Джон ло авантюрист и пророк



бет6/6
Дата23.06.2016
өлшемі375 Kb.
#154667
түріГлава
1   2   3   4   5   6

Министр


Короли Бурбоны оставляли потом­ству афоризмы. Генрих IV, согласно
легенде, сказал, что Париж стоит мессы. Людовик XIV выразил суть абсолютной монархии в знаменитой формуле: «Государство —это я». Людовик XV произнес не менее знаменитую фразу: «После нас —хоть потоп». Людовик XVI не оставил афоризма, может быть, потому, что
ему скоро отрубили голову, а может быть, потому, что был просто слишком незначителен. Как говорил Мирабо (сын маркиза-физиократа), в королевской семье Людовика XVI единственным мужчиной была королева Мария Антуанетта.

Людовик XV умер от оспы в мае 1774 г. Последние го­ды его жизни, были отмечены жестокой реакцией и кризисом финансов. Смерть деспота обычно несет после себя какие-то либеральные веяния, даже если на пороге власти стоит новый деспот. Так было после смерти Людовика XIV, а в России — после смерти Павла I и Николая I. Смерть старого короля вызвала во всей Франции вздох облегче­ния. Философы надеялись, что 20-летний король, человек мягкий и податливый, откроет наконец «эру разума», осу­ществит их идеи. Новую пищу этим надеждам дало высо­кое назначение Тюрго, который стал сначала морским министром, а через несколько недель занял пост генераль­ного контролера финансов и взял па себя руководство фактически всеми внутренними делами страны.

Много раз писали, что Тюрго попал в министры слу­чайно: его друг аббат Бери шепнул графине Морена, по­следняя нажала на своего супруга, фаворита нового ко­роля, и т. д. Это верно лишь отчасти. Действительно, назначение Тюрго было результатом интриг. Старая при­дворная лиса Морепа рассчитывал использовать в своих интересах его популярность и хорошо известную чест­ность. До идей и проектов Тюрго ему было мало дела.

Но это не вся история. Как никогда ранее, в стране ощущалась необходимость каких-то перемен. Это пони­мала даже феодально-аристократическая верхушка. Нужен был свежий человек, не связанный с придворной кама­рильей, не запятнанный казнокрадством. Такой человек нашелся — это был Тюрго. Беря на себя расчистку авгие­вых конюшен финансов и хозяйства страны, Тюрго отнюдь не льстил себя иллюзией, что это легкая задача. Но он рас­считывал на поддержку короля и получил обещание под­держки. Выходя 24 августа 1774 г. из кабинета короля, Тюрго попросил разрешения изложить для нега на бумаге основные принципы, которые он намерен проводить в жизнь.

Написанное в тот же день письмо Тюрго королю — за­мечательный документ. Хотя в нем, в сущности, излага­ются только простые и разумные принципы управления финансами, Тюрго заключает: «В то же время я понимаю все опасности, которым я себя подвергаю. Я предвижу, что мне придется одному бороться против злоупотреблений всякого рода; против усилий тех, кто извлекает пользу из этих злоупотреблений; против многих людей, наполнен­ных предрассудками, которые противятся любым рефор­мам и которые являются сильным орудием в руках тех, кто заинтересован в увековечении существующего беспо­рядка. Я должен буду бороться даже против естественной доброты, против великодушия вашего величества и самых дорогих для вас лиц. Меня будет бояться и даже ненави­деть подавляющая часть двора, все те, кто добивается милостей. Все отказы они будут приписывать мне; меня будут изображать жестоким человеком, потому что я со­ветую вашему величеству не обогащать за счет благосостояния народа даже тех, кого вы любите. А этот народ, ради которого я пожертвую собой, так легко обмануть, что, может быть, я вызову его ненависть именно теми мерами, которые я предприму, чтобы избавить его от притеснений. На меня будут клеветать, и, возможно, эта клевета будет достаточно правдоподобной, чтобы лишить меня доверия вашего величества»1.

Не слишком ли это напыщенно? Пожалуй, нет! Ведь Тюрго здесь удивительно точно предсказал ход событий. Он с полным сознанием взял на плечи ношу и понес ее, не сгибаясь под ней. Его путь был путь смелых буржуаз­ных реформ, которые в глазах Тюрго были необходимы с точки зрения общечеловеческого разума и прогресса.

Маркс писал: «Тюрго был великим человеком, ибо он соответствовал своему времени...»1. И в другой работе: «Он был одним из интеллектуальных героев, свергнувших ста­рый режим...»2.

Что же сделал Тюрго, будучи министром? Невероятно много, если учесть короткий срок его деятельности и ог­ромные трудности, на которые он наталкивался. Очень мало, если судить по конечным, долговременным резуль­татам. Однако именно неудача Тюрго имела революцион­ное значение. Если такой человек, как Тюрго, не смог про­вести реформы, значит, реформы были невозможны. По­этому от реформ Тюрго прямая дорога ведет к взятию Бастилии в 1789 г. и к штурму дворца Тюильри в 1792-м.

Самой насущной задачей, за которую с первого дня взялся Тюрго, было оздоровление финансов государства. Он имел долгосрочную программу, включавшую такие радикальные реформы, как ликвидация системы налоговых откупов и обложение доходов от земельной собственности. Эту программу Тюрго не стремился оглашать, хо­рошо понимая, как будут на нее реагировать заинтересо­ванные круги. Пока же он с большой настойчивостью про­водил многочисленные частные меры, устраняя самые вопиющие нелепости и несправедливости в налоговой си­стеме, облегчая бремя налогов для промышленности и торговли, прижимая налоговых откупщиков. С другой стороны, Тюрго попытался ограничить расходы бюджета, из которых главным было содержание двора. Здесь его воля скоро столкнулась с капризной и злой волей расто­чительной Марии Антуанетты. Тюрго удалось добиться некоторого улучшения в бюджете и восстановления кре­дита государства. Но зато число врагов министра быстро увеличивалось, а их активность возрастала.

Важным экономическим мероприятием Тюрго было вве­дение свободной торговли зерном и мукой и ликвидация монополии, которую захватили при поддержке прежнего министра ловкие проходимцы. Эта в принципе прогрес­сивная мера создала, однако, для него большие осложне­ния. Урожай 1774 г. был небогатый, и следующей весной цены на хлеб заметно поднялись. В нескольких городах, особенно в Париже, произошли народные волнения. Хотя доказать это никому не удалось, есть основания полагать, что волнения были в большой мере спровоцированы и орга­низованы врагами Тюрго с целью подорвать его положе­ние. Министр твердой рукой подавил беспорядки. Возмож­но, он полагал, что народ не понял собственного интереса и ему надо объяснить этот интерес любыми средствами. Все это было использовано против Тюрго его недругами, в число которых тайно перешел и Морена: чем дальше, тем больше он опасался Тюрго и завидовал ему.

А Тюрго, не оглядываясь, шел дальше. В начале 1776 г. он добился одобрения королем знаменитых шести эдик­тов, которые более, чем все принятые ранее меры, подры­вали феодализм. Важнейшими из них были два: об отмене дорожной повинности крестьян и об упразднении ремесленных цехов и гильдий. Второй эдикт Тюрго не без оснований рассматривал как необходимое условие быстрого роста промышленности и сословия капиталистических предпринимателей. Эдикты натолкнулись на ожесточенное сопротивление, центром которого стал парижский пар­ламент,— они могли стать законами лишь после так на­зываемой регистрации парламентом. Борьба продолжалась более двух месяцев. Лишь 12 марта Тюрго добился реги­страции, и законы вступили в силу.

Это была его последняя, в сущности пиррова, победа. Все силы старого порядка теперь сплотились против мини­стра-реформатора: придворная камарилья, высшее духо­венство, дворянство, судейское сословие и цеховая буржуазия.

Народ в какой-то степени понимал демократический смысл реформ Тюрго. Крестьяне радовались избавлению от ненавистной барщины на королевских дорогах, по едва ли слышали его имя. Более грамотные парижские подма­стерья и ученики ликовали и славили Тюрго в куплетах. Но народ был далеко внизу, а враги — рядом и наверху. Веселые куплеты подмастерьев вместе с дельными статья­ми физиократов тонули в мутном потоке злобных памфле­тов, издевательских стишков и карикатур, который захле­стнул Париж. Пасквилянты изображали Тюрго то злым гением Франции, то беспомощным и непрактичным фило­софом, то марионеткой в руках «секты экономистов». Толь­ко на неподкупную честность Тюрго они не посягали: таким обвинениям никто бы не поверил.

Вся эта кампания направлялась и финансировалась придворной кликой. Другие министры составляли заговоры против Тюрго. Королева истерично требовала от Людовика отправить его в Бастилию. Брат короля выпустил один из самых ядовитых пасквилей.

В этом содоме непреклонно твердый, гордый и одино­кий Тюрго поистине представлял величественную и траги­ческую фигуру.

Его падение стало неизбежным. Людовик XVI наконец уступил нажиму, которому он давно подвергался с разных сторон. Король не решился в глаза сказать своему мини­стру об отставке: приказание сдать дела принес Тюрго королевский посланец. Это произошло 12 мая 1776 г. Боль­шинство проведенных им мер, в частности указанные вы­ше эдикты, были вскоре полностью или частично отме­нены. Почти все пошло по-прежнему. Единомышленники и помощники Тюрго, которых он привлек к работе в государственном аппарате, ушли вместе с ним, а некоторые были высланы из Парижа. Надежды физиократов и энци­клопедистов рухнули. 82-летний Вольтер писал в Париж из своего добровольного изгнания: «О, какую новость я слышу! Франция могла бы быть счастлива. Что с нами будет? Я потрясен. После того, как Тюрго покинул свой пост, я ничего не вижу для себя впереди, кроме смерти. Этот удар грома поразил меня в голову и в сердце».


Человек

Хотя Тюрго еще не было 50 лет, здо­ровье его было сильно расстроено. Особенно мучили его приступы подагры. Из 20 месяцев, которые он был министром, он семь месяцев провел в постели. Тем не менее его работа не прерывалась ни на один день: он диктовал проекты законов, доклады и письма, принимал чиновников, инструктировал помощников. В кабинет короля его иногда носили в портшезе.

Он и далее презирал болезнь, хотя она упорно пре­следовала его. Часто он мог ходить только па костылях, которые с мрачным юмором называл «мои лапы». Впрочем, умер он от болезни печени. Это случилось в мае 1781 г., ровно через пять лет после отставки.

Друзей поражало спокойствие духа, с которым Тюрго переносил свою опалу и крах его реформ. Он мог шутить даже по поводу вскрытия цензорами его писем. Казалось, он удалился в частную жизнь с удовольствием: в течение 15 лет, пока он был интендантом и министром, ему не хва­тало времени на книги, научные занятия и общение с друзьями. Теперь он получил это время.

В июне 1776 г. он пишет своему секретарю и другу Кайяру: «Досуг и полная свобода представляют собой главный чистый продукт двух лет, которые я провел в министерстве. Я постараюсь использовать их (досуг и свободу) с приятностью и пользой».

В письмах Тюрго последних лет множество упомина­ний о его библиотеке, которую он за несколько месяцев до смерти разместил в купленном им новом дома. Во многих письмах он обсуждает вопросы литературы и музыки, гово­рит о своих занятиях физикой и астрономией.

В 1778 г. в качестве годичного президента Академии надписей и изящной словесности он торжественно вводит в число академиков своего нового друга — Франклина. Для Франклина, как посла восставших американских ко­лоний, он пишет свое последнее экономическое сочине­ние— «Мемуар о налогах». Американские дела в эти годы сильно волнуют его, как и все французское общество. С всегда свойственным ему оптимизмом он надеется, что заокеанская республика избегнет ошибок и пороков дрях­лой феодальной Европы.

Тюрго — постоянный гость в салонах своего старого друга герцогини д'Анвиль и вдовы философа мадам Гель­веции, где собираются самые свободомыслящие и просве­щенные люди. Разум великого поклонника человеческого разума оставался острым и ясным до последнего дня.

Тюрго был в жизни несколько суровым и суховатым человеком. Недостаток гибкости, излишнюю прямолиней­ность ему порой ставили в упрек. Это, видимо, затрудняло иногда даже близких к нему людей и отпугивало людей мало знакомых.

Особенно его раздражали в людях лицемерие, легко­мыслие, непоследовательность. Придворных манер Тюрго не имел и не усвоил. Версальских шаркунов, пишет его биограф Д. Дании, смущала и пугала одна его внешность — «пронизывающие темные глаза, массивный лоб, величе­ственные черты, сама посадка головы и достоинство, как у римской статуи».



В Версале он пришелся в буквальном смысле не ко двору. Обладая многими талантами, он не имел того дара, о котором говорил Талейран: использовать язык не для того, чтобы изъяснять свои мысли, а чтобы скрывать их.


1 F. Zweig. Economic Ideas, A Study in Historical Perspectives. N. Y., 1950, p. 87

1 J. Law. Oeuvres completes, publ. par P. Harsin, t. 1. P., 1934, p. 14—16.

2 J. Law. Oeuvres completes, publ. par P. Harsin, t. 1. p. 46.

1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 25. Ч. 1. С. 485.

1 J. Law. Oeuvres completes, publ. par P. Harsin, t. 2. P., 1934, p. 266.

1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 23. С. 642.

1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 4. С. 426.

1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 12. С. 33.

1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 26. Ч. 1. С. 31.

1 Маркс говорит о периоде с 1691 по 1752 г.: от выхода работ Локка и Норса, развивавших идеи Петти, до публикации главных экономических сочинений Юма, близкого предшественника Смита.

2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 20. С. 246.

3 Дж. М. Тревельян. Социальная история Англии. М., Изд-во иностр. лит., 1959, стр. 314.

1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 12. С. 710.

1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 23. С. 629.

2 В. Mandeville. The Fable of the Bees. Or, Private Vices, Publis Benefits. With an Essay on Charity and Charity-Schools. And a Search into the Nature of Society, the 5th ed. L., 1728, p. 3.

3 Ibid, p. 10.

4 В. Mandevllle. The Fable of the Bees... p. 18.

1 Стихотворный перевод отрывка сделан мной. В своем пере­воде книги Кейнса “Общая теория занятости, процента и денег”, где приводится обширный текст Мандевиля, профессор Н. Н, Лю­бимов изложил стихи прозаическим подстрочником.

2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 26. Ч. 1. С. 394, 395.

1 Локк был ближайшим другом Ньютона. Я не касаюсь здесь биографии Локка не только ради экономии места, но и потому, что он в первую очередь принадлежит истории философии.

1


1 Цит.: по R.L. Meek. Studiec in the Labour Theory of Value. L., 1956. p. 42-43.

1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 20. С. 16.

1 А. Токвиль. Старый порядок и революция. М., 1898, стр. 178.

1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. I, стр. 346.

2 По другим данным, термин ввел его ближайший ученик и последователь Дюпон де Немур, о котором речь еще будет ниже.

1 Так называли школу физиократов, причем в это слово ча­сто не вкладывалось никакого дурного смысла или иронии, а име­лась в виду лишь тесная идейная связь между последователями Кенэ. Адам Смит, относившийся к Кенэ с величайшим уважением, тоже пишет в “Богатстве народов” о секте.

1 К. Маркс m Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. I, стр. 14.

1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. I, стр. 12.

2 Ф. Кенэ. Избранные экономические произведения. М., Соцэкгиз, 1960, стр. 360.

1 J. A. Schumpeter. History of Economic Analysis, p. 234.

2 Латинское выражение, означающее главный труд, сочине­ние, обобщающее все работы и взгляды автора, труд жизни.

1 Цит. по “Frangois Quesnay et la physiocratie”, t. 1. P., 1958, p. 260.

2 После революции Дюпон эмигрировал в США, где его сын создал семейную фирму, из которой в последствии выросла гигантская химическая монополия «Э. И. Дюпон де Немур энд компани».

1 Д. И. Розенберг. История политической экономии, т. I. M., Соцэкгиз, 1940, стр. 88.

2 Мэтр, учителью

1 В. С. Немчинов. Экономико-математические методы и моде­ли. М., «Мысль», 1965, стр. 175, 177.

2 В этом письме Маркс еще считает, наоборот, первым подраз­делением производство жизненных средств. В. С. Немчинов отме­чает, что Маркс поступает так, «как бы следуя в этом за физио­кратами».

1 Мировоззрение, признающее бога как причину, исходное на­чало мира, но отвергающее религию как систему догм, обрядов и т. п. В XVIII в. деизм был, по выражению Маркса, удобной фор­мой избавления от религии.


1 Цит. по D. Dakin. Turgot and the Anclen Regime in France. N. Y., 1965, p. 37.


1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 26, ч. I, стр. 25.

1 А.Р. Тюрго. Избранные экономические произведения. М.: Соцэкгиз, 1961. С. 129.

2 Там же. С. 131.

1 Тюрго особо оговаривает также страховой фонд, который должен выделяться из стоимости продукта на случай непредвиденных затрат (падеж животных и т.п.).

1 Цит. по D. Dakin. Turgot and the Ancien Regime in France
p. 133—134.

1 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 3, стр. 530.

2 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 15, стр. 384.


Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет