Ф. М. Достоевский русская философия



бет24/161
Дата07.07.2016
өлшемі8.77 Mb.
#184312
1   ...   20   21   22   23   24   25   26   27   ...   161

Соответственно В. у Карсавина приобретает отчетливо выраженный иерархически структурированный харак­тер; в нем различаются В. разных порядков - высшие и низшие («О началах», 1925). Иерархическая структури­рованность бытия, выражаемая принципом В., допол­няется принципом триединства, привносящим во В. ди­намику, что позволяет представить универсальное все­охватное бытие как сложный диалектический процесс развертывания единой разъединяющейся-воссоеди­няющейся субстанции. Онтологическая структура три-единства-В. наиболее полно и совершенно воплощена в Христе - личностном образе бытия. Для выражения это­го личностного облика бытия Карсавин вводит специ­альное понятие «симфонической личности», а затем распространяет его на все уровни и типы бытия («О лич­ности», 1929). Отличительной особенностью концепции В. Франка является гносеологический подход к пробле­ме. Выделяемые Франком при описании В. такие сущ­ностные его определенности, как металогическое, непо­стижимое, сверхрациональное, носят отчетливо выра­женный гносеологический характер, а сама конкретная модель В. возникает из анализа природы знания. Работа по гносеологическому обоснованию философии В. была начата им в кн. «Предмет знания. Об основах и пределах отвлеченного знания» (1915), где он пришел к выводу о существовании двух типов знания и соответственно ти­пов бытия. Во-первых, это отвлеченное, логическое зна­ние, выражаемое в суждениях и понятиях, к-рому в он­тологическом плане соответствует предметная действи­тельность (совокупность чувственно данных предметов внешнего мира); во-вторых, живое интуитивное знание, обнаруживающее более глубокий слой бытия, называ­емый Франком реальностью (или просто бытием), в со­став к-рой он включает все, что представлено в опыте помимо и сверх предметного бытия. Особенность предметного знания состоит в том, что бытие восприни­мается и мыслится в нем как совокупность жестко фик­сированных определенностей, выражаемых в ясных, об­щезначимых понятиях, подчиняющихся законам логики. Всякая определенность обладает своеобразными, толь­ко ей присущими особенностями постольку, поскольку она отличается от всех др. определенностей, имеющих­ся в мире. Отсюда следует, что бытие, открываемое в предметном знании, не может быть простой суммой, и только суммой определенностей, ибо любая конкретная определенность мыслима только как член универсаль­ного образования, охватывающего всю область неопре­деленностей, в отношении к-рого мы не можем сказать, что это одна из определенностей в ряду др. опреде­ленностей именно потому, что это образование само есть условие, предпосылка мыслимости оп­ределенностей. То, из чего истекают отдельные опреде­ленности, в отношении к чему они только и имеют бы­тие, Франк называет металогическим началом познания и предметного бытия. Так как определенности истекают из него, то оно есть единство единства и множества, зна­чит, оно есть В. Вместе с тем совокупность определен­ностей, внутренне связанных между собой, образующих металогическое единство, предполагает в свою очередь основу знания, предшествующую ее выражению в по­нятиях и коренящуюся не внутри сферы идей, а в бытии, в к-рое погружен познающий субъект и к-рые пронизы­вают его, присутствуют в нем, предшествуя каждому акту познания и обосновывая его. Металогическое на­чало является, т. обр., предпосылкой рационализации бытия и формой проявления присущего бытию универ­сального единства. Анализируя природу живого, инту­итивного знания, Франк усматривает его отличительные особенности, во-1 -х, в том, что в нем субъект сливается с объектом, живет им, во-2-х, в принципиальной откры­тости и недовершенности. Реальность, открываемая в этом знании, во всякой своей точке одновременно по­знаваема и непостижима. Чем более предмет укоренен в последних глубинах реальности, чем больше осознает­ся нами эта укорененность, тем яснее мы ощущаем таинственное и непостижимое даже того, что ясно осоз­нано и хорошо нам известно. Эта сверхрациональность проистекает из непрерывности, первичной сплошности бытия, т. е. из его В. Природу такого бытия нельзя выра­зить ни в отдельно взятых (утвердительном или отрица­тельном) суждениях, а лишь в разнообразных формах синтеза, перехода от одного к другому. Его суть состоит в монодуалистическом описании бытия и знания: «Одно не есть другое, но вместе с тем и есть это другое, и толь­ко с ним, в нем и через него есть то, что оно подлинно есть в своей последней глубине и полноте». Особеннос­ти второго типа знания становятся предметом углублен­ного анализа в работе «Непостижимое» (1939). Моно­плюралистические концепции В. пытаются совместить представление о множественности субстанциальных, т. е. самодостаточных и суверенных, начал бытия, с их при­надлежностью нек-рому Абсолютному бытию, в к-ром они, однако, не теряют своей нерастворимой и непрехо­дящей самобытности и индивидуальности. Эти концеп­ции сформировались под сильным влиянием монадоло­гии Лейбница, хотя конкретное понимание суб­станциальных единиц бытия (монад) получило в них но­вое содержание и обоснование. Первую попытку интерпретировать онтологию на базе осн. идей лейбни-цевской монадологии в духе философии В. предпринял Лопатин, но наиболее развитую и относительно завер­шенную форму она получила в философии Н. О. Лос-ского. Исходной базовой интуицией размышлений Лос-ского над проблемой В. служит идея «имманентности всего всему». В. истолковывается Лосским («Мир как органическое целое», 1917) как принцип взаимосвязи, взаимодействия субстанциальных деятелей - суверен­ных, конкретно-идеальных сущностей. Сообщество та­ких деятелей и образует иерархически организованный мир, во многом созвучный, по признанию самого Лос-ского, монадологии Лейбница. Но, в отличие от лейбни-цевских монад, не имеющих «окон» и, следовательно, замкнутых в себе, субстанциальные деятели, напротив, открыты для взаимодействия друг с другом; это взаимо­действие осуществляется посредством присущих им ка­честв симпатии, любви, интуиции (способности воспри­нимать друг друга) и др. Все субстанциальные деятели единосущностны друг другу и единосущностны высшей абсолютной реальности - Богу. Вместе с тем Лосский признает сотворенность субстанциальных единиц бытия

Богом. Они существуют в Боге примерно так же, как в софиологических концепциях В. собрание предвечных идей и замыслов Божьих о вещах существует в Софии. Каждый из субстанциальных деятелей содержит в себе весь мир в форме представления. Одна из отличитель­ных особенностей концепции В. Лосского - сильный ак­цент на персоналистской трактовке субстанциальных деятелей. Поскольку иерархия субстанциальных деяте­лей пронизывает у Лосского все бытие сверху донизу, это придает черты личностного бытия даже самым низ­шим его слоям и уровням, вплоть до элементарных час­тиц. Свою модель В. Лосский в одних случаях квалифи­цирует как интуитивистскую, в др. - как идеал-реалисти­ческую, в третьих - как органическую. Все они выража­ют разные стороны, аспекты этой модели: способ усмотрения, обнаружения единства (в непосредствен­ном восприятии, переживании бытия), осн. форму его существования и проявления в бытии (как идеальных сущностей или первообразов в духе платонизма и сред­невекового реализма, но с тем, однако, различием, что это не абстрактные, а конкретные, живые вневременные сущности), наконец, способ взаимосвязи, организации субстанциальных единиц бытия (в виде иерархии разно­порядковых, но сущностно-тождественных элементов). Софиологические, монодуалистические и моноплюра­листические концепции В. представляют разновидности сущностно-субстанционального подхода к описанию и объяснению природы универсального и всеохватываю­щего бытия. Принципиально иной подход к осмысле­нию проблемы В. был предпринят в поздних трудах Фло­ренского и в ранних - Лосева, пытавшихся синтезиро­вать христианскую онтологию с символистской карти­ной реальности. При этом исходная идея символизма -все чувственно-материальное проникнуто смыслом, а смысл для своего выражения и воплощения нуждается в чувственно-телесной материальной форме - истолковы­вается в духе религиозного мировосприятия, т. е. смысл понимается как сгусток и частица божественного Лого­са, Святого Духа. Соответственно реальность изобража­ется как совокупность символов разных порядков, на вершине и в основании к-рой находится Бог (сам симво­лом не являющийся), порождающий и вмещающий в себя смысловую сторону всех символов, к-рые разли­чаются между собою по степени их насыщенности смыс­лом и проявленности этого смысла в их чувственно-те­лесной оболочке. Единство всего существующего, т. обр., усматривается в его осмысленности, одухотворенности, т. е. причастности Богу не сущностно-субстанциональ-ной, а энергийной стороной своего бытия как порожде­ния и носителя божественных энергий. Религиозно-фи­лософская сущность символа наиболее полно выража­ется в имени, углубленный анализ природы к-рого ха­рактеризует своеобразие подхода как Флоренского, так и Лосева к проблеме В. Имя вещи, утверждает Фло­ренский, представляет собой метафизический принцип бытия и познания. В имени надо видеть узел бытия, наи­более глубоко скрытый нерв его: имя - сгусток благо­датных или оккультных сил, мистических энергий, к-рыми человек связан с иными мирами. Анализ имени в ра­ботах «Имена», «Философия культа», «Иконостас», «Структура слова» и др., написанных в 20-х, а опублико­ванных только в 70-80-х гг., стал исходным пунктом пе­реосмысления и обобщения концепции В., разработан­ной им ранее. В этих работах выявляются общие прин­ципы, в соответствии с к-рыми первичные, базисные, духовно-материальные структуры бытия, образующие символ, организуются в формах В., прослеживаются особенности их реализации в различных областях бы­тия, познания и культуры. В совокупности символов, об­разующих универсальное всеохватывающее бытие, Флоренский выделяет особый символ высшего порядка, называемый им с формальной стороны пансимволом, а с содержательной - бытием-Космосом, смыслом к-рого является реальность Бога, а явлением - совокупное бы­тие природы. Пан-символ объемлет и содержит в себе все др. символы, он есть одновременно единое и мно­гое, простое и сложное, т. е. с т. зр. внутреннего его уст­роения является В. Такой внутренней формой организа­ции, отвечающей идеалу В., должен обладать любой сим­вол, все они должны представлять наполненное смыс­лом целое, каждая из частей к-рого так или иначе его выражает: Поскольку в природном мире существуют ступени, градации смысловой выразительности и эти границы прерывны, то в пансимволе, представляющем В., выделяется ряд ступеней или слоев, различающихся между собой степенью насыщенности смыслом и его выраженности в явлениях. Конкретные модификации предложенной модели В. Флоренский усматривает в структуре слова, др. языковых выражений, строении земной коры, геоцентрических и гелиоцентрических мо­делях Вселенной, в пространственном строении храма и особенностях построения художественного образа в ико­нописи, в социальной структуре об-ва, в нек-рых пред­метах математики и теоретического естествознания. У Лосева анализ природы символа не перерос в универсальную, более или менее завершенную философскую систему В. Тема В. появляется у него уже в первой заметной его работе «Эрос у Платона» (1916), в к-рой она истолковывается в русле, предложенном Флоренским в «Столпе и утверждении истины»: любовь понимается как сила, к-рая созидает и сохраняет В. В др. работе - «Античный Космос и современная наука» (1927) - он пришел к выводу, что в основе античной кос­мологии лежат определенные представления о В. Пер­вым и оставшимся единственным произв. Лосева, по­священным позитивной разработке проблемы В., была «Философия имени» (1927). В основание всей громозд­кой и, возможно, нарочито усложненной метафизичес­кой конструкции, излагаемой в этой работе, Лосев кла­дет представление об изначальной взаимосвязанности и взаимообусловленности идей В. и символизма, проис­текающих, как он полагает, из основ христианского ми­ропонимания. В трактовке Лосева символизм представля­ет собой «учение о том, что явление есть момент в Су­щем же, а именно необходимый, иррациональный мо­мент самой рациональности Сущего». По его мнению, это учение есть истолкованное на языке совр. филосо­фии (а именно диалектики Гегеля и феноменологии Гус­серля) апофатическое (отрицательное) богословие. «Мы с диалектической необходимостью, - пишет он, - прихо­дим к понятию Сверхумного Мышления, присутствую­щего целиком и нераздельно решительно в каждом акте чистого и раздельного мышления. Субъект Сверхумно­го Мышления все содержит в себе». Мир в отношении к субъекту такого мышления (первосущности, Абсолю­ту) есть его инобытие, связанное с указанным субъек­том по преимуществу не субстанциально, а синергети-чески, т. е. через включенность в единый универсаль­ный процесс энергетического взаимодействия, ибо толь­ко в своих энергиях первосущность, так же как и все первозданные сущности (относящиеся к природному, тварному бытию), познаваема. Из апофатической при­роды сущности у Лосева вытекает отождествление не только сущности со смыслом, но и их обоих с энергией; все эти стороны сущности выражаются символом, наи­более значимой разновидностью к-рого является имя. Имя и слово как раз есть то, что есть сущность для себя и для всего иного. Потому и весь мир, и вся Вселенная есть имя и слово. Определенное развитие и конкретиза­цию эти идеи получили в работе «Диалектика мифа» (1930). Особенно ценным и плодотворным является осу­ществленный Лосевым анализ исторических судеб идеи В. в мировой и отечественной философской и богослов­ской мысли (цикл статей по истории философии в «Фи­лософской энциклопедии» в 5 т., 1960-1970 гг.; «История античной эстетики» в 8 т., 1963-1992 гг.; «Владимир Со­ловьев и его время», 1990). Концепция В. представляет собой своеобразный этап в развитии отечественной мысли. В нек-рых отношениях близкие к указанной кон­цепции идеи о единстве всего существующего развива­лись также в философии рус. космизма (Федоров, Вер­надский, А. Л. Чижевский и др.).

Лит.: Зеньковский В. В. История русской философии: В 2 т. Л., 1991; Гайденко П. П. Диалектика «теокосмического всеедин­ства» // Идеалистическая диалектика в XX столетии. М., 1987; Она же. Владимир Соловьев и философия Серебряного века. М., 2001. С. 37-91, 209-300. Хоружий С. С. Идея всеединства от Гераклита до Бахтина // Хоружий С. С. После перерыва. Пути русской философии. Спб., 1994; История русской фило­софии / Под ред. М. А. Маслина. М., 2007. С. 334-348.



В. И. Кураев
ВЫГОТСКИЙ Лев Семенович (5(17). 11.1896, Орша-; 11.06.1934, Москва) - психолог. В дореволюционный пе­риод автор близкого к импрессионизму и экзистенциа­лизму подхода, проявившегося в трактате о «Гамлете», где звучат мотивы об известной «скорби бытия». С 1917г.-учитель в Гомеле. По своим взглядам В. становится сто­ронником естественно-научной психологии, ориентиро­ванной на учение Сеченова и И. П. Павлова как фунда­мент, на к-ром должна быть выстроена новая система представлений о детерминации человеческого поведе­ния (Педагогическая психология, 1924, опубликована-1926), в т. ч. при восприятии произв. искусства (Психо­логия искусства, 1925, опубликована -1965). В 1924 г. В. переезжает в Москву, работает в Ин-те психологии, пе­ред к-рым была поставлена задача перестройки иссле­дований на основе философии марксизма. В ст. «Созна­ние как проблема психологии поведения» (1925) он на­мечает план исследования психических функций, исходя из их роли в качестве регуляторов поведения, к-рое у человека включает речевые компоненты. Опираясь на положение К. Маркса о различии между инстинктом и сознанием, В. указывает, что благодаря труду происхо­дит «удвоение опыта» и человек приобретает способ­ность «строить дважды: сперва в мыслях, потом на деле» (Педагогическая психология. 1926. С. 177). Понимая сло­во как действие (сперва речевой рефлекс, затем рече­вую реакцию), В. усматривает в нем особого социокуль­турного посредника между индивидом и миром. Он при­дает большое значение его знаковой природе, благодаря чему качественно меняется структура душевной жизни человека и его психических функций (восприятие, па­мять, внимание, мышление). Из элементарных они ста­новятся высшими. Трактуя знаки культуры как психичес­кие орудия, к-рые, в отличие от орудий труда, изменяют не физический мир, а сознание оперирующего ими субъекта, В. предложил экспериментальную программу изучения того, как благодаря этим орудиям развивается система высших психических функций. Данная програм­ма успешно выполнялась им совместно с коллективом сотрудников, образовавших школу В., в центре интересов к-рой было культурное развитие ребенка. Наряду с но­рмальными детьми В. большое внимание уделял аномаль­ным (страдающим от дефектов зрения, слуха, умственной отсталости), став основоположником особой науки - де­фектологии, в разработке к-рой отстаивал гуманистичес­кие идеалы. Первым соч., анализирующим закономерно­сти психики в индивидуальном развитии человека, была его работа «Развитие высших психических функций» (1931, опубликована - 1960), где представлена схема фор­мирования человеческой психики в процессе использо­вания знаков как средств регуляции психической деятель­ности сперва во внешнем взаимодействии индивида с др. людьми, а затем в сфере управления им собственным поведением, способность к чему он обретет благодаря переводу процесса взаимодействия извне вовнутрь (интериоризации). В последующих работах В. делает упор на значение знака, т. е. на сопряженном с ним (преиму­щественно интеллектуальном) содержании. Благодаря этому подходу, он совместно с учениками разработал теорию умственного развития человека, запечатленную в его главном труде «Мышление и речь» (1934). Эти ис­следования В. тесно связывал с проблемой обучения и его воздействия на умственное развитие. В этом плане приобрело популярность положение о «зоне ближай­шего развития», согласно к-рому только то обучение является эффективным, к-рое «забегает вперед разви­тия», как бы «тянет» его за собой, выявляя возможности ребенка решать при участии педагога те задачи, с к-рыми он самостоятельно справиться не может. Умственное развитие трактовалось В. как нераздельно сопряженное с мотивационным (по его терминологии, аффективным), поэтому в своих исследованиях он утверждал принцип единства «интеллекта и аффекта». Однако реализовать указанную программу ему помешала ранняя смерть. Сохранились лишь подготовительные работы в виде большой рукописи «Учение об эмоциях. Историко-психологическое исследование» (1933), осн. содержание к-рой составляет анализ «Страстей души» Р. Декарта - ра­боты, согласно В., определяющей облик совр. психоло­гии чувств с ее дуализмом низших и высших эмоций. При этом он полагал, что перспективы преодоления ду­ализма заложены в «Этике» Спинозы. Труды В. отлича­ла высокая методологическая культура. Изложение кон­кретных экспериментально-теоретических проблем не­изменно сопрягалось с философским их осмыслением. Наиболее ярко это сказалось как в соч. о мышлении, речи, эмоциях, так и при анализе путей развития психологии и причин ее кризиса в нач. XX в. В работе «Исторический смысл психологического кризиса» (1927, опубликовано - 1982) он усматривал этот кризис в распаде психологии на отдельные направления, каждое из к-рых предлагает собственное, несовместимое с др. понимание предмета и методов психологии, и считал необходимым для преодоления этого процесса создание особой «общей психологии» как учения об осн. понятиях и объ­яснительных принципах. На этом пути, полагал В., пси­хология будет избавлена от спиритуалистических влия­ний, от всякого рода версий, от несоответствия иссле­дования внутреннего мира субъекта объективному ме­тоду и причинному анализу. Под влиянием марксиста Ж. Политцера В. выдвигал проект разработки психологии «в терминах драмы». Драматизм, по В., выражен во внеш­нем поведении человека (когда происходит столкнове­ние людей, исполняющих различные роли «на сцене жизни») и во внутреннем, напр, при конфликте между умом и чувством. Именно драматизация (в т. ч. столкно­вение биологического с социальным), а не сама по себе членораздельная речь служит фактором, характеризую­щим специфику сознания человека в отличие от др. жи­вых существ. Его творческие поиски с началом идеоло­гических репрессий были «заклеймлены» как «идеалис­тическая ревизия исторического материализма». Еще более суровые обвинения предъявлялись ему с запре­том педологии, поскольку, как изучавший психологию ребенка, он считался одним из ее лидеров. Его труды оказались в спецхране и тем самым были изъяты из на­учного оборота. Только во 2-й пол. 50-х гг. они стали публиковаться, вызывая интерес как в нашей стране, так и за рубежом. Они получили широкий резонанс во мн. дисциплинах, в т. ч. эстетике, семиотике, этнографии, ис­тории культуры, науковедении и др.

С о ч.: Собр. С о ч.: В 6 т. М., 1982-1984.

Л и т.: Пузырей Л. А. Культурно-историческая теория Л. С. Выготского и современная психология. М., 1986; Ярошевский М. Г. Выготский: в поисках новой психологии. Спб., 1993;3ы-годская Г. Л., Лифанова Т. М. Лев Семенович Выготский: Жизнь. Деятельность. Штрихи к портрету. М., 1996 (библ.).

М. Г. Ярошевский



ВЫРУБОВ Григорий Николаевич (31.10 (12.11).1843, Москва -30.11.1913, Париж) - публицист, философ, соци­олог, естествоиспытатель. Окончил Александровский ли­цей, в дальнейшем слушал лекции на медицинском и естественном ф-тах Московского ун-та; с 1864 г. - кандидат естественных наук, с 1865 г. - магистр. С сер. 60-х гг. жил гл. обр. за границей, но продолжал сотрудничество с рус. печатными органами: с 1867 по 1883 г. - соредактор фр. позитивиста Э. Литтре в журн. «La philosophic positive» («Позитивная философия»), где опубликованы его осн. философские работы; с 80-х гг. занимался преимуще­ственно естественными науками; в 1886 г. защитил в Сор­бонне докторскую диссертацию; в 1891 г. стал президен­том Парижского минералогического об-ва; после 1903 г. занимал кафедру истории науки в Коллеж де Франс. В своих социально-политических взглядах В. ориентиро­вался на эволюционные изменения в об-ве, зависящие от действия непреложных законов исторического разви­тия и от популяризации «положительных» научных зна­ний. При этом Россия, по его мнению, составляла ис­ключение: применительно к ней В. рассматривал (в духе контовского учения о трех стадиях) наступление рево­люционных идей как симптом ее прогрессивного дви­жения, а «отрицательный фазис» ее развития, естествен­ное следствие прошедшего «теологического» этапа, как и подготовку к ее социальному будущему (вхождение в систему, принятую западноевропейскими народами). Материальное благосостояние и нравственное здоровье масс В. мыслил как цель, к-рую преследует позитивизм, и на этом пути усматривал возможность примирения позитивизма с социализмом, хотя не признавал мето­дов, используемых социалистами. Позитивизм контовс­кого толка, доказывал В., единственная полностью за­вершенная система философии; опираясь на методы, выработанные науками, только она может привести к истине, поэтому необходимо приложить ее общие прин­ципы к частным сферам, гл. обр. к психологии и социо­логии. «Позитивная» концепция мира, по В., существует лишь для того, чтобы координировать наличное знание и способствовать получению нового знания. Теория позна­ния представляет собой учение о субъекте и процедурах интеллекта, отыскивающего законы мира: это - не фило­софия, а особая логика, являющаяся частью психологии, к-рая, в свою очередь, есть часть биологии. «Позитив­ная наука», по В., - единственный путь к познанию че­ловека; антропология, будучи отраслью биологии, дол­жна изучать человека как животное; человека в его со­циальных функциях изучает история и социология. Ис­ходя из этих позиций, он оценивал материализм как доктрину поверхностную, неглубокую, произвольную, метафизическую. «Мета-физиками» считал В. и нем. идеалистов Канта и Гегеля, причем Кант является, с его т. зр., «самым позитивным из метафизиков»; несмотря на претензии на научность, нем. неокантианство, полагал В., находится вне позитивизма. Резко критиковал он совр. ему пессимистические доктрины, особенно учение Шопенгауэра, к-рое он квалифицировал как «новейший буддизм», и «туманное и даже фантастическое» уче­ние Э. Гартмана, возрождавшего, по его оценке, «бред­ни Шопенгауэра».

С о ч.: Предисловие к кн.: Литтре Э. Несколько слов по поводу положительной философии. Берлин, 1865; La philosophie materialiste et la philosophie positive // Philosophie positive, 1879. Т. XXII. P. 23-49; La sociologie et sa methode // Ibidem. 1881. T. XXVI. P. 5-25; Les modernes theories du neant: Schopenhauer, Leopardi, Hartmann // Ibidem. P. 161-186.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   20   21   22   23   24   25   26   27   ...   161




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет