Глава 7 Новая исследовательская повестка для общественных наук

Глава 7 Новая исследовательская повестка для общественных наук

Структурирующие проблемы

Фундаментом нашего исследования стала обширная литература по истории, политической науке, экономике, антропологии и общественным наукам. Наше повествование помещено в контекст возрастания человеческих знаний, являющегося залогом улучшения материального благосостояния людей. Мы приняли за нечто данное меняющиеся закономерности развития технологий, рождаемости, смертности, миграции и общей демографии и интегрировали их в свой анализ. В центре внимания данного исследования были изменение структуры человеческих взаимодействий и влияние этого изменения на условия человеческого существования.] Для полноценной концепции человеческого поведения потребуется ответ на вопрос о том, как разум реагирует на процесс изменений. Необходимой предпосылкой является понимание того, как мозг интерпретирует сигналы, получаемые им от чувств, как он структурирует результат в согласованную систему убеждений. Хотя в когнитивных науках и имел место некоторый прогресс, все же над нами до сих пор довлеет проблема понимания истоков конфликтующих систем убеждений, их гибкости и их взаимодействия с организациями и институтами. Многие из изменений среды оказываются беспрецедентно новыми. Однако теории, которые находятся на вооружении общественных наук, опираются на представление об эргоди  ческом, повторяющемся, предсказуемом мире, в котором люди ищут разные решения для одних и тех же проблем. Но как можно мыслить социальные процессы, когда индивиды в лучшем случае имеют лишь очень ограниченное понимание того, что же на самом деле с ними происходит?

Как можно мыслить социальные процессы, когда люди сталкиваются все с новым и новым опытом, все с новыми и новыми ситуациями, требующими осведомленности о динамической природе процесса, участником которого они являются? Как именно нам следует воспринимать новые проблемы, с которыми мы сталкиваемся по мере того, как человечество трансформирует окружающую среду самым беспрецедентным образом? У нас нет ответа на эти вопросы, и все же мы признаем их важность.

Мы достигли достаточно большого прогресса в понимании того, как общества справляются с бесконечным и динамическим процессом изменений, который неминуемо происходит в каждом обществе. Динамическая теория изменений – это не обязательно теория, которая подразумевает рост или развитие. Реагирование на меняющиеся условия нередко приводит к изменениям без всякого прогресса. Исторический опыт свидетельствует о том, что ни общества, ни обществоведы не демонстрировали хороших навыков в решении проблем постоянных изменений и бесконечной новизны. Естественные государства обладают некоторыми социальными ресурсами, чтобы справляться с переменами, однако долгая история человеческих обществ – вплоть до последних нескольких столетий – рисует перед нами достаточно мрачную картину способности обществ преодолевать те изменения и проблемы, с которыми они сталкиваются. Известная нам история человечества – это история подъема и упадка цивилизаций. Грегори Кларк (Clark, 2007b) не так давно вновь подметил, что экономические историки и так прекрасно знают: на протяжении очень долгого времени начиная с момента открытия сельского хозяйства и заканчивая XIX в. экономический рост на душу населения был необычайно низок, практически равен нулю. Каждый исторический случай экономического роста с лихвой компенсировался случаем экономического упадка. Как видно из Табл. 1.2 в первой главе, более бедные общества современного мира бедны не потому, что у них низкий уровень роста, а потому, что доля лет, когда они имели негативный рост, у них куда больше, чем в развитом мире. Стабильный экономический рост последних нескольких десятилетий стал результатом скорее редуцирования влияния негативных шоков на общественный продукт, чем возрастания показателей роста в те годы, когда этот продукт растет.

Мир всегда был неспокойным местом. Радикальная трансформация обществ, которая имела место в последние два столетия, заставляет нас поверить в тезис о том, что общества открытого доступа 1 ^да лучше приспособлены для конструктивного реагирования на новые проблемы. Мы попытались объяснить, почему именно общества открытого доступа оказываются более эффективными в адаптации: институциональный дизайн открытого доступа способствует многочисленным пробам и ошибкам, в результате которых – в контексте «неопределенности Найта» – удачные примеры адаптации сохраняются, а неудачные – нет. Хотя реакция на неопределенность и не застрахована от неудач, все же история обществ открытого доступа наполнена примерами экспериментов, которые в конечном счете позволяли находить искомые решения. Созидательное разрушение как в политике, так и в экономике – это норма для обществ открытого доступа. Подобное экспериментирование полностью согласуется с оптимистическими взглядами Хайека (Науек, 1952) на последствия свободного входа и конкуренции. Адаптивная эффективность приводит к созданию институтов и организаций, которые способствуют экспериментированию, награждают успешные инновации и, что не менее важно, уничтожают результаты неправильных решений. Это не гарантия того, что люди всегда найдут решения для новых и неизведанных проблем, с которыми им придется столкнуться в будущем, однако все же некоторые социальные институты и организации делают эту вероятность более высокой.

Мы знаем об институтах достаточно, чтобы понять, что это не самые совершенные инструменты для решения людских проблем (Eggertsson, 2005). Человеческим обществам никогда не удавалось полностью решить проблему насилия, однако некоторым обществам удалось выработать более совершенные пути сдерживания насилия, чем другим. Возникновение естественных государств, которое началось десять тысяч лет назад, сильно расширило перечень институтов и организаций, которые общество может поддерживать. Использование практики создания ренты для ограничения насилия позволило образоваться гораздо более крупным обществам, способным организовать жизнь значительно больших масс и городских агломераций; это также позволило осуществить значительные технологические изменения. Однако естественные государства имеют встроенные ограничения для тех типов социальных порядков, которые они могут поддерживать: все, что может угрожать созданию ренты, в конечном счете может угрожать и самому государству. Создание ренты и ограничение доступа создают препятствия для экономического роста естественных государств, эти ограничения становятся все более и более явными по мере возникновения порядков открытого доступа, с которыми их можно сопоставить.

Порядки открытого доступа, как оказывается, гораздо более эффективны в долгосрочном реагировании на изменения. Процесс принятия решений в обществах открытого доступа куда сильнее децентрализован, он зависит от лидеров экономических и политических организаций. Они приходят к децентрализованным решениям с опорой на те организации, которые они представляют. Открытый доступ увеличивает возможность натолкнуться именно на ту политику, которая позволит решить проблему или снизить ее остроту. Созидательное разрушение как в экономической, так и в политической сфере является необходимым критерием достижения адаптивной эффективности. Неспособность Шумпетера даже представить созидательное разрушение в политике привела его к выводу о неминуемой обреченности капитализма. Возможно, однажды окажется, что он прав: порядки открытого доступа вполне могут оказаться менее стабильными, чем естественные государства, продержавшиеся на плаву почти десять тысяч лет. И все же прочность обществ открытого доступа перед лицом повсеместных попыток создания ренты – это свидетельство ключевой роли адаптивной эффективности.

Естественные государства не могут опираться на адаптивную эффективность как на бастион, который способен противостоять переменам. В динамичном мире люди из обществ с закрытым доступом, ответственные за принятие решений, имеют ограниченные возможности в поиске новых возможностей и решении новых проблем. Подобные ограничения обуславливаются желанием элит защитить свои привилегии, а также теми опасностями, которыми снижение ренты грозит стабильности господствующей коалиции и обществу в целом. Препятствование конкуренции как в экономике, так и в политике сокращает инновации, сужает размах созидательного разрушения, а также нарушает механизм замещения проигравших и отбрасывания бесперспективных идей. Дело не в том, что естественные государства не способны к прогрессу, дело в том, что они имеют одинаковую склонность как к движению назад, к личным договоренностям и ограниченному доступу, так и вперед – к обезличенным институтам. Даже когда общества начинают осознавать все плюсы открытого доступа, члены коалиции естественного государства понимают, что простое создание институтов открытого доступа не просто уничтожит их ренту, но также не позволит достичь искомого результата, то есть стабильного экономического развития.

Мы согласны с тем, что нам так и не удалось полностью рассмотреть вопрос о понимании истоков убеждений, происхождении институтов и природе человеческих организаций, составляющих различные социальные порядки. Однако наше повествование способно серьезно увеличить стимулы к накоплению знаний, а также к выяснению того, насколько общества могут использовать эти знания как для улучшения положения человека, так и для решения проблемы потенциального возрастания легальности насилия.

Концептуальные рамки

В обществах охотников и собирателей обмен происходит прежде всего за счет межличностных повторяющихся взаимодействий; все отношения являются личными. Стандартная единица взаимодействия – это группа из 25 человек, при условии, что спорадически формируются временные группы большего размера. Общества охотников и собирателей решают проблему насилия не самым эффективным образом: они формируют группы, в которых личное взаимодействие – это взаимодействие между индивидами, которые прекрасно друг друга знают и взаимодействуют друг с другом на постоянной основе. Уровень насилия как внутри групп, так и между ними может быть крайне высок.

Естественные государства выстраиваются на межличностных отношениях добывающих порядков, эти государства способны расширяться и превосходить по своим масштабам более простые общества. Отношения внутри естественных государств строятся вокруг традиционных межличностных взаимодействий, однако иерархии элит формируют личные отношения, которые увеличивают контроль господствующей коалиции. Порядки ограниченного доступа позволяют решить проблему насилия: могущественные члены общества объединяются в коалицию военной, политической, религиозной и экономической элиты. Элиты обладают привилегированным доступом к ценным ресурсам или к ценным формам действия. Кроме того, у них есть возможность формировать организации, санкционируемые всем обществом. Уникальные идентичности членов элит тесно увязаны с теми привилегированными организациями, которые эти члены возглавляют или в которых они состоят. Так как в случае выплесков насилия рента, извлекаемая элитой, будет снижаться, создание ренты позволяет элитам достоверно гарантировать друг другу ограничение насилия. Однако в силу того, что социальный мир зависит от баланса интересов в господствующей коалиции, порядки открытого доступа чувствительны к переменам, затрагивающим интересы и возможности элит. Как социальный порядок порядок ограниченного доступа стабилен, однако каждое естественное государство претерпевает постоянные изменения; так как естественные государства опираются на сложную систему элитных интересов, им не всегда удается оставаться устойчивыми в меняющихся обстоятельствах. В хорошо развитых естественных государствах элитные привилегии включают контроль над могущественными социальными организациями, такими как церковь, правительство, суды и военные силы.

Порядок открытого доступа выстраивается на организационных структурах естественного государства, но при этом он распространяет обезличенное гражданство на все большую часть населения. Все граждане получают возможность формировать экономические, политические, религиозные или социальные организации, призванные выполнять любые мыслимые функции. При этом порядки открытого доступа запрещают использование насилия всем организациям, кроме армии или полиции. В отличие от естественного государства, которое активно манипулирует интересами элит и неэлит с целью поддержания социального порядка, порядок открытого доступа позволяет индивидам преследовать собственные интересы посредством создания всевозможных организаций. Индивиды продолжают оставаться мотивированными экономической рентой как на политическом, так и на экономическом рынке, но присутствие открытого доступа стимулирует конкуренцию, что делает подобную ренту лишь временным явлением. Социальный порядок поддерживается за счет комплексного взаимодействия конкуренции, институтов и убеждений. Контроль над военной силой концентрируется в руках правительства, а контроль над правительством вытекает из политической и экономической конкуренции, а также из особых институциональных ограничений. Попытки использовать правительство для принуждения граждан– напрямую, через военную силу, или же косвенно, через манипулирование экономическими интересами – приводят к активизации существующих организаций или же к созданию новых организаций, призванных мобилизовать экономические и социальные ресурсы, с тем чтобы добиться контроля над политической системой. Сохранение открытого доступа важно для поддержания социального порядка.

Как порядки открытого доступа, так и порядки ограниченного доступа являются в равной степени динамичными, они претерпевают продолжительные и зачастую неожиданные изменения. Этот динамизм не может быть назван прогрессивным, так как не существует никакого телеологического движения, которое бы толкало общества к тому, чтобы становиться все более и более сложными, стабильными и развитыми. Суть динамизма – в постоянных переменах. Если совсем упрощать, то отличие динамизма ограниченного доступа от динамизма открытого доступа заключается в том, как именно социальные порядки используют доступ для сдерживания насилия и обеспечения порядка. Естественные государства реагируют на изменения попытками манипулировать доступом и перераспределять ренту внутри господствующей коалиции. Что касается порядков открытого доступа, то они более стабильны не потому, что их институты прочнее, наоборот, эти институты гораздо более гибки, они реагируют на меняющиеся условия с куда большей пластичностью. Порядки открытого доступа более устойчивы к переменам, так как их внутренние институциональные и организационные структуры более свободны в смысле вариантов приспособления, они могут ассимилировать изменения в куда большем диапазоне опций, так как в них не распространена практика создания ренты с целью сдерживания насилия. Оба социальных порядка динамичны, однако внутренняя логика их динамизма различна.

Как именно происходит переход от одного социального порядка к другому? В предыдущей главе мы сделали набросок перехода к открытому доступу в Великобритании, Франции и США. Переход в каждом отдельном обществе зависит от особых черт данного общества, но все же в переходе могут быть вычленены и общие черты. Пороговые условия позволяют элитам взаимодействовать друг с другом обезличенным образом, снижать эффективность разрушительного насилия и в конечном счете создавать и поддерживать институт обезличенных прав. В каждом случае элиты сталкиваются со стимулом трансформировать привилегии в обезличенные права. Создание зачатков элитных прав в пороговых условиях предоставило возможность расширить эти права так, чтобы они были поддержаны представителями всей элиты. Например, привилегия владеть акциями в акционерной компании вначале может считаться уникальной привилегией. Однако если эта привилегия становится повсеместной, а доли отныне можно передавать друг другу, то тогда интерес элит к поддержанию обезличенного механизма передачи долей может начать возрастать. В свою очередь обезличенный механизм передачи долей может создать интерес в обезличенном формировании компаний. Можно было наблюдать эту последовательность во всех трех странах первопроходцах. Она заняла весь XIX в. Идея открытого доступа к корпоративным формам начала пользоваться доверием в тот момент, когда большая часть элиты начала получать прямую выгоду от такого доступа. Точно так же открытый доступ к политическим организациям становится возможен тогда, когда влиятельные политические группы начинают понимать, что поддержка политических партий целиком отвечает их интересам.

Переход – это именно институционализация открытого доступа посредством утверждения обезличенных отношений. То есть переходом не может быть названо создание тех или иных институтов, например принятие Билля о правах или же всеобщего избирательного права. Институты важны постольку, поскольку они структурируют стимулы индивидов и сдерживают их. Однако одни и те же институты в зависимости от обстоятельств могут работать совершенно по разному. Чуть ли не основной фактор здесь – наличие или отсутствие открытого доступа. Например, институты выборов и институты корпораций в естественных государствах работают иначе, чем в порядках открытого доступа.

Подобный способ мышления о процессе перехода позволяет говорить о новой интерпретации экономической и политической истории рождения современных обществ открытого доступа в конце XVIII – начале XIX в. Наша экономическая история делает особый акцент на обеспокоенности развитием новых могущественных форм элитных экономических организаций, а также «коррумпирующим» влиянием этих организаций на политику. Все это в середине XIX в. привело к созданию открытого доступа. Наша политическая история делает

особый акцент на модификациях институтов естественного государства, случившихся в XVIII в., эти модификации вызвали обеспокоенность элит тем, что внутри  элитная политическая конкуренция неизбежно приведет к консолидированному политическому контролю со стороны той фракции, которой за счет манипулирования экономикой удастся заполучить в свои руки рычаги управления. В конечном счете элиты приняли решение защитить свои привилегии путем превращения их в права. Сделано это было посредством создания институтов, гарантирующих открытую экономическую и политическую конкуренцию. Отныне можно было свободно формировать экономические и политические организации. Ничего подобного в мире еще не было. Трансформирующий эффект открытого доступа, берущего свой отсчет с середины XIX в., дает о себе знать в политических и экономических процессах конца XIX в., эти процессы продолжаются и в XX в. Среди последствий данных процессов можно отметить общее благоприятствование технологическому прогрессу.

Исторические особенности и уникальные институциональные механизмы, развивавшиеся в каждом конкретном обществе, играли главную роль, однако ни в одном из случаев перехода они не были идентичными. В середине XIX в. переход был закреплен путем институционализации открытого доступа для все большего числа граждан. Эти граждане получили обезличенные права, а также доступ к целому ряду социальных институтов, призванных подкрепить обезличенные отношения. Функционирование существующих институтов естественного государства, даже имевших очень долгую историю (например, британский парламент), начало претерпевать изменения, вызванные необходимостью подстраиваться под условия открытого доступа. Избираемые собрания в условиях наличия конкурирующих политических партий начали разительно меняться. То же самое произошло и с экономическими корпорациями, которые оказались в ситуации открытого конкурентного входа.

Создание схожих институтов в иных обществах, но уже чуть позже, не привело к мгновенному переходу данных обществ. Например, страны Латинской Америки приняли конституции, схожие с конституцией США, а некоторые страны Европы утвердили законы об общей инкорпорации, однако всего этого оказалось недостаточно для того, чтобы стимулировать переход. Интересы элит в ограничении доступа могут быть легко учтены и в условиях наличия выборов, представительных собраний, а также более сложных корпоративных форм организаций. Принятия институтов Великобритании, Франции или США без обеспечения открытого политического и экономического доступа недостаточно для обеспечения перехода. История показывает, что создание лучших институтов позволяет обществам усовершенствовать свое функционирование в качестве естественных государств, но никакой переход без открытого доступа не возможен.

Новый подход к общественным наукам: насилие, институты, организации и убеждения

Предлагаемые нами концептуальные рамки – это не просто еще одна политическая или экономическая модель, а принципиально новый подход к общественно научно  му анализу. Здесь речь идет о процессе изменений, происходящих со временем. Много ли нам удалось выяснить о процессе социетальных изменений? Наш вклад мы собираемся проиллюстрировать через те концепты, которые образовали структуру данного исследования: насилие, институты, организации, убеждения.

Мы начали с идеи о том, что систематическое создание ренты может убедить могущественных индивидов и могущественные группы отказаться от насилия. Если эту идею совместить с другой идеей, суть которой в том, что наиболее ценная форма создания ренты для большинства обществ – это способность формировать организации, санкционированные и поддержанные обществом, то отсюда остается всего несколько шагов до следующего вывода: структура любых социальных институтов принципиально обусловлена методами, используемыми для решения проблемы насилия. В силу того что каузальные представления, касающиеся поведения других людей, зависят от природы тех организаций, в которых люди действуют, мы можем вывести из этого очень важные следствия для понимания природы представлений и убеждений, касающихся личностных и межличностных взаимоотношений. Когда общества могут поддерживать обезличенные организации, они создают возможность обезличенных отношений среди элит, обеспечивая фундамент для перехода к порядку открытого доступа, а также создавая повсеместную убежденность в том, что социальное взаимодействие может осуществляться обезличенно. В тот момент, когда бессрочно существующие и обезличенные экономические организации начинают существовать одновременно с ситуацией консолидации военной силы в руках правительства, в таком обществе исчезает сама потребность в личной принадлежности к сетям патронирования и протекции. Общества открытого доступа со всеми их многочисленными преимуществами и издержками опираются на обезличенные идентичности и связанные с ними убеждения в равенстве и честности.

Насилие должно быть едва ли не главным фактором любых объяснений того, как ведут себя общества. Необходимым предварительным условием для формирования долговечной крупной социальной группы является способность контролировать насилие. Естественные государства решают проблему насилия отнюдь не за счет консолидации своего контроля над ним. Вместо этого они пытаются использовать факт распыленности этого насилия путем создания системы взаимопересекающихся экономических, религиозных, политических и социальных интересов, которая дает могущественным индивидам стимулы не использовать насилие. Все государства являются организациями организаций. В естественном государстве создание ренты сливается с внутренней структурой организаций в рамках господствующей коалициии с целью ограничения насилия.

Рассмотрение проблемы насилия, начинающееся с веберовского допущения о том, что государство – это организация с монополией на легитимное использование насилия, есть абсолютно неверный ход. В таких подходах игнорируется основная проблема, с которой сталкиваются общества, то есть проблема управления насилием. В естественных государствах военная сила распределена по всей господствующей коалиции. Для достижения стабильности естественные государства должны достаточным образом простимулировать своих влиятельных членов – так, чтобы у них не было никаких стимулов использовать насилие вместо попыток мирного взаимодействия. Допуская, что государство – это монолитная сущность, мы тем самым лишаем себя самой способности понимать, как именно естественные государства, а значит и большинство обществ в истории, сдерживают насилие.

Консолидация военной силы в единую организацию может произойти лишь тогда, когда другие, невоенизированные, члены господствующей коалиции уверены в наличии четких механизмов дисциплинирована военных, в случае если они попытаются злоупотребить своей силой. Монополия на военную силу должна сопровождаться реформами экономических и политических организаций, а также институтов, позволяющих экономическим и политическим акторам контролировать военных. Зрелые естественные государства сохраняют двойной баланс между военными и невоенными организациями. Для того чтобы естественное государство получило консолидированный контроль над военными, оно должно одновременно развить мощные формы экономических и политических организаций. При отсутствии таких организаций военные организации, а также те, кто их возглавляет, будут иметь возможность узурпировать привилегии остальных членов господствующей коалиции. Этот вывод верен вне зависимости от того, находятся ли у власти гражданские лица или нет. Насилие и организации связаны самым тесным образом.

Обсуждаем ли мы исторические или современные развивающиеся общества, мы не должны предполагать, что государство – это консолидированная сущность, способная к принуждению и пользующаяся монополией на насилие. Вместо того чтобы делать тезис о специалисте в области насилия отправной точкой для наших размышлений, мы начали с проблемы все большей специализации в деле насилия как следствия самой структуры институтов, организаций и убеждений растущего общества. Короче говоря, для понимания контроля над насилием мы должны начинать с группы могущественных индивидов, сдерживаемых набором самоисполняющихся соглашений, которые повышают уровень специализации внутри своей коалиции, позволяя одним членам специализироваться на насилии, другим – на экономической активности, а третьим – на политической активности.

Концепция институтов Грейфа (Greif, 2006) включает в себя определение институтов, организаций и убеждений как институциональных элементов. Мы намеренно не стали принимать такое широкое определение институтов – не потому, что мы не согласны с прозрениями Грейфа, а потому что разложение логической структуры Грейфа на составляющие элементы является как неизбежной, так и необходимой задачей, если мы желаем помыслить процесс социальных изменений. Грейф показывает, что сами по себе правила и нормы не являются самодостаточными, они должны быть укоренены в более масштабной структуре организаций и убеждений. Каузальные убеждения людей должны сочетаться с реальным поведением индивидов, относящихся к тем институтам и организациям, с которыми они взаимодействуют. Мы хотели бы подчеркнуть важность организаций и убеждений в понимании того, как именно работают институты, а также определить, как эти институты, которые управляют формированием организаций, меняются в зависимости от социальных порядков, а также продолжительности своего существования. Понимание социальных изменений в реальных исторических обстоятельствах требует от нас отделения институтов от организаций и убеждений, равно как и от насилия. В противном случае нам едва ли удастся проследить их постепенное пересекающееся развитие. Социальное развитие, как исторически, таки в условиях современного мира, отнюдь не сводится к меняющимся институтам, усваивающим подходящие структуры управления или же конструирующим системы прав собственности.

Наша схема опирается на три тезиса относительно организаций:

Структура, охват и число организаций в любом обществе тесно связаны с тем, как данное общество контролирует насилие.

Социальная технология структурирования организаций зависит от личности и идентичности индивидов внутри этой организации. Создать обезличенную, бессрочно существующую организацию, идентичность которой не зависит от идентичности ее членов, достаточно трудно. Но там, где это удается, происходит радикальное изменение самой возможности отношений между индивидами.

Существование организаций с обезличенными идентичностями, как в общественной, так и в частной сфере, есть необходимое условие для существования обезличенных отношений в рамках всего общества в целом.

Обширная литература об организациях в экономике, социологии и политической науке по большому счету упустила момент изменений в социальной поддержке организаций, произошедших в странах первопроходцах в XIX в. Обществоведы объясняют социальные структуры. Мы делаем то же самое, но в понятиях преднамеренных действий индивидов, абстрагируясь от социальных инструментов, которые имеются у них в распоряжении. Организационные инструменты, доступные индивидам, не только улучшались по мере возникновения более оптимальных правовых форм как для организаций, так и для контрактных отношений, – одновременно происходило еще и повсеместное распространение этих инструментов по всему обществу. Во многих исторических исследованиях распространение обезличенных прав на все население объясняется переменами, произошедшими с крупными социальными институтами, например с демократией, а также с основополагающими процессами, например с экономическим ростом. Мы отметили, что открытый доступ к организационным формам может заставить такие социальные институты, как демократия, работать гораздо лучше, способствуя созидательному разрушению как в экономике, так и в политике; кроме того, мы отметили, почему открытый доступ к организационным формам не был реализован ни в одном обществе вплоть до XIX в. Задача, стоящая перед всеми общественными науками, заключается в рассмотрении фундаментальных изменений в организационных инструментах, которые произошли в XIX в.

Число и размах новых организаций увеличиваются взрывным образом в тот момент, когда общество проходит через процесс перехода. Этот взрыв не является простым следствием усилий по расширению гражданских прав, созданию новых институтов или содействию экономическому росту. Не является данный взрыв и простым следствием естественной человеческой склонности к торговле и обмену. Дело в том, что переход предоставляет гражданам новые инструменты, сокращает количество ограничений, а также повышает возможности для межличностных отношений, резко увеличивая выгоды от специализации и обмена, одновременно сокращая риск экспроприации. Эти изменения, в свою очередь, способствуют росту новых организаций, использующих новые возможности. Соответственно, взрывной рост организаций есть прямое следствие перехода.

Мы задокументировали возникновение бессрочно существующих общественных, частных и религиозных организаций в Западной Европе с 1400 по 1800 г. Эти организации воплощали логику естественного государства, в частности, создавая элитные привилегии. Создание подобных организаций в рамках естественных государств было неотъемлемой частью возникновения и успеха зрелых естественных государств того времени. Организационная утонченность привела к экономическому росту Европы в конце Средневековья – начале Нового времени, она позволила создать гораздо более отчетливые государственные структуры, способные после 1600 х гг. осуществить консолидацию военной силы, а также воспользоваться выгодами от торговли.

Без бессрочно существующего государства и обезличенных организаций институциональные механизмы – например система сдержек и противовесов между королем и парламентом или же президентом и конгрессом – не могут функционировать эффективно. Точно также консолидированный контроль над военными возможен лишь в том случае, если бессрочно существующие и, следовательно, обезличенные организации в публичной и частной сфере могут быть использованы для того, чтобы сдерживать военных, что было проиллюстрировано нами на примере системы снабжения британского морского флота в середине XVIII в. Развившаяся насыщенная сеть

обезличенных организаций оказалась способна поддерживать обезличенно определяемые права элит. Лишь после этого понятие равенства смогло стать частью убеждений о том, как именно функционирует реальный мир, а не оставаться, как и раньше, частью идей, идеологий и теологий того, как этот мир должен работать.

Мы не обладаем общей теорией того, как формируются убеждения, нет у нас и теории человеческого познания, однако с двумя аспектами убеждений мы все же попытались разобраться. Во первых, каузальные убеждения, то есть убеждения относительно причинно следственных связей в мире, оказывают непосредственное влияние на поведение людей. Во вторых, культурная среда – политический, экономический, социальный контекст – оказывает на убеждения самое непосредственное влияние. Социальные структуры, которые порождают фундаментальное неравенство участников, отражаются как в системе убеждений, так и в формах социальных отношений обмена – особенно в личном, в противовес обезличенному, обмене, а также в формах, типах и доступе к организациям, которые поддерживаются обществом. Существует огромное разнообразие подобных организаций: семья, церковь, политические, экономические и образовательные организации. Представления относительно обезличенной идентичности вытекают из структуры организаций и институтов, которые поддерживаются обществом и в которых проходит жизнь людей.

Так как порядки ограниченного и открытого доступа контролируют насилие и структурируют организации по разному, эти два социальных порядка приводят к раз  линиям в убеждениях населения. Контроль над насилием через создание ренты приводит к обществам, основанным на личной идентичности и привилегиях. Мы подчеркиваем важность открытого доступа для поддержания представлений о равенстве и обезличенных отношениях. В частности, бессрочно существующие организации воплощают реальность обезличенных идентичностей. Представления о возможности существования обезличенных идентичностей – это основа представлений о равенстве. Равенство зависит от обезличенной идентичности; для того чтобы граждане были равными перед законом, закон должен рассматривать граждан обезличенно. Таким образом, убеждения в том, что граждане равны в том или ином отношении, не могут получить поддержку до тех пор, пока общества не создадут обезличенные идентичности в соответствующих областях. Реализация принципа равенства в обществе требует того, чтобы общество было способным создавать и поддерживать обезличенные категории – например гражданство, – а затем рассматривать каждого как относящегося к этой категории в той же степени, что и все остальные.

Основной довод в пользу принципа верховенства права в порядках открытого доступа заключается в том, что институты способны существовать на основе обезличен  ности и бессрочности. Эти принципы являются основанием верховенства права. Институты, поддерживающие обезличенные отношения, позволяют порядкам открытого доступа обеспечивать всеобщие права, а не только привилегии для элит. Без бессрочно существующих общественных организаций новые коалиции и правительства могут менять институты и права, в том числе и те, что поддерживают обезличенность. Неспособность правительств естественных государств обеспечивать блага на обезличенной основе существенным образом подрывает их способность реализовывать принцип верховенства права, а также гарантировать гражданам основные общественные блага, включая, например, программы социального страхования, столь существенные для современных порядков открытого доступа.

Новый подход к общественным наукам: развитие и демократия

Мы использовали исторические примеры для того, чтобы проиллюстрировать концептуальные рамки, а не для того, чтобы протестировать конкретные гипотезы. Более систематический анализ фактов еще ждет своего исследователя. Мы не предпринимали никаких попыток статистического анализа, так как никаких прямых способов измерения наших основных понятий не существует. Мы убеждены, что наши концепты могут быть опера  ционализированы, однако понятия как открытого, так и ограниченного доступа как в экономике, так и в политике являются очень тонкими и многомерными ²⁴³. Применение их на практике потребует серьезных усилий, выходящих за рамки данного исследования. Мы ценим и приветствуем подобные усилия ²⁴⁴.

Эмпирические исследования детерминант развития в их нынешнем состоянии иллюстрируют сложность объяснения комплекса социальных феноменов с несколькими одномерными переменными. Едва ли мы скажем что то новое, указав на то, что развитие – это сложная проблема. Опыт недавних лет показывает, что развитие – это не просто прибавление капитала или же насаждение в обществе правильных институтов – демократии, прав собственности, рынков или же принципа верховенства права. Не значит развитие и простое обеспечение правильного набора общественных благ, например социального страхования или образования. Поборники традиционного экономического подхода к выработке рекомендаций для обеспечения развития сталкиваются с парадоксом: почему многие развивающиеся страны отказываются избрать политический курс, который, по утверждению экономистов, ведет к парето улучшению? Почему они отказываются, если следование данному совету приведет к выигрышу всехчленов этого общества? Наверное, есть в этом совете что то принципиально неверное.

Политика развития опирается на институты, политику, организации и убеждения, определившие успех порядков открытого доступа. Логика естественного государства позволяет понять, почему политика открытого доступа, а также его институты угрожают стабильности естественного государства. Экономисты обычно утверждают, что естественные государства страдают от чрезмерного вмешательства в дела рынка, что их законы способствуют образованию монополий и иных создающих ренту привилегий; кроме того, нередко говорят о неудовлетворительном состоянии прав собственности, неэффективном обеспечении населения общественными благами, а также несовершенном функционировании рынков. Все это верно. Логичное предписание, которое выдают экономисты, – это реформы, то есть страна должна на систематической основе реализовывать политику, в точности копирующую политику в порядках открытого доступа: более простой вход на рынок для фирм, меньший регулятивный контроль, сокращение монополий, более надежные права собственности, лучшее качество предоставления общественных благ, например образования, а также более сложный рынок. Однако до тех пор, пока реформируемые общества не достигнут как минимум пороговых условий, перенесение этих институтов и политик в естественные государства не позволит добиться никакого экономического результата.

Подход экономистов несостоятелен, так как он игнорирует логику, лежащую в основе естественных государств: свойственное естественным государствам ограничение доступа призвано решить проблему насилия – индивиды и группы, способные на насилие, получают стимулы к сотрудничеству. То есть ограничение доступа – не просто средство максимизировать доходы правящей элиты. Политика на основе порядков открытого доступа: универсальные безличные права и принцип верховенства права, открытый доступ крынкам, все большие экономические свободы – все это снижает способность естественного государства контролировать насилие. Таким образом, подобные перемены угрожают сделать жизнь людей хуже, а не лучше. Современная экономика неявно разделяет веберовское допущение о том, что государство обладает монополией на насилие и что оно не станет применять его для эксплуатирования граждан. Упуская проблему насилия, экономика упускает главную проблему развития.

Предлагаемые нами концептуальные рамки предполагают существование двух проблем, связанных с развитием. Первая – это развитие в рамках естественного государства, вторая – переход от социального порядка ограниченного доступа к порядку доступа открытого. Большая часть рекомендаций, выдаваемых экономистами, касается рекомендаций по стимулированию перехода. Однако динамика социальных изменений в развивающихся странах – это динамика именно естественного государства, а не порядков открытого доступа. Большинство развивающихся стран, за несколькими исключениями, так и не достигли пороговых условий. Они еще не достигли такого состояния, когда элиты могут начать выстраивать стабильные отношения друг с другом при решении важнейших вопросов, касающихся экономики и политики, посредством обезличенных институтов. Таким образом, применительно к ним советы начать переход оказываются неуместными. Установление хорошо прописанных прав элит в таких условиях бесперспективно. Перенесение институтов открытого доступа в естественные государства само по себе не может привести к политическому и экономическому развитию. Если эти институты навязываются обществу под международным или внутренним давлением и если при этом они не соответствуют существующим представлениям об экономических, политических, социальных и культурных системах, то новые институты почти наверняка будут работать куда хуже тех институтов, которые они замещают. Хуже того, если эти институты подрывают политические механизмы, обеспечивающие политическую стабильность, то тогда новые институты будут неминуемо способствовать беспорядку, ввергая общество в еще более плачевное состояние.

Экономисты отнюдь не одиноки в своей склонности сводить идеи открытого доступа к проблеме развития; представители политических наук имеют схожую склонность. Тезис о том, что один и тот же институт работает в условиях ограниченного доступа иначе, чем в условиях доступа открытого, с равной силой применим и к работе демократических институтов в условиях естественного государства. В естественных государствах институт выборов работает иначе, чем в порядках открытого доступа. Данный тезис противоречит распространенной позиции, которую можно найти в работе Пшеворского и его коллег (Przeworski et al., 2000), а также в львиной доле исследований из области эмпирической политической науки, согласно которым демократия определяется одним конкретным критерием – проводит ли та или иная страна конкурентные выборы с последующей сменой власти. Средства массовой информации обычно отождествляют демократию с выборами, нередко используя’данные понятия взаимозаменяемо. Подобный подход к демократии сваливает в одну кучу выборы в порядках ограниченного доступа и выборы в порядках открытого доступа.

Равно как и в случае с политикой экономического развития, мы стоим на иных позициях ²⁴⁵. Хотя выборы и являются основополагающим институтом демократии, демократия – это не только выборы, об этом писал еще Даль (Dahl, 1971; Даль, 2010) в своей классической работе «Полиархия». Как институт порядка открытого доступа демократия позволяет гражданам осуществлять контроль над властями, принуждая их учитывать интересы граждан, кроме того, демократия дает определенную степень защищенности от коррупции. Для того чтобы демократия работала, выборы должны быть вплетены в институциональную и конкурентную среду, которая позволяет политической конкуренции способствовать распространению информации, а также сдерживать политиков. Выборы в естественных государствах обычно не выполняют эти функции или же делают это не до конца. Выборы в порядках открытого доступа еще по целому ряду пунктов отличаются от выборов в порядках ограниченного доступа; эти различия предполагают, что демократия в смысле гражданского контроля над правительством и чиновниками может быть обеспечена лишь в условиях открытого доступа.

Так как порядки открытого доступа могут поддерживать бессрочно существующие, обезличенные общественные организации, они имеют возможность проводить политику в интересах граждан на безличной основе. Это позволяет им предоставлять гражданам целый ряд общественных благ и программ социального страхования, которые отсутствуют в естественных государствах. Программы сокращения бедности могут быть нацелены на бедных, которые отбираются в соответствии с обезличенными и наблюдаемыми характеристиками; образование может быть предоставлено всем гражданам; водительские права могут быть даны каждому, кто будет соответствовать возрастным требованиям и окажется способен пройти нужные испытания; страхование по безработице будет доступно каждому, кто внес свой вклад в систему и соответствует безличным требованиям, предъявляемым к безработным.

Способность обеспечить работу социальных служб на безличной основе работает на то, чтобы стимулировать открытый доступ. Если общественные блага обеспечиваются на безличной основе, то избирателям оказывается куда проще оценить качество услуг, а также работу чиновников, которые не поставляют соответствующие блага. Если же общественные блага обеспечиваются на основе межличностных отношений и на базе дискреционного принципа, то тогда чиновники могут использовать свою возможность отказывать в предоставлении этих благ как угрозу, способную заставить граждан вместо свободного волеизъявления поддержать нужного кандидата. Обеспечение общественных благ становится еще одним способом дисциплинировать граждан и не является результатом отклика на запросы самих граждан. Выборы в таких условиях – средство манипулирования гражданами, а не их право делать свободный выбор. Порядки открытого доступа нивелируют подобные угрозы, так как обеспечивают обезличенное предоставление услуг, которым нельзя манипулировать исходя из политических предпочтений.

Надежное обеспечение граждан общественными благами на обезличенной основе имеет для демократии еще одно важное следствие. Логика медианного избирателя предполагает, что расширение избирательного права в демократии, приводящее к включению избирателей со все меньшим уровнем дохода, скорее всего, приведет⁷ к популизму и иным формам перераспределительной политики с нулевой или негативной суммой. Это подчеркивают Мелцер и Ричард (Meltzer and Richard, 1981). Если медианный избиратель – это избиратель с доходом ниже среднего, то тогда в его интересах способствовать перетеканию прибыли от богатых к бедным. Однако подобный анализ игнорирует те стимулы к перераспределению, которые существуют в том случае, если государство способно осуществлять перераспределение обезличенно. Как показывает Линдерт (Lindert, 2004), социальные издержки перераспределения создают для бедных и богатых стимулы организовать перераспределение так, чтобы это имело наименее разрушительное влияние на общество. Появляются мощные стимулы перераспределять возможности в пользу бедных за счет обеспечения образования, системы здравоохранения и социальных услуг как альтернативы простому перераспределению наличных средств. Когда общественные блага способствуют росту человеческого капитала, способность проводить обезличенную политику дает порядкам открытого доступа возможность реагировать на запросы граждан так, что это дополняет рынок, а не подрывает его. В этом смысле порядки открытого доступа подкрепляют демократию как игру с положительной суммой. Если правительство не может наладить систему обезличенного предоставления социальных услуг, то тогда у бедных есть все стимулы для того, чтобы использовать свои голоса для незамедлительного получения наличных. Это делает их в высшей степени восприимчивыми к популистским лозунгам со стороны лидеров фракций. Такова темная сторона демократии, сторона, которая нередко заявляет о себе в естественных государствах.

Открытый доступ поддерживает систему с эффективной оппозицией и конкурентным электоральным процессом. Он способствует насыщенному гражданскому обществу, пестует целый ряд экономических, политических и социальных групп, которые могут мобилизовать группы интересов и обеспечить систему сдержек, столь важную для демократического политического процесса. Шумпетеровская конкуренция постоянно приводит к появлению новых интересов и групп. Широкий доступ к организациям мешает властям манипулировать экономическими интересами в целях поддержки режима. В противовес этому большинство естественных государств препятствуют или ограничивают электоральную конкуренцию, например, противодействуя гражданским организациям, подрывая способность оппозиции к конкурентной борьбе, а также зажимая свободную прессу.

Порядки открытого доступа поддерживают принцип верховенства права, а также судебную систему, сравнительно свободную от коррупции. У этого есть одно важное, но редко признаваемое следствие: наличие судов, действующих в соответствии с принципом верховенства права, позволяет законодательной ветви власти писать законы, уточняющие обезличенные правила, касающиеся политической жизни, а затем внедрять их с опорой на эти дееспособные суды. В естественных же государствах с коррумпированными судами законодатели практически лишены возможности проводить устанавливаемые ими ограничения в жизнь: нет судов, способных проконтролировать процесс. Отсутствие судов, действующих на основе принципа верховенства права, ограничивает дееспособность системы обеспечения общественных благ и сужает возможности законодательной власти служить реальным противовесом исполнительной. В естественных государствах очень часто наблюдается господство исполнительной власти вне зависимости от номинальной конституционной системы сдержек и противовесов.

Достигается это за счет бессрочно существующих институтов и достоверных обязательств, которые налагают на чиновников систему сдержек и противовесов. Подобные ограничения нивелируют масштабы возможных переворотов, а также применения насилия. Таким образом, выборы в порядках открытого доступа оказываются более или менее стабильными, а сами общества – защищенными от драматических политических изменений. В естественных государствах перевороты и иные формы нестабильности влияют на процесс конкуренции. Они не позволяют партиям стать бессрочно существующими, организациями, а угроза смены режима означает, что,' даже если сегодня конкурировать разрешается, завтра партийный деятель может оказаться за решеткой.

Если свести все эти аргументы воедино, то получится, что выборы в условиях ограниченного доступа отличаются от выборов в условиях открытого доступа. Выборы в порядках открытого доступа воплощают демократические идеалы гражданского самовыражения, а также контроля за чиновниками, который в условиях естественного государства просто невозможен. Одних выборов недостаточно, чтобы эффективно сдерживать власть чиновников, особенно чиновников из исполнительной власти. Открытый доступ ограничивает ставки, стоящие на кону политической борьбы, он способствует возникновению бессрочно существующих институтов, которые переживают любые кризисы и любые ротации правящей элиты, и позволяет сформироваться большему числу групп. Кроме того, открытый доступ обеспечивает более

эффективную конкуренцию за чиновничье кресло, а также позволяет добиться нужного уровня предоставления общественных благ и услуг. В целом можно утверждать следующее: многие зрелые естественные государства проводят выборы, однако эти выборы не тождественны тем, что проводятся в порядках открытого доступа и далеки от идеала демократии.

На пути к теории государства

Мы уклонились от проблемы определения государства– отчасти потому, что это очень трудная задача. Кроме того, едва ли стоило браться за эту проблему до тех пор, пока нам не удалось представить полное описание предложенных концептуальных рамок. Начнем с двух требований: теория политики должна объяснить распределение и использование власти, насилия и принуждения внутри общества; теория правления должна объяснить как структуру правительственного аппарата, таки поведение чиновников и иных служащих государства. Теория государства должна включать в себя теорию политики и теорию правительства.

В естественных государствах власть, насилие и принуждение коренятся в господствующей коалиции. Господствующая коалиция ориентируется на угрозу применения насилия, поэтому ей приходится поддерживать баланс между элитами. Таким образом, дисперсия контроля над насилием – основная характеристика коалиционной структуры. Соответственно, формальная структура правительства редко замыкает на себя консолидированный контроль над военной силой. В результате в условиях порядков ограниченного доступа государство состоит отнюдь не только из формальной структуры правления. Могущественные акторы, способные прибегнуть к насилию и принуждению, зачастую никак не пересекаются с формальным правительством.

Признание различий между государством и правительством должно неизбежно повлиять на стратегию улучшения качества управления. Во многих естественных государствах, где правительство лишено монополии на власть, насилие и принуждение, попытки повлиять на стимулы правительственных акторов, скорее всего, упрутся в нехватку политической воли в деле реализации тех целей, которые должны были быть реализованы с помощью этих стимулов. Рычаги, определяющие поведение могущественных членов коалиции, находятся отнюдь не в руках правительства. В подобных ситуациях нет ничего удивительного в том, что внешние акторы, пересекающие границу естественных государств, – например иностранные правительства, международные финансовые организации или же НКО – полагают, что в их интересах усилить одну фракцию в рамках господствующей коалиции путем превращения ее в партнера по переговорам. Подобные вмешательства могут изменить отношения внутри коалиции и дестабилизировать издавна сложившуюся систему отношений. Когда этот внешний актор наконец то уйдет, то конфигурация государства вновь изменится, не исключено, что она вернется в прежнее состояние. В некоторых редких случаях иностранное манипулирование стимулами естественного государства может оказать необратимое влияние, на саму структуру такого государства.

Если мы установили, что государство, как бы мы его ни понимали, отличается от формального правительства, то от этого мы еще не перешли к адекватной теории государства. Однако можно однозначно сказать, что подобная теория должна отражать факт тесной взаимосвязи между экономикой и политикой в порядках ограниченного доступа. Это подрывает ключевое допущение современной общественной науки, доминирующая парадигма которой выделяет политических и экономических акторов в отдельные, хорошо огороженные пространства. Наиболее качественные экономические и политические исследования посвящены развитому миру, где функционирование рынков и функционирование демократических институтов – очевидно независимые вещи. Обе дисциплины выработали утонченные теории, позволяющие понять очень многое о функционировании рынков и демократических институтов в порядках открытого доступа. Однако обе дисциплины так и не смогли создать теорию, объясняющую, почему рынки и демократические институты могут существовать лишь при соблюдении целого ряда условий. Кроме того, данные дисциплины не способны объяснить тесную историческую связь между развитием рынков и демократии.

Видимая независимость экономических и политических систем в порядках открытого доступа ввела современную общественную науку в заблуждение. В естественных государствах все крупные экономические организации с необходимостью являются политическими. В порядках открытого доступа большие экономические организации концентрируются прежде всего на рынках и затрагивают политику лишь по касательной. Способность фирм в порядках открытого доступа концентрироваться на экономике приводит к видимой независимости рынков от демократии. Эта видимая независимость позволила как экономистам, так и представителям политической науки изучать свои области так, чтобы никак не пересекаться друг с другом. Однако видимая независимость экономических и политических систем – фикция, не имеющая ничего общего с реальностью. На самом деле эти системы переплетены самым тесным образом.

Мы подчеркиваем важность куда более тесно интегрированной политической экономии. При этом мы отнюдь не первые, кто призывает к подобной интеграции, литература по политической экономии последних лет постоянно пополняется новыми и увлекательными работами²⁴⁶. Однако наш подход содержит в себе целый ряд новых прозрений, и одно из наиболее важных может быть сформулировано следующим образом: естественные государства не больны. У естественных государств есть своя собственная логика; они не дисфункциональны. Хотя они и менее устойчивы к шокам, они способны изыскивать внутренние резервы для выполнения как минимум двух основных функций любого общества: поддержания стабильности и поддержания порядка. С точки зрения норм и ценностей порядков открытого доступа естественные государства могут представляться коррумпированными, но эта коррупция является существенной частью функционирования социального порядка. Неспособность понять, как именно вполне зримая прямая связь между политическими, экономическими, религиозными и военными привилегиями способствует поддержанию социального порядка, – основное препятствие на пути лучшей политики развития и лучшей общественной науки. Отсюда также следует, что адекватная теория государства в применении к порядкам ограниченного доступа должна признать и объяснить тесную взаимосвязь политики и экономики; эта теория не может быть просто теорией правительства.

Большинство теорий государства считают существование формально определяемого лидера или правителя само собой разумеющимся. Барзель (Barzel, 2001), Буэно де Мескита и коллеги (Bueno de Mesquita et al., 2003), Леви (Levi, 1988), Майерсон (Myerson, 2006), Норт (North, 1981, Ch. 3), Олсон (Olson, 1993; Олсон, 2010) – все эти исследователи полагают, что государство – это единый актор, обладающий монополией на насилие, поведение которого можно изучать ²⁴⁷. Это в корне неверный подход. Здесь постулируются разделение и специализация политики и экономики, что является существенным моментом процесса перехода. Монополия на насилие, которая характерна для всех правительств открытого доступа, – это современный феномен, отражающий логику пороговых условий и порядков открытого доступа, которые действительно создают консолидированный – и монопольный – контроль над насилием. Взгляд на естественное государство с позиций разных стратегий решения проблемы насилия заставляет нас увидеть эти государства в несколько ином свете.

Мы не стремимся предложить согласованную и прекрасно проработанную теорию государства. Вместо указания на монополию на насилие мы предлагаем сконцентрироваться на следующем тезисе, структуры управления обществом могут быть описаны в терминах организационной сложности. Прогресс от менее сложных структур к более сложным не подразумевает никакой телеологии, так как ничто не толкает общества к созданию более сложных организаций; многие общества движутся как вперед, так и назад. Организационная сложность подразумевает целое множество измерений. К этим соображениям мы прибавляем еще такой фактор, как насилие, обозначая три типа естественных государств: хрупкое, базисное и зрелое. Эти понятия были избраны нами для удобства; мы не предполагаем никакой пошаговой теории развития, которая якобы описывает последовательность процессов в порядках ограниченного доступа.

И тем не менее диапазон внутренних структур действительно предсказуемым образом различается в зависимости от обществ. Ключевым фактором развития в рамках естественного государства является совместная эволюция институциональных опор для организаций, находящихся как внутри, так и снаружи формальной структуры правительства. Хрупкие общества способны обеспечить порядок, лишь допустив расцвет множества общественных организаций. Эти организации нуждаются в институтах, которые бы поддерживали и защищали как их самих, так и контролируемый ими поток благ и услуг. Точно так же развитость жизнеспособных частных организаций увязана с институтами, которые оказывают этим организациям услуги – например, следят за соблюдением контрактных обязательств, а также гарантируют, что государство не станет экспроприировать стоимость, созданную этими организациями. Общественные и частные организации развиваются параллельными и взаимосвязанными курсами.

У политических ученых никогда не было никакого адекватного определения политического развития, среди них не сложилось ничего даже близко напоминающего тот консенсус, к которому пришли экономисты в вопросе экономического развития. Мы предлагаем новый способ мыслить политическое развитие, который предполагает акцент на таких способностях государства, как: поддержание сложных и специализированных организаций, установление обезличенных отношений, обеспечение работы бессрочно существующего государства, а также контроль над дисперсией и использованием насилия в обществе. Каждый из этих элементов возможностей государства существен для перехода от естественного государства к порядку открытого доступа.

Насилие и социальные порядки: взгляд в будущее

Если проведенный выше анализ не лишен достоинств, значит, перед нами новый подход к проведению обще  ственно научного исследования. Существующий массив знаний в общественных науках может быть трансформирован с помощью новых концептуальных рамок, меняющих само наше мышление традиционных проблем экономики, политической науки, социологии, антропологии и истории. Эта рамка возникает из прицельного рассмотрения вопроса о роли насилия в формировании социальных порядков, институтов и организаций, а также в их развитии со временем. Наши рекомендации для новых исследований подразумевают более глубокое, чем раньше, понимание насилия, институтов, организаций и верований в естественных государствах.

Мы уже достигли некоторого прогресса в понимании институтов и организаций, но нам еще предстоит проделать значительную работу для уяснения политики естественных государств, а также взаимосвязи институтов и организаций, лежащей в основе любого социального порядка, то есть как порядка естественного государства, так и порядка открытого доступа. Кроме того, предстоит проделать еще немалую работу для достижения более глубокого понимания взаимозависимости формальных правил, неформальных норм и правоприменения, которые совокупно определяют работу всей институциональной рамки.

Каждое общество развивается по уникальному сценарию, поэтому для глубокого понимания трансформаций нужно избегать широких обобщений и фокусироваться на осмыслении деталей культурного наследия этого конкретного общества. Политика, которая на Западе привела к созданию открытого доступа, не может быть напрямую использована для обеспечения перехода тех обществ, которые пока еще находятся в ситуации ограниченного доступа ²⁴⁸. Мир постоянно меняется, и наши представления о том, как функционируют общества, также подвержены изменениям, обусловленным новыми тенденциями и переменами. Мир, который творится нами сегодня, не похож ни на один из тех, что существовали до этого. Готовы ли мы к тому, чтобы понять его, к тому, чтобы иметь с ним дело? Нам будет куда проще, если мы осознаем границы человеческого понимания и станем поддерживать институты, способствующие адаптивной эффективности.

Эти ограничения вполне применимы и к тем концептуальным рамкам, которые были намечены нами в данной книге. Эта рамка уже устарела под напором текущих событий. И все же пришло самое время переосмыслить накопленный за два последние столетия опыт; время признать, что общества открытого доступа – это не просто слегка улучшенные разновидности тех обществ, которые им предшествовали. Тогда как истоки перехода Запада коренятся в XVIII в. (и тех веках, что были до этого), события, которые трансформировали эти общества и привели к образованию нового социального порядка, регулируемого совершенно иной логикой, произошли именно в середине XIX в. С тех самых пор лишь относительно небольшое число обществ и небольшой процент населения мира смогли осуществить переход к открытому доступу. Развитие порядка открытого доступа не только позволило этим обществам достичь мира и изобилия, но также создать институты и организации, благодаря которым насилие стало гораздо более эффективным. Внимание к комплексным переплетениям убеждений, институтов и организаций должно открыть перед нами возможности серьезных исследований самих истоков насилия. Более ясное понимание двух социальных порядков– которые были и которые есть сейчас – это необходимое условие понимания того, куда мы направляемся. Таков вызов, который бросает нам будущее.

жүктеу/скачать 2.01 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: