Глава девятая Дорога на Маастрихт
Год мучительных, полных раздражения и часто изнурительно скучных переговоров завершился подписанием 10 декабря 1991 года в голландском городке Маастрихте соглашения о новом устройстве Европы. Две межправительственные конференции, посвященные образованию ЭВС и политического союза, продвигались вперед через ежемесячные встречи министров иностранных дел и министров финансов, еженедельные заседания чиновников, «неформальные» беседы министров на уик-эндах, рабочие совещания, подачи памятных записок и представления проектов договорных текстов — через все то, что со стороны казалось почти непостижимым.
Но за всеми этими дополнениями к договорным статьям, за сложным юридическим жаргоном и препирательствами «по порядку ведения» стояли большие, принципиальные вопросы. Пойдет Сообщество путем федерализма, проложенным Монне, или направится к голлистской «Европе отечеств»? Быть одному цельному Сообществу или нескольким образующим его организациям? Будут права Еврокомиссии расширены или урезаны? Какова будет роль ЕС в области социальной политики? Что намечаемый договор сделает для восполнения «дефицита демократии»? Какими ограничениями свяжет государства ЕС их общая внешняя политика? Должны ли 12 стран дого-
-289-
вориться о собственной военной организации или им следует по-прежнему полагаться на НАТО? Когда должен начать свою жизнь Валютный союз?
Вспоминая о тех двух МПК, Делор говорит, что это был «сущий кошмар». Поставив на конференции по политическому союзу слишком амбициозную цель, он потерял контроль над течением переговоров. Успехи 1988 и 1989 годов — выполнение Программы-1992, принятие пакета Де-лора, создание Комитета Делора — сделали его излишне самоуверенным. В 1990 году у Делора появились признаки зазнайства, но его влияние оставалось очень большим. В 1991 году он проталкивал повестку дня, нацеленную на федерализацию, забывая, судя по всему, о растущем в национальных столицах неприятии Еврокомиссии.
Выступив за модель политического союза, которая не имела никаких шансов быть принятой, Делор подорвал свой авторитет. Казалось, его суждения теряли вес из-за твердости его позиций. Он страстно верил, что ставкой были процветание или упадок Европы. Это была ситуация выбора, когда, вопреки своей природе, он не мог идти на компромиссы.
Объем забот ЕС сам по себе, вероятно, располагал к тактическим промахам: переговоры об образовании Европейского экономического пространства, переговоры о «европейских соглашениях» с Польшей, Венгрией и Чехословакией, старания возобновить переговоры в рамках ГАТТ и пересмотр Общей сельскохозяйственной политики — все это «съедало» его время и энергию. В программе работы Комиссии на 1991 год Делор перечислил не менее 11 первоочередных задач. Трудностей добавили войны в Заливе и Югославии: они подорвали престиж ЕС, а, следовательно, и Делора.
Тем не менее, на Межправительственной конференции по Валютному союзу Делор показал свою мощь. Эта конференция была уже хорошо подготовлена и шла более гладко, чем другая, посвященная созданию политического союза. Стержнем дискуссий были вопросы, связанные
-290-
с переходным этапом: чем заниматься центральному институту, когда он будет образован, и что послужит ЕС основанием для решения о начале заключительного этапа? Делор, французы и правительства большинства стран хотели работать как можно больше и как можно быстрее. Немцы и голландцы — как можно меньше и как можно дольше.
Англичане значительную часть конференции проводили на обочине. Их проект договора, который возрождал идею валютного фонда для выпуска на втором этапе становления ЭВС «твердых экю», покрывался пылью. Норман Ламонт, канцлер казначейства, проявлял мало интереса к главным спорам, разворачивавшимся на МПК, и все внимание отдавал обоснованию британского решения оставаться за пределами Валютного союза.
Проекты договора, представленные Комиссией и Францией, призывали к образованию Европейского центрального банка (ЕЦБ) в начале второго этапа в 1994 году. Третий этап ЭВС предлагалось открыть, когда за это выскажется квалифицированное большинство правительств. Проект Германии, с шумом брошенный на стол конференции в марте, предлагал просто учредить на втором этапе Совет управляющих центральными банками. Ни о каком ЕЦБ речь не могла идти до тех пор, пока Европейский совет не примет единогласного решения о начале третьего этапа. Германский проект не оставлял сомнений, что в пределах второго этапа он намечал отдать валютную политику в руки управляющих центральными банками (точнее сказать, одним из этих банков).
Делор уполномочил своего представителя Бруно Детома заявить, что немцы нарушили заключительные положения первого Римского саммита. Назвав это обвинение «абсурдом», Гельмут Коль заметил: «Жак Делор умный человек и никак не может сказать такую глупость». Канцлер был прав, ибо в римском заключительном документе речь шла о создании «нового института», а не центрального банка.
-291-
В первой половине года Люксембург председательствовал в ЕС и, соответственно, на конференции. В мае Люксембург представил проект договора, вобравший в себя по частям предложения, разделявшие немцев и французов: совет управляющих намечалось создать в 1994, а ЕЦБ в 1996 году. Встретившись в мае в Люксембурге, министры договорились о трех принципах, которыми страны должны руководствоваться при переходе к третьему этапу: никакого принуждения, никакого вето и никаких произвольных отставок. Эти принципы означали, что другие страны не могут принудительно загонять Британию в Союз, что Британия не может останавливать продвижение других государств к Союзу, и что ни одной стране, достигшей требуемого уровня экономической конвергенции, нельзя мешать в дальнейшем продвижении вперед.
Когда в июле председательство перешло к голландцам, они — не без помощи немцев — подготовили еще один проект договора. Прежние проекты исходили из того, что решение о начале третьего этапа будет принимать ЕС в целом, а отставшие от этого процесса государства получат право на временные послабления в обязательствах перед Валютным союзом. Но голландцы предложили, чтобы при наличии в конце 1996 года шести или более государств, готовых идти вперед и на протяжении двух лет удовлетворяющих критериям конвергенции, этим странам было позволено учредить Валютный союз между собой. Критериями будут служить самые низкие в ЕС процентные ставки и темпы инфляции, никаких чрезмерных бюджетных дефицитов и никаких девальваций в рамках МВК. Страны этой передовой группы смогут налагать вето на присоединение к Союзу той или иной страны, если сочтут, что она не отвечает установленным критериям. Для отставших не предусматривалось даже никакого утешительного порядка временных послаблений.
Когда 9 сентября министры финансов обсуждали этот проект, Делор перешел в яростное наступление. Он заявил, что «двухскоростной» ЭВС противоречит приня-
тому в Сообществе принципу единства целей — даже в случае, если для кого-то предусматриваются отдельные послабления. К перечню критериев конвергенции Делор попросил также добавить уровень занятости.
Идею двух скоростей отстаивали только немцы, так что Вим Кок, голландский министр, вынужден был предложить пересмотр некоторых положений. Он предложил, чтобы решение о переходе к третьему этапу принимал Европейский совет в целом, чтобы условием его начала было удовлетворение критериев конвергенции семью или восемью странами и чтобы отставшим могли быть сделаны временные послабления. Эти изменения имели не столько содержательный, сколько символический характер, но они очень много значили для таких стран, как Испания, Португалия и Италия, которые опасались, что в первую группу они не попадут. На 1994 год было намечено создание Европейского валютного института, которому с началом третьего этапа надлежало превратиться в ЕЦБ.
В этих дебатах наибольший вес имела позиция Германии, поскольку другие государства все еще беспокоились по поводу ее отношения к ЭВС. В течение трех месяцев (до сентября) Тео Вайгель, германский министр, по причине «слишком большой занятости» отсутствовал на министерских заседаниях МПК. Немцы продолжали доказывать необходимость санкций в отношении стран «с чрезмерными дефицитами». Только объединившиеся в странном союзе Делор и Ламонт выступали за централизацию налоговой политики. Делор утверждал, что санкции ЕС были бы нарушением принципа субсидиарное™, и к тому же ненужными: любому столкнувшемуся с трудностями правительству понадобится заем ЕС, а его дадут на определенных условиях, на таких, например, как сокращение бюджетных расходов. Ламонт говорил, что рынки будут дисциплинировать расточительные правительства, вынуждая повышать процентные ставки.
