть, И лишь тогда он будет жить в покое;
Утратить, если ближний вознесется; И неприязнь томит его, как страсть;
Что голоден, пока не отомстит, И мыслями к чужой невзгоде рвется.
Оплакан там внизу; но есть другая, Чей путь к добру - иной, чем надлежит.
Что мир души лишь в нем осуществим, И все к нему стремятся, уповая.
Лишь вялая любовь, то покаянных Казнит вот этот круг, где мы стоим.
Пустых отрад, в котором нет того, В чем плод и корень благ, для счастья данных.
В трех верхних кругах предается плачу; Но в чем ее тройное естество,
ПЕСНЬ ВОСЕМНАДЦАТАЯ 1 Закончил речь наставник мой высокий И мне глядел в глаза, чтобы узнать, Вполне ли я постиг его уроки.
Вовне молчал, внутри твердил: "Не дело Ему, быть может, слишком докучать".
Во мне желанье, начал разговор, Чтоб я решился высказаться смело.
Учитель, что ему наглядным стало Все то, что перед ним ты распростер;
Что есть любовь, в которой всех благих И грешных дел ты полагал начало".
Духовных глаз, и вскроешь заблужденье Слепцов, которые ведут других.
И все, что нравится, ее влечет, Едва ее поманит наслажденье.
Наружный образ, к вам запав - таится И душу на себя взглянуть зовет;
То этот плен - любовь; природный он, И наслажденьем может лишь скрепиться.
И первое из свойств его - взлетанье К среде, где он прочнее сохранен, -
Духовный взлет, стихая лишь тогда, Когда она вступает в обладанье.
Приверженцам той мысли сумасбродной, Что, мол, любовь оправдана всегда.
Но если я и чистый воск возьму, То отпечаток может быть негодный".
Раскрыли суть любви; но остается Недоуменье, - молвил я ему. -
И для души другой дороги нет, Ей отвечать за выбор не придется".
А дальше - дело веры; уповая, Жди Беатриче, и обрящешь свет.
Врозь с веществом в пределах вещества, Полно особой силы, каковая
А зрима лишь посредством проявленья; Так жизнь растенья выдает листва.
Сокрыто от людей завесой мглы, Как и откуда первые влеченья,
Брать мед; и нет хвалы, коль взвесить строго, Для этой первой воли, ни хулы.
И вам дана способность править суд И делать выбор, стоя у порога.
Когда любви благой или презренной Дадут или отпор, или приют.
Познав, что вам свобода врождена. Нравоученье вынесли вселенной.
Любовь, которая внутри пылает, - Душа всегда изгнать ее вольна.
Свободной волей; если б речь зашла О том у вас, пойми, как подобает".
И, понуждая звезды разредиться, Скользила, в виде яркого котла,
Когда оно за Римом для очей Меж сардами и корсами садится.
Всей мантуанской области пространной, Сложила бремя тяготы моей.
Ответ на каждый заданный вопрос, Стоял, как бы дремотой обуянный.
Внезапный крик, и показались тени, За нами обегавшие утес.
Видали по ночам толпу и гон Фивян во время Вакховых радений,
Я смутно видел, - в вечном непокое Те, кто благой любовью уязвлен.
Спеша бегом, настигло нас, и так, Всех впереди, в слезах кричали двое:
И Цезарь поспешил, кольнув Марсилью, В Испанию, где ждал в Илерде враг".
Быть вялым! - сзади общий крик летел. - Нисходит милость к доброму усилью".
Взамен того, как хладно и лениво Вы медлили в свершенье добрых дел!
Идет наверх и только солнца ждет; Скажите нам, где щель в стене обрыва".
Одна душа сказала, пробегая: "Иди за нами и увидишь вход.
Что ноги нас неудержимо мчат; Прости, наш долг за грубость не считая.
И нами добрый Барбаросса правил, О ком в Милане скорбно говорят.
Тот, кто оплачет этот божий дом, Который он, имея власть, ославил,
С душой еще уродливей, чем тело, Не по уставу пастырствовать в нем".
Что я не знаю, смолк он или нет; Но эту речь душа запечатлела.
Сказал: "Смотри, как двое там, зубами Вцепясь в унынье, мчатся им вослед".
Чем истребились те, что по дну шли, Открылся Иордан пред их сынами.
Когда Эней на подвиг ополчился, Себя бесславной жизни обрекли".
