Дэниел Бенджамин Харрис Подонок в вашей голове. Избавьтесь от пожирателя вашего счастья!

* * *

Я разместил видеоролик с Чопрой на сайте ABC News, и меня очень удивила реакция на него. Сперва ролик посмотрели так много раз, что он попал в колонку «Самое популярное». Затем я получил письмо от самого неожиданного человека: моего начальника.

Дэвид Уэстин, президент службы новостей, был человеком, от которого вряд ли можно было ожидать, что он интересуется переходными порталами в вечность. Когда то он был юристом, а теперь вот уже более 10 лет возглавлял службу новостей. Он был ярко привлекательным, c мальчишескими чертами лица и густыми, слегка седеющими светлыми волосами. Он находился на своем месте, без всяких побочных эффектов. Он носил костюмы от Brooks Brother, полосатые галстуки и мягкие кожаные туфли. Его манера поведения была в равной степени живая, серьезная и радушная. Он легко мог бы быть политиком. Или ведущим.

В письме Уэстин сказал, что его лично заинтересовал мой разговор с Чопрой. Он предложил встретиться и поговорить.

Его секретарь назначила встречу, и через несколько дней я поднимался по лестнице от своего кабинета до Пятого этажа – так бесхитростно мы называли место, в котором располагалось наше начальство. Здесь был другой воздух, его как будто выкачивали из Сьерра Невады²⁰. Это была просторная комната, с кабинетами по краям. Возле каждого сидел секретарь. Здесь стояла плотная тишина, в отличие от всего остального пространства службы новостей, полного шума и болтовни. В середине Пятого этажа была маленькая кухня с закусками и кофе из Старбакса.

Я решил, что это была не такая уж важная встреча – у меня не было проблем, и речь шла не о продлении контракта. Но я всегда нервничаю, когда разговариваю с начальством. Мне нравилось задавать провокационные вопросы политикам, главам корпораций и религиозным лидерам, но перед людьми, которые мне платили, я сдавался гораздо быстрее.

Секретарь проводила меня внутрь. Уэстин встал из за аккуратного стола, крепко пожал мне руку и обходительно сказал: «Здравствуй, Дэн».

После небольшой беседы «о погоде» Дэвид перешел к Чопре. Весьма дипломатично он сказал, что был удивлен моим серьезным отношением к нему.

– Я ценю твое мнение в этом вопросе, Дэн. А Дипака я видел только по телевизору. Скажи, он действительно заслуживает внимания?

Я начал подозревать, что вопросы Дэвида выходят за границы только профессионального интереса. Все таки у него была тяжелая работа, он должен был справляться как с непростыми людьми из службы новостей, так и с потребностями хозяев всей корпорации. Однажды за обедом он признался, что иногда он не такой радостный, каким выглядит.

– Это интересная тема, – ответил я. – Хотя Чопра, возможно, и не лучший пример.

Потом я пустился в провальный драматический монолог про Экхарта Толле, эго, настоящий момент и все остальное. И чем дольше я трещал про «свободный разум» и «голос в голове», тем больше понимал, что несу чушь. Впервые мне представился случай поговорить об этом с кем то еще (не считая, конечно, самих интервью с Толле и Чопрой), и только тут мне стало ясно, что я вообще не знал, о чем говорю. Это меня нервировало и заставляло говорить еще больше. В конце концов, увидев, что аудитория уже заскучала, я нервно сглотнул и посоветовал Уэстину прочитать книгу Толле.

На следующий день я снова поднялся наверх и оставил книгу секретарю с мыслями: «Вот оно и случилось. Я просто сумасшедший, который раздает религиозные брошюры на улице ».

Тем не менее мне все равно захотелось поговорить о своих открытиях с людьми, которых я знаю и люблю. Не то чтобы я собирался их завербовать, просто хотел обсудить. Я понимал, что лучше выбрать в собеседники кого нибудь кроме моего начальника, и решил поговорить об этом за обедом с моей подругой Региной. Последние 10 лет мы с ней устраивали словесные бои без правил о чем угодно: от телепередач и недвижимости в Нью Йорке до моих неудачных любовных историй до Бьянки. Я думал, что на теме эго можно будет разгуляться. Но через минуту после того, как я начал про Экхарта Толле, Регина остановила меня: «Ну что ж, Дэн. Если тебе это интересно, ладно». Она сменила тему, предложив выбрать суп, который мы закажем. Вердикт был вынесен, причем с бесцеремонной жестокостью. Я ожидал, что тема будет горячей, но все кончилось таким постыдным недоразумением. Регина не собиралась даже подкалывать меня по этому поводу.

Моя неудача повторилась на семейном обеде, когда я размахивал книгой Толле перед моим младшим братом. Этого, конечно, следовало ожидать. Жизненной целью Мэтта с тех пор, как он появился на свет, было омрачать мою жизнь. Несмотря на то, что теперь он был венчурным инвестором и отцом чудесной девочки, его желание лопнуть мой шарик никуда не исчезло. После того как я закончил свою пламенную речь, он радостно посмотрел на меня с довольной ухмылкой. Я был уничтожен без единого слова. Скоро после этого я получил от него на Рождество календарь с Экхартом Толле. Я снял упаковку, поднял глаза и через всю комнату увидел на его лице ту же самую ухмылку.

Меня особенно удручало то, что я видел на лицах моих собеседников после неудачных попыток поговорить. Это было то же самое выражение, которое в течение многих лет появлялось на моем лице во время разговора с самыми махровыми верующими.

Не увенчались успехом даже разговоры с людьми, которые изначально не были враждебно настроены к подобным дискуссиям. За обедом с несколькими людьми я подошел к своей подруге Кайяме, человеку широких взглядов и преподавателю французской литературы Колумбийского университета. Когда я закончил рассказывать про Сейчас, она спросила: «А как ты можешь остаться в моменте, который все время ускользает?» Ответа у меня не нашлось.

Возможно, самым показательным случаем был совершенно спонтанный разговор с моим дядей Мартином на вечеринке, которую мои родители устраивают раз в год возле бассейна. Мартин – бывший частный предприниматель, и у него начала развиваться болезнь Альцгеймера. Он повернулся ко мне и задал интересный вопрос: «Что увлекательнее для тебя – реальность или воспоминания?» Я немного подумал и сказал: «Я бы хотел ответить, что реальность, но, скорее воспоминания». А потом я спросил: «А у тебя?» И тут Мартин рассеянно посмотрел на меня и спросил: «О чем вопрос?»

Бьянка довольно легко отнеслась к моему новому интересу. Ее прельщала мысль, что ее будущий муж может стать менее напряженным. В конце концов, последний год я только и делал, что акклиматизировался. Логично было бы предположить, что это увлечение просто было новым витком, хотя куда более эксцентричным.

Частично моя проблема заключалась в том, что как журналисту мне было гораздо проще обсуждать что либо с некоторой профессиональной отстраненностью. Если же меня действительно что то волновало, я не знал, как об этом говорить. У Pavement, моей любимой группы 90 х, в одной из песен есть строчка: «Трудно сказать словами то, что ты думаешь, если ты действительно об этом думаешь».

Итак, я стоял ровно на том же месте, на котором застрял после интервью с Толле, когда мне казалось, что мои волосы горят и нет никакого огнетушителя. Когда Толле не смог ответить на мои вопросы, а я не сумел никому этого объяснить даже очень упрощенно и был готов свихнуться. Я не знал, куда бежать. Я вспомнил то, что Чопра сказал мне в конце нашего интервью: «Давайте будем общаться». Через несколько дней после знакомства он прислал мне целую кипу своих книг с названиями вроде «Книга тайн» или «Огонь в сердце. Духовные законы взросления». Он присылал мне СМС и электронные письма и даже перенаправлял рассылку google с записями Ким Кардашян²¹, поющей его молитвы. От усталости я подумал: Что мне терять?

* * *

Дипак в черной футболке, украшенной знаком мира из блесток, увлеченно водил меня по манхэттенскому гарнизону центра «Чопра». Центр находился в роскошном районе и предлагал спа, медицинские консультации, занятия йогой и астрологические прогнозы. Мы зашли в сувенирную лавку. Я пробежался взглядом по широкому ассортименту фирменных товаров (аюрведические лекарства против простуды и аллергии, антиоксидантные биодобавки, «гармонизирующие» подвески, футболки с надписью «Благополучие») и книги (55 или 56 книг, я точно не помню – обо всем: от Бога до гольфа и кулинарии). Я подумал про Jay Z²², у которого была строчка: «Я не бизнесмен… я бизнес».

