Глава 3
ДЕТСТВО
Из всех легенд о джазе одной из самых распространенных, появлению которой в немалой степени способствовал сам Армстронг, является легенда о том, что он якобы родился 4 июля 1900 года на улице Джеймс-Элли и что при рождении ему дали имя Дэниел Луи. Почти с полной уверенностью можно утверждать, что на самом деле все было совсем не так. Армстронг родился вовсе не на Джеймс-Элли, не 4 июля и не в 1900 году. Думаю, что и имя у него вначале было другое.
Собрать воедино все факты о детских годах Армстронга — задача трудная. Практически мы знаем только то, что он поведал о себе сам. Но в его рассказах много противоречий. Зачастую они не соответствуют данным из других источников. К тому времени, когда стали проявлять интерес к жизни Армстронга, он был уже звездой, а биографии звезд пишутся не для того, чтобы обнаружилась истина. Армстронг отличался гораздо большей откровенностью, чем многие другие знаменитости, но глубоко укоренившаяся в нем привычка никого не обижать заставляла Луи о многом умалчивать. Например, он избегал такой темы, как расовая дискриминация, или говорил о ней очень сдержанно, в самых общих выражениях.
Во времена рабства негры не видели смысла в том, чтобы в какой-то форме фиксировать события своей жизни. Правда, поскольку они были дорогостоящей собственностью, их владельцы часто сами регистрировали рождение и смерть своих рабов. В начавшийся после Гражданской войны период реконструкции негритянское население стремилось преодолеть свою неграмотность, и многие находили особое удовлетворение в том, чтобы получить документы, официально подтверждающие их гражданское состояние. Но в те годы, на которые пришлось детство Армстронга, негры вновь оказались лишены возможности получить хотя бы начальное образование. Его мать едва умела читать и писать, а отец вообще на знал грамоты. К тому же негры, избегая иметь какие-либо дела с белыми чиновниками, не доверяли им регистрацию рождения своих детей.
Тем не менее мы в основном знаем, как протекала юность Армстронга. Некоторые авторы утверждают, что его родители родились рабами. Это, безусловно, неверно, поскольку они появились на свет, когда рабство давно уже было отменено. Другое дело — бабушка Армстронга по отцу, воспитывавшая его в детстве. Вот она действительно была рабыней. В 1949 году Джозефина Армстронг была еще жива, и говорили, что ей исполнился девяносто один год. Это значит, что она родилась в 1858 году. Возможная ошибка в дате рождения не может превышать пяти лет.
Мы ничего не знаем о ее муже, если, конечно, она его имела. Ее сын, Уилли Армстронг, ставший затем отцом Луи, родился, видимо, в семидесятых годах прошлого века. Однако это предположение обосновано только в том случае, если верны остальные исходные данные о нем. Трудно сказать что-нибудь определенное об этом человеке. Известно, что Уилли бросил свою жену сразу же после рождения ребенка, а может быть, даже и раньше. В течение многих лет он не прилагал никаких усилий, чтобы поддерживать контакт с сыном, и фактически ничего для него не сделал. Неудивительно, что Армстронг всегда чувствовал ожесточение против своего отца, почти никогда о нем не говорил, а если и высказывался, то довольно едко. В книге "Сэчмо", вспоминая о своей молодости, он написал: "У отца не оставалось времени учить меня чему-либо. Он был слишком занят потаскухами" 1. Свою обиду на отца Армстронг сохранил на всю жизнь. В возрасте шестидесяти семи лет, став прославленным музыкантом, он как-то признался репортеру Лэрри Кингу: "Когда умер отец, я был на гастролях в Европе. Я не поехал на его похороны и даже не отправил телеграмму. А почему, собственно говоря, я должен был это делать? У него никогда не оставалось времени для меня и Мэйенн [его матери. — Авт.]" 2.
Однако Уилли Армстронг имел вторую семью, в которой он, судя по всему, был любящим отцом и надежным мужем. В те годы найти хорошую работу в Новом Орлеане было крайне трудно. Почти тридцать лет Уилли проработал на одном и том же месте — на скипидарном заводе. От рабочего котельной — тяжелейшая работа в условиях субтропиков — он вырос до маленького начальника, стал надсмотрщиком, в обязанности которого входили, кроме прочего, наем и увольнение рабочих-негров. По словам Луи, отец был "сообразительным человеком, высоким, стройным, с интересной внешностью. Когда он в качестве церемониймейстера парада маршировал во главе колонны, мы, мальчишки, млели от восторга" 3. Если отвлечься от дурного отношения Уилли к сыну, ему, очевидно, нельзя отказать в определенных достоинствах. С позиций сегодняшнего дня его достижения в жизни могут показаться ничтожными, но в те времена они оценивались совсем по-другому и считались весьма значительными.
1 Armstrоng L. Satchmo, p. 25.
2 "Harper's", Nov. 1967, p. 66.
3 Armstrоng L. Ibid.
Несколько больше нам известно о Мэри Энн, матери Луи, которую близкие звали Мэйенн. Она родилась в начале 80-х годов прошлого века в маленьком городке Бутт, расположенном в пятнадцати милях западнее Нового Орлеана. В девичестве она, по-видимому, носила фамилию Майлз, поскольку у Луи был дядя по имени Исаак Майлз. Увлеченная волной негритянской миграции, Мэйенн в детстве или в ранней юности перебралась в Новый Орлеан. Ей было пятнадцать лет, когда началась ее связь с Уилли Армстронгом, которая, возможно, позднее была официально закреплена браком. Через некоторое время родился Луи.
Мэйенн была человеком ненадежным. Ей ничего не стоило бросить детей на сердобольных соседей, а самой на несколько дней исчезнуть. К тому же она слишком уж полагалась на Луи как на помощника и кормильца. Несмотря на это, между ней и сыном существовали очень теплые, сердечные отношения, которые оставались такими до самой ее смерти, наступившей сравнительно рано, где-то около 1927 года. Мэйенн по-своему беспокоилась о Луи и старалась сделать для него все, что было в ее силах. Переехав в Чикаго, Армстронг начал работать в танцзале "Линкольн-гарденс". Вскоре до Мэйенн дошли слухи о том, что ее сын болен и что ему вообще плохо живется. Не долго думая, она села в поезд и поехала в Чикаго. Нечего и говорить, каково было изумление Армстронга, когда он увидел в зале маленькую, коренастую фигуру матери. Раздвигая танцующих, она, как буксир, медленно, но решительно плыла по направлению к эстраде.
Мэйенн звала Армстронга не Луи, а Луисом. Ему очень нравилось это более полное имя, но почти никто его так не называл. Для большинства, в том числе и для его жен, он был просто Луи. Между матерью и сыном сложились отношения, которые скорее напоминали отношения между братом и сестрой. Временами они даже вместе выпивали. Всегда снисходительная, готовая во всем поддержать своего сыночка, Мэйенн позволяла Луи жить так, как тому хотелось. Что с того, что его бросил отец! Зато мать целиком на его стороне, ее благословение всегда с ним. Любовь матери сыграла решающую роль в эмоциональном развитии Армстронга, в том, что он вырос психически нормальным человеком. Однажды Луи признался, что плакал только раз в жизни — когда закрывали гроб Мэйенн. Хотя и в этом можно усомниться, поскольку Луи был не склонен лить слезы ни по какому поводу. Но свою мать он действительно очень любил. Когда Армстронг переехал в Чикаго и начал зарабатывать там большие деньги, он часто приглашал ее к себе и она подолгу у него гостила.
Это все, что мы достоверно знаем о семье Армстронга. В его биографии "Луи", написанной Максом Джоунсом и Джоном Чилтоном, упоминается прабабушка, которая якобы родилась в 1802 или 1803 году, когда Луизиана была еще французской колонией. Факт возможный, но маловероятный.
Неизвестна нам точно и дата рождения Армстронга. Во всяком случае, есть немало оснований полагать, что это случилось не 4 июля 1900 года. Мы привыкли к тому, что в современном индустриальном обществе все документально фиксируется. Однако в старые времена довольно многие американцы не знали не только день своего рождения, но даже и год. Женщины рожали дома с помощью акушерки и соседей. На руках у них были другие дети, а муж часто отсутствовал. Им приходилось думать сразу слишком о многом и не всегда оставалось время, чтобы сделать запись о рождении в семейной Библии. Что же касается родителей Армстронга, то они просто были неграмотны. Вероятно, ребенка вскоре отдали на воспитание бабушке или другим родственникам, а когда он настолько подрос, чтобы интересоваться датой своего рождения, оказалось, что все уже забыли, в каком месяце и даже году он появился на свет.
Но в жизни каждого человека наступает момент, когда ему просто необходимо иметь официальную дату рождения. Как свидетельствует Куртис Джерд, в XIX веке многие из тех, кто не знал, когда он родился, выбирали для удобства в качестве своего дня рождения 4 июля 1. Именно так поступил, например, Фрэнк Ласти, товарищ Армстронга по колонии для малолетних цветных. Возможно, что от него Луи и узнал об этой традиции.
1 4 июля — День независимости Соединенных Штатов, официальный государственный праздник — Прим. перев.
Есть и другие основания сомневаться в правильности даты рождения Армстронга. Затти Синглтон, который долгое время был его лучшим другом, беседуя с музыковедом Филом Шаапом, как-то раз заметил, что его с Луи всегда считали одногодками. Затти так и не смог объяснить, каким образом Армстронг вдруг оказался на два года его моложе. Новоорлеанский ударник Кристофер "Хэппи" Голдстон, который был старше Синглтона, утверждает, что он, Армстронг и еще двое музыкантов, будучи подростками, работали в одном оркестре. Голдстон, по его словам, родился в 1894 году, а все остальные — четыре года спустя. Наконец, вторая жена Армстронга, Лил Хардин, в интервью, которое она дала исследователю раннего джаза Уильяму Расселлу, заявила, что была немного моложе своего мужа. Дата ее рождения известна: февраль 1898 года. Даже если принимать во внимание тщеславное желание женщин казаться моложе, Армстронг не мог родиться намного позднее 1898 года.
Наконец, некоторые другие факты тоже говорят в пользу более ранней даты. В 1918 году Армстронг был зарегистрирован как призывник. Заполняя формуляр, чиновник вначале написал как дату рождения 4 июля 18—. Затем поверх восьмерки поставил девятку, и в конце концов число стало выглядеть как 1900. Возможно, чиновник просто описался, но скорее всего уменьшил свои годы сам Армстронг, желая избежать призыва в армию и участия в первой мировой войне.
Все это заставляет думать, что Армстронг родился в 1898 году, а 1900 год — вымышленная дата, как и 4 июля. Во всяком случае, в своей книге я буду исходить именно из этих предположений.
Подобные сомнения возникают и относительно места рождения Армстронга. В книге "Сэчмо" он пишет, что родился "на улице Джеймс-Элли, а не Джейн-Элли, как некоторые ее называют" 1. Однако на сохранившихся до наших дней картинах с изображением этой улицы отчетливо видна табличка с надписью "Джейн-Элли". Все дело, видимо, в том, что в разговорный язык социальных групп, большинство членов которых неграмотны, проникает и закрепляется неправильное произношение отдельных слов. Например, кафе "Эбейди" музыканты — пионеры джаза постоянно называли между собой "Эберди". Вполне возможно, что люди, среди которых рос Луи, называли улицу Джеймс-Элли. Запомнив это название, он всю жизнь считал его правильным.
1 Armstrong L. Satchmo, p. 7.
Непонятная история произошла и с одним из имен Армстронга. По его словам, он сам не знал, откуда появилось второе имя Дэниел, и всегда называл себя Луи Армстронг.
До пяти лет Армстронг жил в восемнадцати кварталах от черного Сторивилла, где, собственно говоря, и прошло его детство. Это был район жалких деревянных хижин, называвшихся на местном жаргоне "дробовики". Входной тамбур был расположен в них таким образом, что, если в него выстрелить, заряд вылетал наружу, не задев никого в доме. На улицах в жару столбом стояла пыль, которая в дождливую погоду превращалась в непролазную грязь. Задние дворы напоминали помойку. В перенаселенных домах жили главным образом негры. Санитария была самой примитивной: туалеты — во дворе, воду хранили в баках, стирали и мылись, как правило, под открытым небом в корытах. В районе имелось несколько мастерских и фабрик. Среди них — скипидарная фабрика, на которой работал Уилли Армстронг.
Крайней жестокостью отличались местные нравы. По словам Армстронга, район, где он жил, называли "полем боя". Поножовщина и стрельба были обычным делом. Временами случались и убийства. Как и в черном Сторивилле, пьянство и употребление наркотиков считались неотъемлемой частью жизни. Проституция, правда, отсутствовала. Одним словом, это было не самое подходящее место для детей, и тем не менее детей там хватало.
Вначале маленький Луи жил с бабушкой. В книге Армстронга "Свингуй эту музыку", одной из первых и не очень достоверных биографий звезды эстрады, и в другой его автобиографической книге "Сэчмо" даны различные версии того, как складывались отношения между его родителями, как они сходились и расходились. Ясно, однако, что Уилли Армстронг ко времени рождения Луи уже жил с другой женщиной и содержал другую семью. Луи был еще совсем младенцем, когда исчезла и его мать, оставив мальчика на попечение бабушки Джозефины. Мэйенн переехала жить на Пердидо-стрит, расположенную в самом центре черного Сторивилла. Произошло это в тот год, когда вышел указ, запретивший негритянским проституткам заниматься своим ремеслом где-либо в другом месте. Напрашивается вывод, что Мэйенн сделала это именно для того, чтобы не бросать свою профессию. Видимо, она занималась ею и раньше. Возможно также, что Уилли Армстронг подозревал или даже знал наверняка, что Луи — не его сын. Тогда становится понятным его полное безразличие к ребенку. Конечно, все вышесказанное — всего лишь предположение, но, если его принять, многое проясняется. Армстронг как-то признался, что его мать занималась проституцией, хотя сам он никогда не был свидетелем этого. Можно предположить, что для Мэйенн это был единственный способ прокормить себя и своего ребенка и что для этого ей приходилось оставлять его на попечение свекрови.
Факт остается фактом: первые годы своей жизни Армстронг рос преимущественно, а может быть, и целиком на руках у Джозефины. Дом, где обитала бабушка, был одноэтажной хижиной с деревянным каркасом, обшитым некрашеными досками. Его площадь не превышала двадцати шести на двадцать четыре фута, то есть равнялась площади современной гостиной. Возможно, внутри дом был поделен на две-три комнаты. Во дворе стояли традиционный бак для воды и уборная. Джозефина жила стиркой, забирая белье домой или стирая у заказчиков. Луи сохранил воспоминание о том, как бабушка брала его с собой к клиентам, дома которых казались ему дворцами.
По всей вероятности, Джозефина Армстронг была строже с Луи, чем Мэйенн. Когда ребенок озорничал, она отправляла его во двор срезать прут тунгового дерева для порки. Вместе с бабушкой Луи регулярно ходил в церковь. Когда он стал постарше, она отдала его в начальную школу. Одновременно мальчик посещал и воскресную церковную школу.
Луи было около двух лет, когда Мэйенн родила второго ребенка, девочку, которой дали имя Беатрис. Впрочем, все звали ее Мама Люси. В своей автобиографической книге "Сэчмо" Армстронг вспоминает, что однажды к бабушке пришла соседка матери и забрала его домой. Мэйенн заболела и хотела, чтобы Луи ухаживал за ней и помогал следить за малышкой. Армстронг утверждает, что ему тогда было всего пять лет. Как только он пришел, мать послала его за продуктами в магазин, расположенный в нескольких кварталах от дома на Рэмпарт-стрит. По дороге на Луи напала компания уличных мальчишек и забросала его грязью. Не растерявшись, он дал им сдачи и даже преследовал их, когда те бросились бежать. Домой Армстронг явился весь перемазанный, но торжествующий.
Вся эта история выглядит слишком фантастической. Трудно представить, чтобы пятилетнему Луи доверили уход за трехлетней сестренкой и прикованной к постели матерью. Сомнительно также, чтобы такого маленького ребенка отправили в опасное место, которого он к тому же совершенно не знал. Странно и то, что на него якобы напала компания сверстников, то есть пятилетних. Да и бывают ли такие компании? Весь этот эпизод приобретает смысл только в том случае, если предположить, что Армстронг на самом деле был старше. Но тогда становится ясно, что, вспоминая о детстве, он все время вынужден подгонять свой действительный возраст к вымышленной дате рождения. Познакомившись позднее с другой рассказанной им самим историей, мы опять увидим, что Армстронг спрессовывает время.
В 1905 году, когда Луи было семь лет или около того, он вместе с матерью переехал с улицы Джейн-Элли в черный Сторивилл. Тринадцать лет спустя, регистрируясь на призывном пункте, он в графе "место жительство" написал: 1233, Пердидо-стрит. Вероятно, он вырос в доме по этому адресу, так как позднее в своих воспоминаниях Армстронг нигде не упоминает о переездах семьи. Этот квартал давно уже разрушен, но известно, что дом Луи находился около того места, где сейчас стоит здание Верховного суда Луизианы. По словам Армстронга, "это место называлось Брик-роу. Внутри дома находилось множество сдаваемых внаем квартир, а в целом он чем-то напоминал мотель" 1. Это было длинное, двухэтажное здание, построенное из цементных блоков. В квартиры первого этажа входили прямо с улицы. В комнаты наверху можно было попасть через проходившую вдоль фасада балконную галерею, куда вели лестницы без навеса. Наверное, именно из-за этой галереи дом и казался Армстронгу похожим на мотель. Его квартира состояла, видимо, из двух-трех комнат.
1 Meryman R. Louis Armstrong. New York, 1971, p. 7.
Черный Сторивилл представлял собой район, застроенный жалкими, преимущественно деревянными домишками. Школа была только одна, зато почти на каждом углу имелись дансинги, заведения с номерами, хонки-тонкс 1, бакалейные лавки. Специальных культовых зданий там не строили, и церкви размещались внутри обычных домов. Знаменитый зал "Фанки-Батт", официально называвшийся "Юнион-Санз-холл", где выступал Чарлз "Бадди" Болден и другие пионеры джаза, находился как раз в том квартале, где жил Армстронг. Другой зал, на сцене которого играл Болден, — "Од Феллоуз" — был тоже рядом, на пересечении улиц Пердидо и Саус-Рэмпарт. В дансингах процветало такое хулиганство, что кое-где оркестры размещались на специальных балконах: когда между танцующими вспыхивали побоища, оркестранты оставались в относительной безопасности. Неподалеку от дома Армстронга находились еще пять хонки-тонкс — "Спано", "Матранга", "Джо Сегретта", "Кид Браун" и "Понс", — где Луи учился джазу. Как и все другие заведения в этом районе, хонки-тонкс и дансинги располагались в старых, заброшенных зданиях. Армстронг вспоминает, как он, обнаружив щели в стенах "Фанки-Батт", слушал музыку и смотрел, как танцуют проститутки. По словам Армстронга, в его квартале не было ни одного приличного дома. Почти в каждом здании размещались хонки-тонкс, дансинги, бордели и другие заведения подобного рода. Даже магазинов там было мало. Почти все свои покупки жители делали в расположенном поодаль, на улице Саус-Рэмпарт, торговом центре с его галантерейными, обувными и мебельными магазинами, лавками одежды и поношенных товаров.
1 Хонки-тонкс — бары, в которых помимо напитков "угощали" музыкой. — Прим. перев.
Сторивилл был таким же районом развлечений, как Сохо в Лондоне или Репербан в Гамбурге, более вульгарным и грязным, но предлагавшим такие же виды услуг. Его обитатели занимались исключительно тем, что обирали черных и белых рабочих, приходивших сюда сбросить усталость после утомительного трудового дня. Тяжелый, неблагодарный труд на пристани, хлопковых фабриках, сахарных плантациях и железных дорогах сделал этих людей грубыми и суровыми. Всюду они ходили с ножами и огнестрельным оружием, которое всегда готовы были пустить в ход. В черный Сторивилл их приводило желание выпить, поиграть в азартные игры, купить дозу кокаина, потанцевать, переспать с женщиной и послушать музыку. Для жителей Сторивилла скорость и ловкость в опустошении карманов клиентов стали своего рода спортом. Здесь они шли на любое мошенничество. Это не означало, что сторивиллцы были неспособны на дружбу, любовь, преданность. Но бизнес есть бизнес, и, когда он того требовал, подобные чувства отбрасывались в сторону.
Короче говоря, Сторивилл был невероятно грязным местом, с запущенными домами, где процветала преступность и где многие новоорлеанцы просто боялись появляться. Жители этого района находились на самом дне социальной пирамиды. Сами они, наверное, так не считали, но это ничего не меняло. У большинства из них не было никакого будущего, никакой надежды на лучшую жизнь. Впереди была только работа, бедность, болезни и смерть. Случались, конечно, и исключения. Некоторым, как, например, Уилли Армстронгу, благодаря настойчивости удавалось выбиться в маленькие начальники, но такое бывало весьма редко. Поэтому местные обитатели руководствовались девизом "carpe diem" 1, то есть живи, пока живется. Наверное, в тех условиях это была единственно разумная философия.
1 "Лови мгновенье" (лат.).
Луи Армстронг никогда не стыдился рассказывать о своем детстве, о котором у него сохранились самые лучшие воспоминания. С большой теплотой он говорил о постоянно игравшей в Сторивилле музыке, о чувстве локтя, присущем его жителям, об ощущении своей принадлежности к этому месту и к этим людям. Это был его дом — этим все сказано.
Маленькому Луи всегда недоставало настоящего отца. Зато в доме не было недостатка в тех, кого он сам называл "отчимами". Маленькая, коренастая, бойкая Мэйенн, видимо, пользовалась успехом у мужчин. За те двенадцать лет, что Луи прожил на улице Пердидо, в его доме побывало по меньшей мере шесть "отчимов". Они появлялись один за другим, чтобы через некоторое время исчезнуть. Некоторые из них относились к мальчику по-доброму, но чаще всего это были грубые парни, нередко устраивавшие с Мэйенн настоящие потасовки, во время которых в ход шло все, вплоть до кирпичей и палок. Одним словом, большая часть детства и отрочества Луи прошла не только без отца, но и вообще без мужской опоры и защиты. Рядом с ним не было мужчины, к которому он мог бы обратиться за советом и помощью, которому он мог бы подражать в жизни. Мы еще поговорим о том, какой отпечаток наложило это на его характер.
Вскоре после переезда Луи к Мэйенн та получила работу прислуги в одной белой семье, проживавшей неподалеку, на Кэнл-стрит. Армстронг помнил мать, кипятившую и стиравшую белье в жестяном баке, который стоял во дворе дома на топившейся углем жаровне. Если до этого Мэйенн и занималась сомнительным ремеслом, то теперь она явно одумалась. Вскоре Луи начал посещать школу, расположенную совсем близко от дома, на улице Саус-Фрэнклин. Прямо напротив находилась другая его "школа" — зал "Фанки-Батт". В своих воспоминаниях Армстронг утверждает, что школой руководила мадам Мартин. В сохранившихся же документах сказано, что директором школы был некий Артур П. Уильямс. Многие новоорлеанские музыканты сохранили о мадам Мартин самые лучшие воспоминания. По всей вероятности, она была темнокожей креолкой. Один из ее детей, Генри Мартин, впоследствии стал уважаемым в городе ударником. Мы не знаем, какие успехи делал Луи в школе, но читать, писать и считать он выучился. Позднее Армстронг рассказывал, что в детстве ему часто приходилось читать во дворе дома газеты неграмотным соседям.
В те годы Луи носил голубую хлопчатобумажную куртку и такие же брюки, которые доставались ему от поклонников Мэйенн. Наверняка у него были и короткие штаны: в Новом Орлеане все подростки до совершеннолетия ходили в шортах. Вряд ли у Армстронга когда-либо было одновременно больше трех или четырех предметов одежды. И зимой, и летом он бегал босиком и воспринимал как должное то, что на ногах его почти всегда красовались синяки и ссадины.
Основной пищей семьи были красные бобы, рис, суп из стручков бамии, тушеные рыбные головы. В одной из песенок о Новом Орлеане все эти блюда названы очаровательной местной кухней. Сам Армстронг на всю жизнь сохранил любовь к красным бобам и рису. Однако эту кухню вовсе не стоит идеализировать. Суп варили из тушеных плодов окры, добавляя к ним немного моллюсков. Местное рыбное блюдо — это самая что ни на есть дешевая похлебка. Ну, а бобы есть бобы, и рис — тоже всего лишь рис. Все это была типичная еда бедняков, и современники Армстронга так ее и воспринимали. Новоорлеанский трубач Ли Коллинз пишет по этому поводу следующее: "Многие наши ребята стыдились признаться, что их воскресный обед состоял только из красных бобов и риса, поскольку это считалось едой самых бедных семей" 1. Изредка Луи доставалось мясо, но не думаю, чтобы он часто пил молоко, и, уж конечно, ему не приходилось лакомиться пирожным, пирогом или домашним печеньем. Один из дружков Мэйенн по имени Том работал в отеле "Десето", находившемся на углу улиц Барон и Пердидо. Он постоянно приносил домой остатки чужих обедов — кусочки отбивных, курицы, яйца, — из которых Мэйенн делала школьный завтрак. Луи он казался роскошным, и, став уже взрослым человеком, он продолжал вспоминать об этих кусочках как о невероятных деликатесах. Конечно, вечно недоедавшему ребенку они казались изысканным кушаньем. Не думаю, что Луи по-настоящему голодал, поскольку энергии у него было в избытке. Но диету его можно в лучшем случае назвать крайне скудной и однообразной.
1 Со11ins L. Oh, Didn't He Ramble. Urbana, 1974, p. 9.
Мы не знаем, насколько регулярно Армстронг посещал школу. Ясно, однако, что массу времени он проводил на улице, предоставленный сам себе. Мэйенн днем часто уходила на работу, а по ночам развлекалась в хонки-тонкс. Время от времени у нее начинался роман с очередным дружком, и тогда она внезапно вообще исчезала на несколько дней. Часто Луи оставался один с Мамой Люси, заменяя ей и отца, и мать. К счастью для Армстронга, в том же квартале жил его дядя Исаак Майлз, вдовец с шестью детьми, старшей из которых, Саре, исполнилось уже двадцать лет. Майлз работал в порту грузчиком на пароходах. Это была тяжелая, плохо оплачиваемая работа, и семья постоянно с трудом сводила концы с концами. Тем не менее каждый раз, когда Мэйенн уходила надолго из дома, он брал Луи и Маму Люси к себе. Это был удивительно отзывчивый, можно сказать, святой человек. Вот что вспоминает о нем Армстронг: "Дядя Исаак зарабатывал мало, да и работа у него была не всегда. Но все же ему обычно удавалось и накормить всех детей, и одеть их в чистые рубашки. Семья жила в одной комнате, но все как-то там умещались. Дядя укладывал на кровать столько детишек, сколько она выдерживала, а остальные ложились прямо на пол. Боже, благослови дядю Исаака! Если бы не он, я не знаю, что мы с Мамой Люси делали бы каждый раз, когда в Мэйенн вдруг просыпалось желание сбежать от нас и она надолго исчезала из дому" 1.
1 Armstrong L. Satchmo. p. 17.
Невозможно даже представить, как многого был лишен Армстронг в детстве. Годы спустя его жена Люсилл рассказала исследователю джаза Нэту Хентоффу, как однажды вскоре после женитьбы ей и Луи пришлось встречать рождество вне дома. Пока Армстронг играл в клубе, Люсилл купила маленькую рождественскую елочку, фонарики и поставила все это в гостиничном номере.
"Лежа в постели, — вспоминает Люсилл, — Луи не отрываясь смотрел на елку. У него были глаза как у ребенка, когда он видит что-то необыкновенное... Я сказала, что пора выключать лампочки. "Не надо, — попросил меня Луи. — Пусть горят. Я хочу глядеть на них, ты знаешь, это моя первая в жизни елка". Я не могла даже представить, что, дожив до сорока лет, Армстронг никогда не имел елки. Мне казалось, что к этому возрасту у каждого человека была хотя бы одна рождественская елка. У меня сжалось сердце, когда я услышала его признание. На следующий день, 26 декабря, мы должны были выехать в Канзас-Сити. Рождество прошло, и я хотела оставить елку в гостинице, но Луи попросил меня: "Знаешь, давай не будем ее здесь оставлять. Возьмем деревце с собой". Пришлось мне собирать елку в дорогу, и началось ее путешествие вместе с нами ночными поездами из города в город. На новом месте я каждый раз должна была сначала поставить елку, и только после этого Луи позволял мне распаковывать чемоданы. С тех пор каждый год специально для него мы покупали елку. Армстронг не так часто бывал дома под рождество, но, когда ему это удавалось, он ставил в комнате пушистое дерево вышиной до самого потолка. А ту нашу первую маленькую елочку мы возили с собой до конца гастролей. Каждый вечер я наряжала ее, а утром снова разбирала. Эту процедуру мне пришлось проделать более десятка раз, в каждом отеле. Когда в Нью-Йорке я разобрала елку в последний раз, Луи стал уговаривать меня послать ее по почте домой. Елка была не искусственная, а натуральная, живая, и мне стоило больших трудов убедить его — да-да, именно убедить — в том, что дерево все равно засохнет и осыплется" 1.
1 Liner notes, Louis Armstrong, Radio Corporation of America Victor VPM 6044.
В детстве Луи ни разу не отмечал своего дня рождения. Он не знал таких радостей, как фейерверк в День независимости, ему никто не дарил велосипед, роликовые коньки или перчатку для бейсбола. Луи бывал счастлив, когда получал пару обыкновенных ботинок.
Как любой ребенок из бедной семьи, Армстронг очень рано стал считать своим долгом делать все возможное, чтобы приносить в дом деньги. Ему приходилось не только работать, но и попрошайничать, воровать. Даже несколько пенни имели для семьи значение. Ведь на них можно было купить рыбные головы для супа. Зачастую эти пенни были единственными деньгами в доме, на которые он должен был накормить ужином Маму Люси и себя. Армстронг начал торговать газетами, которыми с ним делился белый подросток по имени Чарлз. Видимо, он по-доброму относился к Луи. Позднее Армстронг признавал, что в детстве он занимался, кроме прочего, и воровством. Думается, он имел в виду то мелкое воровство, которым грешат многие дети гетто.
Самое важное событие в жизни Армстронга в те годы было связано с музыкой. Вместе с Болтоном, мальчиком по кличке "Счастливчик", впоследствии ставшим джазовым ударником, он организовал вокальный квартет. Из других вошедших в него ребят Луи запомнил Сиднея "Большой нос", "Маленького" Мэка и Джорджа Грея, позднее заменившего Болтона. Хотя главная цель участников квартета заключалась в том, чтобы немного подработать, они, конечно, получали удовольствие от своего пения. Квартет просуществовал, по-видимому, около двух лет. Если предположить, что ребята репетировали и выступали для публики не меньше двух-трех раз в неделю, то выходит, что Армстронг напел в общей сложности несколько сот часов. Это серьезный курс тренировки слуха — сольфеджио, причем гораздо более продолжительный, чем тот, который получают в наши дни инструменталисты в консерватории. Остается ответить на вопрос: какое влияние оказал полученный Армстронгом опыт на его природный талант? Можно ли считать пение в квартете решающим фактором, способствовавшим развитию у него чувства музыки, или, наоборот, его наследственное дарование было столь велико, что благодаря только ему одному он сразу же смог занять ведущее место в созданной им группе? Думаю, что вокальный опыт все же сыграл важную роль в развитии уже имевшихся у Армстронга музыкальных способностей.
Тогда же Луи получил некоторые первые из своих кличек. Прозвища дети любят давать повсюду. Особенно распространены они были в Новом Орлеане, где кличка позволяла чувствовать себя полноправным членом сообщества. За широкую ухмылку Армстронга прозвали "Dippermouth", что означает "рот-ковш", и "Gatemouth" — "рот-ворота". Старшие же звали его "Little Louis" — "Маленький Луи". Кличку "Сэчмо" он получил, когда стал уже взрослым музыкантом 1.
1 "Сэчмо" происходит от искаженного английского слова "satchelmouth", что означает "рот, похожий на сумку". — Прим. перев.
Опыт, приобретенный Армстронгом во время выступлений с квартетом, был, конечно, важен, но гораздо важнее для него тогда были деньги. Луи старался не упустить ни одной возможности, чтобы подработать. Выполнял мелкие поручения проституток, играл в кости. Позже он утверждал, что был первоклассным игроком. "Иногда я приходил домой, — пишет Армстронг в своих воспоминаниях, — с карманами, полными монет самого разного достоинства. Там были центовики, монеты по пять, десять и даже двадцать пять центов. Их было достаточно, чтобы пойти в магазин" 1. Почти всю жизнь он находил удовольствие в азартных играх. Уже став знаменитым, он любил ходить в Гарлем, чтобы сразиться там с местными уличными игроками. Правда, говорят, что он вовсе не был таким уж хорошим игроком, каким сам себя считал, и нередко крупно проигрывал.
1 Armstrong L. Satchmo, p. 22.
Юношей он стал главным кормильцем семьи. По его словам, он время от времени покупал одежду для матери, а себя начал одевать сам с десяти лет. Луи гордился тем, что был настоящим мужчиной в доме, что оказывал семье значительную помощь. И все же ноша, которую он взвалил на себя, была непосильной для парнишки его возраста. В большинстве семей в те времена детям полагалось приносить что-то в дом. Но требования, которые предъявляла к Армстронгу сама жизнь, были чрезмерно велики, и его вклад в семейный бюджет играл слишком важную роль для ее существования. Случались дни, когда, не будь Луи, Маме Люси и даже самой Мэйенн пришлось бы ложиться спать голодными.
Однако, несмотря на всю нищету и убогость Сторивилла, жизнь там была вовсе не такой ужасной, как это может показаться. Удобным и недорогим транспортом легко было добраться до реки или до озера, до парка Джонсона или Линкольна. Но самое главное, повсюду, на каждом шагу звучала музыка. Особенно много ее было в черном Сторивилле. Именно он стал плодородной почвой, на которой зародился джаз. Армстронг утверждал, что слышал игру легендарного "Бадди" Болдена, выступавшего в "Фанки-Батт-холле". Не исключено, что так оно и было, поскольку знаменитый зал находился поблизости. Кроме того, в те времена существовал обычай, по которому за полчаса до начала танцев оркестр выходил на тротуар перед залом и начинал играть, завлекая публику. (В 1906 году у Болдена началось умственное расстройство, и через год он слег в больницу. Кстати, если Армстронг действительно слышал "Бадди" Болдена, то это еще одно подтверждение тому, что он родился не в 1900 году, а несколько раньше.) В округе были и другие дансинги, но больше всего музыки исполнялось в барах. Правда, не в каждом, поскольку владельцы некоторых из них считали, что танцующие клиенты пьют меньше, чем те, кто все внимание уделяет только напиткам. Как правило, в барах выступали небольшие по численности группы: трио или пианист с духовиком, а то и просто один гитарист. Хотя репертуар был самым пестрым, чаще всего играли, медленные, берущие за душу блюзы, под которые проститутки, соблазняя клиентов, исполняли эротический танец дрэг. В городе звучала и духовная музыка, но Армстронг так редко посещал церковь, что она не могла оказать на него заметного влияния. И, наконец, не забудем о знаменитых новоорлеанских уличных оркестрах, состоявших из восьми, десяти, а то и четырнадцати музыкантов, игру которых Луи мог слушать ежедневно.
Для подраставших в новоорлеанском гетто негритянских юношей единственными героями, достойными подражания, были музыканты и энергичные, пробивные личности, умеющие обделывать темные дела. Для них весь мир заключался в округе радиусом пять миль. Они не знали ни радио, ни телевидения. Время от времени Армстронг читал газеты, которые продавал на улицах, и поэтому имел хотя бы приблизительное представление о том, что происходит в мире. Но это были местные, бульварные издания, не публиковавшие никаких материалов о жизни негритянского населения, за исключением уголовной хроники, сообщавшей о преступлениях, совершенных неграми против белых. Гораздо больше узнавал Луи из рассказов моряков, железнодорожников, приезжих коммивояжеров. Он слышал о Джеке Джонсоне, знаменитом боксере-негре, завоевавшем звание чемпиона мира в тот год, когда Луи исполнилось двенадцать лет. В целом же в то время мало кому из негритянских атлетов удавалось добиться известности. Скорее всего, он ничего не знал о существовании тогда еще небольшого числа негров, имевших статус звезды шоу-бизнеса. Вряд ли Армстронг мог даже предположить, что уже появились негры — врачи, юристы, профессора колледжей. Единственными героями, с которых он мог брать пример, были сводники и музыканты.
Итак, можно сказать, что ранние годы Армстронга были суровыми, но вовсе не беспросветными. Мальчик рос без отца, но зато имел сердечную, любящую мать. Его окружали грубые, испорченные жизнью и обстоятельствами люди, но у них было развито чувство локтя, они считали его своим "Маленьким Луи", и, когда он попадал в беду, они его выручали. Рядом с Армстронгом не оказалось человека, который бы распознал его огромный музыкальный дар и помог бы проявиться его таланту. С другой стороны, он жил в городе, где, казалось, сам воздух был пропитан музыкой. Луи так и не получил настоящего образования, зато к зрелому возрасту он уже прекрасно знал жизнь, в том числе ее самые неприглядные стороны.
Наиболее глубокое влияние на формирование личности Армстронга в детские годы оказали два обстоятельства. Во-первых, это то, что он был лишен почти всего, что имеет ребенок, растущий в нормальной обстановке. Он родился негром, и поэтому все двери были для него закрыты. Не имея отца, он не мог рассчитывать на помощь и поддержку, которую другие дети воспринимали как нечто само собой разумеющееся. Лишенный каких-либо средств к существованию, он не знал тех радостей и удобств, которые были у его сверстников. Отсутствие в детстве самого необходимого помешало развитию в нем стремления к самоутверждению. Всю жизнь ему мешало неумение пробивать себе дорогу в жизни, не склоняться перед авторитетами, что в конечном счете влияло на его способность бороться за место под солнцем. Его застенчивость была составной частью того сложного комплекса черт характера, который называют "неуверенность в себе", "заниженный уровень самооценки", "невысокое представление о самом себе". Вспоминая о том времени, когда ему было лет 12—13, Армстронг в своей книге "Сэчмо" пишет:
"У мадам Мартин были три очаровательные дочери со светлой кожей креольского типа. Их звали Орлиниа, Алиса и Вильгельмина. Две старшие были уже замужем. Я же влюбился в младшую... Она была такой доброй, милой девушкой. Ее всегда окружала масса поклонников. Я же, страдая комплексом неполноценности, чувствовал, что недостаточно хорош для нее" 1.
Отсутствие уверенности в себе, в своих силах сопутствовало Армстронгу всю жизнь. Даже став одной из самых знаменитых звезд эстрады своего времени, Армстронг по привычке обращался за советами по вопросам, которые он мог прекрасно решить самостоятельно. Контрабасист Милт Хинтон, любимец публики и один из немногих джазистов, интересовавшихся историей музыки, рассказывал следующее:
"Поскольку Луи был, можно сказать, сиротой, он не мог получить такого образования, как "Барни" [Бигард. — Авт.] и Затти [Синглтон. — Авт.] . Одно время мы с "Барни" играли в оркестре Армстронга, и я помню, что, когда кто-то подходил к нему и говорил "я думаю, это надо делать вот так", Луи, как правило, сначала выжидательно смотрел на Бигарда, чтобы выяснить его мнение на этот счет. Если Армстронг видел, что "Барни" против, он обычно отвечал: "Нет, мы не будем так делать". По-моему, с такой же оглядкой он вел себя и по отношению к Затти" 2.
1 Armstrong L. Satchmo, p. 27.
2 Из стенограмм интервью, собранных Институтом по изучению джаза при Ратгерском университете. В дальнейшем ссылки на данный источник будут даны как "Материалы Института джаза".
При таком характере не удивительно, что Армстронг на самых ответственных этапах его карьеры позволял другим, часто малосведущим в музыке, людям принимать за него решения. Слишком часто он дрейфовал, направляемый другими людьми, многие из которых руководствовались своими личными интересами, вместо того чтобы, взяв весло, грести к собственному берегу. В чем же причина такой нерешительности Армстронга, его неуверенности в себе? Современная наука располагает убедительными данными, свидетельствующими о том, что у детей, воспитывающихся без отца, развивается комплекс неполноценности. Им постоянно кажется, что они хуже других и не имеют права требовать чего-то для себя. Именно таким и был Армстронг — застенчивым, вечно сомневающимся. Несмотря на свою жизнерадостность, умение нравиться окружающим, он часто чувствовал себя среди них неловко. Есть люди, которые считают, что обязаны опекать несчастных бездомных животных. Таков был и Армстронг, с той лишь разницей, что этими животными оказались члены его семьи. Говоря об этом синдроме, характеризующем психику Армстронга, трудно отделить причину от следствия. С одной стороны, гипертрофированное чувство долга было развито в нем оттого, что в детстве ему приходилось выполнять обязанности, превышавшие его возможности. С другой — нельзя исключить предположение, что он добровольно брал на себя эти обязанности, дабы поднять себя в собственных глазах, преодолеть чувство неполноценности, вызванное бегством отца и легкомыслием матери. Как бы то ни было, эта черта характера стала неотъемлемой частью его личности. Всю жизнь он испытывал потребность делать что-то за других.
Когда в 1930-х годах Армстронг стал хорошо зарабатывать, он начал раздавать деньги без счета направо и налево. Дело дошло до того, что после каждого выступления у дверей его уборной выстраивалась целая очередь старых музыкантов, случайных знакомых, просто людей, желавших быстро и легко решить свои денежные проблемы. В иные вечера его менеджеры должны были давать ему на эту благотворительность сотни долларов, а всего были розданы, наверное, сотни тысяч. "Барни" Бигард вспоминает, как однажды в 1950-х годах тромбонист "Дикки" Уэллс сказал своему приятелю: "Подожди, сейчас я покажу тебе, как надо добывать деньги". Он подошел к Армстронгу, рассказал ему душещипательную историю и вернулся с двадцатью пятью долларами 1. Когда материальные возможности Армстронга увеличились еще больше, он начал забрасывать своих менеджеров телеграммами с указанием купить тому или другому знакомому автомобиль. Тем, как правило, удавалось избежать этих ненужных расходов, но иногда Армстронг приходил в ярость от их нежелания считаться с его распоряжениями и категорически требовал, чтобы подарок был вручен. Как вспоминает "Барни", некоторые бывшие музыканты считали Армстронга неумным, даже дураком, но его это никогда не обижало. "Пусть они думают, будто я делаю глупости, — говорил он мне. — Ну почему я не могу дать бедным людям немного денег?" 2
1 Материалы Института джаза.
2 Там же.
Дураком Армстронг никогда не был. Просто он постоянно ощущал себя обязанным заботиться о тех, кто в чем-то нуждался. Это чувство зародилось в нем еще в детстве, когда ему приходилось играть роль отца для Мамы Люси, Мэйенн и даже для самого себя.
Наконец, во-вторых, было еще одно обстоятельство, оставившее неизгладимый след в личности Армстронга. С раннего детства его окружала страшная нищета и жестокое насилие. Еще не достигнув зрелого возраста, он стал свидетелем таких страстей, с которыми большинство из нас не встречается за всю жизнь. Обычно детей стремятся оградить от всего, что связано с сексом. В черном Сторивилле он ни для кого не был тайной. Нередко Армстронг видел убитых, плавающих в луже собственной крови посредине грязных улиц. На его глазах проститутки соблазняли своих клиентов, а их самих избивали сутенеры. На каждом шагу он сталкивался с обманом и воровством. Его постоянно окружали искалеченные наркотиками, алкоголем и болезнями люди. В зрелые годы Армстронг часто идеализировал свою молодость. Сентиментальное отношение к ней временами звучало и в его музыке. Но это не мешало ему видеть мир таким, каким он был на самом деле, и вести себя соответственно.
В молодые годы Армстронга легко было обмануть. Пользуясь его неопытностью, провинциальной наивностью, необразованностью, менеджеры часто обводили Луи вокруг пальца. Но с годами он стал искушенным, умудренным богатым жизненным опытом человеком. Армстронг так и не научился разбираться в политике, плохо ориентировался в деловых и юридических вопросах, не понимал, в чьих руках реальная власть и благодаря чему ею обладают, но людей он распознавал прекрасно и не питал по отношению к ним никаких иллюзий.
В детстве Армстронга окружали люди, привыкшие выражать свои чувства самым непосредственным образом. И дело не только в том, что жители негритянского гетто были более экспансивны и эмоциональны, чем, скажем, темнокожие креолы, но и в том, что свой хлеб насущный им приходилось добывать удовлетворением похоти и других страстей клиентов Сторивилла. Но удовольствие одних оборачивалось слезами других. Там швырялись деньгами, но щедрости сопутствовала алчность. Сторивилл требовал от каждого артиста чувствовать настроение публики и мгновенно реагировать на него. У музыкантов это развивало способность к импровизации, которая стала основой их исполнительской манеры. Все великие джазмены, в том числе Армстронг, Беше, Эллингтон, неоднократно говорили, что прошлое — какие-то мимолетные впечатления детства, воспоминания — помогает им импровизировать. "Дюк" Эллингтон особо подчеркивал, что "для музыканта память о пережитом в прошлом крайне важна. Это могут быть воспоминания о том, как в жаркую ночь собравшиеся во дворе пожилые люди поют при свете луны, или о чьих-то словах, сказанных много лет назад..." 1.
1 "New Yorker", July 8, 1944.
Воспоминания порождают чувства, которые в свою очередь влияют на музыку или даже непосредственно в ней воплощаются. У Армстронга была сильно развита память на чувства. Они легко всплывали из глубин его прошлого, и когда-то пережитое вновь вставало перед ним во всех подробностях. Не многие из нас обладают этим даром, и тем дороже он ценится. Не только музыка, но и сама личность Армстронга очаровывала публику. Он никогда не скрывал своих подлинных чувств, раскрывая самые глубокие уголки души. О нем можно сказать, что он жил с душой нараспашку.
Безусловно, в характере Армстронга уживалось много противоречивого. Даже когда он стал уже знаменит, его продолжали считать "робким" человеком. И действительно он был скромен, старался никого не обидеть. Но когда этот робкий, скромный человек выходил на эстраду и начинал хорус за хорусом исполнять страстную, как ракета рвущуюся в небо мелодию, он обретал такую уверенность, что многотысячная аудитория переставала замечать остальных музыкантов и для нее существовал только он. Армстронг обладал одной интересной особенностью, о которой позже мы еще будем говорить: несмотря на свою застенчивость, он всегда в конце концов добивался того, чего хотел. Так, ему удавалось накормить себя и Маму Люси. Он сумел завести дружбу с уличными вожаками, и те помогали ему, когда он нуждался в их помощи. Конечно, постоянные лишения, которые испытал Армстронг в детстве, не могли пройти бесследно, но ущерб, нанесенный ими его психике, оказался сравнительно небольшим.
С детства он обладал неистощимым запасом жизнелюбия — дар, который ценится столь высоко, что его воспевают поэты. Условия, в которых прошли юные годы Луи, могли бы сломить самых сильных мужчин и женщин. Армстронг выстоял. В детстве почти все было против него, и чудо уже то, что он вообще выжил.
Многие считали Армстронга слишком уж простым и наивным, поскольку он никогда не делал тайны из своих чувств и открыто говорил о таких вещах, о которых обычно предпочитают умалчивать. А между тем все дело просто в том, что Луи рос среди людей, для которых открытое проявление эмоций было совершенно нормальным состоянием. Жители Пердидо-стрит не скрывали свою радость, ревность, похоть или алчность. Таким же был и Армстронг.
Он был непосредственным, но вовсе не примитивным. Армстронг умел добиваться своей цели, умел побеждать. Среди парней Сторивилла у него была репутация "ловкого малого". В конечном счете он всегда находил выход из положения. И научила его этому жизнь в среде, где на каждом шагу необходимо проявлять энергию и напористость, умение ловчить.
Достарыңызбен бөлісу: |