Что видеть я его уже не мог, Во мне какой-то помысел родился,
И я, клонясь от одного к другому, Закрыв глаза, вливался в их поток,
ПЕСНЬ ДЕВЯТНАДЦАТАЯ 1 Когда разлитый в воздухе безбурном Зной дня слабей, чем хладная луна, Осиленный землей или Сатурном,
Fortuna major там, где торопливо Восточная светлеет сторона,
С культями вместо рук, лицом желта, Она хромала и глядела криво.
Живит издрогнувшее за ночь тело, Так и мой взгляд ей развязал уста,
И гиблое лицо свое облечь В такие краски, как любовь велела.
Она запела так, что я от плена С трудом бы мог вниманье уберечь.
Мутящая рассудок моряков, И голос мой для них всему замена.
С его пути; и тот, кто мной пленится, Уходит редко из моих оков".
Святая и усердная жена Возникла возле, чтобы той смутиться.
Ее был возглас; он же, стоя рядом, Взирал, как эта чистая гневна.
И, ткань порвав, открыла ей живот; Меня он разбудил несносным смрадом.
Сказал мой вождь, чуть я повел очами. - Вставай, пора идти! Отыщем вход".
По всей горе священные круги; Мы шли с недавним солнцем за плечами.
Изогнутый под грузом размышлений, Как половина мостовой дуги.
И ласка в этом голосе была, Какой не слышно в нашей смертной сени.
Так говоривший нас наверх направил, Туда, где в камне лестница вела.
Что те, "qui lugent", счастье обрели, И утешенье, ждущее их, славил.
Так начал говорить мне мой вожатый, Когда мы выше ангела взошли.
Я видел сон и жаждал бы ясней Понять язык его замысловатый".
Ту самую, о ком скорбят над нами; Ты видел, как разделываться с ней.
Взор обрати к вабилу, что кружит Предвечный царь огромными кругами!"
Потом, услышав оклик, встрепенется И тянется туда, где будет сыт,
Ведущей вверх тропой громада скал, Всходил к уступу, где дорога вьется.
Народ, который, двинуться не смея, Лицом к земле поверженный, рыдал.
Услышал я повсюду скорбный звук, Едва слова сквозь вздохи разумея.
И в правде, и в надежде, укажите, Как нам подняться в следующий круг!"
То, чтобы путь туда найти верней, Кнаруже правое плечо держите".
Ему ответили; а кто ответил, Мой слух мне указал всего точней.
И он позволил, сделав бодрый знак, То, что в просящем облике заметил.
Направил ближе к месту, где скорбело Созданье это, и промолвил так:
То, без чего возврата к богу нет, Скажи, прервав твое святое дело:
Вверх обращен; и чем могу хоть мало Тебе помочь, живым покинув свет?"
Ты будешь знать; но раньше scias quod Fui successor Petri, - тень сказала. -
Большой поток, и с ним одноименный Высокий титул отличил мой род.
Блюдя от грязи, мантию Петра; Пред ней - как пух все тяжести вселенной.
Но я познал, уже как пастырь Рима, Что жизнь земная - лживая мара.
А выше стать в той жизни я не мог, - И этой восхотел неудержимо.
От бога был, неизмеримо жадный, И казнь, как видишь, на себя навлек.
Вот в этих душах, что окрест лежат; На всей горе нет муки столь нещадной.
К высотам, устремляемый к земному, Так здесь возмездьем он к земле прижат.
Гасила в нас и не влекла к делам, Так здесь возмездье, хоть и по-иному,
И мы простерты будем без движенья, Пока угодно правым небесам".
Я начал речь, но и по слуху он Заметил этот признак уваженья
И я в ответ: "Таков ваш сан великий, Что совестью я, стоя, уязвлен".
Ошибся ты: со всеми и с тобой Я сослужитель одного владыки.
Гласящий "Neque nubent", разумеет, Понятно будет сказанное мной.
Ты мне мешаешь слезы лить, стеня, В которых то, что говорил ты, зреет.
Племянница, - и только бы дурного В ней не посеяла моя родня!
ПЕСНЬ ДВАДЦАТАЯ 1 Пред лучшей волей силы воли хрупки; Ему в угоду, в неугоду мне, Я погруженной не насытил губки.
Свободными местами шел под кручей, Как вдоль бойниц проходят по стене;
Сочится зло, заполнившее свет, Лежат кнаруже слишком плотной кучей.
В чьем ненасытном голоде все тонет И яростней которой зверя нет!
Как полновластный над судьбой земли, Идет ли тот, кто эту тварь изгонит?
Внимая теням, скорбно и устало Рыдавшим и томившимся в пыли;
И так тоска казалась тяжела, Как если бы то женщина рожала;
Являет тот приют, где пеленицей Ты свой священный отпрыск повила".
Ты бедностью безгрешной посрамил Порок, обогащаемый сторицей".
Что я пошел вперед, узнать желая, Кто из лежавших это говорил.
Который спас невест от нищеты, Младые годы к чести направляя.
Сказал я. - Кем ты был? И неужели Хваленья здесь возносишь только ты?
Когда вернусь короткий путь кончать, Которым жизнь летит к последней цели".
Оттуда нечего; но без сравненья В тебе, живом, сияет благодать.
Наведшего на божью землю мрак, Такой, что в ней неплодье запустенья.
Могли, то месть была б уже свершенной; И я молюсь, чтобы случилось так.
И не один Филипп и Людовик Над Францией владычил, мной рожденный.
Когда старинных королей не стало, Последний же из племени владык
Моя рука бразды державных сил, И мне земель, да и друзей достало,
Мой сын свою главу и длинной смене Помазанных начало положил.
Не схоронил стыда, он мог сойти Ничтожным, но безвредным тем не мене.
И грабить; и забрал, во искупленье, Нормандию, Гасконью и Понти.
Зарезал Куррадина; а Фому Вернул на небеса, во искупленье.
И новый Карл его поход повторит, Для вящей славы роду своему.
Копьем Иуды; им он так разит, Что брюхо у Флоренции распорет.
Приобретет, тем горший в час расплаты, Что этот груз его не тяготит.
Дочь продает, гонясь за барышом, Как делают с рабынями пираты.
Раз кровь мою так привлекло стяжанье, Что собственная плоть ей нипочем?
Христос в своем наместнике пленен, И торжествуют лилии в Аланье.
И желчь и уксус пьет, как древле было, И средь живых разбойников казнен.
Новейшего Пилата; осмелев, Он в храм вторгает хищные ветрила.
Твой суд, которым, в глубине безвестной, Ты умягчаешь твой сокрытый гнев?
Святого духа, вызвавший в тебе Твои вопросы, это наш совместный
Покамест длится день; поздней заката Мы об обратной говорим судьбе.
Братоубийцей стал Пигмалион, Предателем и вором, в жажде злата;
В своем желанье жадном утоляем, Которым сделался для всех смешон.
Добычу скрывшего, и словно зрим, Как гневом Иисуса он терзаем.
Мы рады синякам Гелиодора, И вся гора позором круговым
Последний клич: "Как ты находишь. Красе, Вкус золота? Что ты знаток, нет спора!"
Чуть внятно, по тому, насколь сурово Потребность речи уязвляет нас.
Как здесь бывает днем; но невдали Не слышно было никого другого".
И, напрягая силы до предела, Спешили по дороге, как могли.
Затрепетала; стужа обдала Мне, словно перед казнию, все тело,
Пока гнезда там не свила Латона И небу двух очей не родила.
Такой, что, обратясь, мой проводник Сказал: "Тебе твой спутник оборона".
Один у всех, как я его значенье По возгласам ближайших к нам постиг.
Как слушали те пастухи в былом; Но прекратился трус, и смолкло пенье.
Среди теней, по-прежнему безгласно Поверженных в рыдании своем.
Рассудок мой к познанью не влекло, Насколько я способен вспомнить ясно,
Я, торопясь, не смел задать вопроса, Раздумье же помочь мне не могло;
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ 1 Терзаемый огнем природной жажды, Который утоляет лишь вода, Самаритянке данная однажды,
Загроможденным кругом торопился, Скорбя при виде правого суда.
Христос в дороге двум ученикам, Когда его могильный склеп раскрылся, -
Шагавшим над простертыми толпами; Его мы не заметили; он сам
Мы тотчас обернулись, и поэт Ему ответил знаком и словами:
Тебя неложный суд, от горней сени Меня отторгший до скончанья лет!"
Сказал он, с нами торопясь вперед, - Кто вас возвел на божий ступени?"
Отмечен ангелом, несущим стражу, Тот воцаренья с праведными ждет.
Его кудель ссучила не вполне, жүктеу/скачать 3.36 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|