Мы с Фелицией решили пригласить Дипака на воскресный выпуск «Мировых новостей ». Его не пришлось долго уговаривать. Стало ясно, каким образом этот человек попал в список самых богатых знаменитостей журнала «Forbes » с доходом, оцениваемым в 22 млн долларов в год. На повестке дня у него всегда стояло какое то дело, связанное с его одержимым движением к славе. Я своими глазами видел, как в течение нескольких дней он проводил передачу на спутниковом радио, обсуждал с разработчиками видеоигр проект на основе его духовного учения и беседовал с человеком, который говорил, что умеет гнуть ложки силой разума, о бродвейском мюзикле.

Во многих смыслах Дипак был ходячим противоречием. Он заявлял, что постоянно живет только настоящим моментом, и тем не менее мы снимали, как он бежит по улице, яростно тыкая в экран телефона, а потом жадно читает статьи в электронной книге, демонстративно занимаясь на эллиптическом тренажере. Он говорил, что живет в состоянии «течения» и «вольной спонтанности», но при этом мне он казался сосредоточенным на собственном раскручивании. Когда он выпустил новую книгу, мы видели, как он бесстыдным образом призывал репортера читать его твиттер. А во время съемок рекламного ролика он сказал оператору: «Я не должен выглядеть полным». Это не вязалось у меня с поведением человека, который живет в полной гармонии с собой. Это было той же чушью, которой занимался я сам.

Мы проводили интервью в Центральном парке, и я решил проверить его невозмутимость. Вспомнив его на «Очной ставке» я сказал:

– Иногда я видел, что Вы бываете взвинченным.

– Ладно, я действительно был на взводе, – ответил он. – Но разве в этом была хоть капля гнева, обиды или агрессии?

– Я не могу читать Ваши мысли, но судя по мимике и жестам, Вы были недовольны.

– Без увлеченности Вы стали бы ходячим мертвецом, – сказал он. – Вы можете быть взвинчены и активно вовлечены во что то, но при этом не испытывать стресс.

Было ли это на самом деле «активной вовлеченностью» без стресса? Вообще то Дипак утверждал, что десятилетиями жил в постоянном стрессе. Он рассказывал, что много лет назад он был начинающим врачом в пригороде Массачусетса, курил две пачки сигарет в день и очень много пил. «Мы реанимировали человека с остановкой сердца, а потом выходили покурить», – сказал он.

А потом он все резко изменил.

– Это было кардинальным решением, – сказал он. – В один день я сказал себе, что эта часть моей жизни закончена. Я сказал: «Я был там, но теперь все кончено».

Он бросил работу и нанялся к Махариши Махеш Йоги, бородатому индийскому гуру, которого все знали в первую очередь как официального гуру группы Битлз. На самом деле, Джон Леннон после короткого пребывания в его ашраме²³ убежал, разгневанный на то, что Махариши якобы пытался лапать Миа Ферроу. Возвращаясь в Лондон, Леннон написал песню «Sexy Sadie» со словами: «Что ты наделал? Ты всех одурачил».

Дипак стал главным помощником Махариши. Но потом они разошлись – Дипак почувствовал, что в группе царит слишком благоговейный дух, а Махариши обвинил его в излишней амбициозности. Поэтому Дипак ушел оттуда.

Освободившись от обязательств, Дипак расправил крылья. Его стали интересовать «спонтанные ремиссии» – случаи резкого и необъяснимого излечения от серьезных заболеваний. Он не сумел добиться публикации своего исследования ни в одном серьезном медицинском журнале, поэтому заплатил 5 тысяч долларов издательству за выпуск книги. Это было сенсацией. Дальше ставки повышались – он подружился с Майклом Джексоном, который познакомил его с Опрой, и та пригласила его на телевидение. Все остальное было историей. Когда я встретил Дипака, ему было 63. Он записал альбом странной музыки в стиле нью эйдж вместе с Мартином Шином, Мадонной и Деми Мур. Леди Гага сказала, что он повлиял на ее жизнь больше, чем кто бы то ни было еще. Журнал «Time » окрестил его « поэтом пророком альтернативной медицины». Хотя, конечно, его и критиковали нещадно. Журнал «Skeptic » поместил Дипака на обложку, назвав его медицинские тезисы «дичайшей спекуляцией неубедительных фактов».

Значит ли это, что он был во власти порока? Я не знал. С Толле все было понятно – он представлял собой загадочную смесь интересного и непостижимого, как если бы ди джей постоянно смешивал «Роллинг стоунс» и Бритни Спирс, Боба Дилана и «Kiss». Мне нравилось, когда он говорил вещи вроде «То, что ты существуешь, – чистая случайность. Это статистически маловероятное событие, поэтому если тебя не удивляет сам факт твоего существования, ты не достоин того, чтобы быть здесь». Но он очень часто (и, похоже, бесконтрольно) уходил в какие то беспросветные дебри, в которых был определенный je ne sais pourquoi ²⁴. Из его прекрасных цитат мне запомнились «Вселенная – это нанотехнологическая мастерская в божественном разуме» и «Не называйте это Богом, называйте это беспричинной рассредоточенной квантово механической межрелигиозной сущностью».

С Чопрой явно было веселее, чем с Толле. Я предпочитал авантюрную манеру Дипака многословности Экхарта. Но это ничего не упрощало, и даже наоборот. Толле ставил меня в тупик, потому что казался честным, но заставлял сомневаться в своем здравосмыслии. С Дипаком все было наоборот – я видел, что он вполне нормальный, но не мог быть уверенным в его честности. Мне хотелось понять, как можно так открыто выбиваться из сил и при этом заявлять, что не испытываешь стресс. Его опыт мог бы помочь мне разобраться, как подавить эго и не потерять себя. Вот только я ему не верил.

* * *

Следующий шаг я сделал в приступе отчаяния. Этот эпизод был, к счастью, коротким, но, к сожалению, абсурдным. Мы с Фелицией решили сделать серию сюжетов для воскресных «Мировых новостей » про самопомощь. Мы придумали название «Корпорация „Счастье“». Смысл заключался в том, чтобы покопаться в бесконтрольной 11 миллиардной индустрии, привлекающей все больше людей (американцы в последнее время отходили от любых религиозных собраний). Не получив ответа от Толле и Чопры, я не мог придумать ничего другого. То, что я обнаружил, было более, чем безумным – целый парад грязных и необразованных людей, проповедующих отчаянным и зачастую нищим.

Одним из заметных лидеров в этой сомнительной игре был Джо Витале. Он добился славы, создав невероятный культурный феномен под названием «Секрет ». Это были глянцевый DVD и книга, вышедшие в 2006 году. В них фигурировала целая бригада гуру самопомощи, объясняющих «закон притяжения». Этот закон обещал, что можно получить все, что угодно – здоровье, богатство, любовь – всего лишь думая об этом надлежащим образом. Это была первоклассная новая упаковка для старой идеи, предложенной такими первопроходцами, как Наполеон Хилл (автор бестселлера 1950 х «Думай и богатей ») и Норман Винсент Пил (автор канонического бреда «Сила позитивного мышления »).

Скользнув на заднее сиденье «роллс ройса» Витале, я понял, что Дипак на самом деле твердо стоит на стороне добра. У Витале было бледное лицо и крупная лысая голова, как у большого ребенка. Он проводил для меня и моей бригады то, что обычно стоит 5 тысяч долларов: сеанс так называемого «моделирования ума в „роллс ройсе“». Пока его водитель катал нас по загородным дорогам Техаса, Витале рассказал, что люди платят, чтобы приехать в его дом в Остине, покататься с ним и научиться «создавать мысли, которые меняют жизнь».

Прямо перед камерой, снимающей нас с заднего сидения, я сказал:

– Машина отличная, но пять кусков – это много за три часа с Вами.

– Ну что ж, есть люди, которые думают, что я стою гораздо больше. Они уверены, что я занимаюсь благотворительностью.

«Роллс ройс» был не единственным источником дохода «доктора» Витале. Тридцать лет назад он был бездомным, а теперь у него степень доктора наук по «метафизике» Университета Седоны после дистанционного курса, который он проходил по почте. Витале жил в большом доме, а в его гараже стояло много машин, купленных на деньги с продаж десятков книг с названиями вроде «Жизнь без ограничений » и «Величайший секрет как делать деньги ». Кроме того, он продавал разные товары вроде напитка здоровья «Сок молодости» и наклеек с изображениями матрешек. Каким то неведомым мне образом все это должно было, по словам Витале, помочь людям добиться их жизненных целей. Цена по прейскуранту: 39 долларов.

В интервью, которое мы взяли в доме Витале, я спросил его:

– Вы никогда не просыпаетесь посреди ночи с мыслью: «Не могу поверить, что занимаюсь этим»?

– Нет, никогда, – сказал он, смеясь так, словно это было самой невероятной для него вещью.

Теоретически я понимал смысл позитивного мышления, особенно будучи человеком, который тратит очень много времени на обдумывание. Но когда я скоблил поверхность этой философии, я быстро натыкался на глупость размером со скалу. В видео версии «Секрета » Витале появляется на экране, чтоб произнести чудесные банальности вроде «Вы Микеланджело своей жизни. Давид, которого Вы творите – это Вы сами, и Вы создаете себя собственными мыслями». Однако во время нашего интервью Витале признался, что это не так уж просто. На самом деле, в тот момент он сжался в изюминку.

– Если я хочу бриллиантовое колье для своей жены? – спросил я. – Получу ли я его, подумав о нем?

– Не просто подумав. Это один из самых больших предрассудков. Вам нужно приложить усилия. Недостаточно подумать, нужно совместить это с действиями.

– Разве это замечание не очевидно? Вы думаете, что для людей новость в том, что если чего то хочешь, нужно постараться, чтобы получить это?

– Знаете, когда Вы говорите об этом так, это и правда звучит смешно, – сказал он, нервно посмеиваясь. – И даже глупо.

Самым ужасным подтекстом феномена «Секрета » была даже не бессмысленность его главной коммерческой идеи, а его разрушительная подоплека.

– Обратная сторона Вашей логики, – сказал я Витале, – заключается в обвинении жертвы. Ты не получаешь, чего хочешь.

– Речь не об обвинении, – парировал он. – Наши несознательные мысли создают нашу реальность, и многие из них далеки от позитива, они негативны. Они на самом деле провоцируют проблемы.

И что, это касается детей, больных раком? Жертв геноцида?

– Трудно поверить, – сказал я. – Вы говорите, что все люди, пострадавшие от землетрясения на Гаити, стали жертвами своих неосознанных мыслей.

– Никто из них не стал жертвой. Другими словами…

– Во время землетрясения вы становитесь жертвой, правда?

Неловкая пауза. Заикание. Потом он согласился:

– Да, во время землетрясения вы становитесь жертвой.

Вторая звезда «Секрета », с которой я работал, умудрилась довести абсурдность до серьезно опасного уровня. Джеймс Артур Рей был крепким мужчиной чуть старше 50. Его исключили из колледжа, и он был в разводе. Этот человек излучал вкрадчивость, избыточную самоуверенность и неискренность. Этот скользкий тип выглядел так, словно его лицо покрывал тонкий слой пота. Он обещал своим последователям, что поможет им достичь «гармоничного здоровья» во всех сферах жизни. Он заявлял, что с помощью своих техник он не только разбогател, но и научился больше не простужаться.

Но что то в его голове было не так. В октябре 2009 года в «Пристанище духовных воинов» в Аризоне (участие стоило почти 10 тысяч долларов на человека) трое последователей Рэя погибли на церемонии очищения горячим паром, которую он проводил. Это была имитация ритуала коренных индейцев, которую Рэй называ «упражнением перерождения».

Когда эта история стала принимать государственные масштабы, продюсеры «Ночного контура » послали меня в Аризону разузнать подробности. Город Седона известен как «Ватикан эзотерики». Расположенный среди красных скал, он был центром духовного паломничества. Для туристов работали целые легионы самозваных целителей, мистиков, шаманов и экстрасенсов, они предлагали услуги «лечения души», «восстановления энергии» и «фотографии ауры». Торговый район в центре города был наполнен звуками китайских колокольчиков и низким гулом диджериду²⁵.

Для меня самым грустным во всем этом – даже в каком то смысле грустнее, чем разговаривать с семьями погибших, – было то, что выжившие продолжали верить Рэю. Мы пришли домой к Брайану Ессаду, заурядному работнику компании, занимающейся организацией мероприятий. Он показал нам свой «стенд визуализации». Там была фотографии Алиссы Милано²⁶, на которой он хотел жениться. Еще он показывал нам книги и брошюры, собранные на семинарах Рэя. Затем мы увидели пачку неоплаченных счетов на его кухонном столе. Он мог бы оплатить эти счета, если бы не отдал эти деньги Рэю. «Просто сейчас у меня недостаточно денег, чтобы оплатить все эти счета. Поэтому я просто складываю их здесь, чтобы напоминать себе, что нужно притягивать деньги».

После четырехмесячного разбирательства полиция Аризоны обвинила Рэя в непреднамеренном убийстве. Этот человек когда то рассказывал людям «секрет», согласно которому они должны относиться к Вселенной как к лампе Алладина. А теперь его вели перед камерами в наручниках, и выглядел он довольно жалко. Несмотря на то, что он написал книгу о «гармоничном здоровье», он сказал, что у него нет денег, чтобы заплатить залог. Что еще интереснее, полиция опубликовала документы, объясняющие, как Рэй поддерживал себя в прекрасной физической форме. Это был вовсе не Закон притяжения. Оказалось, что при обыске в номере Рэя нашли чемодан, полный биодобавок и стероидов.

* * *

Эта история с находкой в номере отеля отлично иллюстрирует мое отношение к бизнесу самопомощи как к абсурдному и лицемерному занятию. Я довольно быстро понял, что это все не для меня. К счастью, при помощи моей жены я нашел кое что гораздо более перспективное.

Апостол Павел, известный преследователь христиан, внезапно изменился по дороге в Дамаск. Никсон, убежденный антикоммунист, поразил весь мир, когда отправился путешествовать по Китаю. Неожиданное отречение от своих убеждений нередко случается среди людей. Мое произошло на полу пляжного домика в окрестностях Лонг Айленда.

Август подходил к концу, и мы с Бьянкой отдыхали с друзьями в доме, переделанном из сарая. Мы снимали его у пожилой пары бывших преподавателей колледжа. Они своеобразно украсили дом старыми садовыми инструментами – серпами, топорами и вилами. Все это небезопасным образом висело на балках и занимало каждый сантиметр стен. В дополнение к этим батареям ножниц, молотков и пил была еще и бочка, наполненная деревянными граблями.

В один из дней я сидел возле бассейна, только что закончив читать очередную книгу о буддистской медитации. В моей голове мелькнуло: «Может быть, стоит попробовать?» Моя защита ослабла. Меня смягчили научные доказательства, а моя система оценки нормальности была деформирована многомесячным чтением буддистской литературы. Поэтому я подумал: «Черт с ним, давайте попробуем. Будь, что будет».

У моих компаньонов, очевидно, была высокая толерантность к китчу, раз они были не против жить в доме «И все таки это сарай». Но я сомневался, смогут ли они спокойно отнестись к медитации, и проверять мне не хотелось. Поэтому я проскочил в спальню, чтобы попробовать.

Указания были очень простыми.

1. Сядьте удобно. Ноги скрещивать не обязательно. Можете сесть на стул, на подушку, на пол – это не важно. Но спина должна быть прямой.

2. Почувствуйте каждый вдох и выдох. Выберите точку: ноздри, грудь или живот. Сосредоточьтесь на этой точке и попробуйте почувствовать дыхание. Если Вам так легче, можно мысленно говорить «вдох» и «выдох».

3. Если внимание ускользает, просто простите себя и мягко возвращайтесь к дыханию. Не нужно полностью избавляться от мыслей, это практически невозможно.

Третий пункт был очень важен, если верить всем тем книгам, что я прочитал.

