350
ности исторического предания, к которому она проявляет фактический интерес и в котором
стремится понять самое себя. Действительный же, обращающийся к интерпретатору смысл текста
не зависит от окказиональных моментов, представленных автором и его изначальной публикой.
По крайней мере он этим не исчерпывается. Ведь он всегда определяется также исторической
ситуацией, в которой находится интерпретатор, а следовательно, и всем объективным ходом
истории в целом. Такой автор, как Хладениус [см. с. 231], еще не оттесняющий понимание в сферу
исторического, со всей наивностью и непредвзятостью отдает себе в этом отчет, утверждая, что
сам автор текста не обязательно понимает его истинный смысл, а потому интепретатор часто
может и должен понимать больше, чем он. Это утверждение имеет принципиальное значение. Не
только от случая к случаю, но всегда смысл текста превышает авторское понимание. Поэтому
понимание является не только репродуктивным, но всегда также и продуктивным отношением.
Пожалуй, неверно в связи с этим продуктивным моментом, заложенным в понимании, говорить о
том, что мы понимаем лучше. В действительности понимание не может быть лучшим, будь то в
смысле лучшего фактического знания, достигнутого благодаря более отчетливым понятиям, будь
то в смысле принципиального превосходства, которым обладает осознанное по сравнению с тем
неосознанным, что свойственно всякому творчеству. Достаточно сказать, что мы понимаем
иначе
—
если мы вообще понимаем.
Разумеется, подобное представление о понимании полностью разрывает круг, очерченный
романтической герменевтикой. Поскольку речь идет теперь не об индивидуальности и ее мнениях,
но о фактической истине, постольку и текст предстает не как простое жизненное проявление, но
принимается всерьез в его притязании на истину. То, что и это, более того: именно это, называется
«пониманием», разумелось когда-то само собой — напомню хотя бы еще раз приводившуюся
цитату из Хладениуса [см. с. 231]. Однако это измерение герменевтической проблемы было
дискредитировано историческим сознанием и тем психологическим оборотом, который придал
гермененевтике Шлейермахер; возвращение к нему стало возможным лишь после того, как
выступили на свет апории историзма и привели в итоге к новому принципиальному повороту,
решающий толчок которому был дан, на мой взгляд, Хайдеггером. Ведь лишь исходя из того
Гадамер Х.-Г.=Истина и метод: Основы филос. герменевтики: Пер. с нем./Общ. ред. и вступ. ст. Б. Н. Бессонова.— М.: Прогресс, 1988.-704 с.
Янко Слава
(Библиотека
Fort/Da
) ||
slavaaa@yandex.ru
181
онтологического оборота, который Хайдеггер придал пониманию
Достарыңызбен бөлісу: |