-292
-293-
Вайгель отвечал, что полагаться на рынки нельзя: они никогда не будут принимать всерьез — согласованное между всеми — правило, согласно которому ЕС не собирается брать на поруки ни одно обанкротившееся правительство, а потому они будут ожидать предоставления Евросоюзом займов даже самым расточительным правительствам. Пьер Береговуа, французский министр финансов, поддерживал обязывающие правила по другим причинам. Он рассматривал налоговую политику ЕС как противовес денежной политике ЕЦБ и полагал, что установление правил заимствования было бы шагом в этом направлении. В октябре Делор и Ламонт признали свое поражение: правительства, по-прежнему допускающие «чрезмерные дефициты», должны будут, после публичных предупреждений со стороны Евросоюза, нести финансовые наказания.
В ноябре министры вели споры о характере Европейского валютного института (ЕВИ). Французы хотели видеть в нем прочное, солидное учреждение, а немцы — легкую постройку. Достигнутым в конечном счете компромиссом французы остались довольны, потому что ЕВИ обрел собственную столицу и возможность управлять инвалютными резервами государств-членов, которые того пожелают. Немцам же понравилось, что ЕВИ получал право координировать, но не направлять денежную политику стран Евросоюза.
Многие министры финансов скептически относились к самому предмету обсуждения — возможно потому, что ЭВС должен был стать ограничителем их собственной власти. Но в недели, предшествовавшие саммиту, Делор и французы стали все чаще одерживать верх. Не столь скептически настроенные премьер-министры и министры иностранных дел давили на своих министров финансов, стараясь свести к минимуму риск, что та или иная из их стран сможет воспрепятствовать переходу к заключительному этапу.
Последняя перед саммитом встреча министров открылась 1 декабря в голландском курортном городке Ше-
венинген и завершилась в Брюсселе после трех дней и трех ночей непрерывных переговоров. Обсуждавшийся голландский проект Делор подверг критике за то, что он давал любому государству право воздержаться от соблюдения требований третьего этапа. Хотя об этом не было сказано прямо, у него возникло опасение, что Германия может воспользоваться оговоркой, включенной в договор, чтобы ублажить Великобританию. Делор предложил присовокупить к тексту юридически обязывающий протокол, по которому право на послабления предоставлялось только Англии. Ламонт, не желавший, чтобы Англия выглядела страной с особыми привилегиями, потребовал распространить это право на все государства. Делор возразил, что «всеобщее право на исключения будет висеть над ЭВС дамокловым мечом». Датский министр высказал пожелание, чтобы и его стране было дано право на несоблюдение каких-то требований ЭВС, и в начале заседания поддержал Ламонта. Позднее, однако, он сказал, что предпочел бы иметь протокол, составленный специально для Дании. В итоге 11 министров выступили против Ламонта. Председательствующий Кок вычеркнул из текста положение о всеобщем праве на послабления.
Береговуа предложил, чтобы в 1996 году было проведено голосование с целью выяснить, набирается ли, по меньшей мере, семь стран, отвечающих критериям конвергенции. Если все единодушно это признают, будет начат переход к третьему этапу. Если нет, в 1998 году состоится новое голосование, и тогда для начала третьего этапа достаточно будет простого большинства. План Береговуа нашел широкую поддержку, ибо он гарантировал, что Великобритания не сможет налагать вето на фиксированные ставки валютных курсов. Ко времени открытия Маастрихтского саммита почти все раздоры вокруг ЭВС были улажены. Появившийся в итоге саммита текст договора представлял собой сплав доклада Делора и германского списка первоочередных задач.
-294-
-295-
Проект Делора
В период, когда 12 государств ЕС трудились над проектами договора, им пришлось иметь дело с войной против Саддама Хусейна, началом военных действий в Югославии и развалом Советского Союза. Все 12 старались держаться общей линии и эффективно отвечать на эти вызовы, но их неуклюжие действия не оправдывали надежд, которые связывались с намечавшимся образованием политического союза.
К началу 1991 года стал рушиться единый фронт стран ЕС в Заливе. Франция хотела, чтобы выступление с европейской мирной инициативой состоялось до 15 января, то есть до крайнего срока, назначенного Организацией Объединенных Наций для ухода Ирака из Кувейта. Ролан Дюма, французский министр иностранных дел, уговорил своих коллег по ЕС пригласить Тарика Азиза на встречу в Люксембурге, но иракский министр приглашение отклонил. Тогда Миттеран направил в Ирак Клода Шейссона с миссией, которая не дала никаких результатов. Рокару, французскому премьеру, Де-лор сказал с сожалением, что соло-дипломатия наносит Евросоюзу урон.
14 января министры иностранных дел стран ЕС решили, что дальнейшие мирные инициативы бессмысленны. Однако французские дипломаты ворчали, что Англия подорвала силы Евросоюза, помешав ему действовать независимо от Америки. Франция представила Совету безопасности ООН план, увязывающий уход Ирака из Кувейта с мирной конференцией по Ближнему Востоку. Великобритания и Америка французский план отвергли, и крайний срок наступил в условиях препирательств между союзниками. Когда 17 января началась операция Буря в пустыне, Иордания, Египет и Турция еще не получили двух миллиардов долларов, обещанных им Евросоюзом в сентябре (деньги поступили в феврале).
-296-
Строго говоря, нельзя возлагать на Сообщество вину за большинство этих проколов, не делающих ему чести, поскольку организационно дипломатия находилась в ведении Европейского политического сотрудничества. Правительства, настроенные в пользу федерализма, говорили, что этот беспорядок лишний раз свидетельствует о необходимости общей внешней политики. Но Делор знал, что вред уже нанесен. «Говоря честно и прямо, общественное мнение чувствует, что Европа довольно-таки малоэффективна», — сказал он 23 января в Европейском парламенте. Разнобой в реакции на развитие событий «высветил недостатки Европы».
Казалось, война в Заливе отвратила европейские страны от мыслей об общем будущем и повернула их вспять к историческим различиям: Англию к непоколебимому ат-лантизму, Францию к сосредоточению на поисках влияния в арабском мире и независимости от Америки, а Германию к пацифистскому отпору нацизму. Опросы общественного мнения показывали, что около 80 процентов англичан считали войну оправданной. Так же думали 65 процентов французов, но 80 процентов немцев оправданий для войны не находили. Немцы проводили демонстрации перед посольством США, но не перед посольством Ирака. Против войны выступали большинство голландцев, датчан, испанцев и греков. Бельгия отказалась снабжать оружием британские войска в Заливе.
К 28 февраля, дню окончания военных действий в Заливе, Делор замкнулся, впал в мрачное расположение духа. Начало МПК, посвященной политическому союзу, не радовало. На стол конференции правительства положили более пятидесяти предложений, но никакие существенные уступки с их стороны еще не последовали. В интервью «Wall Street Journal» он сказал:
Если мы собираемся стать великой мировой державой в партнерстве с американцами, нам следует заплатить положенную цену. Я буду судить о европейцах по уровню их устремлений. Если этот уровень окажется всего-навсего средним, я хлопну дверью.
-297-
Он сказал, что настроен менее оптимистично, чем год назад.
Из более чем 34-летней истории ЕС 18 лет были застойными, шесть кризисными и десять пришлись на динамичное развитие; я все спрашиваю себя: откуда явятся следующий застой и очередной кризис?
В марте Делор выступил в лондонском Институте стратегических исследований, где впервые в жизни говорил о проблемах безопасности. Он призвал ЕС «разделить бремя политической и военной ответственности, лежащее на наших многоопытных нациях». Выразил пожелание, чтобы Западноевропейский союз (ЗЕС) обзавелся собственными международными силами и поставил их под крыло ЕС. Своим содержанием речь едва ли могла потрясти, но многие дипломаты, не привыкшие слышать из уст комиссаров военные термины, такие как «командные структуры», недовольно ворчали, что Делор, мол, берется не за свое дело.
Развернувшиеся на МПК споры вокруг проблемы обороны принадлежали к числу самых ожесточенных. Представленный в феврале совместный франко-германский доклад призывал возложить на Европейский совет общее руководство оборонной политикой ЗЕС. Этой организации надлежало превратиться в европейскую опору НАТО и наращивать «органические связи» с ЕС. Делору такая схема нравилась, как нравилась она и министрам иностранных дел Испании, Италии, Португалии, Греции, Бельгии и Люксембурга. Не входившие в ЗЕС нейтральная Ирландия и пацифистски настроенная Дания возражали против его связей с Сообществом. Англия и Голландия ничего не имели против установления каких-то связей, но считали, что франко-германский план ведет к слишком тесной взаимной привязке этих организаций и тем самым создает угрозу для НАТО.
Франция набрала очки в дискуссии об обороне, состоявшейся 8 апреля на Люксембургском саммите ЕС. Когда все согласились с тем, что надо направить помощь курдам в Северном Ираке, Франция, председательствую-
-298-
щая тогда в ЗЕС, созвала членов этой организации на краткое совещание, чтобы обсудить возможность создания воздушного моста. Мэйджор согласился на такую демонстрацию «органических связей» в обмен на поддержку Миттераном его собственной идеи устройства надежных убежищ для курдов в Ираке.
Вскоре после этого Джеймс Бейкер, госсекретарь президента Буша, направил министрам стран ЕС предупреждение: если страны, составляющие ядро ЕС, исключат Америку из обсуждения европейской безопасности, она предпочтет вернуть свои войска домой. Любая «опорная свая» европейской обороны должна, дескать, находиться внутри НАТО и иметь в своем составе членов альянса, не входящих в ЗЕС. Делор ответил, что в заботах о собственных стратегических планах НАТО «бросает чересчур сладострастные взоры на межправительственную конференцию по политическому союзу — будто это какое-то порнографическое шоу».
МПК превратилась в шоу, вызывавшее у Делора все большее отвращение. Пьер де Буасьё, французский представитель, предложил схему-модель Европейского союза, напоминавшую фасад греческого храма. Три колонны поддерживали портик — Европейский совет. Одна колонна, представлявшая Европейское сообщество, включала в себя ЭВС, и в ее основании лежал Римский договор. Вторая колонна — общая внешняя политика и политика безопасности, а третья — сотрудничество министерств внутренних дел в области регулирования иммиграции, выдачи виз, предоставления убежища и работы полиции. В этом «сооружении» Комиссия и Европарламент играли бы меньшую роль, чем в ЕС.
В министерствах иностранных дел стран ЕС этот французский проект вызвал ассоциации с далеким историческим прошлым. Делор и Ханс ван ден Брук, министр иностранных дел Голландии, утверждают, что со стороны де Буасьё это была попытка возродить направленный против ЕС замысел его дедушки — «план Фуше». Англичане сказали, что храм красиво смотрится.
-299-
Обнародованный в апреле люксембургский проект договора принял колонны Буасьё. Разделы об общей внешней политике и политике безопасности соответствовали франко-германским идеям: Европейскому совету предлагалось устанавливать, в каких сферах достигнут уровень, достаточный для перехода к совместной политике, а связи ЗЕС с Союзом подлежали уточнению в 1996 году. В определенных, немногих, сферах Парламенту намечалось дать право «сопринятия» законов, то есть право не допускать их принятия. Люксембургский проект был суров в отношении Комиссии — предлагал, в частности, лишить ее всякой роли в подготовке и осуществлении общих внешнеполитических действий.
Проект политического договора, подготовленный самой Комиссией, Люксембург оставил без внимания. В этом документе предусматривалось смещение институционального центра тяжести в ЕС в сторону федерализма, притом, что ряд правительств тянул в противоположное направление. Делор допустил огромный тактический промах, полностью одобрив этот документ, отражавший его собственные, личные предпочтения. Немногие правительства восприняли проект всерьез, и это отодвинуло Делора на обочину МПК.
Многое в проекте — например, разделы о голосовании большинством, о социальной политике, о взаимной обороне — воспроизводили ранее выносившиеся Комиссией «заключения». Другие разделы шли дальше. В проекте предлагалась новая система законодательства. Вместо издания подробных директив Совет министров и Евро-парламент должны были согласовывать между собой «законы», закладывающие общие принципы. Так, закон мог бы установить, что в питьевой воде не должны содержаться такие-то загрязняющие ее вещества. Комиссия должна была бы затем составить правила, подробно определяющие, например, предельно допустимое присутствие каждого загрязнителя в единицах на миллион частиц. Как Европарламент, так и Совет министров предлагалось на-
-300-
делить правом вето на любое вводимое правило до его вступления в силу. Национальные правительства издавали бы в соответствии с законами ЕС подкрепляющие их правила, которые не требуют соблюдения одинаково всеми государствами-членами.
Делор говорил, что такой подход к делу освободил бы Европарламент от ненужных прений по поводу технических подробностей и способствовал бы упрочению принципа субсидиарности, поскольку позволил бы шире развернуться национальным парламентам. Возможно, предложения Комиссии могли бы посодействовать повышению эффективности законотворческого процесса, но в них не учитывалось, что несколько государств были решительно настроены против расширения власти Комиссии.
Многое другое в проекте также вызывало раздражение правительств. Комиссия должна была заменить государства ЕС в международных организациях, таких как МВФ. В комитетах управления единым рынком полномочия Комиссии предлагалось расширить, а права государств урезать. Особая статья предусматривала разрешение Евросоюзу вводить собственные налоги.
Раздел о внешней политике оказался наиболее вызывающим. Право на инициативу предоставлялось Комиссии или председателю ЕС, или группе в составе, по меньшей, мере пяти государств-членов, но не правительствам отдельных стран. Комиссия, секретариат Совета министров и послы при ЕС (но не руководители политических учреждений, находящиеся в своих национальных столицах) должны были заниматься подготовкой и исполнением общих внешнеполитических действий.
«Комиссия, похоже, больше всего заботилась о расширении собственной власти», — эти слова испанского министра по делам Европы были одним из типичных откликов. «Задачей Комиссии должен быть поиск почвы для согласия, заняв же крайнюю позицию, она повела себя как еще одно, 13-е государство в составе ЕС».
-301-
Каково бы ни было содержание проекта, сама задержка с его представлением уменьшила воздействие, которое он мог бы оказать на ход дела. Обещанный на январь, документ поступал частями с февраля по июнь. Франсуа Ламурё, писавший большую часть, говорит, что другие комиссары задерживали бумагу дотошным ее изучением. Франс Андриессен старался придать документу больший уклон в сторону федерализма, тогда как Леон Бриттан стремился эту линию приглушать. Коллеги Де-лора не были расположены давать ему карт-бланш, которую он от них получил при подготовке Единого европейского акта.
В 1985 году при подготовке проектов документов МПК Делор и его советники работали в тесном контакте с председателем (и в прошлый раз это был Люксембург) и генеральным секретарем Совета министров Нильсом Эрсболлом. В 1991 году Жозеф Вейланд, председательствующий на МПК люксембургский посол при ЕС, работал вместе с Эрсболлом, но исключая первые месяцы, без Комиссии. «От Комиссии никто не появлялся, когда мы и секретариат Совета приглашали их к себе, — говорит Вейланд. — Мы подозревали, что Делор не хочет связывать себя текстом, исходящим от страны-председателя ».
Делору же память подсказывает, что «люксембурж-цы отказывались работать с нами, а вовсе не мы отказывались работать с ними». Отношения между службой председателя и Комиссией оказались отравленными. В Комиссии говорят, что когда Люксембург принял идею колонн, Делор велел Дэвиду Уильямсону, делегату Комиссии на МПК, избегать контактов со службой председателя. По словам Ламурё, Люксембург к этому времени «сидел в кармане у французов и секретариата Совета», то есть у Буасьё и Эрсболла, двух способных и коварных людей, решительно настроенных на обуздание власти Комиссии.
-302-
Достарыңызбен бөлісу: |