Другим великим итальянским писателем раннего Возрождения был Джованни

таковой цели свою мощь, возносит их из злобной тьмы к ясному свету...".

Итак, Амур способен не только пробуждать дремлющие умы, но и одерживать

победу над роком! О силе и стойкости любви повествуют многие новеллы

"Декамерона". Весь пятый день, день правления Фьяметты, посвящен рассказам

о том, как влюбленным после мытарств и злоключений улыбалось счастье. Это и

рассказ о Костанце и Мариуччо, по воле злых обстоятельств попавших а Африку

(V, 2), и рассказ об опасных приключениях (разбойники и дикие звери) Пьетро

и Аньонеллы из Рима (V, 3), и рассказ о молодых влюбленных, которым в

Палермо на острове Сицилия по воле ревнивого короля угрожала смерть на

костре (V, 6). "Силы любви безграничны: любовь вдохновляет любящих на

смелые подвиги и помогает им выдерживать испытания чрезвычайные и

неожиданные", - говорит Пампинея, приступая к упомянутому рассказу.

Значительную известность приобрела новелла о соколе (V, 9), легшая в основу

оперы "Сокол" (1786) русского композитора Д.С.Бортнянского. Федериго дельи

Альбериги разоряется ради своей неприступной избранницы, и у него остается

только любимый сокол, которого он за неимением чего-либо еще подает на обед

пришедшей к нему в гости даме его сердца. Узнав о самоотверженном поступке,

дама по-другому начинает смотреть на Альбериги. Вскоре она выходит за него

замуж, и он опять становится богатым человеком.

Так любовь совершает свои чудеса. У нее есть свои герои, свои благородные

подвижники, но также и благородные мученики. К числу последних принадлежит

героиня заключительной новеллы "Декамерона" Гризельда (X, 10), Простая

крестьянская девушка, дочь бедного землепашца, она стала женой маркиза

Салуцкого, который, желая испытать терпение и покорность своей

добродетельной супруги, не раз подвергал ее жестоким испытаниям. Но любовь

Гризельды все превозмогла. Восхищенный этой новеллой, Ф.Петрарка перевел ее

на латинский язык.

О любви несчастной повествуют новеллы четвертого дня. Мрачным трагизмом

исполнена уже первая новелла этого цикла, повествующая о том, как правитель

Салернский убивает любовника своей дочери и посылает ей в золотом кубке его

сердце. Она поливает сердце отравой, выпивает отраву и умирает (IV, 1).

Злоключениями наполнена новелла о трех молодых людях, любящих трех сестер

(IV, 3), а также новелла о трагической любви Джербино, внука короля

Сицилийского, и его избранницы (IV, 4). Об Изабетте, умирающей от любви

после того, как братья убили ее любовника, повествует новелла 5. Смерть от

любви завершает новеллу 8. В новелле 9, восходящей к жизнеописаниям

трубадуров, мессер Гвильельмо Россильоне угощает свою жену сердцем мессера

Гвильельмо Гвардастаньо, которого она любила. Узнав об этом, она

выбрасывается из окна, разбивается насмерть, и ее хоронят рядом с ее

возлюбленным.

Но ведь подобные новеллы только подтверждают силу любви. Для героев

Боккаччо без сильной любви нет подлинной жизни на земле. При этом среди

причин, ведущих к трагической развязке, особое место в "Декамероне"

занимает сословное и имущественное неравенство. Уже в ранних своих

произведениях Боккаччо чисто человеческие достоинства ставил выше сословных

преимуществ. В "Декамероне" он относится к последним с очевидным

осуждением.

Почему принц Салернский Танкред убил Гвискардо, возлюбленного своей дочери

Гисмонды? Лишь потому, что Гвискардо был простым слугой, человеком, "в

низкой доле рожденным" а то, что он "по достоинствам своей души и по

поведению был благороднее всякого другого", не имело для надменного феодала

никакого значения. Оправдывая свой выбор, Гисмонда сказала разгневанному

отцу: "Обрати внимание на устройство вещей - и ты увидишь, что плоть у всех

у нас одинакова и что один и тот же творец наделил наши души одними и теми

же свойствами, качествами и особенностями. Мы и прежде рождались и ныне

рождаемся существами одинаковыми - меж нами впервые внесла различие

добродетель, и кто был добродетельнее кто ревностнее высказывал свою

добродетель на деле, те и были названы благородными, прочие же -

неблагородными. И хотя впоследствии это установление было вытеснен

вытеснено прямо противоположным, со всем тем оно еще не вовсе искоренено

как из природы человеческой, так равно и из общественного благонравия. Вот

почему кто совершает добродетельный поступок, тот доказывает, что он

человек благородный; если кто же его называет иначе, то вина за это ложится

не на называемого, а на называющего. Окинь взором своих вельмож,

понаблюдай, какую ведут они жизнь, присмотрись к нравам их и обычаям, а

затем переведи взгляд на Гвискардо, и вот, если ты будешь судить

беспристрастно, то его ты назовешь человеком благороднейшим, тех же, кого

почитают за благородных, - смердами" (IV, 1).

С годами эти взгляды Боккаччо заметно усилились. Он и друга своего Петрарку

укорял за то, что он принимал покровительство тиранов Северной Италии. В

"Декамероне" Боккаччо не упустил возможность сурово обличить могущественных

венценосцев за их кровавые затеи. Устами мудрого Натана он утверждает:

"Всевластные императоры и могущественные короли почти исключительно ценой

убийства... великого множества людей, - ценою выжигания целых стран и

разрушения городов добились расширения владений своих, а следственно, и

распространения своей славы" (Х, 3). В новеллах последнего дня,

прославляющих щедрость и великодушие, Пампинея решительно заявляет, что

"почти все нынешние государи - жестокие тираны" (Х, 7).

Наряду с любовью в "Декамероне" почетное место отводится человеческой

энергии. Если в средневековом рыцарском романе на первый план выдвигалась

физическая сила, сопряженная с воинскими навыками, то в новеллах Боккаччо,

как и в городских новеллах более раннего периода, особенно высоко ценится

сила ума, сообразительность, изобретательность. О божественном провидении в

"Декамероне" почти не вспоминают. Зато не раз упомянутая Фортуна

олицетворяет мир в движении, в неожиданных поворотах, в многообразии.

Фортуна не дает миру застынуть в квиетизме. И если "Природа примудра", то

"Фотруна тысячеока, хотя глупцы и изображают ее слепой" (VI, 2). Она

укрепляет дух человека, закаляет его силы.

В этом отношении примечательна новелла о превратной судьбе Ландольфо

Руффоло. Богатый купец, потерпев неудачу в торговле, становится пиратом.

Вновь разбогатев, он подвергается нападению алчных генуэзцев, а затем буря

на море лишает его всего достояния. И все же Ландольфо не теряет

присутствия духа. Выброшенный волной на берег острова Корфу, он находит в

ящике, который спас его от гибели, несметные сокровища. После всех этих

приключений, "не захотев больше торговать, он честно прожил остаток своей

жизни" (II, 4).

Жизнь в "Декамероне" кипит и бьет через край. Автор не случайно любит

истории с приключениями. Их много в новеллах второго дня, повествующих "о

том, как для людей, подвергшихся многоразличным испытаниям, в конце концов,

сверх всякого ожидания, все хорошо кончалось". Так, много приключений

пережила прекрасная дочь султана Вавилонского (II, 7). Удивительна история

флорентийского купца Алессандро, ставшего мужем английской принцессы, а

затем занявшего шотландский престол (II, 3). К числу лучших новелл

"Декамерона" принадлежит новелла о похождениях в Неаполе Андреуччо из

Перуджи, который, попав в логово злоумышленников, лишается денег, а затем,

подвергнувшись новым опасностям, возвращается домой владельцем драгоценного

рубина (II, 5).

Конечно, в многоцветной панораме жизни немалую роль играет благоприятный

или неблагоприятный случай. Но в самые яркие краски жизнь окрашивается

тогда, когда воля человека, его находчивость и ум одерживают верх над

обстоятельствами. В новелле о Джилетте из Нарбоны героиня ее, дочь врача,

добивается того, что король выдает ее замуж за любимого ею графа Бельтрана.

И хотя граф не желает быть мужем простолюдинки, умная и находчивая Джилетта

умело добивается своей цели (III, 9). Эта новелла, которую У.Шекспир

положил в основу комедии "Конец - делу венец", входит в состав новелл

третьего дня, повествующих "о том, как люди благодаря хитроумию своему

добивались того, о чем они страстно мечтали, или же вновь обретали

утраченное".

Мир хитроумия в "Декамероне" обширен и многообразен. Находчивость и

изобретательность - его характерные черты, вполне соответствовавшие духу

нового времени, неудержимо пробивавшемуся сквозь толщу сословно-

корпоративных ограничений. Читатель узнает, как сообразительный конюх

обошел короля (III, 2), как ловкий монах использует унылое благочестие

богача Пуччо, чтобы позабавиться с его женой (III, 4), как худородный хотя

и богатый молодой человек, за склонность к нарядным одеждам прозванный

"Щегольком", наставляет рога скупому дворянину (III, 5) и т.д.

Зачастую хитроумие в корыстных целях проявляют всякого рода ловкачи и

шарлатаны, например, брат Лука (VI, 10), извлекающий немалую пользу из

фальшивых реликвий. Он заведомый обманщик, ловко эксплуатирующий народное

легковерие. Но когда в ловушку попадает он сам, то с каким остроумием

выбирается из нее, что читателю остается только восхититься его

великолепной находчивостью.

Подчас хитроумие выступает в виде веселой шутки, изобретательной забавы.

Таковы, например, новеллы о проделках веселых художников Бруно и

Буффальмако, появляющиеся среди новелл восьмого и девятого дней. То они

подтрунивают над легковерным художником Каландрино, разыскивающим

драгоценные камни, делающие человека невидимым (VIII, 3); или стремятся

уверить его в том, что он сам у себя украл свинью (VIII, 6). Другой раз они

позабавились над глупым болонским врачом, пожелавшим быть корсаром (VIII,

9). В новеллах девятого дня вновь появляется легковерный Каландрино.

Веселые друзья доказывают ему, что он забеременел (IX, 3), а затем

принимают участие в любовной интрижке Каландрино, снабдив его "магическим"

приворотным талисманом (IX, 5).

Проказы Бруно и Буффальмакко – это, своего рода, игра умных с дураками,

своего рода, мирской театр, на подмостках которого разыгрывается

занимательная пьеса. Ренессансный девиз "Мир - это театр", хорошо известный

во времена Шекспира, уже начал обрисовываться в "Декамероне". Пред лицом

близкой смерти, не заботясь о загробном возмездии, в искусного лицедея

превращается мессер Чеппарелло (I, 1). Таким образом, уже в первой, вводной

новелле "Декамерона" жизнь превращалась в театр, в яркое лицедейство, и за

театром оставалось последнее слово.

К этому следует добавить, что в новеллах Боккаччо то и дело возникают

переодевания, узнавания и неузнавания, резкие сюжетные повороты и прочие

приемы и мотивы, позднее широко использовавшиеся в итальянской ученой

комедии. Многие из этих мотивов (в том числе бури на море, нападения

пиратов, экзотические страны) восходят к позднегреческому роману,

привлекавшему внимание Боккаччо еще в более ранний период. Встречаются в

"Декамероне" отзвуки Овидия и Апулея. Зато к благочестивым легендам средних

веков автор интереса не проявляет. Правда, в одной из новелл появляется

выходец с того света, но вся эта новелла окрашена в шутливые тона (VII,

10), Выходцы с того света появляются также в новелле о Настаджио дельи

Онести (V, 8), который становится свидетелем справедливого возмездия за

пренебрежение любовью. Даже призраки утверждают в "Декамероне" права земных

чувств и страстей.

Вслед за античными философами и поэтами Боккаччо в природе видел главного

наставника, и природа, т.е. реальная земная жизнь, являлась надежным

объектом его новеллистики. В своих острых зарисовках Боккаччо обычно очень

конкретен. Но конкретность эта проявляется не только в живописных деталях.

Она обладает социальной и исторической глубиной. Можно сказать, что в

"Декамероне" закладывались прочные основы европейского ренессансного

реализма.

По страницам "Декамерона" бродят влюбленные и скупцы, прелюбодеи и

весельчаки, мошенники и острословы, но это не те плоские фигуры вне времени

и пространства, которые часто появлялись в занимательной литературе средних

веков. Читатели "Декамерона" узнавали в них своих современников или людей,

память о которых была жива еще в Италии времен Боккаччо.

Вот, например, вышеупомянутые художники Бруно и Буффальмакко. Это вполне

реальные люди. О них сообщает Дж. Вазари в своих "Жизнеописаниях наиболее

знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих" (1550).

Еще одному художнику уделил Боккаччо место "Декамероне". На этот раз -

Джотто (1226 или 1267-1337), крупнейшему представителю итальянского

Проторенессанса. С огромным уважением пишет он (рассказ ведет Панфило) о

новой живописной манере Джотто, который "благодаря несравненному своему

дару все, что только природа, создательница и мать всего сущего, ни

производит на свет под вечно вращающимся небосводом, изображал...

карандашом, пером или даже кистью до того похоже, что казалось, будто это

не изображение, а сам предмет... Он возродил искусство, которое на

протяжении столетий затаптывали по своему неразумию те, что старались не

столько угодить вкусу знатоков, сколько увеселить взор невежд, и за это по

праву может быть назван красою и гордостью Флоренции" (VI, 5).

Похвальное слово реалистическим исканиям Джотто, произносимое Панфило, не

случайно, конечно, заняло свое место в "Декамероне". В Джотто Боккаччо

видел не только достойного собрата, но и союзника по искусству

поднимавшегося Возрождения. Со страниц "Декамерона" на читателя глядела

живая Италия, многоликая и многоцветная. В средневековых рыцарских романах

ареной событий обычно являлись суровые феодальные замки и дремучие леса, в

новеллах Боккаччо им на смену пришли города и проезжие дороги. Из городов

Боккаччо особенно охотно рисует Флоренцию и Неаполь. Они ему хорошо

известны, с ними связано многое в его жизни. Например, в новелле о

похождениях Андреуччо (II, 5) мы ясно видим Неаполь с его рыночной

площадью, где барышники торгуют лошадьми, с его злачными местами, где

куртизанки обирают легковерных приезжих, с гостиницами, с Каталонской

улицей, идущей прямо к морю, с дозорными, ночью охраняющими город, и т.п.

Флоренция для Боккаччо - не только большой процветающий город, но и очаг

высокой культуры. Наряду с Джотто в "Декамероне" появляется Гвидо

Кавальканти, выдающийся поэт и мыслитель, друг Данте, умерший в 1300 г.

Появление Кавальканти позволяет Боккаччо вспомнить о старой Флоренции и ее

топографии. Склонный к уединению, Кавальканти, решив посетить кладбище,

"вышел... с Орто Сан Микеле на Корсо дельи Адимари и двинулся по

направлению к Сан Джованни, - то был его обычный путь, - а вокруг других

гробниц, - теперь они находятся в Санта Репарата, - словом, тут тебе и

порфировые колонны, и эти гробницы, и запертые двери Сан Джованни..." (VI,

9).

И в других новеллах, в которых речь заходит о Флоренции или иных городах,

шерстяника Джанни Лоттеринги. Он жил во Флоренции. Но автору этого мало. По

его словам, он жил "во Флоренции в квартале святого Панкратия". Автор

считает нужным добавить, что его "частенько выбирали в старосты братства

Санта Мария Новелла, и он неустанно следил за исполнением его устава" и что

"получал эти места за то, что, будучи человеком зажиточным, имел

возможность на славу угостить монахов" (VII, 1).

Двумя-тремя дополнительными штрихами Боккаччо конкретизирует образ, придает

ему социальную рельефность, связывает с эпохой. В "Декамероне" мелькает

множество имен реально существовавших людей. По словам Р.И.Хлодовского,

"ничего похожего до "Декамерона" в средневековой новеллистической

литературе не было... В "Декамероне" объектом изображения впервые

становится современный городской быт, а имя ничем не примечательного

горожанина или название ничем не примечательной улочки... которые, однако,

достаточно назвать, чтобы у читателя, на которого ориентирован текст,

немедленно возник целый комплекс конкретно-чувственных представлений,

становится важнейшим стилевым компонентом того эффективного реалистического

приема, который Витторе Бранка удачно назвал "осовремениванием

новеллистического повествования".

В круговорот городского быта в "Декамероне" включены дела и дни

представителей различных общественных кругов, от "тощего" до "жирного"

народа. Это ремесленники, проходимцы, купцы, клирики, нобили. Автор не

забывает сказать, чем именно занимаются ремесленники, в каких предприятиях

участие принимают купцы. Последние особенно часто появляются на страницах

книги. В то время это, пожалуй, была самая колоритная социальная прослойка,

во многом определявшая ход исторического развития. Боккаччо с интересом

присматривается к их активности, сообразительности, энергии, находчивости.

Зато его отталкивали тупая алчность, жестокий эгоизм, примитивное

высокомерие, особенно нелепо выглядевшее у нуворишей (VII, 8). Сам

Боккаччо, несмотря на старания отца, купцом не стал, и темные стороны

буржуазной практики видел достаточно ясно.

"Декамерон" оказал решающее воздействие на развитие европейской

новеллистики эпохи Возрождения. Между тем далеко не всеми и не сразу был он

принят. Еще не была написана половина книги, как Боккаччо во введении к

Четвертому дню счел необходимым выступить на защиту своего творения. На

него уже начали нападать педанты и святоши. Одни были недовольны тем, как

он пишет, другие осуждали его чрезмерное увлечение женщинами. Не отрицая

этого последнего обстоятельства, Боккаччо приводит забавную побасенку о

некоем юноше, который, будучи воспитан благочестивым отцом вдали от людской

суеты, впервые увидев молодых нарядных женщин, пришел в полный восторг: "По-

моему, я никогда еще не видел ничего столь красивого и привлекательного.

Они красивее нарисованных ангелов, которых вы мне показывали". От себя

Боккаччо добавляет, вновь ссылаясь на законы природы: "А чтобы противиться

законам природы - на это требуется слишком много сил, вот почему усилия

сопротивляющихся не только в большинстве случаев оказываются тщетными, но и

причиняют им огромный вред".

Среди советов, которые хулители "Декамерона" давали его автору, был и

такой: вместо того чтобы прислуживать женщинам и писать легковесные

новеллы, лучше бы ему "побывать с Музами на Парнасе". Как понять этот

совет? Видимо, под Парнасом следует здесь понимать мир идеальной красоты,

поднятый над земной обыденностью. К этому миру относятся и те нарисованные

фигуры, которые наивному отроку показывал благочестивый отец. Боккаччо не

был противником Муз. Он признается, что они учили его, "как писать стихи",

да и к созданию "Декамерона" они причастны. Только если земные женщины

подсказывали Боккаччо множество тем, то заоблачные Музы не подсказали ему

ни одной. Интересное признание, характерное для поэтики "Декамерона"!

Не отрицая своих контактов с Парнасом в сфере литературного мастерства,

Боккаччо не считает зазорным признаться в том, что свои прозаические

повести пишет он "народным флорентийским языком, слогом, по возможности,

простым и незатейливым". Впрочем, это вовсе не означает, что, будучи

знатоком и ценителем классической древности, Боккаччо вовсе чужд

цицероновской элоквенции. Классический элемент, столь ценимый гуманистами,

проявляется и в "Декамероне", придавая ему артистическую завершенность.

Эта завершенность, предполагающая логическую ясность построения,

отточенность словарного состава, в высокой степени характерна для книги

Боккаччо. Автор даже написал отдельную новеллу, в которой взыскательная

донна Оретта остроумно пресекает бестолковый рассказ некоего кавалера,

обещавшего развлечь ее презанимательной повестью (VI, 1), но

рассказывавшего плохо, все время повторяясь, возвращаясь назад, перевирая

имена.

посвящен живым, острым, удачно найденным словам. Человеком остроумным

оказывается хлебопек Чисти, который, будучи простым ремесленником, многого

достиг благодаря своему трудолюбию (VI, 2). О том, как одна дама, проявив

находчивость, обрывает епископа флорентийского, позволившего себе

непристойную шутку, повествует следующая новелла (VI, 3). В числе

острословов, выступающих в новеллах шестого дня, встречаем мы и самого

Гвидо Кавальканти (VI, 9).

Для Боккаччо искусство слова - высокое искусство. Задача писателя - найти

совершенную, а, следовательно, убедительную форму, соответствующую цели

повествования. В "Послесловии автора" прямо затронут этот вопрос. Продолжая

отбивать нападки педантов и ханжей, Боккаччо решительно утверждает, что

любую неприличную вещь можно рассказать в приличных выражениях, и тогда она

никого не оскорбит, а уж тут я, по-моему, был безупречен". А "если в какой-

либо повести и есть нечто непозволительное, значит, этого требовали ее

особенности: ведь если посмотреть на такие повести трезвым взглядом

человека понимающего, то нельзя не прийти к заключению, что только так их

можно рассказывать, а иначе они утратят свою форму". И далее: "Натуры

испорченные в каждом слове ищут грязный смысл, им и приличные слова не идут

на пользу, а чистую душу слова не совсем приличные так же не способны

отравить, как и грязь - испачкать солнечные лучи..."

"Декамерон" – это, несомненно, самая высокая вершина на творческом пути

Боккаччо. В дальнейшем он на подобную высоту уже не поднимался. Историки

литературы даже охотно говорили о его духовном кризисе. При этом обычно

ссылались на памфлет "Ворон" ("Корбаччо"), написанный в 1364 г. Направлен

этот злой памфлет против некой разбитной вдовы, видимо, сильно досадившей

автору. Одержимый негодованием, он так энергично размахивает сатирическим

бичом, что поражает не только веселую вдовушку, но и весь женский род. В

"Декамероне", равно как и в более ранних произведениях Боккаччо, в той или

иной мере связанных с куртуазной традицией, такого не было.

Но означает ли это, что автор "Декамерона" отрекся от своего главного

творения и вернулся к средневековому аскетизму? Все-таки нет. Хотя на

склоне лет он стал более чувствителен к религиозным доктринам, он никогда

не терял интереса к "Декамерону". И лучший исправленный список этой книги,

сделанный в 1370-1372 гг., как теперь убедительно доказано, является

авторской рукописью и последней редакцией замечательной книги Боккаччо . И

не только за женские слабости поносит автор вдовушку, но и за то, что она

глумится над его гуманистическим увлечением античностью, достославных муз

объявляет дурищами, втаптывает в грязь, осмеивает и унижает Аристотеля,

Цицерона, Вергилия, Тита Ливия и других великих мужей классической

древности. Насмехается автор и над ее дворянским чванством. В который раз,

перекликаясь с Петраркой, утверждает он, что "благородство нельзя передать

по наследству, как нельзя передать добродетель, ученость, святость и тому

подобное; каждый сам должен этого достигнуть".

Резкие выпады Боккаччо против ничтожной вдовушки и ей подобных матрон не

позволяют говорить о нем, как о ненавистнике женщин в духе средневековых

аскетов. Ведь в то же время, когда создавался "Ворон", написан им трактат

"О знаменитых женщинах" (1360-1362), прославляющий достойных

представительниц женского пола.

И все же в творчестве позднего Боккаччо произошли заметные перемены. Оно

утратило былую легкость, шутливость, а то и озорство. Оно стало более

серьезным и строгим. Муза поэзии уступает место Музе истории. Живя во

Флоренции, Боккаччо выполняет ряд дипломатических и иных поручений

республики. Одним из таких поручений явилось чтение публичных лекций о

"Божественной Комедии" Данте. В это время укрепляется дружба Боккаччо с

Петраркой. Впервые они встретились в 1350 г. За этой встречей последовали

другие. Боккаччо преклонялся перед Петраркой, считая его неоспоримым главой

новой передовой культуры. Ему он посвятил восторженный панегирик "О жизни и

нравах господина Франческо Петрарки" (1348-1349). Подобно Петрарке он писал

на латинском языке исторические и философские трактаты: "Генеалогия

языческих богов" (1350-1363), "О злосчастной судьбе знаменитых людей" (1355-

1360) и др. В первом из названных трактатов он горячо защищал от заносчивых

невежд, теологов и хмурых педантов поэзию, т.е. художественную словесность.

Отстаивая права писателя на поэтический вымысел, он ссылался не только на

древние мифы, но и на опыт простого народа, сочиняющего сказки. Поэзия, по

его словам, "не пустое, а полное цветущей жизни умение посредством

приятного вымысла силой воображения впечатлеть чувства" (XIV, 6). В другом

месте достоинство поэзии (литературы) он видит в том, что она в своих

творческих возможностях уподобляется природе: "Я считаю благороднейшим

делом достигать искусством того, что производит всей своей мощью природа"

(XIV, 17). Отдельную главу в "Генеалогии языческих богов" Боккаччо посвятил

древнегреческим поэтам. В этом он пошел значительно дальше своего

наставника Петрарки, который ставил латинскую словесность выше эллинской. В

1360 г. им был приглашен во Флоренцию ученый грек, который толковал

студентам местного университета творения Гомера и других эллинских авторов.

Это непосредственное обращение к древнегреческой словесности сыграло

большую роль в последующем развитии европейского гуманизма. Боккаччо хорошо

осознавал все огромное значение эллинской традиции. И он с гордостью

заявлял, что именно ему современники обязаны "возвращением" Гомера и других

знаменитых греков (XV, 7).

Но, глубоко погружаясь в литературу древнего мира, Боккаччо не отвергал

родной итальянской словесности. Данте оставался для него великим

национальным писателем. Он не только публично комментировал "Божественную

Комедию", но и написал на итальянском языке "Жизнь Данте" (между 1357-1362

гг.). Эта первая биография Данте, содержащая очерк его жизни и творчества,

написана с душевной теплотой и глубоким почтением. По словам Боккаччо,

Данте "прославил и облагородил" итальянский язык "в глазах своих

соотечественников не меньше, чем Гомер - свой язык в глазах греков, а

Вергилий - у латинян".

С годами дом Боккаччо все более становился важнейшим центром

гуманистической культуры Италии. Отсюда распространялись новые мысли, а

также многочисленные списки античных авторов, столь ценимых в эпоху