Элвин тоффлер третья волна



бет1/40
Дата15.07.2016
өлшемі3.18 Mb.
#200154
түріРеферат
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   40

ЭЛВИН ТОФФЛЕР

ТРЕТЬЯ ВОЛНА


Переводчики: Барабанов С. (гл. 18-19), Бурмистров К. (гл. 1-4), Бурмистрова Л. (гл. 5-10), Заритовская 3. (гл. 13), Комарова Е. (гл. 14), Кротовская Н. (гл. 20), Кулагина-Ярцева В. (гл. 15-17), Микиша А. (гл. 21), Москвина-Тарханова И. (гл. 22-24), Руднева Е. (гл. 25-26), Татаринова К. (гл. 11 - 12), Хмелик Н. (гл. 27-28).

Научный редактор П.С.Гуревич

Тоффлер Э. Третья волна. М.: ООО "Фирма "Издатетьство ACT", 2004, сс.6-261

В круглых скобках () номера примечаний автора, помещенных в клнце текста.

Звездой * обозначены подстраничные примечания автора.

СОДЕРЖАНИЕ


П. С. Гуревич. А волны истории плещут

ВВЕДЕНИЕ


СТОЛКНОВЕНИЕ ВОЛН

Глава 1. Сверхборъба. Революционная предпосылка. Передний фронт волны. Волны будущего. Плутократы и убийцы.

ВТОРАЯ ВОЛНА

Глава 2. Архитектура цивилизации. Насильственное решение. Живые источники энергии. Технологическое чрево Красная пагода Адекватная семья Скрытая учебная программа Бессмертные существа Музыкальная фабрика Бумажная буря

Глава 3. Невидимый клин Значение рынка Сексуальный раскол

Глава 4. Разрушение кода Стандартизация Специализация Синхронизация Концентрация Максимизация Централизация

Глава 5. Технократия Интеграторы Интеграционный двигатель Пирамиды власти Суперэлиты

Глава 6. Тайный план Механомания Представительский набор Всеобщий законоделательный механизм Ритуал внушения

Глава 7. Буйство наций Смена лошадей Золотой костыль

Глава 8. Имперская напористость Газовые насосы в огороде Маргариновая плантация Интеграция по-американски Социалистический империализм

Глава 9. Индуст-реалъностъ Принцип прогресса Податливость времени Новая вместимость пространства "Материал" реальности Последнее "почему"

Глава 10. Кода: краткий миг

ТРЕТЬЯ ВОЛНА

Глава 11. Новый синтез

Глава 12. Командные высоты Солнце и другие виды энергии Орудия труда завтрашнего дня Механизмы на орбите В морские глубины Генная индустрия Тенореволюционеры

Глава 13. Демассификация средств массовой информации Склад образов Демассифицированные средства массовой информации Клип-культура

Глава 14. Интеллектуальная среда Качественное улучшение головного мозга с помощью ЭВМ Социальная память

Глава 15. За пределами массового производства "Воробьиный нос" и футболки Эффект фокуса Смерть секретаря?

Глава 16. Электронное жилище Выполняя домашнее задание Средства дальней связи Жилище как центр общества

Глава 17. Семьи будущего Кампания за нуклеарную семью Иной образ жизни Культура бездетности "Горячие" взаимоотношения Плюс Любовь Кампания за детский труд Электронная расширенная семья Родительская преступная небрежность Облегчить путь в завтра

Глава 18. Корпоративность означает кризис Пляшущие валюты Ускоренная экономика Общество перестает быть массовым Переопределение корпораций Пять ключевых направлений нажима Многоцелевые корпорации Подводные течения

Глава 19. Распознавание новых правил Конец режима "с девяти до пяти" Бессонница Горгоны Друг-расписание Компьютеры и марихуана Постстандартизированный разум Новая матрица Малое внутри большого – это прекрасно Организация будущего

Глава 20. Возникновение "Производителя для себя" Невидимая экономика Обжоры и вдовы Сделай сам Посторонние и участники Жизненный стиль "Производителя для себя" Экономика Третьей волны Конец маркетизации

Глава 21. Духовный водоворот Новое представление о природе Планирование эволюции Древо прогресса Наше будущее Космические путешественники Холизм и половинчатость Космическая игровая комната Урок термитов

Глава 22. Раскол нации Абхазцы и техасцы Сверху вниз Общемировые корпорации Развитие "Т-сети" Планетарное сознание Миры и изобретения

Глава 23. Ганди и спутники Стратегия Второй волны Крах модели успеха Стратегия Первой волны Вопросы Третьей волны Солнце, креветки и чипы Работать на самообеспечение Стартовая линия

Глава 24. Кода: великолепное слияние Черты будущего Концепция практопии Неправильно поставленный вопрос

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Глава 25. Новая психосфера Наступление на одиночество Телесообщество Героиновая структура Секрет культов Организаторы жизни и полукульты

Глава 26. Личность будущего Вырастая другими Новый работник Этика производителя-потребителя Конфигуративное "я"

Глава 27. Политический мавзолей Черная дыра Частные армии Комплекс мессии Всемирная сеть Проблема переплетения Ускорение решений Распад консенсуса Взрыв решений

Глава 28. Демократия двадцать первого века Власть меньшинств Полупрямая демократия Разделение решений Расширяющиеся элиты Грядущая сверхборьба Судьба творить

ПРИМЕЧАНИЯ

БИБЛИОГРАФИЯ


А волны истории плещут...

(Новая конфигурация будущего)


Элвин Тоффлер начал свою карьеру как журналист. Откликаясь на злобу дня,он, однако, не превратился в простого летописца наших дней. За обыкновенными буднями, каждодневными смещениями власти, перипетиями семейной ячейки, метаморфозами политики, потоками информации он стремился разглядеть некоторые общие тенденции социального развития. Не разделяя традиционных представлений о том, что история подпитывается социальными революциями, Тоффлер начал создавать иные историософские схемы.

Так он стал известным американским социологом и футурологом. Но разве его феноменология истории абсолютно неожиданна? Конечно, нет. Можно сказать, что Тоффлер строил свои выводы в русле новейшей американской социологии, в этом смысле он мало чем отличался от Белла или Бжезинского. Державная нить этой социологии - развитие техники и ее роль в преображении социальных процессов. Тоффлер тоже отдал дань этой моде. Однако в отличие от других социологов он сумел придать своим сочинениям настоящую социологическую основательность. Глобальные тенденции здесь не просто обозначаются. В подтверждение той или иной мысли приводится целый поток фактов, ссылок, цифровых распределений. В арсенале социолога суждения философов, поступки политиков, статистика социальных процессов. Современный читатель найдет в публикуемой работе огромный эмпирический материал, который так нужен политику, социологу, демографу, культурологу и философу.

Однако книга "Третья волна" написана почти два десятилетия назад. Не устарела ли она? Не обветшали ли ее основные положения в потоке новейших утопических, футурологических провозвестий? В какой мере современный российский читатель может довериться феноменологии истории, как она представлена Э. Тоффлером? Разумеется, два десятилетия внесли определенные коррективы в историософскую концепцию Тоффлера. Можно говорить об уточнениях, о расшифровке отдельных положений. Но в главном она сохранила свою актуальность и неоспоримую ценность.

Сто лет назад, по словам Томаса Манна, родилась формула, которая выражала чувство гибели определенной эпохи. И ныне человечество, несомненно, подошло к невидимому рубежу, который отделяет одну эпоху от другой. Мы сегодня можем утверждать, что цивилизация будущего будет радикально отличаться от нашей современной. Не так ли люди эпохи Просвещения с недоумением поглядывали на неких юнцов, которые, облачившись в плащи, отказывались служить в банке ради корысти, идти на государственную службу? Эти юнцы предавались поэзии, стремясь разглядеть за прозой жизни иные, незримые миры. Мало кто мог предвидеть тогда, что именно так начиналась целая полоса в жизни европейского человечества, которую назовут романтизмом. Несомненно, в качестве цели, мобилизующей усилия общества, необходим некий образ будущего. Главные условия разработки такого образа будущего: его формулировка в категориях, близких к сегодняшним настроениям, учет нынешних ценностей. Психологически-моральная установка современного человека -преодоление тех ограничений, которые накладывает на него его собственная культурно-историческая природа.

Французский социолог Жак Эллюль полагает, что интеллектуалы не способны выработать социально полезный и социально эффективный образ будущего общества. Так, например, утопии Кампанеллы, Томаса Мора или Шарля Фурье не сыграли даже ничтожной роли в развитии исторических событий своего времени. В этих утопиях не содержалось и предвидений, которые осуществились бы сегодня.

Размышления современных интеллектуалов о будущем - это скорее всего лишь материал для дальнейших раздумий. Они фактически не определяют цели, к которой, как к своему будущему, должно стремиться общество. В антиутопиях типа оруэлловской или кафкианской, на которые ссылается Тоффлер, отмечаются опасные для человечества тенденции социального развития, но поскольку авторы этих мрачных прогнозов не видят путей преодоления выявленных ими негативных тенденций, то нарисованные картины "повисают в воздухе". В конце XX в. возник своеобразный бум утопий. Одновременно встал вопрос: можно ли в принципе угадать грядущее? Следует ли пытаться каким-то образом блокировать утопическое сознание? Ведь их социальное значение отрицательно. Они не приносят добра человечеству. Достаточно людям воспринять предписания, содержащиеся в утопиях, серьезно, как результаты оказываются катастрофическими. Преступления, совершенные капитализмом в эпоху либерализма, во многом объясняются той серьезностью, с которой в ту эпоху была принята фигура Робинзона Крузо. Позднее попытки реализовать учения Этьена Кабэ и Шарля Фурье сыграли большую роль в том, что социализм не получил достаточного развития.

Разработка утопии всегда представляет собой бегство от действительности. Это занятие легче, чем второй вид деятельности интеллектуалов по предвидению будущего - подсчет вероятностей того или иного пути социального развития. Подсчет этот, в свою очередь, также не содержит четко сформулированной картины будущего. Он устанавливает лишь ряд возможных рациональных альтернатив в отношении будущего, которые совсем не обязательно совпадут с самим реальным будущим.

Однако Тоффлер отказывается именовать свой прогноз утопией. Дело в том, что утопия - это безоблачное будущее. Хотя американский футуролог изо всех сил пытается декларировать философию оптимизма, он предупреждает: новая цивилизация столкнется с серьезными проблемами. Все проблемы и не перечислишь. Проблемы личности и общества. Политические проблемы. Проблемы справедливости, равенства и морали. Проблемы новой экономики, в первую очередь проблемы занятости, благосостояния и самообеспечения. Тоффлер предвидит, что рождение новой цивилизации вызовет бурю страстей.

Вместе с тем американский социолог не считает свой прогноз и антиутопией. Так называется в художественной литературе и общественной мысли течение, которое переносит в будущее пессимистические представления о социальном прогрессе. Антиутопия решительно отвергает любые попытки искусственно сконструировать справедливый общественный строй. Таковы сатирические произведения Дж. Свифта, Вольтера, M. E. Щедрина, Г. К. Честертона. В XX в. антиутопия возрождается: Е. Замятин "Мы", О. Хаксли "Этот прекрасный новый мир", "Обезьяна и сущность", Дж. Оруэлл "Ферма животных", "1984", А. Кестлер "Мрак в полдень", Л. Мамфорд "Миф о машине" и т. д. Во всех этих произведениях будущее трактуется как время тотального насилия над природой и личностью человека.

Несмотря на то что Третья волна бросает вызов человечеству и таит в себе опасности - от экологической катастрофы до угрозы ядерного терроризма и электронного фашизма, - она не является кошмарным продолжением индустриализма. Свой жанр Тоффлер именует "практопией". Чем же утопия отличается от практопии? В последней нет безмерной идеализации. Это описание более практичного и более благоприятного для человека мира, нежели тот, в котором мы живем. Но в этом мире, в отличие от утопии, есть место злу - болезням, грязной политике, несправедливости.

Мир стоит на пороге грандиозных социальных перемен, технических и культурных нововведений. Глубинное и поразительное по своим следствиям развертывание потенциала техники оказывает воздействие на все стороны социальной жизни. Меняется не только содержание труда, в десятки и сотни раз возрастает его производительность. Существенные преобразования происходят во всем строе культуры и современной цивилизации. Микроэлектронная революция увеличивает мощь человеческого интеллекта. Технологические новшества оказывают влияние на социальную структуру общества. По существу, рождается новый цивилизационный уклад, в котором принципиально иной будет сфера труда, управления, досуга.

Стремительное возвышение техники как фактора социальных преобразований актуализирует сложный спектр мировоззренческих вопросов. Что такое техника как феномен? Каковы формы и пределы ее воздействия на человеческое бытие? В чем проявляется общественная обусловленность техники? Является ли она благом для человечества или таит в себе непредвиденные роковые предопределения?

Идея технических мутаций, оказывающих многомерное воздействие на социальный процесс, давно уже получила признание в современной философии и социологии. Наиболее последовательно ее развивают Д. Белл, Дж. Грант, Э. Тоффлер. В своих основных работах американский социолог проводит мысль о том, что человечество переходит к новой технологической революции, то есть на смену Первой волне (аграрной цивилизации) и Второй (индустриальной цивилизации) приходит новая, ведущая к созданию сверхиндустриальной цивилизации. Вместе с тем, как уже отмечалось, Тоффлер предупреждает о новых опасностях, социальных конфликтах и глобальных проблемах, с которыми человечество столкнется на рубеже двух веков. Чем же отличается "концепция волн" от традиционных, в частности марксистских, представлений? Любой историософ, независимо от собственной политической ориентации, обнаруживает, что в истории происходят всевозможные катаклизмы, которые далеко не всегда сопровождаются мирным течением событий в целом. Понятие "философия истории" ввел Вольтер. Фактически оно восходит к античности. Хронологически же философия истории начинается исследованиями Геродота и Фукидида о силе исторического движения, затем идет через Полибия к целостному пониманию Посидиния и нравственно-политическому - у Плутарха.

Философы истории всегда пытаются выделить в летописи человеческого рода различные этапы, которые последовательно сменяют друг друга. Всякое преображение исторического процесса, всякий шаг вперед или назад есть дело человека и без него не обходится. Человек всегда был единственным творцом своей истории. Поэтому так называемая закономерность в истории в переводе на обычный язык означает, что не может быть ни одного исторического факта, который противоречил бы свойствам человека или совершался бы помимо него.

Долгое время наше общественное сознание находилось под воздействием формулы К. Маркса: революции - это локомотивы истории. Мы поэтизировали все общественные перевороты. Теперь мы знаем, что революция есть худший способ улучшить материальные и духовные условия жизни масс. На словах обещается реализация величайших ценностей, но результаты, как правило, оказываются противоположными.

По мнению Питирима Сорокина, революции не социализируют, а биологизируют людей. Не улучшают, а ухудшают экономическое положение рабочего класса. Не увеличивают, а сокращают все базовые свободы. Чего бы ни достигали революции, они добиваются этого чудовищной и диспропорционально великой ценой. Все фундаментальные и по-настоящему прогрессивные процессы – это результат развития знания, солидарности, кооперации и любви, а не ненависти, зверства, сумасшедшей борьбы, которые неизбежно сопутствуют революции.

Революция вырастает из целого комплекса причин. Общество, которое не знает, как ему жить, которое не способно развиваться, постепенно реформируясь, неожиданно проходит через взрыв. Каждое стабильное общество, сколь бы несовершенным оно ни казалось с точки зрения "незрелого" радикализма, тем не менее является результатом огромной конденсации национального опыта, итогом бесчисленных попыток, усилий, экспериментов многих поколений в поисках наиболее приемлемых социальных форм.

Как же соотнести теорию революции с тоффлеровской концепцией смены волн? Разве очередная волна, как ее описывает Тоффлер, не является грандиозным поворотом истории, величайшей трансформацией, всесторонним преобразованием всех форм социального и индивидуального бытия? Безусловно, это так. Однако, по мнению Тоффлера, эти исторические сдвиги, захватывая все стороны жизни людей, тем не менее во многом бескровны. Ведь речь идет не о социальной революции, направленной в основном на смену политического режима, а о технологических изменениях, которые вызревают медленно, эволюционно. Однако впоследствии они рождают глубинные потрясения. Чем скорее человечество осознает потребность в переходе к новой волне, тем меньше будет опасность насилия, диктата и других бед.

По мнению Э. Тоффлера, развитие науки и техники осуществляется рывками, по его терминологии, - волнами. Почему в так называемый век информации, спрашивает он, мы вступаем именно сегодня, а не сто лет назад? Отчего этот процесс не мог "опоздать" еще на столетие? Современные исследователи, отвечая на эти вопросы, ссылаются в основном на внешние факторы: стремительное нарастание изменений вообще, отчетливое обозначение тенденции к многообразию в экономике и всей социальной жизни.

Концепция "информационного общества" - это разновидность теории постиндустриализма, основу которой заложили 3. Бжезинский, Д. Белл, Э. Тоффлер. Рассматривая общественное развитие как "смену стадий", сторонники этой теории связывают его становление с преобладанием "четвертого", информационного сектора экономики, следующего за сельским хозяйством, промышленностью и экономикой услуг. Капитал и труд как основа индустриального общества уступают место информации и знанию в информационном обществе. Революционизирующее действие информационной технологии приводит к тому, что в информационном обществе классы заменяются социально недифференцированными "информационными сообществами" (Ё. Масуда).

Сначала, по определению Тоффлера, была Первая волна, которую он называет "сельскохозяйственной цивилизацией". От Китая и Индии до Бенина и Мексики, от Греции до Рима возникали и приходили в упадок цивилизации, у которых, несмотря на внешние различия, были фундаментальные общие черты. Везде земля была основой экономики, жизни, культуры, семейной организации и политики. Везде господствовало простое разделение труда и существовало несколько четко определенных каст и классов: знать, духовенство, воины, рабы или крепостные. Везде власть была жестко авторитарной. Везде социальное происхождение человека определяло его место в жизни. Везде экономика была децентрализованной, каждая община производила большую часть необходимого.

Триста лет назад - плюс-минус полстолетия - произошел взрыв, ударные волны от которого обошли всю землю, разрушая древние общества и порождая совершенно новую цивилизацию. Таким взрывом была, конечно, промышленная революция. Высвобожденная ею гигантская сила, распространившаяся по миру - Вторая волна, - пришла в соприкосновение с институтами прошлого и изменила образ жизни миллионов.

К середине XX в. силы Первой волны были разбиты, и на земле воцарилась "индустриальная цивилизация". Однако всевластие ее было недолгим, ибо чуть ли не одновременно с ее победой на мир начала накатываться новая - третья по счету - "волна", несущая с собой новые институты, отношения, ценности.

Тоффлер отмечает, что примерно с середины 50-х годов промышленное производство стало приобретать новые черты. Во множестве областей технологии возросло разнообразие типов техники, образцов товаров, видов услуг. Все большее дробление получает специализация труда. Расширяются организационные формы управления. Возрастает объем публикаций. По мнению Тоффлера, все это привело к чрезвычайной дробности показателей, что и обусловило появление информатики.

Не подлежит сомнению, что разнообразие, на которое обращает внимание Тоффлер, действительно расшатывает традиционные структуры индустриального века. Капиталистическое общество прежде всего основывалось на массовом производстве, массовом распределении, массовом распространении культурных стандартов. Во всех промышленных странах - от США до Японии - до недавнего времени ценилось то, что можно назвать унификацией, единообразием. Тиражированный продукт стоит дешевле. Индустриальные структуры, учитывая это, стремились к массовому производству и распределению.

Вместе с тем данная тенденция постепенно становилась объектом острой критики со стороны противников "массовизации". Многие проницательные авторы отмечали, что машины лишают людей индивидуальности, а технология вносит рутинность во все сферы общественной жизни. Миллионы людей встают примерно в одно время, сообща покидают пригороды, устремляясь к месту работы, синхронно запускают машины. Затем одновременно возвращаются с работы, смотрят те же телепрограммы, что и их соседи, почти одновременно выключают свет. Люди привыкли одинаково одеваться, жить в однотипных жилищах. Тысячи научно-фантастических романов и кинофильмов пронизывала мысль: чем выше уровень развития техники, чем она сложнее, тем более стандартизированными и одинаковыми становимся мы сами.

Тоффлер полагает, что тенденция к унификации породила контртенденцию. Появился запрос на новую технологию. "Информационный взрыв" рассматривается как порождение отживших структур. Однако почему прежние социальные структурыстали разрушаться? Откуда взялись новые запросы и потребности? Что, вообще говоря, порождает грандиозные технологические сдвиги? Тоффлер не отвечает на эти вопросы в духе чисто технологического детерминизма, но подчеркивает великую роль техники в истории человечества.

Американский исследователь стремится обрисовать будущее общество как возврат к доиндустриальной цивилизации на новой технологической базе. Рассматривая историю как непрерывное волновое движение, Тоффлер анализирует особенности грядущего мира, экономическим костяком которого станут, по его мнению, электроника и ЭВМ, космическое производство, использование глубин океана и биоиндустрия. Это и есть Третья волна, которая завершает аграрную (Первая волна) и промышленную (Вторая волна) революции.