И правда, когда фокусируешься на дыхании, болтовня сразу прекращается, но это ненадолго. Вся штука в том, чтобы поймать свой разум, когда он снова куда то бежит, и вернуться к дыханию. Так нужно делать много раз.

Я сидел на полу, прижавшись спиной к кровати и вытянув ноги вперед. Я поставил таймер на телефоне, чтобы спокойно забыться на 5 минут.

Вдох.

Выдох.

Вдох.

Кустарник. Какое красивое слово.

Если принимать во внимание теорию эволюции, почему нам нравится запах собственной грязи?

Эй, вернись к процессу.

Вдох.

Выдох.

Мне больно сидеть. Дай ка подвинусь чуть чуть.

Вдох.

Передачу о старой школе хип хопа можно было бы назвать «Рэп ван Винкль »²⁷.

Теперь у меня чешется палец на левой ноге.

Интересно, где живут дикие песчанки?

Можно ли назвать меня авторитетным?

А на восьмое небо от счастья нельзя попасть?

Так это все и происходило, пока таймер не сработал. К тому моменту мне уже казалось, что прошла вечность.

Когда я открыл глаза, мое отношение к медитации было уже совсем другим. Не то, чтоб она мне понравилась, но я признал ее. Это не просто способ убить время для хиппи наряду с игрой во фрисби или изготовлением бус. Ты раз за разом пытаешься догнать уходящий поезд своего сознания. Остановить бесконтрольную машину мыслей было не проще, чем удержать в руках живую рыбу. Нужно было прижать к стенке собственный ум и возвращать внимание к дыханию. Эта внутренняя борьба шла простоянно и требовала большой выдержки. Крутое испытание.

Я начал делать это каждый день. Я просыпался утром пораньше и проводил десять минут на полу в гостиной, опершись спиной на диван. В путешествиях медитировал на полу в номере отеля.

Но это не значит, что получалось лучше. Я почти сразу начинал чувствовать зуд от макушки до копчика. Затем усталость сползала на лоб тяжелым жирным онемением. А когда зуд и усталость становились сильнее, я оказывался со всех сторон окружен мысленным потоком. Сосредоточиваться на дыхании, чтобы хоть на минуту остановить его, было все равно, что пытаться метлой выгнать разбежавшихся по полу тараканов. Можно было быстро всех убрать, но через секунду они возвращались обратно. Я понимал, что надо просто простить себя, но это было невероятно трудно. Каждый раз, когда я терялся в мыслях, я шел по кругу совести. То, что лезло в голову, было дешевым и банальным. Неужели я действительно думал об этом все время? Об обеде? О том, пора ли стричься? О своем гневе на то, что награду присудили фильму «Танцующий с волками », а не «Славные парни »?
Когда же я не был поглощен случайным бредом, я все время думал о том, сколько времени прошло, и ждал, когда же уже зазвенит таймер. Происходящее напоминало серию «Симпсонов », в которой показывали запись самой продолжительной икоты. Между иканиями женщина говорила: «Убейте меня». К концу десятой минуты я зачастую уже скрежетал зубами. Один из наших котов, Стив, страдал от страшной болезни десен. Когда ему было больно, он с воем пытался убежать от самого себя. Я точно так же в один момент вскакивал на ноги из сидячего положения, будто мог убежать от суеты собственного разума.

Статуэтки круглолицего умировторенного Будды всегда стояли перед салонами спа. Его изображение сияло на футболках, которые продавали в моем спортзале. Слово «дзэн» стало синонимом слова «расслабленность». Но это все было показным. Буддистская медитация – чертовски трудное дело. Но, несмотря на свою сложность, она давала мне кое что очень важное: действенный метод выключения «обезьяньего ума», хоть и на короткое время. С маленьким шимпанзе можно было играть – отвлекать его чем то блестящим, чтобы он сидел спокойно. В отличие от Толле, у которого не было для меня по настоящему хорошего совета, медитация давала защиту, временное спасение от холодных щупальцев зацикленности. Может быть, это звучит жалко, но это было самым лучшим (и, в общем то, единственным) решением, которое у меня было.

* * *

Довольно быстро мои усилия стали помогать «не на подушке», как говорят буддисты, то есть не только во время медитации. У меня получалось с помощью дыхания втаскивать себя в настоящий момент – в очередях на паспортный контроль в аэропортах, в ожидании лифта, в такси, где угодно. Это оказалось очень приятным занятием. Жизнь стала слегка похожа на постоянное возвращение в знакомую комнату, но с передвинутой мебелью. И у меня гораздо лучше получалось прощать себя в реальной жизни, чем во время медитации. Каждый момент был шансом сделать еще один дубль. Миллион вторых попыток.

Медитация серьезно поменяла мое отношение к скуке, которую я всю жизнь старался избегать. Джеймс Бойлан, мой научный руководитель в колледже (позже он сделал операцию по смене пола, взял имя Дженни, написал бестселлер и появился в передаче Опры) советовал мне всегда брать с собой что нибудь почитать. Вообще то это был единственный совет от него. Раньше я исправно ему следовал, внимательно подготавливаясь, чтобы ни одна минута не проходила без отвлекающего занятия. Я копался в телефоне на светофорах, брал распечатанные тексты с работы, чтобы читать их в очереди к врачу, смотрел видеоролики, сидя в такси.

Теперь я стал замечать эти пролетающие моменты жизни. Стоя на светофоре или ожидая начала съемок, я мог сосредоточиться на дыхании или просто оглядеться по сторонам. Как только я начинал эту игру, я сразу понимал, что часто просто ходил во сне, а мой разум толкал меня вперед или назад. По большей части я смотрел на мир через призму своих суматошных мыслей. Получался барьер между мной и реальностью. Мою жизнь пронизывало «стремление быть где нибудь еще», как это назвал один из буддистских авторов.

Суммарный эффект от медитации вместе с проживанием каждого момента был невероятным. Я словно встал на якорь стабильности и спокойствия. Это был способ закалить себя в этом суматошном мире, обрести чувство защищенности. Вечером в субботу за минуту до начала эфира «Мировых новостей » я успокаивался, глубоко дыша и разглядывая комнату. Я смотрел на бегающих ассистентов, на светильники на потолке и нащупывал ногами реальность, чтобы потом отойти от нее, крича в камеру перед миллионами людьми по другую сторону экрана.

Все это было замечательно, но оказалось, что это не самое важное.

* * *

Ноу хау буддизма заключается в простой технике осознанности. Если коротко, осознанность – это способность понимать, что происходит в твоей голове – злость, зависть, грусть, боль в порезанном пальце, что угодно – но не поддаваться этому. Согласно Будде, у нас есть три обычных реакции на все, что мы переживаем. Мы либо хотим этого, либо не хотим, либо игнорируем. Печенье: хочу. Комары: не хочу. Инструкция по безопасности в самолете: игнорирую. Осознанность – это четвертый вариант, способ отстраненно увидеть свой разум изнутри. Звучало красиво, но казалось мне совершенно невозможным.

Во время медитации самой лучшей возможностью тренировать осознанность были физические неудобства вроде зуда или боли. Вместо того, чтобы почесаться или поменять положение тела, нужно было просто сидеть и продолжать испытывать дискомфорт. Учителя называют это «отмечать», то есть просто приклеивать ярлык – например чешется или затекло . Для меня это было нереально. Зуд в районе бедра становился маленькой дверью в царство Аида. Я скрипел зубами и начинал сомневаться в важных жизненных решениях. Я просто не мог оставаться отстраненным, и меня это страшно – нервировало.

Главная идея была в том, что если научишься справляться с вещами вроде зуда, то в конце концов будешь контролировать свои мысли и эмоции. Это «отмечание» – «О, это просто приступ жалости » или «О, я зациклен на работе » – должно было убрать из потока сознания большую часть эмоциональной энергии.

Легко понять, что осознанность – понятие относительное. Например, во время ужина с Бьянкой мне могли позвонить и сказать, что нужно сделать репортаж о повышении цен на бензин, а для этого непременно выйти в прямой эфир на рассвете с автозаправки в Нью Джерси. Первой моей мыслью было: «Я зол». Потом я принимал эту мысль, и на самом деле начинал злиться. Я выговаривал человеку, который дал мне это задание, целую кучу ненужных слов. В конце концов, я все равно делал этот репортаж, но при этом чувствовал себя виноватым за свою сварливость. Осознанность должна была прервать эту цепочку машинальных, бессмысленных действий.

Когда я задумался о том, как работает вся эта система якобы спонтанных психологических реакций, я понял, как сильно меня подталкивало – даже скорее потряхивало – мое эго. Я слишком много, как это назвал один автор, «плыл по течению на волнах неосознанных привычных импульсов». Это и привело меня к проблемам, связанным с войной, нарокотиками и паникой. Это же заставляло меня есть, когда я не голоден, или срываться на Бьянку из за неприятностей на работе. Осознанность же позволяла избавиться от слепой машинальности.

Это не просто дешевый трюк. Осознанность – врожденная, природная черта. Она, можно сказать, делает нас людьми. Мы – homo sapiens sapiens , «человек разумный и понимающий свой разум». Человеческий мозг обладает способностью, о которой не говорят в школе (по крайней мере, не на западе). Мы можем гораздо больше, чем просто думать, мы можем понимать вещи, без суждения, без эго. Я, конечно, не хочу принижать способность мыслить, но бесконтрольные мысли совершенно точно могут сыграть злую шутку.

Например: можно осознавать чувство голода, но дальше нужно подумать о том, где взять еды, и может ли там быть свинина. Или можно осознать давление на мочевой пузырь, когда хочется в туалет, но придется подумать о частоте мочеиспускания, когда приходит старость и время проверить простату. Здесь все понятно – есть разница между ощущениями и ментальным верчением, которое появляется как реакция на данные стимулы.

Когда я впервые столкнулся с понятием осознанности, мы с Бьянкой раз за разом пересматривали уморительное видео, в котором ярко выраженный гей по имени Рэндел рассказывает о животном под названием медоед. «Смотрите, сколько там пчел, – говорит Рэндел нахальным голосом, в то время как на экране медоед не замечает, что его жалят сотни злых насекомых. – Вы думаете, медоеду есть до них дело? Да ему просто плевать». Осознание, как мне подумалось, действует так же, как медоед. Ему плевать. Оно просто смотрит на мысли, которые приходят в голову, будь это импульсивное желание придушить коллегу или съесть две пачки печенья перед сном, и не вызывает ни ответных реакций, ни ненависти к самому себе.

У буддистов есть прекрасная аналогия. Представьте, что ваш разум – это водопад: вода – это просто течение мыслей и эмоций, а осознанность – это безопасное пространство позади водопада. Еще одна красивая теория, но проще сказать, чем сделать.

* * *

Было много моментов, в которых мне очень нужна была осознанность. Например, еда. После отказа от наркотиков еда стала для меня источником гормона радости. А когда я встретил Бьянку, все стало еще хуже, потому что я был счастлив и привязался к дому. Она готовила огромные порции пасты, угощала печеньем прямо из духовки. Я поглощал тарелку за тарелкой. Я заставлял себя быть умеренным, но в какой то момент терял над собой контроль. Я кормил не желудок, а центр удовольствия в мозгу. Хуже всего было с десертом. В детстве родители никогда не давали мне сладкого, и это привело к зависимости на всю оставшуюся жизнь (кстати, то же самое случилось с телевизором). Я уничтожал горы печенья, вонзая зубы в вязкую сладость. Особенно опасны были аэропорты. Тетя Энни²⁸, эта соблазнительница, заманивала меня пачками печенья с корицей. Когда у меня начал расти живот, я стал беспокоиться об этом так же, как о своей редеющей прическе. К сожалению, не помогало ни тщеславие, ни осознанность. В моем стиле было сразу после медитации наброситься на чипсы, потом некоторое время помучиться совестью и пойти вздремнуть.

Но по настоящему осознанность понадобилась мне после звонка Эми Энтелис, старшего вице президента по развитию персонала. Эми отвечала за подбор и продвижение ведущих и корреспондентов. Она дозвонилась до меня, когда я ехал в аэропорт. Это было в начале сентября 2009 года, через месяц после того, как я стал практиковал медитацию. У нее были важные новости. Она сказала, что ABC News вот вот объявит о том, что Чарли Гибсон решил заступить на место ведущего «Мировых новостей ». Руководство сразу же решило, что Диана Сойер оставит передачу «Доброе утро, Америка », чтобы заместить Чарли.

Через секунду я понял, что это значит. Это была лавина, сравнимая по силе с тем, что произошло после смерти Питера Дженнингса. Начиналась длинная цепная реакция. Уход Дианы из утренней передачи, скорее всего, означал, что начальство решило полностью переделать состав ведущих передачи «Доброе утро, Америка », что в свою очередь вызовет изменения во всех подразделениях. Начиналась глобальная перестановка ключевых кадров. Я с тревогой подумал, не пройдет ли это мимо меня. Я вел «Мировые новости» в воскресенье, и мне это нравилось. Но если появлялись новые места, куда я мог попасть, конечно, я этого хотел.

Вскоре после новости о Гибсоне и Сойер ситуация накалилась еще больше. Мы узнали о еще двух людях, перемещавшихся по структруре новостей. Это были Джон Стоссел, соведущий программы «20/20 » и Мартин Бэшер, один из трех ведущих Ночного контура . Последнее меня особенно заинтересовало. Уже несколько лет я откровенно метил на позицию ведущего «Ночного контура ». Эта должность казалась мне идеальной, я мог бы заниматься этим до самой пенсии. Мне, конечно, нравилось читать короткие отрывки для «Мировых новостей » и «Доброе утро, Америка » – особенно когда новости были горячими – но это было похоже на японские хокку: от 90 до 120 секунд на повтор всех событий дня. В «Ночном контуре » сюжеты занимали от 4 до 8 минут, а на хороший репортаж могли дать все полчаса.

Но мне нравилась даже не длина сюжетов, а их разнообразие. Эта передача соответствовала моим интересам. С равной долей вероятности выпуск мог быть посвящен скандальному расследованию, интервью со знаменитостью или программе похудения для собак. Продюсеры передачи позволяли все, начиная от рассказов о том, как легко купить ребенка раба на Гаити, заканчивая поисками древесных кенгуру в Папуа Новой Гвинее. Ночной контур позволял мне увидеть мир, спорить с экзорцистами в Конго, охотиться на секс туристов в Камбодже, плавать с акулами в Австралии. После всех этих репортажей я думал, что завоевал место в этой передаче.

Но проблема заключалась в том, что был и другой солидный кандидат. Билл Вейр, ведущий «Доброе утро, Америка » по выходным. Билл пришел на АВС в 2004 году из местного отделения в Лос Анжелесе, где он вел спортивные новости. Он вышел из старой школы и иногда был очень хорош. Несмотря на отсутствие репутации, Билл очень быстро приобрел славу хорошего журналиста, и ему доверяли рассказывать горячие новости не реже, чем увлекательные истории.

Моим любимым примером такой увлекательной истории было интервью, которое Билл брал у Дона Лафонтейна, человека, который озвучивал все трейлеры к фильмам. У Лафонтейна был очень густой голос, и когда он произносил свои коронные фразы («В другом мире…»), казалось, что у него есть третье яичко. Вместо обычного интервью в студии они пошли на прогулку по Лос Анжелесу, и Лафонтейн рассказывал истории своей жизни через беспроводной микрофон. Лучшую сцену этого интервью сняли на открытой террасе какого то кафе, пока Билл беззаботно разглядывал меню.

Лафонтейн: «Самый опасный убийца в мире. Его имени не знает никто, даже он сам. Этим летом любовь… станет смертью».

Вейр: «Я думаю заказать омлет».

Лафонтейн: «Я думаю заказать салат».

Вейр: «А не рано есть салат?»

Лафонтейн (крупным планом перед сменой кадра): «Никогда не рано… есть салат».

Начальство осторожно предложило мне подумать о том, чтобы занять место Билла в «Доброе утро, Америка » по выходным, если он перейдет в «Ночной контур ». Сначала я отмел этот вариант, потому что это горизонтальное перемещение. Потом же согласился, что это даст мне в 4 раза больше эфирного времени: два часа по выходным вместо получаса в субботу. Кроме того, это дало бы мне шанс лучше показать свои возможности. Плюс ко всему, утром было самое важное время для новостей. К тому же аудитория «Доброе утро, Америка » была более молодой, это нужно было рекламодателям, поэтому передача приносила доход на всю службу новостей.

Я сказал, что согласен на этот вариант, но предпочел бы «Ночной контур ». Я поставил себя в шаткое положение претендента сразу на две позиции, ни одна из которых не была гарантирована. Я продолжал рисовать худшие картины. Умственный империализм:

Никакого повышения → облысение → потеря любых карьерных перспектив → трущобы в Миннесоте .

Дэвид Уэстин любезно согласился принять меня, чтобы я рассказал, почему меня стоит повысить. В назначенное время я поднялся на Пятый этаж. После символического ожидания на диване за дверью кабинета, я был приглашен внутрь. Дэвид встретил меня широкой улыбкой и крепким рукопожатием.

Он внимательно выслушал мою речь, сперва о «Ночном контуре », потом о «Доброе утро, Америка ». Мне показалось, что я хорошо звучал, но трудно было оценить самого себя. Как и все опытные руководители, Дэвид был мастером говорить много слов, не обозначая своего мнения. Я понимал, что не нужно слишком сильно наседать и лучше не распушать перья слишком откровенно. Кто угодно перестанет быть любезным под слишком сильным давлением.

Дело было сделано, остальное время мы разговаривали не о работе. Я расслабился. Мы немного подшучивали друг над другом, было приятно, и я ушел довольным. Это ощущение было со мной примерно 90 секунд. К своему кабинету я пришел совсем опечаленным. Вспомнив разговор, я понял, что Дэвид не сказал ничего конкретного и обнадеживающего. На самом деле, я ушел с легким ощущением, что он меня проигнорирует. Что еще хуже, я допускал, что Дэвид будет очень долго принимать решение.

Темнота сгущалась. Если я и в самом деле должен был прийти к осознанности, то это был самый подходящий момент. Я пытался медитировать на диване в своем кабинете, но это не помогало. Каждый раз, когда я пытался увидеть свои мысли, свой гнев, страх или что то еще, все рассыпалось. Я не мог карабкаться вверх на чертов водопад. Разве «отмечать» – не то же самое, что думать? Что бы я ни пытался разглядеть, оно оставалось закрыто только мыслями о разглядывании. Что я вообще должен увидеть перед собой? А потом я перестал «медитировать», и злость тут же вернулась.

Я знал, что злюсь, но не знал, что с этим делать. Более того, разве у меня не было права чувствовать злость? В своем представлении я заслуживал повышения, но наиболее вероятно мог остаться ни с чем. Если бы я пережил этот момент, как бы это изменило мое будущее? Мои мысли не заключают в себе реальность, но это не значит, что они не связаны с реально существующими проблемами, которые надо решать.

Итак, я снова был на старте, задавал те же вопросы, что и при первом чтении Экхарта Толле. Я был полностью уверен, что моя постоянная обеспокоенность, привычка рассматривать проблему со всех сторон и искать правильный выход, давала мне преимущество. И в то же время я знал, что излишняя тревога сводит меня с ума, превращает в домашнего тирана и в каком то смысле лишает возможности успешно развиваться в сложных рабочих условиях. Я устал от того, что мое счастье постоянно поглощают какие то внешние факторы вроде шахматных перестановок ведущих Уэстина. И я не понимал, как мне может помочь медитация и может ли помочь в принципе.

Следующие несколько недель я был в панике. Я старался «отмечать» свои чувства, но не знал, насколько осознанно у меня это получаслоь. Более того, я чувствовал себя виноватым за свое плохое настроение. Я ведь теперь знаю, как с этим справляться, а результата все равно никакого нет. Я решил, что пора последовать совету моего нового друга Марка Эпштейна.

* * *

Это происходило в огромном зале в Шератон Тауэрс в центре Манхэттена, и я пожалел, что пришел, только перешагнув порог. Зал был полон пафоса и напоминал подпольное казино. Публика состояла в основном из женщин среднего возраста с висячими украшениями и хитроумно завязанными шарфами. Каждая из них могла оказаться преподавательницей йоги, которая в детстве заставила меня раздеться до трусов.

Я, конечно, видел вещи и похуже на семинарах по самопомощи, но здесь была совсем другая история. Я приехал на эту трехдневную конференцию буддизма не как скептичный журналист, а как обычный слушатель. Речь шла о моих собственных интересах, и эта мысль вызывала крохотный выброс рвоты внутри меня.

Что еще хуже, мне было стыдно перед новым другом, которого я затащил туда вместе с собой. Его звали Джейсоном, он был барабанщиком в одной из моих любимых групп, «Mates of State». Это был дуэт (а заодно семейная пара), исполняющий привязчивые песни о городской тоске. Я делал репортаж о них для воскресного выпуска «Мировых новостей ». Главным образом я рассказывал о том, как они поехали на гастроли с двумя маленькими детьми и написали об этом блог «Турне с пеленками». После того, как сюжет вышел в эфир, мы с Бьянкой завязали близкую дружбу с Джейсоном и его женой Кори. Джейсон был одним из немногих людей, которых мне удалось обратить в буддизм. Что интересно, он выразил мнение, которое было логичным продолжением моей загадки риска безопасности. Он волновался, что будучи слишком счастливым, он потеряет свою тоску и не сможет писать музыку. Так же сказал однажды мой друг, комедийный писатель – медитация могла сделать его менее «критичным» и, следовательно, менее смешным.

В этом зале Джейсон был белой вороной с его ростом 180 см, стильной челкой и умением носить узкие джинсы и выглядеть при этом хорошо. Я пребывал в легком шоке. Я несколько месяцев рассказывал Джейсону о Марке Эпштейне, и вот Марк сидел на сцене рядом с двумя другими буддистскими учителями, возглавляя это безумие.

Вступительное слово произносила женщина лет пятидесяти по имени Тара Брак. У нее были длинные каштановые волосы, приятные семитские черты лица и нежный, слегка приторный тембр голоса. Она говорила в напыщенной манере – нарочито плавно и медленно, как будто делала массаж рэйки²⁹ своим голосом. Она призывала нас любить самих себя, «приглашала» закрыть глаза и «довериться океану, бесконечности, загадке, знанию и любви», чтобы ощутить это и сказать: «Со мной все в порядке». Я не удержался и взглянул на Джейсона, который, я был уверен, ненавидел меня. Брак закончила свою речь стихотворением, потом выдержала эффектную паузу и добавила вполголоса: «Спасибо».

А потом поднялся Марк и спас вечер. «Что ж, я покажу вам немного другую точку зрения, – сказал он с ехидным выражением в глазах. – Она заключается в том, что со мной не все в порядке». Люди в зале рассмеялись, а по лицу Тары пробежала натянутая улыбка. Джейсон, который не в буддистском смысле был отстранен от происходящего, приподнялся в кресле.

«Люди приходят ко мне, думая, что они должны любить себя, и я всегда разрушаю их представление», – сказал он. Его речь не была ни принужденной, ни принуждающей. Идя наперекор Брак, он заявил, что мы должны обращать внимание на свою темную сторону. «Осознанность дает нам возможность заметить ненависть к самому себе, но не пытаться избавиться от нее, не заставлять себя любить». Простое понимание этого будет «удивительно облегчающим».

Идея принятия того, что не дает нам жить, показалась мне радикальной. Непросто взять и принять инстинкт, который заставляет нас нестись куда то, покупать что то, много есть или связываться с биодобавками. Но, как говорят буддисты, «Выйти наружу можно только через ». Другое сравнение: когда на тебя идет большая волна, лучше всего просто нырнуть прямо в нее. Я мог подтвердить это после вовращения из Ирака, употребления наркотиков и потери контроля на телевидении. Когда ты подавляешь что то, оно становится сильнее. Неприятие не приведет к безмятежности.

Речь Марка была ответом на тревоги Джейсона и моего друга писателя по поводу того, что медитация может оставить их без почвы для творчества. Эпштейн же говорил, что осознанность приводит нас прямо к нашим страхам, действуя подобно радару Допплера. Мы видим микроклимат в своей голове и получаем прозрение, а не лишаемся его. Это заявление было полной противоположностью безрассудной надежде, о которой говорили проповедники. Это была сила негативного мышления.

Я почувствовал гордость за своего нового друга Марка и нарастающее восхищение теорией осознанности. А также раздражение из за собственной неспособности заставить ее работать на меня.

* * *

К моему глубокому удивлению, человеком, который открыл мне тайну, стала Тара Брак.

В каком то необъяснимом мазохистском порыве я притащился на конференцию на второй день, хотя знал, что Марк не будет выступать. Сначала Брак чуть не свела меня с ума: она картинно кивала головой, бренчала колокольчиком и говорила «Намастэ». Но потом она оправдала себя.

Тар рассказала о методе применения осознанности в конкретных ситуациях с помощью странноватого сокращения: ЗВОН.

«Заметить» говорило само за себя. В моем примере с Уэстином после нашего, мягко говоря, неоднозначного разговора, первое, что я должен был сделать, это признать свою злость. «Нужно просто остановиться там, где мы находимся, и заметить то, что происходит», – сказала Брак. Первый шаг – признать свои чувства.

«Волю дать» значит разрешить себе любое чувство. Буддисты всегда говорят о том, что нужно «отпустить» мысли, это скорее означает «позволить им течь». Брак в своей неповторимой манере выдала: «скажите ДА внутри себя».

На третьем шаге – «Обследовании» – нужно приступать к действиям. В истории с Уэстином, после того как я заметил свой гнев и дал ему волю, я должен был определить, как он отражается на моем теле. Краснеет ли мое лицо, перехватывает ли дыхание, кружится ли голова? Эта стратегия интуитивно показалась мне правильной, особенно учитывая, что я переживал депрессию с симптомами гриппа.

«Не погружаться» значит понимать, что чувство злости, зависти или страха, не делает меня постоянно злым или завистливым человеком. Это просто мимолетные состояния разума.

План Брак показался мне в высшей степени действенным. При этом она сама сначала казалась мне раздражающей, теперь же я находил в ее манере что то приятное. В конце концов, она разбиралась, как в буддизме, так и в психоанализе, то есть всю жизнь помогала людям. И в который раз я с неприятным ощущением понял, что несправедливо сужу о людях.

* * *

Всего через несколько недель я применил ее совет, и оказался за водопадом.

У меня был на редкость дурной день. Сначала я узнал, что Дэвид Мьюир провел неделю на Гаити и сделал серию сюжетов о предстоящей шестимесячной годовщине землетрясения, которое разрушило на острове все, кроме самого острова. Справедливо или нет, но я думал, что землетрясение – это «мой» сюжет, потому что из всех репортеров АВС я был первым, кто оказался там после происшествия. Потом же почти сразу я узнал, что Дэвид замещает этим вечером Диану в «Мировых новостях », и еще он должен был вести «Доброе утро, Америка » на предстоящих выходных. Это означало, что он, вероятно, тоже претендует на место ведущего, и мне это не было на руку.

Достаточно сказать, что я был не в духе. Я чувствовал себя уставшим без особой причины и срывался на людей. Я опять прыгнул на диван в своем кабинете, но на этот раз вспомнил про метод ЗВОН, особенно про обследование себя на предмет проявлений внутреннего беспорядка.

Я не пытался это остановить, я просто это чувствовал. Я «отпускал», «разрешал» и «наблюдал».

Напоминало киношный эффект «кадра в кадре». Обычно мои внутренние помехи заполняли весь экран. Когда же я нажал на кнопку осознанности, начало проясняться. Мысли крутились где то на других орбитах, они еще полыхали, но уже меньше. В этом было что то журналистское, или, по крайней мере так, как журналисты сами себе твердят. Объективность. Беспристрастность. Честность и спокойствие, если угодно.

Это было откровением. Голос в моей голове, который я всегда воспринимал всерьез, просто потерял власть. Я словно заглянул за ширму и увидел, что Гудвин – всего лишь испуганный дряхлый старик. Это не только сняло боль в данный момент, но внезапно наполнило меня чувством надежды. Я поверил, что смогу убирать грязь, которую эго продолжает выбрасывать.

Это был успех, да. Но у меня все еще были вопросы. Осознанность, конечно, отлично работала, но этого было недостаточно, чтоб избавиться от реально существующих проблем. Мьюир все еще обходил меня. Вейр все еще был первым кандидатом на «Ночной контур ». Мои волосы все еще выпадали. Что же изменилось? Я добавил заметку в телефоне под названием «Вопросы Марку».

* * *

Мы снова были в Трибека Гранд отеле – я пригласил Марка выпить пива. Он сбросил ботинки и, сидя на стуле, поджал под себя ноги. Я снова подумал о том, как странно мы выглядим со стороны. Не успев приступить к своим вопросам, я заметил огонек в глазах Марка. Это значило, что у него были какие то новости.

С заговорщицкой улыбкой он сказал, что только что разговаривал с Тарой Брак. Она пригласила его поговорить, потому что ей не нравилось, как он противоречит ей на сцене. Марк умудрился наладить отношения с этим маленьким самородком, ведь у него не было злых намерений. Я же упорно твердил, что он должен был заботиться не о ней, а о публике. Он согласился, как мне показалось. В любом случае, они с Брак все уладили.

Когда я спросил, не делает ли осознанность нас слабыми перед лицом жизненных трудностей, он вернулся к истории с Брак. «Это то же самое», – сказал он.

На той сцене в зале Хилтона Марку не понравилось то, что сказала Брак. Но вместо того, чтобы просто ее раскриковать, он спокойно и тактично не согласился. Видеть проблему не значит воздерживаться от действий. Принятие – это не пассивность. Иногда нам что то не нравится, и это оправданно. Осознанность образует свободную зону в голове, и мы можем, как говорят буддисты, «отвечать», а не просто «реагировать». По представлению буддистов, нельзя контролировать появление мыслей, они возникают из какой то таинственной пустоты. Мы очень часто резко осуждаем себя за чувства, появление которых не в нашей власти. Единственное, на что мы можем влиять, так это на их дальнейшее разрешение.

Ура: отвечай, а не реагируй. В этом заключалось все на свете. Именно поэтому, как я понял, так много интересных людей занималось медитацией. Баскетбольный тренер Фил Джексон, Верховный Судья Стивен Брейер, директор компании «Форд» Билл Форд, солист рок группы «Weezer» Риверс Куомо и даже рэпер 5 °Cent. Телеведущий Том Бержерон, на худой конец. Один мой успешный приятель сказал, что, начав медитировать, он заметил, что стал самым спокойным человеком в комнате во время оживленных споров. Он назвал это суперспособностью.

Марк сказал, что так же нужно действовать и в ситуации с Мьюиром, Вейром и Уэстином. «Сидя в углу со своими чувствами, ты не избавишься от них, и не решишь проблем, – сказал он. – Но это спасет тебя от напрасных поступков. Может быть, ты перестанешь злиться на своего начальника, к примеру».

Итак, попивая пиво в пафосном отеле с психологом, которого я принудил работать со мной, я понял, что самое мудрое, что я мог сделать в нынешней профессиональной ситуации, было не брать телефон и не ныть Уэстину. Иногда нужно было жаловаться, но сейчас был не тот случай. Я сделал все что мог, и теперь можно было только склонить голову, усердно работать и надеяться на лучшее. Другими словами: отвечать, но не реагировать.

Марк также отметил, что осознанность – это умение, которое развивается с опытом медитации. Он посоветовал мне подумать о выездном тренинге. Речь шла о напряженной тренировке взаперти. Десять дней в тишине буддистского центра вместе с другими медитирующими. Никаких разговоров, телевидения, пива – только медитация, весь день. Когда я намекнул, что скорее съем свои ботинки, Марк заверил меня, что хоть это и трудно, но определенно того стоит. Он рекомендовал записаться на тренинг Джозефа Гольдштейна, которого называл своим учителем медитации. Он говорил об этом Гольдштейне в самых восхищенных выражениях и смог меня заинтриговать. Я подумал, что если почитаемый мною человек почитает кого то еще, им стоит заинтересоваться.

Когда мы расплачивались за пиво, я сказал: «Если тебе интересно, мы можем встречаться раз в пару месяцев».

«Конечно», – ответил он, глядя мне в глаза. С очевидной искренностью он сказал: «Я хотел бы тебя узнать». Это одна из самых приятных вещей, которые мне когда либо говорили. Прощаясь, он обнял меня. Это было трогательно, и мне очень нравилась его готовность быть моим другом, но я бы ни за какие коврижки не поехал на тот тренинг.

* * *

А потом на сцену снова вышел Дипак. Осаждая меня по электронной почте и СМС, он уговорил нашу команду сделать еще одну передачу «Очная ставка» для «Ночного контура ». На этот раз Чопра должен был дискутировать со своим заклятым врагом, Майклом Шермером, бывшим христианским фундаменталистом, а ныне воинствующим атеистом и профессиональным разоблачителем псевдонауки. Будучи председателем Общества Скептиков, Шермер несколькими годами раньше прилепил Дипака на обложку журнала «Скептик» с заголовком «Доктор Кто Бы Говорил», и это звучало лишь немного более прилично, чем «придурок».

Тема встречи должна была звучать так: могут ли одновременно существовать Бог и наука. Это был интересный ракурс старой темы «есть ли Бог», поскольку Дипак утверждал, что верит не в «мертвого белого человека», представленного в Библии, а в невыразимый разум в сердце Вселенной. По его мнению, ученые могли с ним согласиться. В духе «Ночного контура » мы оставили некоторую недосказанность в заголовке передачи: «Есть ли будущее у Бога?»

Когда я приехал к месту проведения дискуссии – это была аудитория Калифорнийского технологического института в Пасадене – одним из первых я встретил Сэма Харриса, автора саркастических антирелигиозных книг. Он был одним из лидеров процветающего в тот момент атеистического движения. Мы встречались с ним в 2007 году, когда я снимал сюжет о конференции американских атеистов в Вашингтоне. Его книги были настолько скандальными, что он скрывал свое место жительства и часто передвигался с охраной. У меня в голове всплывали картинки, как я разговаривал с ним среди толпы людей, покупающих наклейки вроде «Иисус, спаси меня от твоих последователей». Я помню, что он показался мне гораздо более приятным, чем можно было ожидать после чтения его книг.

И вот он был там, за кулисами, потому что Майкл Шермер выбрал его своим партнером на дебаты. Дипак же выбрал религиозного деятеля по имени Джин Хьюстон, известного медиума, помогавшего Хилари Клинтон общаться с духом Элеоноры Рузвельт. Мое приятное впечатление о Сэме, оставшееся после первой встречи, быстро подтвердилось. Два полуеврея с одинаковой фамилией обязаны были сразу найти общий язык. Он был слегка похож на моего брата своей короткой стрижкой и легким налетом еврейской внешности. Его манера держаться была довольно жесткой, серьезной, но вежливой. Он был одет в темный костюм и хорошо выглаженную голубую рубашку. С ним была его элегантная и очевидно умная жена Аннака. Мы поговорили втроем в тесной гримерке Сэма, и в какой то момент всплыло, что я интересуюсь медитацией. Они оба оживились и потом признались, что тоже.

Вот этого я не ожидал. Оказалось, что у нашего Мистера Атеиста очень интересное прошлое. Будучи студентом Стэнфорда, Сэм экспериментировал с экстази и ЛСД и был на грани помешательства. Затем он провел 11 лет в путешествиях между США и Азией, где жил в монастырях и ашрамах, учился у духовных гуру и учителей медитации. За это время он набрал суммарно почти 2 года духовной практики, медитируя по 12–18 часов в день. В то время он даже носил только белое и требовал, чтобы его называли… нет, я вам этого не скажу.

Сэм никогда не прятал эту часть своего прошлого. Он даже напомнил мне, как сразу после нашего интервью на конференции в 2007 году он произнес неоднозначную речь. В ней он заявил, что объединенные атеисты, отрицающие какие бы то ни было «духовные» опыты – он заключил это слово в кавычки, назвав его неподходящим, но никаких альтернатив не было – не более образованы, чем люди, которые верят в Иисуса. «Это была единственная речь, – сказал он, – которую встретили овациями, а в конце освистали».

Сэм без стеснения злил людей, и в той дискуссии его жажда крови проявилась на полную катушку. В зале присутствовали партизаны из обоих лагерей, всего тысяча человек. Первое слово Дипака было долгим и довольно непонятным – типичный винегрет в духе Чопры. Среди прочего прозвучало следующее: «Сегодня наука говорит нам, что естественная природа реальности состоит в глобальной корреляции». Пока он говорил, камеры засняли, как Шермер и Харрис закатывают глаза. Дипак закончил речь, назвав людей в Калифорнийском технологическом институте «джихадистами и Ватиканом консервативной ортодоксальной науки».

На это Сэм ответил: «Я бы никогда не стал читать лекции о физике тысяче человек в технологическом институте. Я не физик, и Вы не физик, каждая Ваша фраза доказывает это». Аудитория взорвалась овациями.

На протяжении дискуссии Дипак спорил, размахивал руками и кричал. Пока другие говорили, он тяжело падал в свое кресло и выглядел раздраженным. Ему словно нужно было бежать куда то еще, несмотря на то, что именно он инициировал дискуссию. Он вел себя так же, как на первой передаче, только хуже. Учителем Любви он точно не был. В какой то момент Сэм, который говорил четко и выверенно, и никогда не повышал голоса, попросил Дипака «немного уменьшить громкость».

В заключительном интервью Дипак с непоколебимой уверенностью объявил свою победу: «Это был полный разгром». Меня поразила способность этого человек создавать свою реальность.

Перед тем, как уезжать, я еще раз подошел к Сэму и Аннаке, которые подняли тему медитации. У них было предложение ко мне: я должен поехать на тренинг. Увидев выражение ужаса на моем лице, они признались, что это тяжеловато, но заверили, что стоит того. Они знали одного замечательного учителя. Его звали Джозефом Гольдштейном.

* * *

Трудно было игнорировать один и тот же совет от двух умных людей. Оказалось, что Сэм тоже старый друг Гольдштейна, хотя Марка он никогда не встречал. Вернувшись домой, я бегло прочитал пару книг этого прославленного гения медитации. Книги обещали небывалое объяснение того, как осознание создает пространство между стимулом и реакцией в обычной жизни. Но в основном речь в них шла о реинкарнации, ментальной энергии и «существованию на других уровнях». Мне стало интересно, как Сэм принимал сентенции вроде этой: «Даже в наше время есть люди, обладающие усиленной силой разума, способные проникнуть в прошлые и будущие жизни». К счастью, Гольдштейн сказал также, что отсутствие веры во все это все уменьшает шансы на «освобождение».

Совет Марка и Сэма звенел в моих ушах как издевка. Они задели мое любопытство и немного гордость. Если уж я связался с медитацией, я мог бы пойти и дальше. В Интернете я прочитал, что у Гольдштейна планируется тренинг в Калифорнии со скромным названием «Июльский тренинг медитативного прозрения». Конечно, звучало не так грандиозно, как «Пристанище духовных воинов» Джеймса Рэя. К тому же стоило дешевле: около тысячи долларов за 10 дней.

Однако, попытавшись записаться, я, к своему удивлению, обнаружил, что это не так то просто. Желающих было столько, что места разыгрывали с помощью жребия. Я позвонил организаторам и попробовал фокус «да вы знаете кто я такой». Их это не впечатлило. Теперь, когда я не мог попасть на тренинг, мое желание посетить его стало еще сильнее.

Я написал Сэму Харрису и спросил, не может ли он помочь мне пробраться туда. Он ответил, что замолвит за меня словечко, но ничего не обещает. Во время нашей переписки, к слову, меня удивило, что суровые атеисты используют смайлики. Это был единственный предстоящий тренинг Гольдштейна, и получалось странно – я нервничал из за возможности попасть на тренинг борьбы со стрессом. И я был уверен, что мне там не понравится.

* * *

Вскоре я получил еще один шанс испытать на прочность свою осознанность. Эми Энтелис позвонила мне, чтобы сказать, что «Ночной контур » будет вести Билл Вейр. Еще не было известно, достанется ли мне «Доброе утро, Америка », и когда будет принято это решение. Мне оставалось только мучиться ожиданиями.

События происходили в интересное время. Уже на следующий день благодаря стараниям Сэма я поехал в Калифорнию. Он написал, что «поиграл с законами кармы» и вписал меня в этот тренинг.