Энциклопедия в четырех томах научно-редакционный совет

Характер пратитья-самутпады не предполагает отношения причины и следствия как первичного и вторичного, субстрата-носителя и атрибута, содержащего и содержимого. В силу абсолютной дискретности элементов существования — дхарм не может быть и речи о какой-либо форме предсуществования следствия в причине, и более того — о прямом порождении следствия причиной или перенесении на следствие каких-то ее характеристик (структуры, материала и т. п.). Строго говоря, в буддийской концепции причинности нет ни причин, ни следствий, а имеются лищь условия. Поэтому предпочтительней называть связь «причин» в пратитья-самутпаде кондициональной. Последняя определяет не сущность явления, а лишь условия его возникновения, пребывания, невозникновения или прекращения.

Классические формулировки пратитья-самугпады: «Если есть то, значит, есть и это», «Если нет этого, значит, нет и того»; «Когда есть это, то есть и то, если возникает это, то возникает и то, если это исчезает, то исчезает и то». Фактически пратитья-самутпада утверждает только то, что в мире перерождений все обусловлено и что нет ни единой сущности, которая, обусловливая другую сущность, не была бы сама обусловлена третьей. Иными словами, нет ни абсолютных причин, ни абсолютных следствий — еще один довод против брахманистской доктрины абсолютного Атмана-Брахмана как первопричины мира. Знание пратитья-самутпады для самих буддистов — это не только знание причин закабаления живых существ сшсарой, но и знание о возможности прекратить это закабаление и достигнуть нирваны. Более того, сам порядок «закабаления» важен только потому, что он дает ключ к порядку освобождения.

В философском плане пратитья-самутпада связана с идеей дхарм — динамических элементов существования. Однако если дхармы, постоянно возникающие и исчезающие, дис-

Для понимания пратитья-самутпады важно учитывать несколько моментов. Во-первых, она деперсонализирована и действует независимо от божественной и человеческой воли. Во-вторых, универсальна, распространяется абсолютно на все и не предполагает ни первых (causa prima), ни последних звеньев. В-третьих, это не связь между отдельными ставшими сущностями, а определенный порядок течения событий. Будда отказывается обсуждать онтологический статус вещей, вовлеченных в динамические процессы. См. также Анатма-вада.

С точки зрения Э. Фраувалльнера, сочинение Прашастапады, посвященное шести категориям (падартха), было «ортодоксальной реакцией» на версию ваишешики с десятью категориями, предложенную Чандрамати. Он также считает, что, судя по знакомству Прашастапады с достижениями буддийских логиков, он не мог жить раньше 2-й пол. 6 в. Существуют и другие датировки его жизни (Ф. И. Щербатской предполагает, что он мог быть современником Васубандху и жить в 4—5 вв).

«Падартхадхармасанграха» разбита на шесть книг (нирупана) в соответствии с категориями: «субстанция» (аравья), «качество» (гуна), «движение» (карма), «общее» (саманш), «осо-

Теория пределов роста предполагает, что при сохранении существующих тенденций увеличения численности мирового населения, расширения промышленного и сельскохозяйственного производства, усиления загрязнения окружающей среды и истощения природных ресурсов в 1-й пол. 21 в. в связи с приближением «естественных пределов экономического роста» следует ожидать глобальную катастрофу. Выход из создавшейся ситуации сторонники этой теории видели в возможно более быстром переходе к «нулевому росту», т. е. к фактическому прекращению развития производительных сил и роста населения во имя сохранения экосреды. Они предложили установить простое воспроизводство населения на основе в среднем двух-трехдетной семьи, постепенно перевеста все промышленные предприятия на замкнутый цикл производства, отказаться от строительства новых предприятий и только заменять выбывающие из строя мощности на равноценные (энергетической базы — на возобновляемые источ

ники энергии, т. е. гелио- и гидроресурсы, материально-сырьевой базы — на максимальное использование вторичного сырья и т. д.).

Положения теории пределов роста были категорически отвергнуты представителями в первую очередь развивающихся стран, которые не могли отказаться от роста во имя «устойчивости» мира. Дж. Холлиман, напр., полагал, что там, где существует хроническая массовая безработица, свирепствуют болезни и нужда, а население растет без всякого контроля, обсуждение проблем охраны природной среды выглядит как недоступная роскошь.

Слабое теоретическое обоснование и нереальность практического осуществления основных идей концепции «нулевого роста» привели к разработке на ее основе концепции «органического роста» (М. Месарович и Э. Пестель), в которой было предложено дифференцировать темпы роста в зависимости от уровня развития страны или отрасли промышленности с упором на решение продовольственной, материально-сырьевой и топливно-энергетической проблемы в мировой перспективе.

Абстрактность основных построений теории пределов роста не позволила ее создателям обосновать цели выдвинутой ими глобальной системной модели развития общества. Однако объективно идеи о наличии пределов экономического роста способствовали рациональному осмыслению и переосмыслению ценностей индустриальной культуры.

О. В. Суворов

Противопоставление предмета (Gegenstand) объекту (Objekt) впервые предложил в 1904 австрийский философ Р. Амезедер; А. Мейнонг связал это различение с теорией интенциональности Ф. Брентано и построил свою «теорию объектов» (Gegenstandstheorie), в которой трактовал предмет как акт данности объекта в переживании. Подобное понимание стало исходным для феноменологии Гуссерля, который, однако, поставил во главу угла уже не сами предметы, но «интендирующее» их сознание.

В общепюсеологическом плане противопоставление предмета и объекта является относительным. Основное отличие предмета от объекта заключается в том, что в предмет входят лишь главные, наиболее существенные (с т. зр. данного исследования) свойства и признаки.

В логике под предметом (индивидуумом) понимается элемент некоторого класса, а также субъект в его соотнесенности с предикатом.

В истории христианства полемика вокруг предопределения была обусловлена не столько потребностями устранения логических противоречий вероучения, сколько борьбой двух конкурирующих типов религиозной психологии: с одной стороны, индивидуалистические и иррационалистические переживания безнадежной виновности и безотчетной преданности Богу, с другой — догматический рационализм церкви, строящей свои обещания спасения на юридических понятиях «заслуги», которую верующий приобретает через повиновение церкви, и «награды», которую она может ему гарантировать. Мотив предопределения в Евангелиях имеет преимущественно оптимистический характер и выражает уверенность адептов новой религии в своем избранничестве и призвании (напр., Мф 20: 23, Ин 10: 29). Религиозный аристократизм гностиков потребовал резкого разделения на «тех, кто от природы сродни небесам» и «тех, кто от природы сродни плоти» (Quispel G. An unknown fragment of the Acts of Andrew,— Vigiliae Chnstianae, 1.10,1956, p. 129—48). Спекулятивную разработку идеи предопределения дают Послания ап. Павла (Рим 8: 28—30; Εφ 1: 3—14 и, особенно, 2Тим 1: 9), связывая ее с новой концепцией благодати (χάρις) и перенося акцент на иллюзорность самостоятельных нравственных усилий человека

Несмотря на неоднократные осуждения пелагианства церковными инстанциями, полемика не прекратилась и в 5—6 вв. (августинизм отстаивали Проспер Аквитанский, Фульгенций и Цезарий из Арля, пелагианство — Фауст из Риеца). Постановление собора в Оранже (529) подтвердило авторитет Августина, но не смогло добиться реального усвоения церковью идеи предопределения. Проблематика индивидуалистического религиозного переживания, жизненно важная для Августина, теряет на время всякое значение: религиозность раннего средневековья исключительно церковна. Характерно, что паулинистско-августиновское понятие благодати в 6 в. радикально переосмысляется: из личного переживания она становится эффектом церковных «таинств». Церковь стремилась осмыслить себя как институцию универсального «спасения», в рамках которой любой верующий через подчинение ей может заслужить потустороннюю награду; если она во имя своих притязаний посягала на важный для христианства тезис о вечности загробного воздаяния (учение о чистилище, легенды об избавлении церковью душ из ада), то в земной жизни для непреложного предопределения заведомо не оставалось места.

Восточная церковь, над которой не тяготел авторитет Августина, была особенно последовательна: уже Иоанн Златоуст подменяет понятие «предопределение» понятием «предвидение» (πρόγνοσις) Бога и тем сводит на нет тенденцию этического иррационализма. За ним идет крупнейший авторитет православной схоластики, оказавший влияние и на средневековый Запад, — Иоанн Дамаскчн: «Бог все предвидит, но не все предопределяет». Православная церковь восстанавливает на правах догмы учение Оригена о намерении Бога спасти всех (но без вывода о том, что все действительно спасутся, как учил Ориген).

На Западе попытка Готшалька (ок. 805 — ок. 865) обновить учение о предопределении в форме доктрины «двойного» предопределения (gemina praedestinatio — не только к спасению, но и к осуждению) признается еретической. В системе Иоанна Скота Эраугены учение о «простом» предопределении (simplex praedestinatio — только к спасению) обосновывалось отрицанием (в неоплатоническом духе) сущностной реальности зла; это решение проблемы вело к пантеистическому оптимизму и также было неприемлемо для церкви. Зрелая схоластика относится к проблеме предопределения с большой осторожностью и без глубокого интереса. Бонавептура предпочитает давать формулировки об «изначальной любви» (praedilectio) Бога как об истинной причине моральных достижений человека. Φα»»β Аквинскш также учит о любви Бога как истинном источнике морального добра, в то же время подчеркивая момент свободного сотрудничества человечес-

Религиозный индивидуализм Реформации обусловил повышенный интерес к проблеме предопределения. М. Лютер возрождает паулинистско-августиновский стиль религиозного психологизма, оценивая католическую концепцию «заслуги» как кощунственное торгашество и выдвигая против нее теории несвободы воли и спасения верой. Еще дальше идет Ж. Кальвин, отчетливо выразивший буржуазное содержание Реформации; он доводит учение о «двойном» предопределении до тезиса, согласно которому Христос принес себя в жертву не за всех людей, но только за избранных. Жестокое пренебрежение к обреченным, контрастирующее с традиционной жалостью к кающемуся грешнику, характеризует вытеснение феодальной патриархальности в отношениях между людьми сухой буржуазной деловитостью. Доктрина Кальвина встретила сопротивление приверженцев голландского реформатора Я. Армшия, но была официально принята на синоде вДорте (1618—19) и на Вестминстерской ассамблее (1643).

Православие реагировало на протестантские доктрины предопределения, продемонстрировав на Иерусалимском соборе 1672 верность своим старым взглядам о воле Бога к спасению всех; этих взглядов православная церковь держится и поныне. Католическая контрреформация пошла по линии отталкивания от августиновской традиции (в 17 в. был случай издания сочинений Августина с купюрами мест о предопределении); особенно последовательными в этом были иезуиты, противопоставившие крайний моральный оптимизм суровости протестантов. Иезуит Л. Малина решился до конца заменить идею предопределения учением об «условном знании» Бога (scientia condicionata), о готовности праведников свободно сотрудничать с Ним; это знание и дает Божеству возможность «заранее» награждать достойных. Тем самым понятия заслуга и награды были уннверсализированы, что отвечало механическому духу контрреформационной религиозности. Современные католические теологи (напр., Р. Гарригу-Лагранж) защищают свободу воли и оптимистическое понимание предопределения: многие среди них настаивают на том, что человек может добиться спасения и не будучи к нему предопределенным. При этом в рамках современной пеосхоласишкя продолжается полемика между ортодоксально-томистским и иезуитским пониманием предопределения.

Отношение либерального протестантизма кон. 19 — нач. 20 в. к проблеме предопределения было двойственным: идеализируя августиновский религиозный психологизм, он критически относился к «наркотическим» (выражение А. Гаршгка) элементам последнего, т. е. прежде всего к пессимистической концепции предопределения. Более последовательна в своей реставрации архаической суровости раннего протестантизма современная «неоортодоксия» в ее германо-швейцарском (К. Борт, Э. Брукнер) и англосаксонском (Р. Нибур) вариантах. Настаивая на абсолютной иррациональности и притом индивидуальной неповторимости «экзистенциальных» взаимоотношений Бога и человека (по словам К. Барта, «отношение именно этого человека к именно этому Богу есть для меня сразу и тема Библии, и сумма философии»), «неоортодоксия» с логической необходимостью тяготеет к кальвинистскому пониманию предопределения.

Будучи специфическим продуктом религиозного мировоззрения, понятие «предопределение» служило в истории философии логической моделью для постановки таких важных об

щефилософских проблем, как вопрос о свободе воли, о согласовании детерминизма и моральной ответственности и т. п.

Лит.: FriehoffC. Die Prädestinationslehre bei Thomas von Aquino und Calvin. Freiburg (Schweiz), 1926; Garrigou- Lagrange R. La predestination des saints et la grâce. P., 1836; Hygren G. Das Prädestinationsproblem in der Theologie Augustins. Gott., 1956; Rabeneck J, Grundzüge der Prädestinationslehre Molinas.— «Scholastik», 1956, 31 Juli, S. 351—69.

С. С. Аверинцев