413
время обладала уже определенным классическим чеканом. Первые свидетельства о ней мы
находим у Анаксагора, учившего, как сообщает Плутарх, что отличие человека от животного
состоит в «эмпейрия», «мнемэ», «софия» и «технэ»
15
. Нечто подобное мы обнаруживаем и в
Эсхиловом «Прометее», где подчеркивается роль «мнемэ» , и если у Платона в Протагоровом
мифе мы и не находим соответствующего подчеркивания «мнемэ», то Платон тем не менее, как и
Аристотель, показывает, что речь здесь идет об уже сложившейся теории
17
. Сохранение важных
восприятий (μονή) и есть, очевидно, тот связующий мотив, благодаря которому из единичного
опыта возникает знание о всеобщем. Все животные, обладающие такого рода «мнемэ», то есть
чувством прошедшего, чувством времени, сближаются в этом отношении с человеком.
Потребовалось бы отдельное исследование, чтобы выяснить, до какой степени в этой ранней
теории опыта, следы которой мы показали, уже присутствовала связь между запоминанием
(«мнемэ») и языком. Само собой разумелось, что запоминание имен и обучение языку
сопровождает это приобретение всеобщих понятий, и уже Фемистий без колебаний рассматривает
аристотелевский анализ индукции на примере обучения языку и образования слов. Во всяком
случае, следует твердо помнить, что всеобщность опыта, о которой говорит Аристотель, не есть
всеобщность понятия и науки. (Круг проблем, в который переносит нас эта теория, был, скорее
всего, кругом проблем, связанным с софистической идеей образования, поскольку связь между
отличием человека, о котором идет здесь речь, и всеобщим порядком природы чувствуется во всех
наших примерах. Однако именно этот мотив, мотив противопоставления человека и животного, и
был естественным исходным пунктом для софистического идеала образованности.) Опыт всегда
актуализируется лишь в отдельных наблюдениях. Его нельзя узнать в заранее данной
всеобщности. В этом коренится принципиальная открытость опыта для нового опыта — и не
только в том всеобщем смысле, что ошибки получают исправление, но опыт по самому своему
существу стремится к тому, чтобы быть подтвержденным, и потому неизбежно становится другим,
если подтверждение отсутствует (ubi reperi-tur instantia contradictoria).
Чтобы показать логику этих процессов, Аристотель прибегает к очень точному сравнению.
Многочисленные наблюдения, которые мы делаем, он сравнивает с бегущим войском. Они тоже
бегут, они не стоят на месте. Но если
Достарыңызбен бөлісу: |