Тоффлер исследует общественные изменения как прямой рефлекс технического прогресса. Он анализирует различные стороны общественной жизни, но при этом берет за доминанту преобразования в техносфере (к ней Тоффлер относит энергетическую базу, производство и распределение). Но это вовсе не означает, будто американский теоретик отвлекается от изучения той роли, которую общество играет в развитии техники. Он много и пространно рассуждает о том, что техника должна соответствовать экологическим и социальным критериям.

Можно согласиться с тем, что промышленная революция оказала разрушающее воздействие на большую семью, которая составляла единое производственное целое. Но так называемая нуклеарная семья (муж, жена, дети) стала доминировать совсем не потому, что она экономичнее, рентабельнее. На ее формирование повлияли многочисленные факторы - отделение трудовой жизни от семейной, рождение иерархической структуры власти, изменение ценностных ориентации. Вот почему крайне рискованно при изучении общественных процессов исходить из техницистской логики.

Нет сомнений в том, что компьютеры углубят понимание причинно-следственных связей нашей культуры в целом, на что указывает Тоффлер. Обработка информации поможет создать осмысленные "целостности" из бессвязных, роящихся вокруг нас явлений. Но компьютер только в том случае окажет воздействие на общественный организм, когда его применение будет продуманным, соотнесенным с характером общественных связей.

Книга Тоффлера поможет осмыслить те процессы, которые происходят сегодня в России. Надо исходить из того, что к концу XX в. человечество завершает переход к новому строю. И никто и ничто не может остановить этот объективный процесс. Но что такое "новый строй"? В мире нет ни капитализма, ни социализма.

Гавриил Попов пытается количественно описать экономику нового строя. Можно условно говорить о трех ее частях: треть - государственный и муниципальный сектор, треть - частный и треть - коллективный (от акционерных обществ до кооперативов). Если органическим элементом капитализма и социализма была идея противоположности классов и их борьбы "на уничтожение", то органическим элементом строя, где нормально взаимодействуют разные формы собственности, становятся сотрудничество, договоренности*.

Шарль Фурье назвал то общество, которое придет на смену капитализму, строем "социального гарантизма". Постиндустриальный строй сам по себе внутренне связан всеми своими структурами. Раз есть социальные гарантии, значит, сохраняет свое значение государственное регулирование. Без частного сектора нет конкуренции и, стало быть, нет динамики. Нельзя обойтись и без демократии, ибо только она может быть инструментом взаимного согласования всех сторон. Однако, и это показано в работе Тоффлера, демократия должна развиваться дальше.

Следуя логике Тоффлера, можно утверждать, что при феодализме господствовали собственники одного ресурса - земли. При капитализме - собственники уже всех средств производства. При социализме бюрократия как целое стала коллективным собственником всей экономики. Тоффлер показывает, что в постиндустриальном обществе продолжает господствовать бюрократия. Но ее власть ограничена. Во-первых, в самой экономике - частным и коллективным секторами. Во-вторых, сама бюрократия выступает не как единая структура, а разрозненно. В-третьих, группы бюрократии переплетаются, сращиваются с собственностью, причем в разной степени. Наконец, власть бюрократии реализуется в условиях особого типа демократии.

По словам Г. Попова, в постиндустриальном обществе две главные проблемы: взаимоотношения внутри групп бюрократии и взаимоотношения между всей и небюрократическим большинством общества.1 Для понимания постиндустриального строя исключительно важен и вопрос о его разновидностях. Можно выделить три типа постиндустриализма: первый мир - постиндустриализм ведущих стран - метрополий (сейчас это "семерка"), второй мир - постиндустриализм стран партнеров, стран-сателлитов (типа Швеции, Дании, Австрии и т. д. ) и постиндустриализм стран "третьего мира".

По мнению Г. Попова, переход к постиндустриализму России столь спецефичен, что можно говорить и о российской модели постиндустриализма, и о российской модели перехода к нему.

Последствия информатизации общества, как и последствия предшествовавших великих социотехнологических революций, будут различными для разных регионов, стран и народов. Свободное движение и производство информации и информационных услуг, неограниченный доступ к информации и использование ее для стремительного научно-технологического и социального прогресса, для научных инноваций, развития знаний, решения экологических и демографических проблем возможны лишь в демократических обществах, в обществах, где признают свободу и права человека, где открыты возможности для социальной и экономической инициативы.

Наша страна находится сейчас в затяжном социально-экономическом, политическом и духовном кризисе. В области информационных технологий, средств и систем связи, в области исследований по искусственному интеллекту наше отставание от передовых западных и ряда восточных стран продолжает стремительно увеличиваться. Если в ближайшие годы положение радикально не изменится, то разрыв может оказаться едва ли не фатальным.

В 50-70-е годы стало очевидно, что человечество вступает в новую эпоху. Проблема существования человека и общества в полностью технизированном и информатизированном мире не могла не занимать социологов, философов, политиков. Книга Э. Тоффлера пришла к нам с солидным опозданием. Но она всем своим содержанием включается в наши современные дискуссии. Возьмем, к примеру, проблему многопартийности, которую обсуждает Тоффлер.

В нашей стране демократы 90-х годов требовали многопартийности. Сегодня многие говорят о том, что идея партий себя не оправдала. Однако преимущество партий заключается именно в том, что они интегрируют большие группы интересов. И чем мощнее партия, тем большие группы интересов она интегрирует и облекает в политическую форму. Порок корпоративного общества – его фрагментированность, атомизированность. Побеждают группировки, которые в этот день, в этот час случайно оказались сильнее. Все остальные подавляются и уничтожаются. Общество дисбалансируется. Такое общество может управляться только тоталитарной волей, только волей диктатора2.

Существует множество концепций, авторы которых пытаются объяснить, почему в истории происходило все так, а не иначе. Основными из них традиционно считаются "цивилизационная" (авторы А. Тойнби, Н. Я. Данилевский) и формационная (знаменитая "пятичленка" К. Маркса). Первая кладет в основу развития человеческого общества социокультурные типы, а вторая - производственно-хозяйственные отношения.

Конец XX - начало XXI в. должны стать эпохой утверждения новых технологий в сфере производства, быта, общественной организации, политики, общения и культуры. .

Посвящается Хейди, чьи убедительные доводы помогли мне решиться написать "Третью волну". Ее жесткая, настойчивая критика моих идей и ее профессионализм как редактора отражены на каждой странице.

Ее вклад в эту книгу гораздо больше, чем можно ожидать от коллеги, от интеллектуального собеседника, друга, возлюбленной и жены. Любовь и радость или смерть несет нам этот мир?

Terra Nostra, Карлос Фуэнтес

ВВЕДЕНИЕ


В то время, когда террористы играют в смертельные игры с заложниками, когда происходят колебания валют в связи со слухами о третьей мировой войне, когда горят посольства и штурмовые отряды зашнуровывают свои ботинки во многих странах, мы в ужасе взираем на газетные заголовки. Цена золота, этого чуткого барометра чувства страха, побивает все рекорды. Банки дрожат. Инфляция не поддается никакому контролю. А правительства во всем мире доведены до состояния паралича или крайней беспомощности.

На этом фоне огромный хор разных прорицателей и прорицательниц наполняет атмосферу своими предсказаниями рокового исхода. Пресловутый "человек с улицы" говорит, что мир "впал в безумство", а эксперт указывает на множество тенденций, которые ведут к катастрофе.

Эта книга предлагает совершенно другую точку зрения.

Она заявляет, что мир не впал в помешательство и что на самом деле, наряду с совершенно бессмысленным лязгом и звоном, в нем можно услышать поразительную и обнадеживающую мелодию. Эта книга - об этой мелодии и этой надежде.

"Третья волна" - это книга для тех, кто думает, что человеческая история еще очень далека от своего конца, что она только началась.

Мощный прилив бьется сегодня о многие страны мира, создавая новую и часто весьма странную среду, в которой людям приходится работать и отдыхать, вступать в брак, растить детей, уходить на пенсию. В этой озадачивающей ситуации бизнесмены плывут против крайне изменчивых экономических течений; политики сталкиваются с тем, что их рейтинг по непонятным причинам скачет то вверх, то вниз; университеты, больницы и другие учреждения без всякой надежды сражаются с инфляцией. Системы ценностей рушатся и раскалываются, и спасательные шлюпки семьи, церкви и государства исступленно носятся в этом пространстве.

Глядя на эти ужасные перемены, мы можем рассматривать их как отдельные, изолированные друг от друга свидетельства нестабильности, аварийной обстановки, бедствия. И все же, если мы отойдем назад, чтобы охватить взглядом больший период времени, нам станут очевидными вещи, которые в противном случае остались бы незамеченными.

Многие из сегодняшних перемен взаимозависимы и не случайны. Например, разрушение малой семьи, глобальный энергетический кризис, распространение "культов" и кабельного телевидения, рост работы со скользящим графиком и соглашений о дополнительных льготах, появление сепаратистских движений на пространстве от Квебека до Корсики, - все это может казаться лишь отдельными явлениями. Однако верна иная точка зрения. В действительности все эти явления представляют собой компоненты одного гораздо более крупного феномена - гибели индустриализма и роста новой цивилизации.

До тех пор пока мы думаем о них как об отдельных переменах и упускаем из виду их включенность в процесс более крупного масштаба, мы не можем найти последовательный и эффективный ответ на связанные с ними проблемы. Если мы действуем как индивиды, то наши решения этих проблем остаются бессмысленными или саморазрушительными. Выступая в роли правительств, мы, спотыкаясь, движемся от кризиса до краха и входим в будущее, шатаясь, без ясного плана, без надежды, без какого-либо предвидения.

Не обладая общей схемой, необходимой для понимания столкновения сил, действующих в современном мире, мы подобны корабельной команде, попавшей в шторм и пытающейся продвигаться среди опасных рифов без компаса и карты. Находясь среди воюющих друг с другом узких специалистов, погруженных в пучину фрагментарных данных и тщательного, ничего не упускающего анализа, мы должны признать, что синтез в этой ситуации не просто полезен, - на самом деле ему принадлежит решающая роль.

"Третья волна" - это произведение широкомасштабного синтеза. Книга описывает старую цивилизацию, в которой выросли многие из нас, и дает точную и всеобъемлющую картину новой, рождающейся цивилизации.

Эта новая цивилизация столь глубоко революционна, что она бросает вызов всем нашим старым исходным установкам. Старые способы мышления, старые формулы, догмы и идеологии, несмотря на то что в прошлом они процветали или были весьма полезными, уже не соответствуют больше фактам. Мир, который возникает с огромной скоростью из столкновения новых ценностей и технологий, новых геополитических отношений, новых стилей жизни и способов коммуникации, требует совершенно новых идей и аналогий, классификаций и понятий. Мы не можем втиснуть эмбриональный завтрашний мир в принятые вчера категории. Ортодоксальные социальные установки или настроения тоже не подходят этому новому миру.

Итак, по мере того как на этих страницах будет даваться описание этой странной новой цивилизации, мы найдем основания для того, чтобы противостоять радикальному пессимизму, который преобладает сегодня. Отчаяние, пользующееся большим спросом и потворствующее своим желаниям, доминировало в культуре в течение десяти или более лет. "Третья волна" приходит к заключению, что отчаяние - это не только грех (кажется, так сказал однажды Ч. П. Сноу*), но оно и не обоснованно.

Я не смотрю на мир через розовые очки. Вряд ли необходимо сегодня разрабатывать тему реальных опасностей, с которыми мы сталкиваемся, - начиная от ядерной катастрофы и экологических бедствий до расового фанатизма или региональных беспорядков. Я сам в прошлом много писал об этих опасностях и, без сомнения, буду говорить об этом снова. Война, экономическая катастрофа, широкомасштабное технологическое бедствие - все это может катастрофическим образом изменить будущую историю.



* Сноу Чарльз Перси (1905-1980) - английский писатель, общественный деятель. В сб. "Две культуры" показал соотношение естественных и гуманитарных наук. (Прим. перев. )

Тем не менее, когда мы исследуем множество новых отношений, возникающих в различных областях, - между меняющимися энергетическими возможностями и новыми формами семейной жизни, между современными методами производства и движением за нравственное самоусовершенствование (и это лишь небольшое количество примеров) - мы внезапно обнаруживаем, что многие обстоятельства, представляющие собой сегодня величайшую опасность, в то же время содержат в себе и потрясающие новые возможности.

"Третья волна" показывает нам эти новые перспективы. Она доказывает, что в самой сердцевине разрушения и распада мы можем обнаружить сейчас потрясающие свидетельства зарождения и жизни. Ясно и, как мне кажется, неоспоримо, что при наличии интеллекта и небольшого везения зарождающаяся цивилизация может стать более здоровой, благоразумной и устойчивой, более пристойной и более демократической, чем любая из известных нам до сих пор.

Если основной аргумент книги верен, то имеются серьезные причины для долгосрочного оптимизма, даже если переходный период, предстоящий нам сейчас, будет, вероятно, бурным и полным кризисов.

Когда я работал последние три года над "Третьей волной", присутствующие на лекции неоднократно спрашивали меня, в какой мере эта книга отличается от моей ранней работы "Шок будущего" ("Future shock").

Автор и читатель не никогда не видят в любой книге одно и то же. Для меня "Третья волна" принципиально отлична от "Шока будущего" и по своей форме, и по цели. Прежде всего она охватывает гораздо больший период времени, как в прошлом, так и в будущем. Она содержит в себе больше предписаний. Ее архитектоника совершенно иная. (Проницательный читатель увидит, что ее структура отражает, как в зеркале, ее основную метафору - столкновение волн. )

По существу, различия между ними еще более значительны. "Шок будущего" призывал произвести определенные перемены и подчеркивал персональные и социальные издержки этих перемен, а "Третья волна", отмечая трудности, связанные с адаптацией, делает акцент на том, что за отсутствие достаточно быстрых перемен придется заплатить не менее значительную Цену.

Кроме того, в своей более ранней книге я писал о "преждевременном наступлении будущего" и не делал никаких попыток дать полную и систематическую картину возникающего общества завтрашнего дня. Фокус той книги был направлен на процессы перемен, а не на направление этих перемен.

В данной книге мы смотрим через перевернутый объектив. Я фокусирую его на ускорении как таковом и в большей степени рассматриваю те перспективы, к которым нас приводит это изменение. Таким образом, одна книга в большей степени посвящена процессу, а другая - структуре. Обе книги задуманы так, чтобы они хорошо соответствовали друг другу, - не в том смысле, что одна является источником, а вторая - ее продолжением, а в том смысле, что обе они представляют собой комплементарные части одного более крупного целого. Каждая из них сильно отличается от другой, и в то же время они проливают свет друг на друга.

Стремясь к широкомасштабному синтезу, необходимо упрощать, обобщать и спрессовывать факты. (Иначе невозможно охватить в рамках одного тома столь обширную тему. ) Некоторые историки могут подумать, что суть работы в том, что она делит цивилизацию всего лишь на три части – сельскохозяйственную фазу Первой волны, индустриальную фазу Второй волны и возникающую в наше время фазу Третьей волны.

Легко доказать, что сельскохозяйственная цивилизация состояла из совершенно различных культур и что индустриализм в действительности прошел через много последовательных этапов своего развития. Без сомнения, можнопокрошить прошлое (и будущее) на 12, 38 или 157 кусков. Но, поступая такимобразом, мы упустили бы из виду основные компоненты, затерявшиеся в оттоке более мелких подразделов. Чтобы рассмотреть одну и ту же территорию, нам понадобилась бы не одна книга, а целая библиотека. Для наших целей более полезными представляются более простые и весьма крупные различия.

Широта тематики этой книги требует также использования других экономных приемов. Так, я иногда овеществляю (представляю как нечто материальное) цивилизацию как таковую, говоря, что цивилизация Первой или Второй волн "создала" то-то или то-то. Конечно, и я, и читатели знают, что цивилизации не создают ничего, - это делают люди. Однако приписывание чего-либо какой-либо цивилизации экономит время и силы.

Интеллигентные читатели понимают, что никто - ни историк, ни футуролог, ни плановик, ни астролог, ни проповедник, - не "знает" и не может "знать" будущего. Когда я говорю, что нечто "будет", я предполагаю, что читатель внесет соответствующую поправку, учитывающую фактор неопределенности. Если поступать по-другому, это приведет к перегрузке книги массой неудобочитаемых и не столь уж необходимых сведений. Кроме того, социальные прогнозы никогда не бывают непредвзятыми и научными, даже если они используют множество компьютеризированных данных. "Третья волна" - не объективный прогноз, и она не претендует на то, чтобы быть научно обоснованной.

Говоря это, я, однако, не имею в виду, что идеи, изложенные в этой книге, фантастичны или не систематизированы. На самом деле (вскоре это станет очевидным) работа основана на большом массиве данных и на том, что может быть определено как полусистематическая модель цивилизации и наших взаимоотношений с ней.

Она описывает процесс отмирания индустриальной цивилизации в терминах "техносферы", "социосферы", "информационной" и "властной сферы" и затем стремится показать, как каждая из этих сфер претерпевает революционные изменения в сегодняшнем мире. Она пытается показать, каковы взаимоотношения между этими сферами, а также между "биосферой" и "психосферой" – той структурой психологических и личностных отношений, благодаря которым перемены, происходящие во внешнем мире, влияют на нашу частную (личную) жизнь.

"Третья волна" принимает положение, согласно которому цивилизация использует определенные процессы и принципы и развивает свою собственную "суперидеологию", чтобы дать объяснение реальности и оправдать свое собственное существование.

Когда мы поймем, как все эти компоненты, процессы и принципы взаимодействуют и влияют друг на друга, порождая мощные течения перемен, мы приобретем гораздо более ясное понимание относительно той гигантской волны перемен, которая сотрясает сегодня нашу жизнь.

Вероятно, уже очевидно, что основная метафора, используемая в этой работе, - это столкновение волн, приводящее к переменам. Этот образ не оригинален. Норберт Элиас в книге "Процесс цивилизации" говорит о "волне наступающей интеграции, охватывающей несколько столетий". В 1837 г. Писатель описывал заселение американского Запада в понятиях сменяющих друг друга "волн" - сначала пионеры, затем фермеры, затем деловые люди - "третья волна" миграции. В 1893 г. Фридерик Джексон Тернер цитировал и использовал ту же аналогию в своем классическом очерке "Значение осваиваемых территорий в американской истории". Таким образом, ново не использование волновой метафоры, а ее применение к происходящему в наше время сдвигу цивилизации.

Это применение исключительно плодотворно. Идея волны - не только способ организовать огромные массы весьма противоречивой информации. Она помогает нам также видеть то, что находится под бушующей поверхностью перемен. Когда мы используем волновую метафору, проясняется многое из того, что казалось весьма запутанным. Часто и уже знакомое предстает перед нами в новом, ослепительно ярком свете.

Как только я начал размышлять в терминах волн перемен, которые, сталкиваясь и накладываясь друг на друга, вызывают конфликты и напряжение, я стал иначе воспринимать сами перемены. В каждой области - от образования и здоровья до технологии, от личной жизни до политики - стало возможным различать нововведения, косметические или просто продолжающие наше индустриальное прошлое, от поистине революционных инноваций.

Однако даже самые образные метафоры способны выразить лишь часть истины. Никакая метафора не может всесторонне передать всю историю, представление о настоящем, не говоря уже о будущем. Когда я был марксистом (это было уже более двадцати пяти лет назад), я, как и многие молодые люди, полагал, что у меня есть ответы на все вопросы. Скоро я понял, что мои "ответы" односторонни и устарели. Но главное - я пришел к пониманию того, что правильный вопрос обычно более важен, чем верный ответ на ложный вопрос.

Я надеюсь, что "Третья волна" одновременно и дает ответы, и ставит немало новых вопросов.

Признание того, что никакое знание и никакая метафора не могут быть полными и всеохватывающими, само по себе является гуманизирующим. Оно противостоит фанатизму. Оно признает возможность частичной правды даже у своих противников и возможность совершать ошибки любым человеком. Такая возможность особенно вероятна в случае широкомасштабного синтеза. И все же, как писал критик Джордж Стайнер: "Ставить крупные вопросы - это значит идти на риск получить ошибочные ответы. Не задавать вообще таких вопросов – это значит ограничивать сферу понимания".

В то время, когда повсюду происходят крутые перемены, когда рушатся личные жизни и существующий социальный порядок, а фантастический новый стиль жизни маячит на горизонте, - ставить самые большие вопросы относительно нашего будущего - это не проявление одной лишь интеллектуальной любознательности; это - проблема выживания.

Сознаем мы это или нет, но большинство из нас уже находятся внутри новой цивилизации, сопротивляясь ей или создавая ее. Я надеюсь, что "Третья волна" поможет каждому из нас сделать свой выбор.

СТОЛКНОВЕНИЕ ВОЛН



Достарыңызбен бөлісу:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   40




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет