Елена Владимировна Лаврентьева
Глава XIII «Вся наша жизнь проходит в игрушках или гаданьи»{1}
жүктеу/скачать 1.97 Mb.
|
Глава XIII «Вся наша жизнь проходит в игрушках или гаданьи»{1}«Вот скоро у нас и новый год, а ты, барышня, еще не погадала», — сказала ей однажды затейщица няня… Глафира не привыкла противоречить няне: оделась, пошла с нею за вороты. Шагах в десяти попадается им мужчина. «Как вас зовут-с?» — спросила Глафира. — «Александром»… Гаданье под окнами было неудачно. В трех-четырех домах, к которым они подходили, раздавались только святочные песни и за двойными рамами нельзя было расслушать ни одного слова. Возвратившись домой, Глафира, тревожимая недоумением, подстрекаемая любопытством, объявила няне, что завтра вечером хочет смотреться в зеркало. Этот род гаданья, утвержденный многими примерами, предпочитала она прочим. Няня похвалила ее намерение. На другой день, около полуночи, когда улеглись господа и слуги, она повела барышню в старый, никем не занятый флигель дома. Там все уже наперед было приготовлено. Посредине комнаты стояли два стола с двумя зеркалами. Няня посадила ее между ними; очертила все место углем и, сказав: «не бойся, барышня: я буду с тобою; сиди смирно, не оглядывайся; за эту черту не перейдет никакая нечистая сила», — сама отошла к дверям. Все затихло. Робкая девушка не шевелится; пристально смотрит в переднее зеркало и ничего не видит, кроме бесконечной галереи свеч. Проходит полчаса; в глазах ее начинает рябить; светлая галерея темнеет, как будто подернута дымом; но в зеркале ничего не показывается. Вдруг что-то потихоньку скрыпнуло. Мороз пробежал по жилам Глафиры; еще минута — и она громко вскрикнула, закрыв лицо руками. Старая няня и стакан холодной воды привели ее в чувство. — Что с тобою, барышня? — Ах, нянюшка! — пойдем отсюда скорее: здесь так страшно! Я видела… я видела… — Да что ты видела, моя красавица? — Я видела человека… мужчину… — И узнала его? — Кажется, узнала. Но он не похож на жениха моего; он похож более на Александ… Михаил… — Ну, смотри, барышня, уж не ему ли и быть твоим суженым!{2}
* * *Шпионка бригадирша… входя насильно в горькое положение доброй своей княжны, уговаривала ее, так, для разогнания скуки, позабавиться святочным гаданьем о суженом-ряженом. Бригадиршины уговоры отвергались для соблюдения приличия, но княжна не совсем насильно была выведена ею за ворота. Спросили у прохожего, как его зовут. Судьба или шутка, а может быть, и самая главная загадчица, заставили какого-то бежавшего мальчика назваться Владимиром. Все сенные девушки засмеялись, и сама барышня улыбнулась. А как она вышла уже один раз, то ничего не стоило ей остановиться и послушать у людского окошка, чье имя там вымолвят: и там опять услышала: «Эх, брат, иди куда велят, или я пожалуюсь Владимиру Львовичу». При этом имени слушательница отскочила от окна и возвратилась тихомолком в свою комнату. Там прислужливая бригадирша предложила третие и самое верное гаданье: в Васильев вечер, то есть накануне Нового года, в княгининой теплой кладовой, в самом верхнем этаже, накрыть стол, поставить на нем два прибора, три большие восковые свечи и зеркало, а невесте, севши за ним, загадать: суженый-ряженый, приди со мной ужинать, и кто покажется в зеркале, за тем и быть. Хотя это гаданье и не пугало княжны, но ей казалось неприличным идти перед полночью почти на чердак: притом и кастелянша, у которой ключ от кладовой, может сказать матушке… Если суженый покажется в зеркале, стоит только промолвить три раза: «чур меня!», легонько ударить по стеклу и он мигом исчезнет{3}. * * *Накануне Крещенья сидела я в своей комнате и дошивала рабочий мешок в подарок бабушке. Вдруг входит Марья, моя горничная. Она держала что-то под передником. Какой-то таинственный вид, с которым она вошла, показался мне уже подозрительным; еще более ее вопрос: «Вы одна, сударыня?» — «Одна, — отвечала я и смотрела на нее пристально. — Что тебе надобно?» — «Ничего, сударыня. Я принесла вам…» — «Что такое?» — спросила я и почти была уверена, что это какое-нибудь любовное письмецо. — «Ваше счастье», — сказала Марья и подала мне — кусок олова… «Оставь меня в покое!» — сказала я с сердцем. Но она начала просить меня и так убедительно, что мне совестно было отказать доброй девке. При том же, признаюсь чистосердечно, хоть я и не верю никаким ворожбам в свете, молодой человек, которого видела в зеркале, не выходил у меня из памяти. Я согласилась. Вот она тотчас развела огонь в печке и растопила олово в железном ковше. Между тем толковала она мне, что стоит только влить немного растопленного олова в холодную воду, и я тотчас узнаю будущего своего мужа, его приметы, возраст, нрав; рассказывала, что многие из подруг ее испытывали это на себе, и уверяла, что такое предвещание непременно сбудется, и притом в самом скором времени. Признаюсь, я не без удовольствия слушала ее болтанье. Когда олово растопилось, я взяла ковш и, по совету Марьи, вылила больше половины в деревянную чашку с водою. В эту минуту что-то стукнуло у дверей. Не желая, чтоб меня застали в таком упражнении, я вдруг обернулась, ударилась по неосторожности локтем об стену и пролила остаток олова себе на руку. Ты можешь себе представить, какую это причинило боль. Я закричала. …В это время Марья, с довольным видом, подойдя ко мне, шептала мне на ухо: «Забудьте вашу боль, сударыня! Вас ожидает счастие, счастие, какого я и рассказать не умею. Не пройдет шести недель и у вас, вспомните мое слово, будет муженек, такой добрый, такой хороший…»{4}
* * *Она любила гадать на Рождество — гаданье она не считала предрассудком. Вместе с своей горничной она выливала олово или жгла бумагу на подносе, а потом смотрела, какие из олова или из жженой бумаги выходили на тени фигуры. Выходили всегда офицеры с султанами, в санях или в колясках, а вдали церковь. И горничная всегда замечала барышне: — Вот, барышня, вы уж непременно выйдете нынешний год замуж за военного. Однако пророчество горничной не сбывалось{5}.
* * *Иногда маменька и приживалки устраивали гаданье в зеркало — самое страшное гаданье, к которому они приступали не без волнения. В приготовлениях к нему было что-то таинственное. Эти приготовления делались тихонько от дедушки, который запретил это гаданье, как сильно действующее на нервы. При этом рассказывался обыкновенно анекдот, как одна деревенская барышня захотела увидеть в зеркале своего суженого и как все необходимое для гаданья приготовила тихонько от всех в бане; она отправилась туда в полночь одна, стала смотреть в зеркало и, вместо суженого, увидела себя в гробу, упала без чувств и утром найдена была мертвою. Кто передал о том, что видела барышня в зеркале, если она была найдена мертвою? Этот простой вопрос никому не приходил в голову, но в истине анекдота никто и не думал сомневаться{6}. * * *Наступили святки — самое поэтическое время для русских людей. В деревне, во дворе и в барском доме все пришли в движение, все одушевились… Вечера, посвященные на переряженье и гаданье, пролетали незаметно… Накинув платок на голову, дочь бедных, но благородных родителей несколько вечеров сряду выбегала на большой двор, не чувствуя ни малейшего холода, хоть снег, сверкавший миллионами разноцветных звездочек, сильно хрустел под ее ногами. Она подходила к забору и с биением сердца произносила: «Залай, залай, собачонка, залай, серенький волчок». И, как будто послушные ее зову, собаки начинали лаять у дома. «Слава Богу! — думала она. — Собаки лают вблизи: это хороший знак. Я выйду замуж не на чужую сторону»{7}. * * *Никто деятельнее ее не принимал участия во всевозможных гаданиях. Она приказывала приносить в свою комнату кур, снятых с насести, пересчитывала балясы на крыльце, говоря: «вдовец, молодец», собирала из прутиков мостик и клала под подушку и прочее. Вечером на Новый год старуха-няня также принялась за гадание. Она налила стакан теплой воды, распустила в этой воде яичный белок и поставила его за форточку. На утро она явилась с этим стаканом к Ольге Михайловне… — Поздравляю тебя, матушка моя, с Новым годом, с новым счастьем, — сказала она ей, низко кланяясь. — Вот я, признаться, вечор загадала на тебя, родимая; посмотри, как хорошо тебе вышло. И старуха, весело улыбаясь, показала Ольге Михайловне стакан. — Спасибо тебе, няня. Что же значат эти фигуры? — Участь твоя переменится, матушка. Ты скоро будешь жить в радости. И старуха начала по-своему толковать изображения в стакане{8}.
* * *Но дороже всего этого были для нас святки. Рассказать не расскажешь, какое было у нас тогда веселье. После вечернего чая собирались мы в нашем флигеле, и являлась к нам переряженная дворня… Начиналась пляска, а потом следовали подблюдные песни. В заключение мы клали все по кольцу на пол, и в каждое кольцо насыпали овса, потом являлся на сцену петух. Испуганный криками, с которыми его встречали, он топырил крылья и бросался из угла в угол. Тогда все умолкали и присаживались на корточки около места, усеянного овсом. Каждый следил с напряженным вниманием за малейшими движениями петуха, который мало-помалу приходил в себя, оглядывался и начинал робко прогуливаться между кольцами. «Что ж, девки, — говорила няня, — пора бы запевать»; и вдруг возвышался какой-нибудь тонкий голос; другие подхватывали хором, и раздавалась песнь о красной девушке, поджидавшей милого дружка. Тут начиналась пророческая роль петуха: из чьего кольца он начинал клевать зерна, той судьба сулила в будущем жениха по сердцу и счастливый брак. Следовали и другие песни, гласившие о почестях и о богатстве, и петух точно так же предвещал кому следовало и богатство и почести{9}. * * *Бывало, на святках гадали девицы и вдовицы о женихах, подслушивая на улице говор проходящих, садясь перед зеркалом и т. п. Бывало, молодежь пела подблюдные песни, хоронила золото, играла в веревочку с колечком, в «сижу-посижу», мостила мост и т. п.{10} * * *В последний день святок назначено было в кругу нашем, девическом, повторить все способы, какими они допытываются у судьбы о хороших и дурных качествах своих суженых, а также и о том, будут ли у них эти суженые и скоро ли будут?.. Решено заключить все роды гаданий бросанием башмака через ворота. Для всех этих чар собрались ко мне, как в такое место, где больше раздолья и больше свободы; к одиннадцати часам вечера кончились все игры и все гадания; оставалось последнее: бросать башмак через ворота. Мы вышли толпою на двор в сопровождении нескольких девок; все мои подруги были одеты просто, потому что праздники уже кончились, и наряжаться парадно было не для чего; к тому ж в нарядном платье не так свободно можно заниматься волшебными действиями, как то: полоть снег или упасть в него навзничь; итак, все девицы были одеты кто в ситцевом, кто в перкалевом белом платье; одна только я была в шелковом пунцовом с какими-то золотыми шнурками и кисточками. Все мы построились в шеренгу против ворот; я была в середине, итак, начинать было не мне; поочередно каждая снимала свой башмак, оборачивалась спиною к воротам и бросала башмак через голову и через ворота. Все мы бежали опрометью смотреть, как он лег, в которую сторону носком; девица надевала его, и мы опять становились во фрунт. Дошла очередь до меня; я скинула свой атласный светло-голубой башмак, оборотилась спиною к воротам… В это время послышался скрып полозьев; но мимо дома нашего проезжали так же, как и мимо всякого другого, итак, этот скрып не помешал мне сказать моему башмаку, что куда я поеду, чтоб туда он упал носком. С последним словом я бросила его через голову за ворота. Башмаки моих подруг падали тотчас подле ворот; но я была сильнее их, итак, башмак мой полетел выше и далее. В то самое время, как он взвился на воздух из руки моей, какой-то экипаж быстро подкатился, остановился и восклицание: «Что это!..» оледенило кровь мою; я окаменела от испуга: это была матушка!.. Она приехала, и башмак мой упал к ней в повозку{11}. * * *Святки сопровождались гаданиями. Накануне этого праздника, по захождении солнца, из разных домов собирались девушки в одну, назначенную ими, комнату, брали красное деревянное блюдо, покрывали его большим платком и клали на него небольшой кусок хлеба и уголь. После этого девушки загадывали на перстнях, на кольцах, на запонках и других подобных вещах, касались ими краев блюда и клали их под платок. Затем усаживались все рядом и запевали песнь хлебу… Окончив пение, ломали хлеб и делили кусочки между собою. Эти кусочки завертывали они в рукав и спали с ним, чтобы пригрезились вещие сны. После этого пели подблюдные песни; за каждой песнею вынимали из блюда вещи и, по значению песенных слов, гадали о судьбе той, чья вещь вынулась. По окончании подобных песен, шли в пустую комнату, где стояло на столе зеркало с зажженными по сторонам свечами; гадающая девушка садилась пред ним и, загадывая, произносила: «суженый, ряженый, покажися мне в зеркале!» Зеркало начинало тускнеть, и девушка протирает его нарочно приготовленным полотенцем. Наконец суженый является и смотрит из-за ее плеч в зеркало; рассмотрев его черты, девушка кричит: «чур сего места!» и нечистый пропадает. Гадая, девушки спрашивали вечером имя первого попавшегося мужчины; его имя должно было быть именем жениха и мужа. Кроме гаданий, на святках происходило «катанье на нечистых». Девушки брали воловью шкуру, несли ее на реку к проруби, расстилали и, очертив круг нарочно сделанным для того огарком, садились на нее. Из проруби должны были выйти водяные и возить их сколько угодно. Это называлось «катанье на нечистых»{12}. Старинное гадание… Берут тарелку, налитую до половины водой; затем поперек над водою, по краям тарелки, устраивают из лучинок мосток: вода в тарелке должна изображать реку. В воображении же гадающей, когда она ставит тарелку под кровать девушки, на которую загадывает, должно являться пожелание той девице судьбы или жениха. Гадальщица убеждена, что девушка та, под кроватью которой поставлена ею тарелка, увидит сон, в течение которого ей приснится суженый, который ее переведет через мостик над рекою. Это гадание проделывается во время святочных ночей и вечеров, имеющих якобы таинственную силу навевать пророческие сны{13}. * * *Теперь я расскажу о моем гаданье на новый 1832 год. Меня научили прочесть сорок раз «Отче наш» и положить сорок земных поклонов, потом, ложась спать, сказать: «Суженый-ряженый, приснися мне»{14}. * * *Вот еще другого рода пророческие видения, второе зрение, о котором рассказывала мне матушка не раз (а она никогда не дозволяла себе не только прикрасы, но даже преувеличение правды). Она была очень дружна с сестрами Каховскими; одна вышла замуж за Арсеньева, другая, Александра, умерла в чахотке и имела способность видеть не будущее, но далекое, настоящее, посредством зеркала. Во время долгих отлучек батюшки, когда он не был еще принят как жених княгинею Щербатовой, но в душе был единственным суженым княжны, она прибегала к своей подруге, столь чудесно одаренной, чтоб узнавать о своем милом и таинственно следить за ним сквозь все преграды времени и пространства. В самих занятиях отсутствующего не было ничего замечательного; но виденные в зеркале местности, комнаты и обстановка их поражали своею верностью, когда потом описывали их батюшке, по возвращении его. Таким образом редкая способность молодой девушки служила как бы электрическим телеграфом для любящего сердца подруги, томившейся в тревожной неизвестности разлуки. Е. М. Оленина рассказывала другой, еще более поразительный случай. Когда я ее знала, она была благоразумною, практическою женщиной, большого роста, массивною, с правильными чертами, с здоровыми нервами, хотя уже старою, и ничего не высказывалось в ней нервного, похожего на восприимчивость и раздражительность воображения. Но в 1807 году она была еще молодою девушкою. У кого-то в деревне собралось много ее же лет подруг, и у всех было тяжело на сердце: у кого отец, у кого брат, у кого жених был на войне. Один раз сидели они все в комнате у дочери хозяина; беседа шла об опасностях и трудах отсутствующих милых, и сетовали они, что к ним, в деревню, и вестей не доходит из армии: Бог знает, кто из близких жив, кто убит, кто ранен. Между такими речами одной из них пришла мысль поглядеть да погадать в зеркале, как делается на святках. Которая из них стала насмехаться, которая сомневаться, а некоторые и пристали к этому предложению. «Посмотри-ка, — сказала одна из них хозяйской дочке, — посмотри: где мой брат? Что с ним теперь?» Села за зеркало хозяйская дочка; всё обстановили как должно, и стала она смотреть, а другие все расселись поодаль и молчали или тихо, тихо, шепотом переговаривались, чтоб не мешать вещунье. Долго сидела она, не произнося тоже ни слова, — оно уже стало и надоедать другим, — как вдруг заговорила: «Вот, вот туман сходит со стекла, вот песок, песчаный берег, река, большая, быстрая река! Господи, сколько народу! Все войска, лагерь, солдаты, пушки, кони, на обоих берегах. Что это там суетятся у подошвы горы, на самом берегу? Кажется, все штабные тут… А, отчалила лодка с того берега; в ней маленького роста генерал сидит; вот плот на середине реки, другая лодка причалила, смотри!» Оленина подошла и стала за стулом подруги, посмотрела в зеркало и сама увидала все это. «Вот и другой генерал взошел на плот; он повернулся — Государь!» — вскрикнула хозяйская дочь и вскочила сама, пораженная удивлением. Это было 13 июня 1807 года, день Тильзитского свидания двух императоров, о котором уже, конечно, никто не думал, не гадал, и всего менее эти молодые девушки. Все эти чудные рассказы я, разумеется, слышала гораздо позже, или, по крайней мере, их повторяли мне после; но с самых первых лет я помню многие исторические предания, в которых часто играло роль чудесное, а само историческое не всегда было верно{15}. * * *Видевши, как в иных случаях жизни гадают на псалтирь, дядюшка набожно перекрестился, положил книгу себе на голову, прошептал трижды: «Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его! — быстро раскрыв на голове книгу, поднес ее к глазам и прочитал, — солгавшему один раз, в другой раз хотя бы говорил он сущую правду — не поверят». Нужно было видеть, как дядюшка сконфузился, покраснел, пихнул книгу на прежнее место и стал рассматривать портрет своего родителя{16}. * * *Александра Кочетова недавно рассказала мне, как решилась ее судьба. Возникла возможность ее замужества с неким господином ***. Это была очень хорошая партия, и отец ее давно мечтал об этом браке. Александра взяла два кусочка бумаги и написала на одном из них «Да», а на другом — «Нет». Потом дала кому-то перемешать эти бумажки и положить их за образ, данный ей ее матерью, пообещав принять любой совет, который ей даст святой. Она помолилась, немного помедлила, перекрестилась, закрыла глаза и вытащила бумажку. На ней стояло «Нет», это был ответ на вопрос, выходить ли ей замуж за и уже никакая сила в мире не могла теперь заставить ее стать женой этого человека. Княжна Александра Голицына ходила пешком к святым местам, чтобы узнать, посоветуют ли ей святые выходить за генерала Лаптева. В этом случае ответ был положительным, и она стала его женой. Хорошо еще, что в обоих случаях желания совпадали с решениями святых, но ведь могло быть и наоборот. И сколько таких случаев в жизни, когда решение зависит от сущего пустяка, вроде каприза своенравного святого{17}. * * *Если вы пожелаете знать, сбудется ли что-нибудь чрез краткое время, то с мыслию об том предмете выдьте в лунную ночь на двор, не глядя кверху, — и остановитесь так, чтобы луна осветила вас; потом, зажмурившись, перевернитесь три раза, и если он останется от вас в правой руке, то желание сбудется{18}. * * *Странная вещь. Соседние хуторяне, как я удостоверился в то время, действительно, может быть, ввиду частого и продолжительного пребывания Гоголя за границей, долго были убеждены, что он не умер, а находился в чужих краях. Некоторые из них, обязанные ему чем-нибудь в жизни, даже гадали по нем, ставя на ночь пустой поливянный горшок и сажая в него паука. Об этом мне передала мать Гоголя, которую все соседи близко знали и любили. По местному поверью, если паук вылезет ночью из горшка с выпуклыми скользкими стенками, то человек, по котором гадают, жив и возвратится. Паук, на которого хуторянами было возложено решить, жив ли Рудый Панько, ночью заткал паутиною бок горшка и по ней вылез; но Гоголь, к огорчению гадавших, не возвратился{19}. * * *Города… не уступают деревне, хотя в городских гаданьях менее непосредственности; здесь они скорее забава, условное традиционное развлечение, способ разнообразить свою жизнь… И городские девицы, как и деревенские, вечером и на ночь (под св. Андрея) забавляются гаданьями. Обыкновенно берут несколько блюдец и накрывают ими пуговицу военную, штатскую, хлебные зерна, перо, а одно блюдце оставляют пустым. Девицы поднимают блюдца: которая откроет военную пуговицу, значит, выйдет замуж за военного, если откроет зерна — выйдет за помещика, если блюдце будет пустое — останется без жениха. Затем бросают в стакан воды кольцо и смотрят туда, пока пред утомившимся зрением не промелькнет чья-нибудь фигура, по большей части того, о ком усиленно думают. Еще прибегают к помощи белка: выливают белок яйца в стакан воды. Белок, как и воск, принимает причудливые формы. Говорят, белок всегда принимает форму церкви или кладбища. Предсказание здесь очевидное. А то берут лист бумаги, делают на нем складки (гофрируют) и жгут его, а потом подносят к стене и смотрят, какие тень от него производит фигуры. При малейшем движении воздуха, сожженная бумага изменяет свою форму, и на стене показываются то мальчики пляшущие, то черти, и по ним гадают. В этом случае много помогает известным образом настроенное воображение… Городская барышня, ложась спать, молится Богу, чтобы приснился ей суженый. Такие сны вызываются даже искусственно. Так, девушка берет наперсток воды, муки и соли, печет лепешку и ест ее на ночь, а под кровать ставит стакан с водою, наверху которого устраивает мостик из прутьев. Ночью, когда ей захочется пить, ей приснится суженый, который переведет ее через мост (мифический символ брака). В другом случае барышня на ночь под подушку кладет гребень и верит, что приснится милый, который ее расчешет{20}.
жүктеу/скачать 1.97 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|