Глава 2. Внутренняя политика Александра I в 1801-1812 гг

Дружный хор торжественных од приветствовал восшествие Александра на престол. Несмотря на объявленный траур, на улицах Петербурга и Москвы царило праздничное ликование. Новый монарх публично отрекся от деспотических методов правления своего отца – таково было всеоб­щее мнение. Но в петербургских гостиных распространился и другой взгляд на первый манифест Александра. Его обещание возвратиться к политическим принципам Екатерины II расценивалось там как свидетель­ство того, что опальный екатерининский фаворит Платон Зубов обрел прежнее влияние. Как показывает в своей монографии М. М.Сафонов, Зубовы и Пален, действительно определяли первые политические шаги Александра. Каковы бы ни были личные взгляды бывших заговорщиков, они должны были учитывать сложившуюся ситуацию. Перемена на престоле в отличие от событий 1762 и 1796 гг., не повлекла каких-либо народ­ных движений, крестьянских восстаний. Купечество и мещанство остава­лись равнодушными. Дворянство же, особенно столичное, не только приветствовало переворот, но и открыто требовало возвращения к «екатеринским вольностям». Для того чтобы укрепиться у власти, нужно было идти навстречу дворянству.

Сразу же по вступлении на престол Александр, по выражению Н. А. Троицкого, «излил на дворян дождь милостивых указов». Смысл изданных повелений, как писал современник, заключался «в трех незабвенных словах: отменить, простить возвратить». 13 марта было издано повеление о выдаче указов об отставке всем генералам, штаб - и обер-офицерам, исключенным из службы по сентенциям военного суда или же вообще без всякого суда по высочайшим указам. Два дня спустя последовал анало­гичный указ относительно гражданских чиновников, без суда исключен­ных из службы.

Указами 14, 16 и 24 марта разрешалось ввозить и вывозить из России различные промышленные продукты, вывозить вино и хлеб. 15 марта появился указ об амнистии заключенных, сосланных, поднадзорных лиц по делам, производившимся в Тайной экспедиции, о возвращении лишен­ным чинов и дворянства прежнего достоинства и о восстановлении дво­рянских выборов. 19 марта был оглашен указ, предписывавший полиции не выходить из границ своей должности, 22 марта – указ о свободном пропуске едущих в Россию и из нее. Указ 31 марта отменил запрет ввозить из-за границы книги и ноты, содержать частные типографии. Были отменены такие раздражавшие дворянство указы Павла I, как, например, запрет носить круглые французские шляпы.

2 апреля были обнародованы манифесты о восстановлении жалованных грамот дворянству и городам – важнейших законодательных актов екатерининского царствования. Их издание демонстрировало преемственность внутриполитического курса Александра с основами внутренней политики Екатерины II. Н. П. Панин писал об Александре: «Это – сердце и душа Екатерины II, и во все часы дня он исполняет обещание, данное в манифесте». Было объявлено также об уничтожении важнейшего института политического сыска – Тайной экспедиции, в ведении которой находилось рассмотрение дел, связан­ных с оскорблением величества, а также с изменой «государю и госу­дарству». В манифесте говорилось о том, что «в благоустроенном государстве все преступления должны быть объемлемы, судимы и нака­зуемы общею силою закона». Секретные дела должны были впредь производиться в Сенате и в учреждениях, ведающих уголовным судопроизвод­ством.

Первые мероприятия правительства вызвали удовлетворение в самых разных слоях столичного и поместного дворянства. Но возвышение П. Зубова и вчерашних заговорщиков, в значительной степени определивших этот правительственный курс, было встречено в верхах столицы с раздражением. В них видели живое воплощение режима фаворитизма, восстановления которого дворянские верхи отнюдь не желали. «Монарх в их руках, - писал С. Г. Воронцов. - Он не может иметь ни силы воли, ни твердости, чтобы противиться тому, чего хочет эта ужасная клика. Он должен беспрестанно видеть на лицах тех, кто окружает… его, их скрытые мысли, которые они сами ему высказывают: «Мы задушили твоего отца, и ты последуешь его примеру, если когда-либо осмелишься сопротивляться нашей воле».

Итак, пишет М. М. Сафонов, Александр, в равной степени отрицавший политику екатерининского и павловского правительств, первые шаги свои на правительственном поприще был вынужден сделать как ревностный сторонник политики Екатерины [3]. «Александра, воспитанного в двойной школе – просвещенного абсолютизма и военного деспотизма, - манила мечта о роли благодетельного диктатора», - писал А. Е.Пресняков [4]. Но сейчас император был вынужден делать то, что требовали от него круги, усилиями которых он был поставлен во главе страны, приспо­сабливать свои идеи к их взглядам и настроениям.

Александр вступил на престол, имея четкую программу решения крестьянского вопроса. Но едва ли у него была конкретная программа преобразования государственного устройства. Однако он, подобно Екатерине II, был сторонником концепции «истинной монархии». Он тео­ретически допускал, что в интересах монарха (и государства) нужно устроить управление так, чтобы власть совершала бы как можно мень­ше политических ошибок, то есть действовала бы не только по прихоти монарха, а принимала бы самые благоразумные решения. Для этого тре­бовалось реорганизовать правительственные учреждения, чтобы они могли удерживать монарха от неправильных шагов.

В то же время мысль об ограничении царского самовластия получила довольно широкое распространение в сановных верхах столицы, интересы которых нарушались Павлом I, прежде всего среди руководителей антипавловского заговора. П. Зубов стал лидером этого «аристократического конституционализма», целью которого, по, словам А. Е. Преснякова, было «закрепить в формах политической организации… достигнутое в ХVIII в. преобладание дворянства над государственной властью» [5]. Первым проявлением этих тенденций стало учреждение Непременного совета (30 марта 1801 г.). В его состав вошли генерал-прокурор А. А. Беклешев, фактический министр юстиции, внутренних дел и отчасти финансов, вице-канцлер A. E. Куракин, петербургский военный губернатор П. А. Пален, другие лица, в том числе П. и В. Зубовы, влияние которых было самым значительным. Это был законосовещательный орган при императоре. В предмет его рассуждений должно было входить «все, что принадлежит до государственных постановлений». Дела в Совете рассматриваются либо по повелению монарха, либо по предложению одного из советников, которое доводится до рассмотрения монарха, если оно одобрено большинством в Совете. Когда дело одобрено большинством голосов, составляется протокол, в который вносят мнения, высказанные при обсуждении. На основании протокола монарх принимает решение и издает указ. Какое из мнений будет положено в основу указа, зависит от усмотрения монарха. Совету было дано важное право по своему усмотрению вырабатывать проекты государственных реформ. После учреж­дения Непременного совета власть императора осталась неограниченной, но возникли определенные условия для контроля советников за деятель­ностью самодержавной власти. Роль Совета зависела от того, насколько Александр в своих решениях будет руководствоваться его мнением.

В начале царствования Александра I позиция Совета в значительной степени предопределяла его решения в наиболее важных вопросах внут­ренней и внешней политики. Так, действия Александра по нормализации отношений с Англией в апреле-мае 1801 г. были сделаны в точном соот­ветствии с решениями Совета.

Вскоре после воцарения Александр вызвал в Петербург А. Чарторыйского, Н. Новосильцева и В. Кочубея. Уже тогда в политике Александра проявилась та особенность, о которой говорит американский историк А. Палмер: импе­ратора привлекала такая структура принятия решений и управления, при которой он оказывался стоящим над фракциями, ведущими борьбу за влияние [6]. Александр пока не призывал «молодых друзей» к совместной работе – в том трудном положении, в котором он пока пребывал, ему было еще не до них. Но так как Строганов сам предложил Александру I создать тайный комитет для работы над реформой у правления, царю было необходимо как-то реа­гировать на это предложение, тем более что от помощи «молодых дру­зей» он не собирался отказываться в будущем. Александр согласился на организацию комитета и решил, что его членами будут бывшие участники великокняжеского кружка, причем каждый из них должен будет работать с ним тайно.

Пока Строганов составлял пространные рассуждения о «принципах реформы», Александр предпринял практические шаги для реализации своей программы решения крестьянского вопроса, о которой его «моло­дые друзья», видимо, не знали. В качестве своего рода предваритель­ной меры Александр сразу по воцарении без какого-либо указа прекратил раздачу казенных крестьян в частные руки, которая, как писал А. Н. Пыпин, «доходила до таких ужасающих размеров при Ека­терине и при Павле». Теперь Александр начал с первого пункта сво­ей программы – с подготовки указа, запрещающего продавать крепост­ных без земли. Подготовка документов была поручена А. А Беклешеву. Записка, внесенная Беклешевым в Совет 6 мая (а за ней стоял Алек­сандр), была первым документом, исходящим от государственной власти, где злоупотребления помещиков своими правами получили резкое осуж­дение.

16 мая Александр впервые посетил заседание Непременного совета. Он попытался защитить свое предложение, но советники остались при прежнем мнении. Столкнувшись с такой позицией, что, судя по всему, было для царя неожиданностью, Александр отступил. Через 12 дней он издал запрещение помещать в газетах объявления о продаже крепостных без земли. Так закончилась первая попытка приступить к решению крес­тьянского вопроса. Но отступление Александра было временным. Видимо, он не осознал еще того, что устами Совета говорит все дворянство и одворянившаяся бюрократия. Царь видел пока лишь сопротивление только что образованного законосовещательного органа.

5 июня Александр издал указ, в котором Сенату поручалось пред­ставить доклад о нарушениях первоначальных прав этого органа и выс­казаться относительно того, чем Сенат мог бы стать теперь. «Впечат­ление, произведенное этим указом в Сенате, было всеобщее, и в нес­колько дней оно сообщилось всей образованной публике столицы». Сенаторы постановили изъявить монарху всеподданнейшую благодарность. Александр этим указом вновь шел навстречу требованиям тех лиц и кругов, которые возвели его на престол. Они рассчитывали, что Алек­сандр поставит Сенат во главе всего управления и дарует ему право делать представления царю, если издаваемые им указы неудобны для исполнения или противоречат ранее изданным актам. Тем самым Сенат – орган вельможной бюрократии – мог бы оказывать влияние на законо­дательную деятельность императора.

В тот же день, 5 июня, был издан указ о создании Комиссии сос­тавления законов. Александр, любивший говорить о приоритете закона - «начала и источника народного благоденствия», - считал, кроме того, что приведение в действие конституции возможно только после упоря­дочения законодательства.

Вскоре произошли события, во многом изменившие расстановку сил в правительственном лагере. Закончилась политическая карьера Палена. Причиной этого стал конфликт между Марией Федоровной и Паленом. Она потребовала от Александра удаления Палена. Сыграли свою роль и интриги Н. П. Панина и Зубовых. Но Зубовым после падения Палена пришлось вести себя с величайшей сдержанностью. «Молодые друзья» стали набирать силу. Все это сказалось на реформа­торской деятельности Александра.

18 июня в Петербург прибыл Чарторыйский. Это дало новый толчок деятельности «молодых друзей». Строганов составил план их действий, рассчитывая использовать и характер Александра. Личные его свойства Строганов определил так: «Император вступил на престол с замечательнейшими намерениями поставить все на лучшую ногу. Этому мешают только его неопытность и его характер, мягкий и вялый… Чтобы иметь на него влияние, необходимо… поработить его. Поскольку он отличается боль­шой чистотой принципов, способ подчинить его… состоит в том, чтобы свести все к принципам,.. в которых он не мог бы усомниться».

После удаления Палена Александр почувствовал себя гораздо свобод­нее и решил воспользоваться помощью «молодых друзей». 24 июня 1801 г. в Каменноостровском дворце после обеда за императорским столом Строганов, Новосильцев и Чарторыйский были скрытно проведены в туа­летную комнату Александра, где он ждал их. Так начались заседания Негласного комитета. Впрочем, его существование вскоре перестало быть тайной. Не имея статуса официального государственного учрежде­ния, Негласный комитет во многом определил программу преобразования. Однако необходимо учитывать тот факт, что, как писал А. Е. Пресняков, эта «группа сотрудников Александра, которую он в шутку называл «коми­тетом общественного спасения», а сердитые критики бранили «якобинцами», принадлежала к той же среде крупной аристократии и готова была идти только на минимум необходимейших преобразований и то с большой постепенностью и без малейших «потрясений», признавая, что иначе лучше ничего и не делать» [7]. Привлекая к государственной деятельности «молодых друзей», Александр преследовал определенную цель: «обладавшие малой властью, они в глазах света оказывались виновниками всех непопулярных решений» (А. И. Архангельский).

Главным предметом занятий членов Негласного комитета летом 1801 г. стали коронационные проекты. Александр решил подготовить ко дню своей коронации «Грамоту», в которой были бы провозглашены права россиян. Проект «Грамоты» Александр внес на обсуждение Непременного совета 9 сентября. Советники одобрили проект. Он был противоречивым документом. С одной стороны, он не только закреплял исклю­чительные дворянские привилегии, но и развивал их дальше. В этом отразились интересы тех, кто возвел Александра на престол. С другой стороны, «Грамота» предоставляла всем гражданам России такие права, которых ранее не имели даже дворяне (право личной безопасности и собственности, свободы совести, слова). Тут Александр действовал уже в соответствии со своими планами, почти не приняв во внимание рекомендации «молодых друзей». Надо заметить, что из проекта «Грамо­ты» Александр вычеркнул пункт о наследственности российского престола.

Вместе с «Грамотой» готовился и другой документ, полностью посвященный положению крестьян. Он был представлен Александру I П. Зубовым: теперь, чтобы закрепиться у влас­ти, Зубову приходилось уже не столько заботиться о защите интересов дворянства, сколько подстраиваться под настроения царя. В этом про­екте запрещалась продажа крестьян без земли, разрешался выкуп кре­постных на волю без согласия помещика.

Александр одобрил проект, но, поскольку он лишал дворян самой существенной привилегии – неограниченной власти над крепостными, - не стал вносить на обсуждение в Непременный Совет. К коронации был подготовлен также ряд проектов преобразования Сената. Александр решил, что более целесообразным будет реформировать этот орган собственным указам, не дожидаясь выражения мнения сена­торов на этот счет. Посредством права представления Сенат стал бы органом, влияющим на законодательную деятельность монарха. (В напи­сании одного из проектов вместе с Д. П. Трощинским принимал участие его помощник М. М. Сперанский, назначенный 9 июля 1801 г. статс-секретарем – сторонник «истинной монархии»).

У реформы Сената оказалось много влиятельных противников из ближайшего окружения Александра. «Молодые друзья» стремились не допустить превращения Сената в конституционное учреждение – главным образом потому, что роль негласных советников они могли успешно играть только при самодержавном монархе. Мать царя Мария Федо­ровна, родители супруги Александра возражали против реформ, кото­рые могли оказаться «несвоевременными» и «опасными по своим пос­ледствиям». Члены Непременного совета И. В. Ламб, А. И. Васильев, А. А. Беклешев убеждали Александра, что реформа Сената повлечет умень­шение его власти. Категорически возражал против реформ Лагарп, в конце августа 1801 г. вновь появившейся в России. «Во имя Вашего народа, государь, - убеждал Лагарп, - сохраните в неприкосновенности возложенную на Вас власть… Не дайте себя сбить с пути из-за того отвращения, которое внушает Вам неограниченная власть. Имейте муже­ство сохранить ее всецело... до того момента, когда под Вашим руко­водством будут завершены необходимые работы, и Вы сможете оставить за собой ровно столько власти, сколько необходимо для энергичного правительства». Но Александр отстаивал подготовленные проекты, в том числе проект, подготовленный П. Зубовым. Здесь имело значе­ние не только стремление Александра «обуздать деспотизм нашего правления», но и то, что Зубов имел многочисленную клиентуру среди гвардейской молодежи.

Коронационные проекты представляли собой попытку соединить буржуазные принципы с российскими реалиями. Это определило их противоречивость. В «Грамоте» Александр заверял дворянство в незыблемости его привилегий. Но манифест по крестьянскому вопросу был первым шагом по пути отмены крепостного права. Кроме того, если бы Сенат был реформирован в соответствии с проектом, то можно представить, какие последствия вызвали бы попытки Александра решить крестьян­ский вопрос. «Логика «здравого смысла», - пишет М. М. Сафонов, - тол­кала Александра на путь укрепления своей власти, к чему его уже давно подталкивали «молодые друзья» и Лагарп» [8]. Однако свернуть с того пути, по которому вели царя те, кто возвел его на престол, было непросто, пока эти лица оставались на своих местах. Некото­рые исследователи, впрочем, считают, что у Александра была другая возможность: «пробудить к жизни силу общественного мнения», обра­титься к обществу и опереться на него, и тем самым сломить сопротивление «верхов» [9]. Так впоследствии поступил Александр П. Одна­ко можно ли доказать, что в первые годы правления Александру I было на кого опереться?.. Было много справедливого в словах Лагарпа, который указывал императору, что против реформ будет почти все дворянство, чиновничество, большая честь купечества (мечтающая приобрести дворянский статус). Русский народ «обладает волей, смелостью», но его «держали в рабстве», и он не может быть привлечен к преобразованиям, ибо «пойдет не туда, куда следует». Опереться можно лишь на образованнее меньшинство дво­рян, в особенности на молодых офицеров, некоторую часть буржуазии, «нескольких литераторов». Эти силы явно недостаточны, но Лагарп, во-первых, надеется на огромный авторитет царского имени (и поэтому убеждает не ограничивать самодержавие представительными учреждениями), и, во-вторых, советует Александру как можно энергичнее развивать сферу образования, чтобы в ближайшем будущем опереться на просвещенную молодежь.

15 сентября 1801 г. в Успенском соборе Кремля был совершен обряд коронации. В коронационном манифесте объявлялось о даровании народу различных милостей. Но ни в этот, ни в следующие годы, к разочарова­нию дворянских верхов, ни один из коронационных проектов не был опубликован. Через две недели после коронации был вынужден уйти в отставку Панин.

В октябре 1801 г. на заседаниях Негласного комитета вновь началось обсуждение крестьянского вопроса. К этому времени Александр убе­дился, что опасно задевать интересы дворянства. Однако оппозиция, с которой столкнулся царь, была, по словам А. Е. Преснякова, «сильна не только сплоченностью враждебных преобразованию интересов, но и тем, что интересы эти имели еще крепкую... основу в русской действитель­ности. Так, защитники крепостного права указывали на значение поме­щичьего хозяйства в экономике страны,.. на помещичью власть как на необходимую опору в управлении страной... Перед Александром стояла цельная система социально-политических отношений, в корень противоречащая его принципам, а ее основу ему пришлось признать с утверж­дением Жалованной грамоты дворянству» [10]. Но Александр не собирался отказываться от своего плана. Он решил ограничиться пока только раз­решением недворянам (кроме крепостных крестьян) покупать ненаселенные земли. Издавая такой указ, Александр мог не опасаться слишком сильного протеста среди дворянства, которое занимало в этом вопросе двойственную позицию. Александр пока точно не знал размеров возможного недовольства, поэтому твердо решил идти по наме­ченному пути постепенно, не переходить к следующей мере, не проана­лизировав тщательно эффекта предыдущей.

12 декабря 1801 г. указ был подписан. Тем самым получило законодательное оформление нарушение принципа монопольного владения землей дворянами. «Была пробита брешь в корпусе незыблемых дворянских привилегий»,- пишет М. М. Сафонов [11].

По словам современника, «притязания Зубова, желавшего... власт­вовать, и постоянные жалобы императрицы-матери, которая со времени смерти своего супруга... отказывалась его видеть... поспешествовали его удалению, и император, очень довольный, что может сослаться на свою родительницу, приказал намекнуть ему вскоре после своей коронации, чтоб он попросил отпуск за границу. 24 декабря П. Зубов представил Александру свое прошение об этом. Но в конце декабря по столице прошли слухи о том, что Зубовы готовят дворцовый переворот в пользу Марии Федоровны. Строганов записал их и передал царю. Трудно судить, насколько реальна была опасность. Однако записи Строганова зафиксировали недовольство части Совета и екатерининской знати робкими попытками Александра идти по пути реформ. В январе 1802 г. П. Зубов получил заграничный паспорт и покинул Россию. Александр перестал чувствовать себя в зависимости от бывших заговорщиков и занялся устройством государственного управления.

В феврале 1802 г. по просьбе Александра Чарторыйский подготовил записку о ходе реформирования государственного управления и составил схему будущей организации государственного управления. Во главе его стоял император. При нем находился Совет. Исполнительная власть разделялась между восемью министрами, в руках которых находились бы все нити администрации. Охранительная власть вручалась Сенату, подразделявшемуся на правительствующий и судебный. Александр одобрил записку. Планы «молодых друзей», отраженные в «Таблице», приурочива­лись к отдаленному будущему, когда, по словам Строганова, «умы будут в состоянии принимать участие в представительном правлении». Пока же, исходя из этого плана, члены Негласного комитета сочли необходимым приступить к решению неотложных задач, в первую очередь к организации исполнительной власти, к замене коллежской системы министерской. Мысль о введении министерств неоднократно высказывалась на протяжении XVIII в. Поэтому планы «молодых друзей» оказались созвучными настроениям сановных верхов. Действительно, коллегии уже не отвечали усложнившимся задачам управления страной. «Молодые друзья» убедили императора учредить Комитет министров и расширить Непременный Совет, куда наряду с министрами входили бы ранее назначенные советники, и значение которого значительно принижалось бы.

8 сентября 1802 года был издан манифест об учреждении мини­стерств и указ о правах Сената. Согласно первому постановлению, создавалось 8 министерств: военно-сухопутных сил, иностранных дел (но оно сохраняло еще название коллегия), юстиции, внутренних дел, финансов, коммерции и народного просвещения. Коллегии были сохра­нены, но подчинены министрам. Все министры, за исключением военного, морского и коммерции, получали помощников со званием товарища ми­нистра. Каждый министр должен был создать канцелярию. В своей деятельности министры ответственны перед монархом и Сенатом, который изучает деятельность министерства и затем представляет монарху письменный отчет. Сенат имеет право требовать от министра разъяснений о том или ином направлении его работы, и, если она окажется неудовлетворительной, докладывать об этом царю.

Первыми министрами и товарищами министров были назначены как представители екатерининской знати (Г. Р. Державин, М. С. Мордвинов, П. В. Завадовский), так и новой, в том числе «молодые друзья» Александра. В. П. Кочубей, назначенный министром внутренних дел, взял к себе М. М. Сперанского.

В указе о правах Сената это учреждение определялось как «вер­ховное место империи», управляющее всеми «присутственными местами», и высшая судебная инстанция. Сенат наделялся правом представления императору по поводу тех указов, которые не согласовываются с прочими узаконениями или сопряжены с «большими неудобствами при исполнении», В актах 8 сентября Александр шел навстречу как жела­ниям большинства сенаторов, так и «молодым друзьям». С другой сто­роны, эти акты, пишет М. М. Сафонов, «хотя и не вполне последовательно, юридически оформляли… складывавшуюся на протяжении второй поло­вины XVIII в. систему единоличного управления, которая выражала тен­денцию к централизации государственного управления и концентрации его в руках монарха». Был сделан «крупный шаг по пути централизации государственного управления, увеличения его гибкости и оперативности» [12].

5 декабря 1802 г. Александр подписал указ о введении обязательной службы дворян, не достигших офицерского чина. Эта мера была вызвана нехваткой кадровых военных, проистекавшей от нежелания дворянства служить. Однако Сенат усмотрел в этом указе нарушение Жалованной грамоты дворянству, провозглашавшей свободу дворян от обязательной службы, и сделал, пользуясь своим правом, представление об этом Александру. Дворянство обеих столиц устроило шумные манифестации в поддержку Сената. Все это вызвало резкое недовольство императора. 21 марта 1803 г. был опубликован указ, в котором доказывалось, что акт 5 декабря не содержал нарушения Жалованной грамоты дворянству, и разъяснялась статья IX ука­за о правах Сената. Согласно разъяснению, право представления не распространялось на новые или на вновь подтвержденные указы. «Указ этот, - пишет М. М. Сафонов, - произвел впечатление разорвавшейся бомбы… Эк­сперименты в духе «истинной монархии» окончились, не успев начаться» [13]. Сенат уже никогда не воспользовался своим правом делать представления, в том числе и на утвержденные императором доклады министров, ибо такие доклады могли быть подведены под категорию «вновь изданных» законов. Ответственность министров превратилась в фикцию.

Инцидент с правом представления показал, какую роль будет играть орган дворянского представительства, в который собирались превратить Сенат, при решении важнейших вопросов времени. Как замечает А. Е. Пре­сняков, если власть «предполагала приступить к широким преобразовани­ям и не рассчитывала при этом на поддержку широких общественных кругов, она... нуждалась в исполнительных органах,.. приспособленных к прове­дению в жизнь ее предначертаний. Такими органами и должны были быть министерства» [14]. Таким образом, власть в сложившихся условиях должна была идти в дальнейшем по пути централизации и бюрократизации государственного аппарата, проводя усовершенствование всех его звеньев и удаляя из него элементы, содержащие ограничительные тенденции. Именно по этому пути и пошел Александр. Он не отказался от стремления превра­тить самодержавие в «истинную» монархию, путем «законно-свободных» учреждений обеспечить условия мирного развития страны, защиты ее как от революционных потрясений, так и от правительственного деспотизма. Но «законно-свободные» учреждения должны не стеснять «силу правительства», а служить ей в ее руководящей политической деятельности надежной опорой, наряду с двумя другими: дисциплинированной армией и системой народного просвещения, воспитывающей граждан согласно с «видами правительства».

Опыт первых лет царствования привел Александра I к выводу, что, пока идет подготовительная работа к будущим преобразованиям, самодержавная власть должна быть сильной и свободной в своих действиях, должна быть единственной активной силой нововведений, без какого-либо участия общественных элементов. Александр видел, что окружающая его среда полна интересов, враждеб­ных преобразованиям, собственные сотрудники то и дело создают препят­ствия. Из впечатлений юности и из дальнейшего опыта Александр вышел с настроением, которое иногда выражалось в суждениях типа: «Я не верю никому, я верю лишь в то, что все люди – мерзавцы…»

В 1803 году Негласный комитет провел всего 4 заседания. К этому време­ни Александр уже достаточно прочно чувствовал себя на троне и в «молодых друзьях» не нуждался. Они теряют свое прежнее влияние. В общем, можно сказать, что Александр стремился выполнять рекомендации Лагарпа. Нужно уметь, советовал Лагарп, разыгрывать императорскую роль, а министров приучить к мысли, что они только его уполномоченные, обязанные доводить до него все сведения о делах во всей полноте, а он выслушивает вни­мательно их мнения, но решение примет сам и без них, так что им останется только выполнение.

В апреле 1803 года Александр вызвал на службу А. А. Аракчеева, у которого к это­му времени прочно сложилась репутация «страшилища павловской эпохи». Однако Александр ценил в Аракчееве, как указывал Н. Н. Муравьев, «готовность и деятельность исполнять ему… приказанное» [15], а также то, что он «не примыкал ни к какой партии» при дворе (П. А. Вяземский). 14 мая 1803 года император восстановил Аракчеева в должности инспектора всей артиллерии. Граф с его обширными познаниями в области артил­лерии и организаторским талантом был наиболее подходящей фигурой на эту должность в преддверии войны с Францией.

В том же году Александр назначает своего давнего друга князя А. Н. Голицына обер-прокурором Святейшего Синода. Голицын фактически стал править всеми делами Православной Церкви. Как указывал А. Е. Пресняков, Александр I унаследовал от XVIII века представление о религии как од­ном из орудий власти над обществом, о церковной организации как госу­дарственном учреждении. Александр I отрицательно относился к вольнодумному рационализму XVIII века, но и традиционная церковность – как православная, так и католическая, – была ему чужда. Его привлекало благочестие протестантского типа, при котором от христианства оставался только «закон Христов» - стремление жить по нравственным заповедям Евангелия без какой-либо возможности противостояния церковной общественности светскому государству.

Здесь Александр видел залог законопослушности, надежной защиты от распространения революционных идей. Ему близка была атмосфера гатчинского двора времени его юности, с симпатиями к масонству, искавшему самоусовершенствования «на стезях христианского нравоучения», но при освобождении людей от «религиозных заблуждений» их предков.

20 февраля 1803 года был издан указ о вольных хлебопашцах. Он предусматривал освобождение крепостных крестьян на волю за выкуп целыми селениями или отдельными семействами по обоюдному согласию с помещиком. Впрочем, помещики и ранее могли отпускать по своему желанию крестьян на волю. Указ был призван поощрить помещиков к расширению такой практики, причем с обязательным условием наделения крестьян землей в собственность. Вышедшие такими образом из крепостного состо­яния крестьяне не вы­ходили из статуса податного сословия. Но в стране возникла возмож­ность создания новой социальной группы – вольных хлебопашцев, владею­щих землей по праву частной собственности. Указ впервые утверждал во­зможность освобождения крестьян. Александр I возлагал на указ 20 фе­враля 1803 года большие надежды. Ежегодно в его канцелярию поступали сведения о крестьянах, переведенных в новую категорию. Но результаты указа были незначительны: за все время царствования Александра I бы­ло заключено 160 сделок, по которым выкупились на волю 47 тысяч душ мужского пола крестьян (менее 0,5 % всего числа крепостных). Дело было не только в нежелании многих помещиков предоставить крепост­ным свободу даже за выкуп, но и в тяжелых финансовых условиях выкупа: цена выкупа одной души мужского пола в то время составляла около 400 рублей ассигнациями (100 рублей серебром), то есть 15-20 годовых об­роков. Обычно получившие свободу на основании этого указа были не в состоянии внести сразу всю выкупную сумму, и договоры об отпуске на волю содержали кабальные условия: рассрочка выкупа под высокие проценты, отработки и пр. В указе также говорилось: «Если крестьянин или целое селение не исполнит своих обязательств, то возвращается поме­щику с землею и семейством по-прежнему».

В 1802-1804 годах была проведена реформа народного образования, планы которой рассматривались на заседаниях Негласного комитета. Как писал А. Н. Пыпин, со времен Петра I в России «не было столько забот об установлении школ, как в эти годы». В основу сис­темы образования были положены принципы бессословности, бесплатности обучения на низших его ступенях, преемственности учебных программ с тем, чтобы окончивший низшую ступень мог беспрепятственно перейти в высшую.

Основное внимание правительство уделяло развитию среднего и высшего образования: требовались подготовленные чиновники, специалисты для промышленности и торговли, медики, преподаватели. Кроме того, «высшие учебные заведения, - писал А. Е. Пресняков, - должны были насаждать новые знания и… идеи, распространяя их в глубь всех слоев населения» [16]. Указ 24 января 1803 года предусматривал и меру, стимулирующую получение образования. Один из его пунктов гласил, что по истечении 5 лет после издания указа «никто не будет определен к гражданской дол­жности, требующей юридических и других познаний, не окончив учения в общественном или частном училище». В 1802-1805 годах были открыты Дерптский, Виленский, Харьковский и Казанский университеты. Издан­ный 5 ноября 1504 года Устав университетов предоставил им значитель­ную автономию.

Об отношении правительства к просвещению говорят цифры казенных ассигнований на нужды народного образования. Самый крупный отпуск на эти цели при Екатерине II составил 760 тысяч рублей в год. В 1804 году было отпущено на образовательную сферу 2 800 тысяч рублей, и в дальнейшем в течение царствования Александра I, несмотря на частые войны, расходы на просвещение не снижались. Император покровительст­вовал открытию ученых и литературных обществ. В 1803 году царский рескрипт утвердил Н. М. Карамзина в должности историографа.

9 мая 1804 года был издан Устав о цензуре, считающийся самым «либеральным» в России XIX века. В его разработке принимал участие Н. Н. Новосильцев. Цензуру проводили, согласно Уставу, цензурные комитеты при университетах из профессоров и магистров. Устав гласил, что цензура служит «не для стеснения свободы мыслить и пи­сать, а единственно для принятия… мер против злоупотребления оною». Цензорам рекомендовалось руководствоваться «благоразумным снисхожде­нием, удаляясь всякого пристрастного толкования сочинений или мест в оных… когда место, подверженное сомнению, имеет двоякий смысл, в таком случае лучше истолковать оное выгоднейшим для сочинителя образом».

Цензурные послабления в эти годы способствовали расширению издательской деятельности. Появился ряд новых журналов, альманахов, увеличилось издание переводов иностранной литературы. По инициативе самого Александра I за счет казны были впервые переведены на русский язык и изданы произведения А. Смита, Дж. Бентама, Ч. Беккариа, Ш. Делольма, Ш. Монтескье, - «евангелия политического либерализма», по выражению А. Е. Преснякова, - а также сочинения Дидро, Руссо, Вольтера. «Александр, - писал А. Е. Пресняков, - имел в конце жизни основа­ние сказать, что сам сеял начала тех идей, которые вскормили движе­ние декабристов» [17]. «Новым благотворным началом», по словам А. Н. Пыпина, стала публичность правительственной деятельности. Был основан полуофициальный «Санкт-Петербургский журнал», где публиковались от­четы министров.

В 1804-1805 годах была проведена аграрная реформа в Остзейском крае. Прибалтийские губернии отличались от остальной России. Здесь не существовало крепостного права в его крайних формах, а уровень развития товарно-денежных отношений был значительно выше, чем в европей­ской России. Главное же: помещики осознали уже экономическую невыгод­ность сохранения в неприкосновенности крепостного права. 20 февраля 1804 года было издано «Положение о лифляндских крестьянах», распрост­раненное в следующем году и на Эстонию. Крестьяне – «дворохозяева» объяв­лялись пожизненными и наследственными держателями своих наделов, за которые они обязаны были отбывать владельцу земли барщину или оброк. Повинности определялись в зависимости от количества и качества земли, то есть регулировались государством. Власть помещика над крестьянами, таким образом, ограничивалась. «Несколько правительственных мер... в пользу крепостного крестьянства... несколько случаев, где император Александр строго наказывал жестокое обращение с крестьянами и притом делал эти наказания публичными, еще усилили впечатление, и хотя вопрос остался... нерешенным, но первые вмешательства власти показали, хотя в дальней перспективе, возможность его решения. В общество с тех пор в первый раз прочно запала идея об освобождении крестьян», - отмечал А. Н. Пыпин [18].

К концу рассматриваемого периода Александр I стал все больше уде­лять внимания внешней политике. Но на ее важнейших направлениях его действия также во многом определялись концепцией «законно-свободных» учреждений.

Итак, учитывая все обстоятельства, можно согласиться с теми исследователями, которые считают, что политика Александра I в рассматривае­мый период не являлась «заигрыванием с либерализмом». Это была поли­тика преобразований, пишут В. А. Федоров и В. Н. Федосов, направленная в первую очередь на реорганизацию центрального управления, реформиро­вание просвещения и печати, в меньшей степени – социальной сферы [19]. Ме­роприятия этих лет, как указывал Н. Я. Эйдельман, «легко раскритиковать как частные, половинчатые, но ведь и само правительство не считало их коренными» [20].
§ 2. Проекты М. М. Сперанского
Учреждение министерств имело целью усилить централизацию управления; они должны были стать органом независимой, сильной власти. Но вмес­те с тем у Александра усилилось ощущение зависимости от вельможных верхов бюрократии, которые окружают его своими происками и интригами, действуют за его спиной. Поэтому Александр стремился иметь свои личные способы осведомления и воздействия на ход дел, противопоставлял официальным органам власти своих доверенных людей, которые должны наблюдать за ними, доставлять ему сведения по личному поручению, как бы приватно, наблюдать друг за другом и действовать по его личным указаниям, вне установленного порядка. Подчинить себе бюрократическую среду, чувствовать себя свободным от нее было постоянной забо­той Александра. Эта проблема обострилась в годы сотрудничества Сперанского с Александром.

Александр приблизил к себе Сперанского в конце 1806 года - сначала как «делового секретаря». Император, как отмечал П. А. Строганов, предпочитал «людей, которые, легко улавливая его идею, выразят ее так, как он сам хотел бы это сделать, избавляя его от труда подыскивать ей желательное выражение, и представят ему ее ясно и даже по возможности изящно». В этом плане в Сперанском император, казалось, нашел себе почти идеального сотруд­ника. Было у Сперанского и другое ценное в глазах Александра свой­ство: «попович», сделавший блестящую карьеру благодаря личным даро­ваниям и огромной трудоспособности, был одинок в среде верхов дворянского общества и вельможной бюрократии, без прочных связей с этой средой, как человек, всем обязанный государю и только ему служа­щий.

Тильзитские соглашения встретили оппозицию со стороны «старого двора» - императрицы Марии Федоровны и ее окружения, со стороны консервативного крыла аристократии, а также и со стороны «молодых друзей» императора. Осенью 1807 г. в кругах придворной знати тайно поговари­вали об устранении монарха, о возможности восшествия на трон новой императрицы – Екатерины III, сестры Александра. Император знал о враж­дебных замыслах против него, но не уступил. Он сменил людей на важ­нейших постах, «молодые друзья» были отстранены от руководства госу­дарственными делами; были возвышены Сперанский и Аракчеев. Тогда же Александр I вновь возвращается к планам реформ.

С 1808 г. начинается время могущества и славы Сперанского, кото­рый становится фактически вторым после императора лицом в государстве, «первым и единственным министром империи», по словам Ж. де Местра, автором многих задуманных или проведенных преобразований. Он назна­чается членом Комиссии составления законов, входит в состав много­численных комитетов, учреждавшихся по разным вопросам.

Практически одновременно с возвышением Сперанского происходит возвышение А. А. Аракчеева, который, как и Сперанский, был незави­сим от каких-либо группировок сановников. Он был назначен инспектором всей артиллерии. Будучи талантливым организатором и имея хорошую теоретическую подготовку, Аракчеев провел реформы во вверенной ему части армии, создав «первоклассную по тому времени артиллерию, что было подтверждено практикой сражений 1805-1807 гг.» [21].

27 июля 1807 г. Аракчеев был произведен в генералы от артиллерии, а по указу 14 декабря 1807 г. объявляемые Аракчеевым высочайшие пове­ления должны были считаться именными императорскими указами – для должности Аракчеева привилегия беспрецедентная. 13 января 1808 г. Аракчеев назначается военным министром, все дела по военным вопросам были под его контролем.

О характере отношений Александра I и Аракчеева свидетельствует эпизод, приведенный в воспоминаниях И.С. Жиркевича: «Один раз сделавшись нездоров, (Аракчеев) целую неделю никуда не выезжал из дома и Государь был столь внимателен к заслугам сего государственного человека, что каждый день приезжал к нему рассуждать о делах»[22].

Ж. де Местр писал в январе 1808г., что Аракчеев «беспечен неслыханною властью. Он жесток, строг. Остается объяснить, как решился его императорское величество завести себе ви­зиря: ничто не может быть противнее его характеру и его системе. Основное его правило состояло в том, чтобы каждому из своих помощ­ников уделять лишь ограниченную долю доверия... Он захотел поста­вить рядом с собою пугало пострашнее по причине внутреннего бро­жения, здесь господствующего. Аракчеев... все давит, перед ним исчезли, как туман, самые заметные влияния»[23].

Впрочем влияние Сперанского было все же пока намного значительнее. В конце сентября 1808 г. Александр, отправляясь на встречу с Наполеоном в Эрфурт, взял с собой Сперанского. Здесь Сперанский имел несколько «приватных» бесед с Наполеоном и Талейраном. По свидетельству сопровождавшего Наполеона герцог Бассано, Наполеон, восхищенный умом Сперанского, сказал Александру: «Какого человека вы имеете при себе! Я отдал бы за него любое королевство!». Впоследствии Наполеон отзывал­ся о Сперанском как о «единственно светлой личности» в России.

По возвращении из Эрфурта Сперанский становится наиболее приб­лиженным к императору лицом. Возросшее могущество и влияние Сперан­ского было сразу замечено и возбудила зависть, а затем и ненависть придворных к этому «поповичу».

Александр проводил со Сперанским целые вечера в чтении и обсуж­дении проектов и записок по разным вопросам, составленных ранее либо самим Сперанским, либо представленных другими лицами: об уст­ройстве администрации, совершенствовании законодательства и о «пред­метах научных и религиозных». «Из всех сих упражнений, из стократ­ных, может быть разговоров и рассуждений вашего величества, - писал впоследствии Александру Сперанский, - надлежало, наконец, составить одно целое: отсюда произошел план всеобщего государственного обра­зования». За разработку этого плана, получившего в исторической литературе название Плана всеобщего государственного преобразования России, Сперанский принялся в декабре 1808 г. Он почти ежедневно встречался с императором, с которым обсуждал каждый пара­граф плана. 16 декабря Сперанский был назначен товарищем министра юстиции. Он приступил к подготовке нового уложения.

Очевидно, в преддверии грядущих преобразований был выпущен ряд указов либеральной направленности. В январе 1807 г. был издан указ «О даровании купечеству новых выгод», согласно которому купцы 1-й и 2-й гильдии расширяли свои права: за денежные взносы они освобождались от рекрутской повин­ности, им разрешалось создавать акционерные общества, иметь свои собрания, торговые суды и т.п.

Указ 1808 г. запрещал продавать крестьян на ярмарках «в розницу», а указ от 10 марта 1809 г. отменял право помещиков ссылать своих крестьян в Сибирь за маловажные проступки. Подтверждалось правило: если крестьянин единожды получил свободу, то он не мог быть вновь закрепощен. Крестьянам, незаконно записанным за помещиками, предоставлялось право возбуждать иски о предоставлении свободы. Крестьяне с дозволения помещика получали право торго­вать, брать векселя, заниматься подрядами.

В ходе работы над планом преобразований Сперанский добился приня­тия указов, которые должны были упорядочить работу государственного аппарата, сделать его более профессиональным. Напомним, что в 1803 г. был издан указ, согласно которому через пять лет никто не должен был быть определен «к гражданской должности, требующей юридических и других познаний, не окончив учения в общественном или частном училище». Однако должных результатов этот указ не дал. Поэтому 3 апреля 1809 г. был издан указ, согласно которому находившиеся в знаниях камер-юнкера и камергера обязаны были избрать себе определенный род службы, в противном слу­чае их звания объявлялись лишь почетными отличиями, не дававшими никакого чина. Таким образом, отменялась практика приравнивания прид­ворных званий к гражданским, позволявшая сановникам переходить с придворной службы на высокие должности в государственном аппарате. Другой указ – об «экзаменах на чин» (от 6 августа 1809г.) в целях повышения грамотности и профессионального уровня чиновников требовал, чтобы чины коллежского асессора и статского советника (первый давал личное, а второй потомственное дворянство) присваивались только при предъявлении диплома, об университетском образовании или сдаче специального, экзамена. Указ открывал путь наверх разночинцам. Эти начинания добавили реформатору новых врагов. М.А. Корф писал: «Если постановление о придворных званиях возбудило против Сперанского высшее сословие, то легко представить себе, какой вопль за постановление об экзаменах поднялся против него в многочисленном сословии чиновников».

В сентябре 1809 г. был заключен русско-шведский мирный договор. Финляндия вошла в состав России на правах имеющего конституцию велико­го княжества. Конституция Финляндии была первым шагом осуществления тех принципов, на которых Александр собирался перестроить всю импе­рию. Конституция обеспечивала населению гражданские и политические права, организовывал на автономных началах местное управление, но органы высшего управления – финляндский Совет и должность генерал-губернатора – были устроены, как пояснял Сперанский, «не по праву конституции, но по единому усмотрению правительства», а постановле­ния Сейма имели только совещательное значение.

В то же время обсуждалось аналогичное финляндскому автономное устройство. Великого княжества Литовского, вводилась особое управле­ние в Тарнопольской области (восточной части Галиции, отошедшей к России по Шенбрунскому миру 1809 г.), разрабатывалось будущее уст­ройство Молдавии и Валахии, в присоединении которых к империи были тогда уверены.

В октябре 1809 г. проект реформ под названием «Ведение к уложе­нию государственных законов» был представлен императору. Во вводной части проекта Сперанский подчеркнул неотложность преобразований. Французская революция и революционные потрясения в других странах, писал он, показывают, что такая же опасность грозит и России. Для предотвращения такого исхода событий необходимы радикальные преобразования, ибо возможность «исправить зло частными мерами миновала». «Настоящая система, правления не свойственна уже более состоянию общественного духа». Необходимо, во-первых, подчинение самой самодержавной влас­ти закону. Во-вторых, в основу государственного устройства страны должен быть положен принцип разделения властей на законодательную, исполнительную, и судебную при независимости, судебной власти и от­ветственности исполнительной перед законодательной. План предполагал четкую структуру всех трех ветвей власти на всех уровнях, начиная с волости – первичной административной единицы.

В волостном центре один раз в три года созывается Волостная дума, в кото­рую избираются представители от всех владельцев недвижимой собственности (независимо от сословной принадлежности), а также от казенных крестьян – из расчета 1 представитель от 500душ мужского пола. Волостная дума избирает своего председателя, секретаря, а также депутатов в Окружную думу. В центре округа - окружном городе созывается также один раз в три года Окружная дума, которая избирает, помимо председателя, главного секретаря. Окружной совет, Окружной суд и депутатов в Губернскую думу. Точно, также один раз в три года в губернском городе созывается Губернская дума, избирающая председателя, Губернский совет, Губернский суд и депутатов в высший представительный орган империи – Государственную думу (или Думу империи). Председатель (или канцлер) Думы назначается императором из числа представленных ею трех кандидатов. Депутаты Думы образовывают несколько специализированных комиссий. В системе выс­ших органов власти Государственная дума занимает положение, равное Сенату. Она собирается на свои заседания «без всякого созыва еже­годно в сентябре» и заседает столько времени, сколько потребуется повесткой дня. За императором закрепляется право прервать сессию Думы или распустить ее, назначив новые выборы. Ни один закон не может вступить в силу без предварительного одобрения Думы, но и без утверждения его императором.

Государственная дума, по проекту Сперанского, не обладает законодательной инициативой, которая является прерогативой «одной державной власти», то есть императора. Дума рассматривает дела и законопроекты, представленные министрами от имени монарха или Государственного совета. Таким образом, хотя Дума и называлась «законодательным учреждением», ее законодательные функции были существенно ограничены.

На основе принципа выборности формировались первые три инстан­ции исполнительной власти – волостные, окружные и губернские прав­ления, избиравшиеся на волостных, окружных и губернских собраниях. Высшей исполнительной властью являлись министерства; министры и их товарищи (заместители) назначались императором. Вводилась ответст­венность министров перед Государственной думой. Принцип выборности был положен и в основу формирования судеб­ной власти. В первых трех судебных инстанциях (волостных, окружных и губернских судах) вводились суд присяжных заседателей и гласное судопроизводство. Высшей судебной инс­танцией являлся Сенат Судебный (при сохранении Сената Правительст­вующего). В него императором назначались лица из пред­ставленных Губернскими, думами кандидатов.

Высшим органом, призванным координировать деятельность законодательной, исполнительной и судебной властей, являлся Государственный совет. «Все законы, уставы и учреждения – говорится в проекте, в первых их начертаниях предлагаются и рассматриваются в Государст­венном совете и потом действием державной (императорской) власти поступают к предназначенному их свершению в порядке законодательном, судном и исполнительном». Члены Государственного совета назначаются императором, который и председательствует в Совете.

Рассматривая существующее разделение населения на привилегированные и непривилегированные сословия как «следствие феодального состояния», Сперанский все же считал правомерным, «разделение состо­яний» (социальных категорий) по обладанию гражданскими и политическими правами. Под гражданскими правами, он подразумевал личную сво­боду, право занятий, передвижения, участия в судебных исках от свое­го, имени, заключения разного рода имущественных сделок, под полити­ческими - участие в государственном управлении. Гражданские права предоставлялись всему населению, политические же только тем, кто владеет недвижимой собственностью.

В проекте обходился вопрос о крепостном праве. Сперанский указывал: «Очистите часть административную, потом введите установительные за­коны, т.е. свободу политическую, и затем приступите постепенно к вопросу о свободе гражданской, т.е. к свободе крестьян». Тогда в России многим, в том числе и Сперанскому, казалась, что конститу­ция дело гораздо более простое, нежели отмена крепостного права. Ведь конституция была связана лишь с расширением прав общества, в то время как освобождение крестьян ущемляло права многочисленных и влиятельных владельцев крепостных. Поэтому проект Сперанского создавался как документ сегодняшнего дня, а отмена крепостного, права откладывались на будущее. Проект был, по существу выполнением той программы преобразований, которая была намечена на заседаниях Негласного комитета.

Итак, в плане Сперанского власть императора сохранялась в полной мере, он выступал в качестве координатора во всех сферах. В то же время введение народного представительства на основе имущественного ценза было решительным шагом к утверждению в стране буржуазных по сути норм.

Сперанский был уверен, что свод законов, над которыми работала комиссия под его руководством, с осени 1808 г., будет скоро готов, а по его издании и введении в действие на очередь станет задача уста­новления в России порядка, который обеспечит господство законности, во всех сферах государственной жизни. Сперанский составил календар­ный план проведения в жизнь своего проекта (в течение 1810-1811 гг.). Но работа над сводом законов затягивалась, а Александр, ходя и признал проект Сперанского «удовлетворительным и полезным», тем не менее, высказывал сомнения и возражения. Император стоял за большую постепенность рефор­мы. Он решил реализовать – и то не в первоначальном виде – те части плана, которые касались введения Государственного, совета и заверше­ния министерской реформы.

Проект образования Государственного совета готовился Сперанским в обстановке глубокой секретности. Даже Аракчеев узнал о его содер­жании лишь за несколько дней до обнародования. Граф решил, что су­ществует угроза лишиться своего влияния. Он демонстративно написал императору письмо с просьбой уволить его со службы вовсе. Александр должен был позволить Аракчееву сложить с себя обязанности военного министра и назначить его председателем Военного департамента в соз­даваемом Государственном совете. Тем самым Аракчеев по-прежнему ни от кого не зависел, кроме императора.

1 января 1810 г. был обнародован Манифест об учреждении Государственного совета и состоялось торжественное его открытие. Совет объявлялся «средоточием всех дел высшего управления». Это был законосовещательный орган при императоре. В функции Государственного совета входили обсуждение внесенных в него законопроектов, «толкование» (разъяснение) смысла уже изданных законов, принятие мер к их проведению в жизнь через исполнительные органы власти, распределение по минис­терствам и ведомствам расходов на их содержание, рассмотрение годо­вых отчетов министров. Таким образам Государственный совет не стал учреждением, связывающим императора со всеми ветвями власти, как то предполагалось в плане Сперанского. В состав Государственного совета входили все министры (по должности), а также назначаемые пожизненно императорам лица из высших сановников. Все законы, уставы и учреждения, хотя и вступали в силу только после утверждения их императором, должны были содержать формулу «Вняв мнению Государственного совета». Для организации деятельности сове­та учреждалась Государственная канцелярия во главе с государственным секретарем – им был назначен Сперанский. Поскольку все законопроекты первоначально направлялись в эту канцелярию, где они «редактировались» перед обсуждением в Совете, канцелярия и особенно ее начальник Сперанский приобретали большой вес и влияние.

Сперанскому было поручено оздоровление финансовой системы. Он привлек к разработке плана финансовых реформ ряд профессоров – знатоков финансового дела. В первую очередь были изысканы пути сокращения государственных расходов. Затем были удвоены размеры подушной подати с крестьян, ут­роены – с мещан; увеличены гильдейские сборы с купцов. В Москве и Петербурге была введена пошлина на недвижимость. Наконец Сперанский пошел на введение налога на помещичьи имения в размере 50 копеек с каждой ревизской души. Все эти меры, вызвали возмущение в первую очередь в дворянской среде. Но они позволили в течение 1810-1811 годов увели­чить государственный доход более чем вдвое и устранить угрозу финан­сового банкротства. Полностью план финансовых реформ не был осущест­влен. Все же Сперанский имел основание писать в 1813 году императору; что если бы эти меры не были приняты, «то не только вести настоящую войну, но и встретить ее было бы не с чем».

В эти годы Александр приходит к мысли о необходимости создания военных поселений. Расходы на армию поглощали более половины государственных доходов. Павел I, еще в бытность наследником, обдумывал проект размещения армии на постоянных квартирах, где солдаты жили бы вместе со своими семействами, а их дети со временем заменяли бы отцов в строю. За свое недолгое царствование он не успел осуществить эти замыслы.

Образец, по которому Александр намеревался устроить поселения, он видел, вероятно, в организации аракчеевского поместья Грузино [24]. Граф в короткий срок создал образцовое хозяйство с ориентацией на рынок, его крестьяне жили в достатке. При этом их быт и хозяйство были вое­низированы и отличались детальной регламентацией. Строительство военных городков и поселение в них солдат давало последним возможность иметь семью, государство же получа­ло «самовозобновляющуюся» армию; совмещение солдатами воинской служ­бы с крестьянским трудом отменяло бы проблему обеспечения армии про­виантом и избавило бы казну от огромных расходов; по мере расширения числа военных поселений можно было бы постепенно сократить разоритель­ные для крестьян рекрутские наборы, а затем и вовсе отменить их – такова была логика Александра I.

Высочайший указ от 9 ноября 1810 года предписывал переселить в Новороссию государственных крестьян нескольких деревень Климовичского уезда Могилевской губернии, и в этих деревнях разместить запасной батальон Елецкого мушкетерского полка. Возглавлял организацию воен­ных поселений по поручению императора граф Аракчеев. Он «сначала был решительно против» идеи Александра I, но «был вынужден изъявить свое невольное согласие лишь из опасения, что тот, кто примет на себя выполнение этой… мечты, может сделаться его опасным соперником». (Е.фон Брадке)[25].

В 1811 году крестьяне были выселены. Часть солдат превратили в семейных «хозяев», у которых разместили остальных холостых солдат, которые должны были помогать семейным в полевых работах. Вскоре выяснилось, что солдаты, не имевшие навыка к земледелию, не могут содержать себя и бедствуют. (Только к началу 1812 года с громадными потерями, финансовыми и человеческими, удалось добиться того, что поселенные солдаты освоились с новыми правилами жизни. Дальнейшее развитие военных поселений приостановило начало Отечественной вой­ны).

Во введении военных поселений были не только прагматические при­чины. По мысли А.Н. Архангельского, из реального, «физического» пространства России, которую Александру пока не удавалось преобра­зовать, изымался и обустраивался обозримый и потому поддающийся про­ектированию участок и «метафизически приравнивался к той воображаемой пристани покоя,.. куда можно удалиться от тяжкого царского труда», хотя бы мысленно. Это был грандиозный утопический замысел устройства в России «множества счастливых дисциплинированных «уголков»». Поселяне освобождались от крепостной зависимости. Всем этим и объясняется важность идеи военных поселений для Александра и одновременность ее с разработкой планов реформ[26]. Либерализм Сперанского, считавшего, что при реформировании «надо резать по живому», «кроить, не жалея материи», мало отличался от методов введения военных поселений.

Среди планов, обсуждавшихся Александром и Сперанским, был план объединения всех масонских лож России в единую сеть во главе с Великим магистром Сперанским. Масонский орден должен был стать дополни­тельным рычагом управления в руках императора. Для приема в ложи, не требовались бы титулы, родовитость, они стали бы школой, из которой правительство смогло бы черпать надежных людей для государственной службы. Предполагалось вести пропаганду единых масонских идеалов в печати, через церковные проповеди, в литературных произведениях. Таким образом, орден стал бы средством формирования общественного сознания.

В 1810 году были сделаны первые шаги по реализации плана. Но извести о них вызвало противодействие главы московских масонов О.А. Поздеева. Ж.де Местр в то же время набросал основные доводы против плана Сперанского, доказывая его невыполнимость и намекнув на узурпаторские намерения автора.

В то же время собственно политические и экономические планы и деятельность Сперанского (особенно ущемлявшие дворянство указы от 3 апреля и 6 августа 1809 г.) встретили мощное противодействие в консервативных дворянских кругах. Вокруг Сперанского плелись интриги. Уверяли, что «этот изверг» стремится «возжечь бунт по всей России, дать вольность крестьянам и оружие для истребления дворян». На него посыпались доносы, в которых он обвинялся в сосре­доточении в своих руках огромных властных полномочий и даже в шпио­наже в пользу Франции. Сначала он не обращал внимания на эти наветы и инсинуации, надеясь на поддержку и расположение к себе императора, но вскоре почувствовал нависшую над ним опасность. В начале февраля 1811 г. Сперанский просил императора об отставке, но просьба была отклонена. Более того, Александр демонстративно стал оказывать ему знаки «благосклонности», а это, как знали по собственному опыту царедворцы, служило верным признаком приближения опалы.

Первоначально структура и функции министерств не были четко определены. Они были подробно разработаны в утвержденном Александром I 25 июня 1811 г. «Общем учреждении министерств», которое завершило создание системы министерского управления. К этому времени число министерств увеличилось до 12. 3aкон устанавливал разграничение функций каждого министерства, единые принципы их структуры и общий порядок прохождения дел в них, проводил принцип строгого единоначалия и подчинен­ности внутри министерских подразделений, определял взаимоотношения министерств с другими органами государственного управления. В своих действиях министр был подчинен только императору и только перед ним был ответственен.

Завершить реорганизацию органов центрального управления должна была реформа Сената, включавшая разделение его на Судебный как центр независимого суда, на постановления которого не должно было быть апелляции к верховной власти, и Правительственный, который должен был заменить Комитет министров с упразднением личных их докладов государю. Этот проект был Александром I отложен (и не был осуществлен и впоследствии).

В планах Сперанского, в этой «бюрократически-конституционной реформе», по выражению А.Е. Преснякова, Александр I увидел тенденцию к умалению преобладающего влияния императора в верховном управлении страной. Так, беспокоило Александра положение о том, что на решения Судебного Сената не может быть апелляций. Разве заслуживает Сенат полного доверия к своим решениям? И Лагарп настаивал, чтобы Александр I сохранил за собой пра­во вмешательства в решения судебных учреждений, особенно высших, чтобы не допускать укоренения в них злоупотреблений и роста их влияния за счет монарха.

Утверждение Государственного совета получило для Александра осо­бый оттенок из-за исключительного значения, которое приобрела должность государственного секретаря. Управлявшаяся им государственная канцелярия имела огромное влияние на направление деятельности Совета, а личное положение государственного секретаря Сперанского, ближайшего к государю человека, превращало это влияние практически в полный контроль. Журналы Совета представлял Александру и докладывал тот же Сперанский, влияя на его резолюции своим освещением вопросов. Государственная канцелярия вместе с Комиссией составления законов образовывали, по выражению С.М.Середонина, министерство преобразований, во главе которого – не он, Александр, а Сперанский. Неудивительно, что Александр не подписал указ о подчинении российских масонов Великой ложе Петербурга. «Император побоялся доверить своему помощнику столь сильное оружие, каковым мог быть масонский орден в руках умелого политика»,- пишет Е. Вишленкова [27].

«Сперанский вовлек меня в глупость, - говорил Александр впос­ледствии, уже после разрыва с ним, - зачем я согласился на Государственный совет и на титул государственного секретаря? Я как будто отделил себя от государства…». Александра тревожило и то, что консервативные группы дворянских верхов придавали такой же смысл учреждению министерств и Государственного совета: в них они видели «хитрый подкоп под самодержавие», утверждали, что теперь «Россией управляют министры». Министры, действительно, получали почти неограниченную власть в своей отрасли управления. «Перед кем в России будут министры от­вечать? - задавался вопросом Ф.Ф. Вигель. - Перед государем, который должен уважать в них свой выбор, которого делают они соучаст­никам своих ошибок, и который, не признавших в оных, не может их удалить? Перед народом, который ничто? Перед потомством, о кото­ром они не думают? Разве только перед своей совестью, когда не­взначай есть она в каком-нибудь из них»

Одновременно на Александра сильнейшее давление оказывала, по выражению Н.Я. Эйдельмана, «ос­торожная, почтительная, но могучая» оппозиция со стороны высшего, дворянства и бюрократии. Императору никогда не давали забыть об участи его отца. Среди врагов Сперанского были великая княгиня Екатерина Павловна, Аракчеев, граф Растопчин и другие.

Недовольство дворянства преобразованиями Сперанского и вооб­ще внутренней и внешней политикой Александра I в первое десяти­летие его царствования нашло выражение в составленной Н.М. Карамзиным в феврале 1811г. по просьбе великой княгини Екатерины Павловны «Записке о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях». «Записка» была теоретическим обоснова­нием оппозиции либеральному курсу. Карамзин стремился доказать, что судьба России и, ее величие зависят от могущества самодержавия: Россия процветала, когда оно было сильно, и «падала», ког­да оно ослабевало. При этом самодержавие должно опираться на строгую законность. «Самодержавие есть палладиум России; цельность ее необходима для ее счастья; из сего не следует, чтобы государь, единственной ис­точник власти, имел право унижать дворянство, столь же древнее, как и Россия». Дворянство – важнейшая опора власти. Вводимые новшества могут привес­ти к ослаблению самодержавия. «Одна из главных причин неудовольст­вия россиян на нынешнее правительство есть излишняя любовь его к государственным, преобразованиям которые потрясают основу империи». Карамзин выступал против «изобретения разных министерств и Советов». «Требуем больше мудрости охранительной, нежели творческой, - писал он. - Новости ведут к новостям и благоприятствуют необузданности, произволу». Кроме того, «для старого народа не надобно новых законов». Нужно собрать уже существующие законы, привести их в систему, исключить из них «обветшавшие», утратившие силу. Для нормальной работы администрации на местах достаточно «50 умных губернаторов». Карамзин писал: «Наши политические принципы вдохновлены не Энциклопедией, изданной в Париже, а энциклопедией куда более древней – Библией». На примере Петра I Карамзин предостерегал от намерения «сделать Россию Голландиею», то есть подогнать ее под чуждый обра­зец.

Отмена крепостного права лишит монарха поддержки дворянства, которое воспримет эту меру как свое унижение. А без поддержки дворянства самодержавная власть царя ослабеет. Поэтому, «для твердости бытия государственного безопаснее поработить людей, чем дать им не вовремя свободу, для которой надобно готовить человека исправлением нравственным; а система наших винных откупов и страшные успехи пьянства служат ли тому спасительным приготовлением?». «Государь! - заключал Карамзин. - История не упрекнет тебя злом, которое прежде тебя существовало (положим, что неволя кресть­ян и есть решительное зло), - но ты будешь ответствовать Богу, со­вести, и потомству за всякое вредное следствие твоих собственных уставов». Александр не мог игнорировать столь явственное проявление оппозиционных настроений.

Министр полиции Балашов передавал царю неуважительные высказывания Сперанского о нем: «Вы же хорошо знаете подозрительный характер императора, - будто говорил Сперанский. – Все, что он делает, он делает наполовину. Он слишком слаб, чтобы управлять и слишком силен, чтобы быть управляемым». Наконец узнали о том, что Сперанский заставил двух служащих передавать ему секретные досье Министерства иностранных дел, к которым не имел права доступа. Александр вынужден был уступить врагам Сперанского.

17 марта 1812 года Сперанский был отправлен в ссылку в Нижний Новгород. Опала Сперанского вызвала бурю восторга в придворных кругах. Александр был убеж­ден в невиновности Сперанского, но был вынужден, по собственному признанию, принести его в жертву, чтобы погасить растущее недовольство дворянства, вызванное внутренней и внешней политикой императора и особенно опасное в преддверии столкновения России и Франции. Сам Сперанский считал, что «первой и единственной» причиной опалы явился слишком смелый план его преобразований.

Аракчеев встретил с тре­вогой опалу Сперанского, полагая, что подобная участь угрожает и ему самому, досаждавшему аристократам не меньше Сперанского. 14 апреля 1812года Аракчеев покинул Петербург, отправившись по приказу Александра в действующую армию в Вильно.

Работа со Сперанским и преобразования центральных органов управления настроили Александра недоверчиво и враждебно к бюрократической централизации, которая, по словам А.Е. Преснякова, устремлялась «к конституционному закреплению своей силы», к устранению приемов личного управления, обеспечивавших императору преобладающее влияние в системе управления [28]. В этой бюрократической центра­лизации. Александр I усмотрел наибольшую опасность для своей кон­цепции сочетания самодержавной власти с «законно-свободными» уч­реждениями. И само занятое Сперанским положение первого ми­нистра, приобретенное им влияние тяготили Александра I. В то же время планы Сперанского встречали решительное сопротивление большинства дворян. Все это привело к отставке Сперанского и отказу от составленного им Плана преобразования России.