Дмитрий Глуховский метро 2034

- Спасти от кого? От чего? Болезнь неизлечима, ты слышала, - горько отозвался старик.

- От твоего друга. Он страшнее любой болезни. Смертельнее, - девчонка вздохнула. - Болезни хотя бы оставляют надежду. Кто-то всегда выздоравливает. Один на тысячу.

- Каким образом? Почему ты думаешь, что сможешь? - внимательно посмотрел на нее Гомер.

- У меня уже получалось, - неуверенно ответила она.

Не переоценивает ли девчонка свои силы? Не обманывает ли себя, приписывая черствому и безжалостному бригадиру взаимность? Гомеру не хотелось обескураживать Сашу, но лучше было предупредить ее сейчас.

- Знаешь, что я нашел в его палате? - старик осторожно достал из кармана искалеченную пудреницу и передал ее Саше. - Это ты ее так?

- Нет, - та покачала головой.

- Значит, это Хантер...

Девушка медленно раскрыла коробочку, нашла свое отражение в одном из стекольных осколков. Задумалась, вспомнила свой последний разговор с обритым и слова, произнесенные им в полумраке, когда она пришла дарить ему нож. Вспомнила и лицо Хантера, когда он тяжело шагал к ней, весь окровавленный, чтобы занесшая свои лезвия химера бросила Сашу и убила его самого...

- Это он не из-за меня. Это из-за зеркала, - решительно сказала она.

- Оно здесь причем? - приподнял брови старик.

- Ты сам говорил, - Саша захлопнула крышку. - Иногда полезно увидеть себя со стороны. Помогает много о себе понять, - она передразнила менторский стариковский тон.

- Считаешь, что Хантер не знает, кто он есть? Или что до сих пор переживает из-за своего вида? Потому и разбил? - Гомер снисходительно хмыкнул.

- Дело не во внешности, - девчонка прислонилась спиной к колонне.

- Хантер прекрасно знает, кто он такой. И, видимо, просто не любит, когда ему об этом напоминают, - ответил сам себе старик.

- А может, он сам об этом забыл? - возразила она. - Мне иногда кажется, что он все время старается что-то вспомнить. Или... что он прикован цепью к тяжелой вагонетке, которая катится под уклон, в темноту, и никто не поможет ему ее остановить. Я это объяснить не могу. Просто смотрю на него и чувствую, - Саша нахмурилась. - Никто этого не видит, а я вижу. Я поэтому тогда тебе сказала, что нужна ему.

- То-то он тебя бросил, - жестоко ткнул ее Гомер.

- Это я его бросила, - девчонка упрямо насупилась. - А теперь должна догнать, пока не поздно. Они все еще живые. Их можно еще спасти, - как заведенная, повторила она. - И его тоже еще можно спасти.

- Его-то тебе от кого спасать? - вскинул подбородок Гомер.

Она посмотрела на него недоверчиво - неужели старик так ничего и не понял, несмотря на все ее усилия? И невероятно серьезно ответила ему:

- От человека в зеркале.

* * *

Саша, рассеянно ковырявшая вилкой грибное жаркое, вздрогнула. Рядом с ней с подносом в руках стоял зеленоглазый музыкант. Старик куда-то отошел, и его место сейчас пустовало.

- Да.

- Всегда можно найти решение! - он поставил свой поднос и, резво подхватив за соседним столом свободный табурет, уселся слева от Саши прежде, чем та успела запротестовать.

- Дедушка наругает? - с понимающим видом подмигнул музыкант. - Позвольте представиться. Леонид.

- Он мне не дедушка, - Саша почувствовала, как к щекам приливает кровь.

- Даже так?.. - Леонид набил рот до отказа и восхищенно выгнул бровь.

- Ты наглый, - отметила она.

- Я напористый, - он назидательно воздел вилку кверху.

- Слишком уверен в себе, - Саша улыбнулась.

- Я вообще верю в людей, ну и в себя в частности, - невнятно пробормотал он, жуя.

Вернулся старик, постоял за спиной у самозванца, скорчил недовольную гримасу, но все же уселся на свой табурет.

- Саша, тебе не тесно? - сварливо поинтересовался он, глядя мимо музыканта.

- Саша! - торжествующе повторил тот, отрываясь от миски. - Очень приятно. Меня, напомню, зовут Леонид.

- Николай Иванович, - покосившись на него, хмуро сказал Гомер. - А что вы за мелодию сегодня исполняли? Кажется знакомой…

- Ничего удивительного, я уже третий день ее тут исполняю, - нажимая на последнее слово, отозвался тот. - А вообще собственного сочинения.

- Твоего? - Саша отложила приборы. - А как называется?

- Никак не называется, - Леонид пожал плечами. - Над названием я как-то не думал. А потом, как это в буквы переложить? Да и зачем?

- Красиво очень, - призналась девушка. - Просто необыкновенно красиво.

- Тогда могу назвать в твою честь, - не растерялся музыкант. - Ты заслуживаешь.

- Не надо, - она покачала головой. - Пусть лучше без названия будет. В этом есть смысл.

- В том, чтобы посвятить ее тебе, тоже есть определенный смысл, - он засмеялся было, но подавился и закашлялся.

- Ну, готова? - старик взял Сашин поднос и поднялся. - Пора. Вы уж извините нас, молодой человек…

- Ничего! Я уже доел. Разрешите немного проводить девушку?

- Мы уезжаем, - резко произнес Гомер.

- Здорово! Я тоже. На Добрынинскую, - музыкант напустил на себя невинный вид. - Нам не по пути?

- По пути, - неожиданно для самой себя ответила Саша, стараясь не глядеть в сторону Гомера, и все соскакивая глазом на Леонида.

В нем была какая-то легкость, незлобивая смешливость. Будто мальчишка, фехтующий прутиком, он наносил легкие небольные уколы, на которые не получалось толком злиться, кажется, даже у старика. А свои намеки он преподносил Саше так деланно, так забавно, что она и не думала принимать их всерьез... А что плохого в том, что она ему нравится?

И потом, в его музыку она влюбилась задолго до того, как познакомилась с ним самим. А соблазн взять с собой в дорогу это волшебство был слишком велик.

* * *

Все дело в музыке, не иначе. Чертов юнец словно гаммельнский крысолов подманивал невинные души своей холеной флейтой и использовал свой дар, чтобы портить всех девок, до которых мог дотянуться. Вот он пробовал добраться и до Александры, а Гомер даже не знал, что с этим делать!

Гомер был вынужден признать, что его дипломатические способности им оказались кстати: мотодрезина, на которой они прибыли на Павелецкую, пропала из отстойника одновременно с исчезновением Хантера, а путь в обход мог занять и неделю.

Но больше всего старика насторожила та легкость, с которой фигляр сорвался с хлебной станции и распрощался со всеми сбережениями, только чтобы отправиться в туннели за его Сашей. В ином случае такая легкость говорила бы о влюбленности, но здесь старику виделась сплошная несерьезность намерений и привычка к скорым победам.

Да, мало по малу Гомер превращался в ворчливую дуэнью… Но у него были основания для бдительности и повод для ревности. Единственное, чего ему сейчас не хватало - чтобы его чудом обретенная вновь муза сбежала с бродячим музыкантом! С совершенно лишним, надо сказать, героем, для которого в его романе не было заготовлено места, а он приволок собственный табурет и по-хамски уселся ровно посередине.

- Неужели на всей Земле совсем никого не осталось?

Их троица уже шагала к Добрынинской в сопровождении трех караульных: правильно распорядившись патронами, можно было сделать явью самые смелые грезы.

Девчонка, только что взахлеб рассказывавшая о своем походе на поверхность, осеклась и погрустнела. Гомер переглянулся с музыкантом: кто первым бросится ее утешать?

- Есть ли жизнь за МКАДом? - хмыкнул старик. - Новое поколение тоже задается этим вопросом?

- Конечно, есть, - уверенно заявил Леонид. - Дело не в том, что больше никто не выжил, просто связи нет!

- Ну я вот, например, слышал, что где-то за Таганской есть тайный ход, который выводит в один любопытный туннель, - начал старик. - Обычный вроде бы туннель, шесть метров в диаметре, только без рельсов. Залегает глубоко, метрах на сорока или даже пятидесяти. Уходит далеко на восток…

- Это не тот ли туннель, который ведет к уральским бункерам? - перебил его Леонид. - И это история про человека, который случайно забрел в него, потом вернулся с запасом еды и…

- Шел неделю с короткими привалами, потом у него стала заканчиваться провизия, и ему пришлось повернуть обратно. Туннелю не было еще видно ни конца, ни края, - скомканно, сбившись с былинной интонации, закончил Гомер. - Да, по слухам, к уральским бункерам. Где еще может оставаться кто-то живой.

- Это вряд ли, - зевнул музыкант.

- Еще знакомый в Полисе рассказывал как-то о том, что один из местных радистов наладил связь с экипажем танка, который успели задраить и уйти в такую глушь, что никому даже и в голову не пришло ее бомбить... - демонстративно обращаясь к Саше, продолжил старик.

- Ну да, - покивал Леонид. - Тоже известная история. Когда у них кончилась соляра, они вкопали танк в землю на холме, а вокруг него выстроили целый хутор. И еще несколько лет по вечерам разговаривали по радио с Полисом.

- Пока приемник не сломался, - раздраженно досказал Гомер.

- Ну, а про подводную лодку? - потянулся его соперник. - Про атомную лодку, которая была в дальнем походе и, когда начался обмен ударами, просто не успела выйти на боевые позиции. А когда всплыла, все уже давно было кончено. И тогда экипаж поставил ее на вечный прикол неподалеку от Владивостока…

- И от ее реактора до сих пор питается целый поселок, - встрял старик. - Полгода назад я встречал человека, который утверждал, что он - первый помощник капитана этой лодки. Говорил, что всю страну пересек на велосипеде и добрался-таки до Москвы. Три года ехал.

- Прямо лично с ним разговаривали? - вежливо удивился Леонид.

- Лично, - огрызнулся Гомер.

Легенды всегда были его коньком, и он просто не мог позволить молодому нахалу заткнуть себя за пояс. Оставалась у него в запасе и еще одна история, сокровенная. Он-то намеревался рассказать ее совсем по другому случаю, а не тратить попусту в никчемном споре… Но глядя, как Саша смеется очередной шутке этого пройдохи, решился-таки.

- А про Полярные Зори не слышали?

- Какие зори? - обернулся к нему музыкант.

- Ну как же? - сдержанно улыбнулся старик. - Крайний Север, Кольский полуостров, город Полярные Зори. Богом забытое место. До Москвы тысячи полторы километров, до Петербурга - не меньше тысячи. Поблизости разве что Мурманск с его морскими базами, но и до него прилично.

- Словом, глухомань, - подбодрил его Леонид.

- Вдалеке от крупных городов, от секретных заводов и военных баз. Вдалеке от всех основных целей. Те города, которые наша противоракетная оборона защитить не могла, были стерты в пыль и пепел. Те, над которыми был щит, где успели сработать перехватчики, -

старик посмотрел вверх, - сами знаете. Но были ведь и места, по которым никто не целился… Потому что угрозы они никакой собой не представляли. Полярные Зори, например.

- До них и сейчас-то дела никому нет, - отозвался музыкант.

- И зря, - отрезал старик. - Потому что рядом с городом Полярные Зори находилась Кольская атомная электростанция. Была одной из мощнейших в стране. Чуть ли не весь Север энергией обеспечивала. Миллионы людей. Сотни предприятий. Я ведь сам из тех мест, архангельский. Знаю, что говорю. И на станции этой школьником еще бывал, на экскурсии. Настоящая крепость, государство в государстве. Своя маленькая армия, собственные угодья, хозяйство подсобное. Могли существовать в автономном режиме. Случись хоть ядерная война - ничего в их жизни не переменится, - невесело усмехнулся он.

- И что вы хотите сказать…

- Петербурга не стало, Мурманска не стало, Архангельска. Миллионы людей сгинули, предприятия - вместе с городами… В пыль и пепел. А город Полярные Зори остался. И Кольская АЭС не пострадала. Вокруг на тысячи километров - только снег, снег и ледяные поля, волки да белые медведи. Связи с центром нет. А у них достаточно топлива, чтобы большой город снабжать не год, и не два. А самим, наверное, вместе даже с Полярными Зорями, лет на сто хватит. Перезимуют легко.

- Это же настоящий ковчег… - прошептал Леонид. - И когда потоп закончится, и воды схлынут, с вершины горы Арарат…

- Именно, - кивнул ему старик.

- Откуда вам об этом известно? - в голосе музыканта не оставалось больше ни иронии, ни скуки.

- Пришлось как-то и мне радистом работать, - уклончиво ответил Гомер. - Очень уж хотелось найти хоть одного живого человека в родных местах.

- Долго ли они там протянут, на севере?

- Уверен. В последний раз я, правда, на связь года два назад выходил. Но вы представляете, что это значит - еще целый век с электричеством? В тепле? С медицинским оборудованием, с компьютерами, с электронными библиотеками на дисках? Вам-то уже неоткуда знать… На все метро компьютеров две штуки, и те как игрушки только. И это столица, - горько усмехнулся старик. - А если где-то еще и остались люди - не одиночки, я имею в виду, а хотя бы поселки… У них ведь уже давно семнадцатый век снова наступил, и это в лучшем случае, а то уже и вовсе - каменный. Лучины, скотина, колдовство, каждый третий при родах умирает. Счеты и берестяные грамоты. И кроме ближайших двух хуторов в мире больше ничего нет. Глушь, безлюдье. Волки, медведи, мутанты. Да вся современная цивилизация, - старик кашлянул, озираясь вокруг, - на электричестве строится. Иссякнет энергия, сгниют станции, и все. Веками миллиарды человек это здание по кирпичику возводили, и все прахом. Начинай сначала. Да и получится ли? А тут отсрочка в целое столетие! Правильно вы сказали, Ноев ковчег. Почти неограниченный запас энергии! Нефть ведь еще надо добывать и перерабатывать, газ - бурить и по трубам на тысячи километров гнать! Что же, назад - к паровым двигателям? Или еще дальше? Я тебе вот что скажу, - взял он Сашу за руку. - Людям-то ничего не грозит. Люди живучи как тараканы. А вот цивилизация… Ее бы сохранить.

- А у них прямо-таки цивилизация?

- Будьте спокойны. Инженеры-атомщики, техническая интеллигенция. А уж условия у них точно лучше наших с вами. За два десятка лет Полярные Зори выросли прилично. Они поставили радио на вечный повтор: “Всем выжившим…” и координаты. Говорят, и до сих пор люди сползаются…

- Почему я об этом никогда не слышал? - пробормотал музыкант.

- Мало кто слышал. Отсюда их волну трудно поймать. Но вы попробуйте как-нибудь, если у вас найдется пара свободных лет, - старик ухмыльнулся. - Позывной “Последняя гавань”.

- Я бы знал, - серьезно покачал головой тот. - Я собираю такие случаи… А что, неужели все мирно было?

- Как сказать… Вокруг глушь, если и были еще села и городки какие-то рядом, быстро одичали. Случалось, нападали варвары. Ну и звери, конечно, если их так можно назвать. Но им арсеналов хватало. Круговая оборона, защищенный периметр. Колючая проволока под напряжением, сторожевые вышки. Настоящая крепость, говорю же. А за первое десятилетие, самое лихое, они еще одну стену успели возвести, частокол из бревен. Вокруг все обследовали… До Мурманска доходили, двести километров. Воронка там оплавленная вместо Мурманска. Собирались даже экспедицию организовывать на юг, к Москве… Я их отговаривал. К чему пуповину перерезать? Вот спадет фон, можно будет новые земли осваивать - тогда… А пока тут делать нечего. Кладбище и кладбище, - Гомер вздохнул.

- Забавно будет, - сказал вдруг Леонид, - если человечество, которое уничтожило себя атомом, им же и спасется.

- Мало забавного, - сурово взглянул на него старик.

- Это как огонь, похищенный Прометеем, - пояснил тот. - Боги запретили ему передавать огонь людям. Он-то хотел вытащить человека из грязи, темноты и прозябания…

- Я читал, - язвительно оборвал его Гомер. - “Мифы и легенды Древней Греции”.

- Пророческий миф, - заметил Леонид. - Не случайно боги были против. Знали, чем все кончится.

- Но именно огонь сделал человека человеком, - возразил старик.

- Считаете, без электричества он снова превратится в животное? - спросил музыкант.

- Считаю, что без него мы на двести лет назад откатимся. А учитывая, что выжил один из тысячи, и что все заново надо отстраивать, покорять, изучать - на все пятьсот. А может, никогда уже не наверстаем. Что, не согласны?

- Согласен, - ответил Леонид. - Но разве все дело только в электричестве?

- А как по-вашему? - в запале всплеснул руками Гомер.

Музыкант смерил его странным долгим взглядом и пожал плечами.

Молчание затянулось. Такой исход разговора Гомер мог вполне засчитать за свою победу: девчонка наконец перестала пожирать наглеца глазами и задумалась о чем-то своем. Но, когда до станции оставалось уже совсем немного, Леонид неожиданно произнес:

- Ну что же. Давайте тогда и я вам расскажу одну историю.

Старик как мог изобразил утомление, но ответил милостивым кивком.

- Говорят, где-то за станцией Спортивной и перед разрушенным Сокольническим мостом от основного туннеля резко вниз уходит тупиковая ветка. Заканчивается она решеткой, за которой - закрытые наглухо гермоворота. Ворота не раз пытались открыть, но это никогда ни к чему не приводило. И если к ним отправлялись одинокие путники, назад они почти никогда не возвращались, а их тела находили совсем в других концах метро.

- Изумрудный город? - скривился Гомер.

- Всем известно, - не обращая на него внимания, продолжал Леонид, - что Сокольнический метромост рухнул в первый же день, и все станции за ним оказались отрезаны от метро. Принято считать, что никто из оставшихся по ту сторону моста не спасся, хотя и этому доказательств нет никаких.

- Изумрудный город, - нетерпеливо махнул рукой Гомер.

- Всем также известно, что Московский университет был построен на зыбком грунте. Держалось огромное здание на нем только благодаря тому, что в его подвалах работали мощные холодогенераторы, которые замораживали болотистую почву. Без них оно давно должно было сползти в реку.

- Избитый аргумент, - понимая, к чему тот ведет, успел вставить старик.

- Прошло уже двадцать с лишним лет, однако заброшенное здание почему-то стоит на месте…

- Байка это, вот почему!

- Ходят слухи, что под Университетом - не какой-нибудь подвал, а большое стратегическое бомбоубежище на десять этажей вниз, в которых не только холодогенераторы, но и собственный атомный реактор, и жилые помещения, и соединения с ближайшими станциями метро, и даже с Метро-2, - Леонид сделал Саше страшные глаза, заставив ее улыбнуться.

- Ничего нового я пока не услышал, - презрительно отвесил ему Гомер.

- Говорят, там настоящий подземный город, - мечтательно продолжал музыкант. - Город, жители которого - а они, разумеется, вовсе не погибли, - посвятили себя собиранию по крупицам утерянных знаний и служению прекрасному. Не скупясь на средства, они посылают экспедиции в уцелевшие картинные галереи, в музеи и в библиотеки. А детей своих воспитывают так, чтобы те не утратили чувства красоты. Там царит мир и гармония, там нет других идеологий, кроме просвещения и других религий, кроме искусства. Там нет убогих стен, крашенных в два кондовых цвета масляной краской - они все расписаны чудесными фресками. Из динамиков вместо собачьего лая команд и сирен тревоги доносятся Берлиоз, Гайдн и Чайковский. И любой, представьте, способен цитировать Данте по памяти. И вот именно этим-то людям и удалось остаться такими, как раньше. Даже нет, не такими, как в двадцать первом веке, а как в античные времена... Ну, вы читали ведь в «Мифах и легендах»... - музыкант улыбнулся старику как слабоумному. - Свободными, смелыми, мудрыми и красивыми. Справедливыми. Благородными.

- Ничего подобного никогда не слышал! - Гомер надеялся только, что хитрый дьявол не подкупит этим девочку.

- В метро, - Леонид внимательно посмотрел на старика, - это место называют Изумрудным городом. Но его жители, по слухам, предпочитают другое именование.

- И какое?! - распалился Гомер.

- Ковчег.

- Чушь! Полная чушь! - старик фыркнул и отвернулся.

- Разумеется, чушь, - флегматично отликнулся музыкант. - Это же сказка…

* * *

Добрынинская была погружена в хаос.

Из параллельного туннеля выглядывала грузовая дрезина, на которую были как придется навалены трупы. Военные санитары в фартуках перетаскивали тела на платформу, укладывали их на брезент: у одного голова отдельно, у другого на лице живого места не осталось, у третьего выпущены кишки …

Гомер закрыл Саше глаза. Леонид набрал воздуха в грудь и отвернулся.

- Что случилось? - перепуганно спросил у санитаров один из приданных троице караульных.

- Наш дозор с большой развязки, с главной ССП. Весь тут, до единого. Никто не ушел. И неясно, кто сделал, - санитар вытер ладони о фартук. - Братишка, прикури мне, а? А то руки трясутся…

Главная ССП. Ветка-паук, отходящая за Павелецкой-радиальной и объединяющая четыре сразу линии - Кольцо, серую, оранжевую и зеленую. Гомер предполагал, что Хантер выберет именно этот путь, кратчайший, но охраняемый усиленными нарядами Ганзы.

Ради чего такое кровопролитие?! Первыми ли они открыли по нему огонь, или даже не успели разглядеть его в туннельной тьме? И где он сейчас? О боже, еще одна голова... Как он мог такое сотворить?..

Гомер вспомнил о расколотом зеркале и о Сашиных словах. Неужели она права? Возможно, бригадир противостоял сам себе, стараясь удержаться от лишних убийств, но не умея обуздать себя? И, разбивая зеркало, он действительно хотел ударить того уродливого, страшного человека, в которого постепенно превращался...

Нет. Хантер увидел в нем не человека, а настоящее чудовище. Его он и пытался поразить. Но только раздробил стекло, превратив одно отражение – в десятки.

А может... Старик проследил взглядом путь санитаров от дрезины к платформе... Восьмой, последний. Может быть, как раз из зеркала все еще тоскливо смотрел человек? Прежний Хантер?

А тот... Другой... уже был снаружи?

Глава 14 «Что еще?»      

            “И действительно, что делает человека человеком?

            Он бродит по земле уже больше миллиона лет, но магическая трансформация, превратившая хитроумное стайное животное в нечто совершенно иное, невиданное, произошла с ним каких-то десять тысяч лет назад. Подумать только, девяносто девять сотых всей своей истории он ютился по пещерам и глодал сырое мясо, не умея согреться, создать инструменты и настоящее оружие, не умея даже толком говорить! Да и чувствами, которые он был способен испытывать, человек не отличался от обезьян или волков: голод, страх, привязанность, забота, удовлетворение…

            Как он смог вдруг за считаные века научиться строить, мыслить и записывать свои мысли, изменять окружающую материю и изобретать, зачем понадобилось ему рисовать, и как он открыл музыку? Как смог покорить весь мир и переустроить его по своей потребности? Что именно десять тысяч лет назад прибавили к этому зверю?

            Огонь? Дали человеку возможность приручить свет и тепло, унести их с собой в необитаемые холодные земли, жарить добычу на кострах, ублажая желудок? Но что это изменило? Разве что позволило ему расширить свои владения. Но крысы и без огня сумели заполонить всю планету, так и оставшись тем, чем были изначально – сообразительными стайными млекопитающими.

            Нет, все-таки не огонь; во всяком случае, не только огонь, - прав был музыкант. Что-то еще… Что?

            Язык? Вот несомненное отличие от прочих животных. Огранка неочищенных мыслей в бриллианты слов, которые могут стать всеобщей монетой, получить повсеместное хождение. Умение даже не столько выражать творящееся в голове, сколько упорядочивать это; литье неустойчивых, перетекающих как расплавленный металл образов в жесткие формы. Ясность и трезвость ума, возможность четко и однозначно передавать из уст в уста приказы и знания. Отсюда и способность организовываться и подчинять, созывать армии и строить государства.