Нижний Новгород, 2005 год
жүктеу/скачать 2 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Житковский М. Г., командир батареи 497-го ГАП
- Костриков П. М., разведчик 497-го ГАП, старший сержант
- Свиридов В. В., командир штабной батареи 497-го ГАП, подполковник в отставке
- Бакиновский В. Г., командир автобронетанковой роты разведбата дивизии, подполковник в отставке
- Старостин Н. В., политрук роты батальона связи дивизии, майор в отставке
- Свиридов В. В., комсорг 497-го ГАП
Кучинский А. К.: — Я был с большой группой раненых и остатками батальона капитана Лебедева, который тоже был ранен, его несли на носилках. Оказались мы в колонне нашего дивизионного автобата, которым командовал капитан Перелыгин. Помню, что в колонне было машин семьдесят, часть из них с ранеными. Несколько машин лесной дорогой вдоль шоссе уехали на Кричев, а наша и множество других остались перед шоссе, надеясь пробиться здесь. На рассвете я очнулся от диких воплей и взрывов. По колонне откуда-то с шоссе стреляли немецкие танки. Казалось, кричит весь лес: тут и рев коров, и плач детей, которые оказались в колонне, видимо, беженцы. Было очень страшно, чувство отчаяния, что вот, скоро конец, тем более я ранен, сам идти не мог. Раза три пытались перейти шоссе, но никак не удавалось: все время там ездили немецкие танки и машины. Некоторые из нас уже и надежду потеряли. Наконец, наши летчики где-то расчистили бомбами проход, движение на шоссе прекратилось, и мы проскочили. Я был с ранеными на третьей машине, первые две немецкие танкисты зажгли, как на стрельбище, а у нас был лихой водитель, рванул зигзагами, хотя видел, что впереди две машины горят. Судьба нам выпала остаться в живых, хотя машина на лесной дороге встала, пришлось вылезать. Раненого комбата Лебедева везли на лошади, потом несли на плащпалатке. Ребята под руки довели меня через болото и лес до Сожа, а там были уже свои. Попали в полк, узнал, что командиров осталось очень мало, а людей в полку всего человек шестьсот. Потом — медсанбат, госпиталь… С большим трудом пробивались на Сож артиллеристы 497-го ГАП… Из воспоминаний командира 497-го ГАП майора Малых: «… Положение нашего полка усугублялось тем, что не было горючего. В ходе двух-трехдневного боя части дивизии отошли за реку Сож, а мы продолжали вести бой в окружении. Убитых хоронили прямо у орудий, раненых относили в сторону на попечение медработникам. Узнал, что где-то в стороне находится штаб нашего корпуса, мы на автомашине послали ПНШ по разведке Соснина для его розыска. Но Соснин не вернулся, попал в плен, где и погиб, как мне стало известно после войны. Наконец пеший посыльный разыскал штаб корпуса и принес письменное распоряжение: «Дать огневой налет по пункту, где скапливается пехота и танки противника, не менее 700 снарядов, после чего корпус будет выходить из окружения. После огневого налета взорвать материальную часть артиллерии и автомашины и выходить из окружения в пешем строю по маршруту корпуса, форсировать Сож и на противоположном берегу разыскать свою дивизию. Дали огневой налет, на каждую гаубицу оставили по 5—6 снарядов. Решили снять замки орудий, жиклеры с автомашин, здоровых и раненых солдат и командиров отвести вглубь леса, дать им отдых и провести разведку, где, возможно, есть горючее, и маршрут выхода из окружения…». Житковский М. Г., командир батареи 497-го ГАП: — Днем перед переходом шоссе майор Малых выглядел бледным, растерянным, правда, и обстановка была напряженной. С неба давит авиация, по нашим боевым порядкам вела огонь артиллерия, автоматчики строчат, казалось, со всех сторон, нашей пехоты нет. Малых неистово закричал на ПНШ по разведке: «Когда я буду знать обстановку?» Во второй половине дня последовала его команда: «Сниматься с боевых порядков и выдвигаться к шоссе». Больше я его в эти дни не видел. Отдав распоряжение командирам батарей, командир дивизиона Найда, группа красноармейцев из управления, ПНШ по разведке Мальцев и я на машине ГАЗ-АА направились в сторону, где должны были быть наша пехота и противник. Минут через 15—20 слева через деревья увидели большую колонну танков, идущих по шоссе в нашу сторону. Вначале растерялись: вдруг наши? Поняли, что немцы, когда они стали по нам стрелять. Открыли ответный огонь, одна машина загорелась, другие остановились. Кто-то из разведчиков закричал: «Немцы справа!». Мы к машине, она была спрятана под высоткой, только выскочили — по нам стреляют из танков, но ускользнули по высокой ржи. Немецкие танки шли на наши огневые, развернувшись в боевой порядок. Огонь вели прямой наводкой. Рядом была моя бывшая батарея, стал командовать двумя ее орудиями. Появились раненые и убитые, два наших орудия было разбито. Атаку все же отбили. Один танк горел, а три или четыре стояли и немного дымили. Командир дивизиона решил сменить позицию. Быстро прицепили орудия к тракторам и по дороге ушли в лес. Только отрыли там ровики, рассредоточили людей и технику — самолеты налетели, и давай нас долбить. Помню, как взорвался трактор со снарядами. Едва самолеты улетели, забрали с собой убитых и раненых и поехали дальше, на восток. Перед рекой Сож была масса людей и техники, неуправляемая никем, без связи, разведки, все растерялись, попав в окружение. Моя группа встретила группу, которая сопровождала раненого начальника артиллерии корпуса Барсукова, у них тоже не было никакого понятия об обстановке. Проехали несколько километров, встретили какую-то санитарную машину, начали сдавать своих раненых. Откуда-то взялся пропагандист полка Баштанов — лезет в санитарную машину, его вытаскивают, он снова лезет, говорит, что контужен. Это было отвратительное зрелище: глаза стеклянные от страха. Снова налетела авиация, мы бросились по кюветам. После налета санитарной машины на месте не оказалось, не было и Баштанова… Днем прейти шоссе и выйти на Сож нам не удалось, решили ночью. Пока шли к орудиям, было тихо, а только стали заводить трактора, немцы стали нас обстреливать, особенно место, где мы, как они полагали, могли перейти шоссе. Трассирующие пули летели массами, то и дело взлетают осветительные ракеты. Не помню, по команде или без нее, все устремились к шоссе, перескочили его и пошли лесом к реке. Набрели на большую группу наших спящих солдат, он были настолько уставшими, что мы их с трудом растолкали и заставили идти с нами. К утру набрели на другие группы полка, там встретил и начальника штаба полка Колесникова, дальше вместе вышли на Сож. Но переправиться днем не удалось — стреляли немцы постоянно. Кто-то еще сказал: «Вам весь капюшон плащпалатки изрешетило». Действительно, но меня даже не царапнуло. В темноте переплыли Сож… Костриков П. М., разведчик 497-го ГАП, старший сержант: — Шоссе я переходил со штабом первого дивизиона, возглавлял переход начальник его штаба старший лейтенант Мяздриков. А на следующий день мне, Володе Петренко и Муратову поставили задачу: вернуться за шоссе и найти там наши тягачи с горючим. Шли осторожно, на опушке леса увидели немецкий танк, там никого не были, рядом плащпалатка с горой стреляных гильз. Где ползком, где перебежками, подошли к шоссе. Видим, на той стороне дороги виднеется немецкая каска, и пулемет на бруствере. Немец только крутит головой, а морды не видать. Решили бросить по гранате, погибать так погибать… Бросили. Удачно, перебежали дорогу — немец мертвый. Схватили пулемет и в лес, а по сторонам стрельба поднялась — немцев тут в секретах сидело немало. В лесу видели легковую машину с красным крестом на боку, изрешеченную пулями, в кабине — залитый кровью шофер. В нескольких метрах дальше стояла машина с прицепленной к ней цистерной. Попробовали — спирт. Решили, что его можно использовать, как горючее. Покрутились по лесу, пролежали до вечера, а потом вернулись к своим, доложили, что шоссе здесь охраняется, надо искать проход в другом месте… Из воспоминаний командира 497-го ГАП майора Малыха: «На вторые сутки к вечеру нашли несколько брошенных цистерн со спиртом. Одновременно разведчики побывали и на месте, где осталась матчасть. Вернулись разведчики, которые установили связь с командиром дивизии и принесли его распоряжение: если горючего добыть не представляется возможным, то подорвать материальную часть и автомашины, а личный состав полка вывести в расположение дивизии. Место и время было указано. Вернулись на место, где была оставлена матчасть, поставили все детали на место, заправились горючим и в 12 часов ночи выступили к шоссе, перешли его и на рассвете вышли к реке Сож. На противоположном берегу меня уже ждал полковник Гришин. Доложил ему о благополучном выходе из окружения, и получил распоряжение, что на противоположный берег полк переправляться не будет, так как получен приказ из штаба армии наступать на Чаусы. Я с полковником Гришиным поехал в штаб дивизии для участия в детальной разработке плана наступления…» Свиридов В. В., командир штабной батареи 497-го ГАП, подполковник в отставке: — Вечером мы получили приказ вернуться и забрать всю технику. Собрали всех, кто мог водить машины или трактора, и ночью пробрались через шоссе. По обочинам трупы там лежали буквально ворохами. Наши автомашины и орудия стояли на месте, немцы их не видели. Бензину не было, но нашли спирт, хлебный, завели моторы и все двинулись разом. Тем временем наши разведчики младший лейтенант Смяткин, старший сержант Костриков и красноармеец Аленин разведали подступы к шоссе. Огромная колонна собралась, несколько десятков автомашин, и гаубицы все прицепили. Я был на первой машине, майор Малых меня посадил. Выскочили на шоссе, орудия отцепили, развернули, и как дали в обе стороны для острастки, так и палили, пока вся колонна не прошла. Немцы на этот участок шоссе в это время даже не посмели сунуться… Житковский М. Г.: — Часть тракторов было повреждено, шли плохо, поэтому к шоссе орудия подвозили тракторами, а перекатывали через полотно дороги на руках, потом подъезжал трактор, цепляли орудия и так тащили дальше. Всего наш дивизион перетащил через шоссе шесть или семь орудий. У реки орудия привели в боевую готовность, направили их на Пропойск. Но снарядов было очень мало… За два дня боев через Варшавское шоссе пробились основные силы 20-го стрелкового корпуса. Но в этих боях погибли командир корпуса генерал-майор Сергей Илларионович Еремин и многие работники штаба корпуса. Из состава 137-й стрелковой дивизии вышли из окружения все шесть батальонов пехоты, что были перед прорывом, оба артполка, тылы и спецподразделения. Наиболее боеспособным оставался 771-й стрелковый полк. С момента вступления в бой он потерял не более 20 процентов личного состава и сумел сохранить всю материальную часть. В этих боях дивизией фактически были потеряны, как боевые единицы, 238-й ОИПТД и 176-й разведывательный батальон… Бакиновский В. Г., командир автобронетанковой роты разведбата дивизии, подполковник в отставке: — Перед войной наш батальон был серьезной силой: около пятисот человек, двадцать мотоциклов, десять бронеавтомобилей, рота плавающих танков. Первую неделю войны разведкой практически не занимались, не имея связи с начальником разведки дивизии майором Зайцевым. Было всего два выхода на ту сторону, да и данные приносили устарелые. Через Варшавское шоссе мы переходили первые, полков еще не было. Поехал туда на легковой машине, попали под пулеметный огонь, машину со всем экипажем, расстреляли, пришлось возвращаться одному. Видел на шоссе несколько немецких орудий, ждали нас. Вернулся в батальон — там все горит: машины, танки. «В чем дело?» — спрашиваю зам. комбата Гладнева. — «Соломин приказал все уничтожить и уходить». Шоссе мы перешли ночью, под пулеметным огнем, около 150 человек. Комбат Соломин из окружения не вышел. Разведчики ходили на место, где сжигали технику, он сидел там, сказал им: «Я должен быть там, где матчасть». Потом было расследование случившегося. Военный трибунал установил, что технику батальона можно было вывезти. Слышал, что Соломина расстреляли, как врага народа, но кто и когда — не знаю. Говорили, что якобы партизаны. Это был холеный офицер, говорили, что за женитьбу на польке его увольняли из армии в 37-м. Был он кавалеристом, в технике ничего не понимал. Да и коня своего не любил: напинает сначала, а потом садится. А про командира 238-го ОИПТД знаю только, что он исчез. Но говорили, что когда по шоссе шла немецкая колонна, он выскочил и сел в немецкий танк. После прорыва из окружения наш батальон расформировали, а меня перевели в 771-й полк… Лукъянюк Ф. М.: — Комиссара и начальника штаба разведбата решением трибунала разжаловали в рядовые. Это были не единственные случаи трусости и предательства. Тогда в дивизии шли разговоры, что изменниками оказались начальник штаба артиллерии дивизии, зам. начальника политотдела по комсомолу. Много претензий было у командира дивизии и к разведке. Начальник разведки дивизии майор Зайцев в мирное время показал себя, как грамотный и подготовленный командир, но на фронте — как трус и паникер. По разведке он ни одного приказа командира дивизии не выполнил, мало того, своим враньем вводил его в заблуждение. За трусость, паникерство и невыполнение приказа Зайцева судил трибунал, он на коленях ползал, просил прощенья. Его не расстреляли, но из брянского окружения он вышел в Горький, об этом нам писали наши жены… …Летом 1986 года с группой ветеранов я побывал на месте прорыва. К тому времени удалось разыскать 70 участников тех боев, но приехать смогла лишь небольшая группа. Вдоль шоссе, у деревни Александровка 1-я, где части дивизии пошли на прорыв, то и дело попадаются заросшие воронки от взрывов снарядов, могильные холмики. Каждый из ветеранов нашел свою точку перехода через шоссе. У всех ветеранов в эти минуты в памяти всплыли такие подробности, о которых, казалось, забыто навсегда… У всех ветеранов в эти минуты в памяти всплыли такие подробности, о которых, казалось, забыто навсегда… — Вот здесь мы и шли тогда, — рассказал Вениамин Григорьевич Тюкаев, в те дни помощник начальник штаба 771-го полка. — Кто-то до первой автоматной очереди с той стороны обочины… Когда мы вышли на Сож, Шапошников послал меня обратно за шоссе, искать полковника Малинова. Выломал я сосновый сук вместо уздечки и залез на обозную лошадь без седла. Только подъехал к шоссе, слышу: «Рус! Иди сюда!». Трое немцев стоят под соснами, машут мне призывно и весело. Меня как будто кипятком ошпарило, ткнул суком лошади в бок, и она тут же рванулась вскачь. Вслед автоматные очереди, лошадь летит мордой вниз, я через нее, перекатился в кювет, и бегом в кусты… Евгений Васильевич Иванов прошел той же просекой, где мчался на обезумевшем коне, в грохоте разрывов и треске автоматных очередей. Показал место, где стояли в засаде немецкие танки. Евгений Александрович Кишковский, в то время телефонист батальона связи, долго искал свою точку перехода: «Должен быть мосточек…». Нашел, сейчас здесь бетонная труба через дорогу. Смотрю на него, как он присел на этом месте, еще раз перешел шоссе — спокойно, но было такое чувство, что он не выдержит и бросится бегом, как тогда, на автоматы. — «По всем делам я должен бы сейчас лежать где-то в этих кустах…», — сказал Кишковский. — Когда наша группа из двенадцати человек подошла к шоссе, послали одного в разведку. Он вернулся и говорит: «Там кто-то есть!». Я решил, что это кто-нибудь из наших, и пошел вперед. Крикнул: «Ребята, чего вы, ведь мы такие же отставшие, как вы!». У меня почему-то и мысли не было, что это могли быть немцы. Но слышу крики по-немецки, а затем в ответ очереди из автомата. Скатился в канаву, побежал к своим товарищам. А они перепугались и разбежались, остался я один. Погрыз сахарку и лег спать под кустиком. Один я оставался недолго. Сквозь сон слышу кукушку. Очнулся — рядом наш солдат стоит и кукует. Не успел я повернуться, как слышу: «Не вертись!» Боец подождал своих товарищей, которые и шли к нему на «кукованье», и отвели к их майору. Это был командир батальона одного из стрелковых полков нашей дивизии майор Москвин (скорее всего — Московский, — авт. ). Они шли искать обозы своего полка. Я рассказал майору свою историю, он спросил: «С нами пойдешь, или один?». Решил идти с ними. Ходили мы по лесу всю ночь. Майор отлично ориентировался на местности, как будто тут родился. Обозов мы не нашли, утром расположились на отдых на пушке леса. Скоро слышим — мотоцикл подъехал, немцев — трое. Лежим за деревьями, наблюдаем. Немцы слезли с мотоцикла, стали осматривать лес впереди. Дали туда несколько очередей из пулемета. По команде майора шестеро наших, заранее наметив цели, открыли огонь. Все трое немцев были убиты. Осмотрели убитых, документов при них не было. Автоматов немецких мы не знали, поэтому Москвин приказал зарыть их в землю. Немцев положили в мотоцикл и подожгли его. Майор еще целый день и ночь водил нас по лесу, а потом, дождавшись, когда на этом участке не было немецких машин, перешли шоссе. Майор полем вывел нас к реке, там нашли лодку, переправились на ней через Сож двумя группами, и опять удачно, хотя немцы по нам стреляли из минометов. За Сожем нашел свой батальон, встретил там нашего портного Федосова — «Ты жив? — удивился он, — Ранен?» Он показал мне на рукав гимнастерки с двумя пулевыми отметинами, которые я не заметил. Но на теле ран не было! Закатал рукав — на нательной рубахе тоже две дырки от пуль… Далеко не всем тогда так везло, как сержанту Кишковскому… …А на Варшавском шоссе после прорыва основных частей корпуса на один-два дня напряжение боев спало. За шоссе ходили разведчики, оттуда продолжали выходить мелкие группы наших бойцов. Вышедшие из окружения части приводили себя в порядок. В эти дни для командира дивизии полковника Гришина главным было — установить связь с вышестоящим командованием, получить новую задачу… Лукъянюк Ф. М.: — Когда мы перешли Сож, то выяснилось, что штаб нашего корпуса почти полностью уничтожен. Дивизия осталась без вышестоящего руководства. Мы три дня мыкались во все стороны, но не могли найти хоть кого-нибудь из вышестоящих штабов. Тогда командир взвода штабной роты лейтенант Смирнов поехал в ближний тыл и в сельсовете добился прямой связи с Москвой. Полковник Гришин говорил с Москвой, насколько я знаю, с кем-то из своих товарищей в Генеральном штабе, доложил обстановку и получил приказ совместно с воздушно-десантным корпусом наступать на Пропойск и взять его. — «Теперь мне все стало ясно», — помню слова Гришина после его разговора с Москвой. Мне командир дивизии поручил найти командира воздушно-десантного корпуса и договориться с ним о совместных действиях. Приказ я выполнил, командира корпуса нашел, но он мне сказал: «Ничем вам помочь не могу, у меня ничего нет, кроме людей»… Старостин Н. В., политрук роты батальона связи дивизии, майор в отставке: — При подходе к Варшавскому шоссе все имущество батальона связи — кабель, катушки, телефонные аппараты во время боя сгорело в машинах. При прорыве погиб командир первой роты старший лейтенант Золотов Николай Павлович: бросился на пулемет, и его срезало в упор. Все произошло молниеносно, был азарт атаки, стрельба со всех сторон. Люди батальона в основном прорвались, но все средства связи мы потеряли. После прорыва в штаб дивизии вызвали капитана Лукъянюка: «Давай связь!». А давать было нечего и нечем. Посылали за шоссе три группы для поисков брошенных катушек с проводом другими частями — вернулись ни с чем. Лукъянюк построил батальон: «Нужны добровольцы! Кт пойдет? Десять минут на размышление!». Мы все стоим в строю. — «Надумали?». Все молчат. — «Кто надумал, четыре шага вперед». Шагнула вся рота. Лукъянюк мне говорит: «Пойдешь?» — «Пойду». Отобрал нас девять человек, Ткачев, замполит батальона, отобрал документы, проинструктировал. Без имущества связи нам приказали не возвращаться. Скрытно переправились через Сож, вошли в лес. . Идем по лесу цепочкой, себя стараемся не обнаруживать, и вдруг видим — наши, с пушкой, и лейтенант. «Вы что? — спрашиваем. — «Вот сейчас пойдут танки, будем их жечь». А пушка стояла на обочине шоссе. Видимо, этот лейтенант и его бойцы решили стоять здесь до последнего, надоело отступать. Разговорились, дал я лейтенанту табачку, спросил его, не видал ли в лесу средств связи, в это время по обеим сторонам шоссе чего только не было. — «Мы вчера переходили шоссе и в роще видели две машины с имуществом связи — кабель, аппараты…» Поблагодарил его за это сообщение, и пошли искать эти машины. Потом, после войны, похожий эпизод встречи с артиллеристами я прочитал в романе Симонова «Живые и мертвые». Подошли к шоссе, видим — идет колонна немцев. Переждали, пока они прошли, и двинулись искать эти машины — и ведь нашли! Намотали на карабины кабель, каждый взял по два-три аппарата, и пошли обратно. Лукъянюк готов был нас всех расцеловать. Все, что мы принесли, сразу же пошло в дело. Радиостанции в это время были низкого качества и пользовались в основном телефонной связью. Бывало, что в сутки до 50 раз приходилось устранять порывы, нередко и под минометным огнем, поэтому ходили по двое. Бывало, только придешь, все исправишь — опять обрыв, опять надо идти… Шапошников А. В.: — Как-то в эти первые дни после прорыва через шоссе ко мне подошел командир седьмой роты и попросил разрешения сходить за Сож: разведчики видели там несколько исправных автомашин. Я разрешил, и наутро его бойцы показали мне легковую машину и броневик. Как они их перетащили через лес и шоссе под носом у немцев — до сих пор удивляюсь. Был у нас в полку один лейтенант, жаль — не помню его фамилии, каждую ночь ходил за Варшавское шоссе. Протянет через шоссе провод, прицепит к деревьям, мотоциклист на скорости едет и налетает на провод — и в кювет. За несколько дней он таким образом весь свой взвод автоматами снабдил и обмотки на немецкие сапоги заменил. Нам в полку удалось сохранить все кухни, да еще по дороге несколько чужих подобрали, так с помощью этих кухонь мы даже организовали пополнение. Тогда много народу выходило из окружения, из разных частей, и шли они на запах каши к нам в полк. Только корми — дивизию можно было набрать… Потом несколько кухонь по приказу командира дивизии отдали в 624-й полк: они все свои потеряли… Вскоре после выхода из окружения штаб дивизии установил связь и с командованием 13-й армии. В ее штабе готовили операцию по освобождению города Пропойска. Это был важнейший пункт на Варшавском шоссе на этом участке 13-й армии. Овладение им позволило бы держать Гудериана «за хвост», дивизии которого к этому времени уже вели бои за Смоленск, Ельню и Кричев. Для выработки плана операции в штаб 45-го стрелкового корпуса комдива Магона, в подчинение которого теперь перешла 137-я стрелковая дивизия, прибыли командир дивизии, комиссар и командиры полков. В этот момент, 24 июля, на участке 2-го батальона 771-го стрелкового полка и 497-го ГАП произошли трагические события. Эти части занимали плацдарм на северном берегу реки Сож, откуда и предполагалось начать наступление на Пропойск. Казалось, ничто не предвещает беды: активных действий со стороны противника не ожидалось. До сих пор гитлеровцы проскакивали этот участок шоссе на полной скорости, движение их колонн временно прекратилось… Началом трагедии стал роковой случай… Шапошников А. В.: — Для разведки сил противника на левом фланге батальона Леоненко из-за Сожа было послано отделение бойцов. Сразу за рекой оно было обстреляно гитлеровскими автоматчиками из леса и прижато к реке… В поиск ушел только один сержант, командир этого отделения. Когда он вернулся и доложил полковнику Гришину, что лес забит немцами, тот этим данным не поверил, так как сам наблюдал в бинокль и видел, что группа была прижата огнем к реке. Сержанта обвинили, что он никуда не ходил, а лежал в кустах, и эти данные выдумал. Сгоряча Гришин приказал его расстрелять, а мы не смогли его отстоять. Жаль было парня, с орденом Красной Звезды за финскую кампанию… Так обстановка была оценена неправильно, и все командование дивизии уехало на совещание в штаб корпуса… Около 10 часов утра того же дня гитлеровцы силами до двух батальонов пехоты при мощной поддержке минометов внезапно обрушились на батальон Леоненко и артполк Малых. Наши подразделения были застигнуты врасплох… Житковский М. Г., командир батареи 497-го ГАП: — Охрана в полку была своя, приданной пехоты у нас не было. Измученные люди уснули у орудий и тракторов. В это время и обрушился шквал минометного огня, поднялась автоматная стрельба. Крики, стоны… Люди спросонья помчались к реке, но многие вплавь не сумели переплыть, немцы стреляли вслед… Свиридов В. В., комсорг 497-го ГАП: —. Я как раз купался. Вдруг слышу густые автоматные очереди, и совсем близко. Выскочил из воды — немцы! Идут цепями. Из гаубицы стрелять было невозможно: слишком близко. Я за пулемет, Дегтярева, а он не стреляет, заело, хватанул его об сосну и — в воду. Река буквально вскипала от пуль. Большинство наших плыли выше по течению. Многие в реке от пуль утонули, даже видны были плывущие бурые пятна крови на воде. Это было просто истребление. От полка почти ничего не осталось. Всего несколько десятков человек, а орудия все потеряли… жүктеу/скачать 2 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|