Ф. М. Достоевский русская философия



бет27/161
Дата07.07.2016
өлшемі8.77 Mb.
#184312
1   ...   23   24   25   26   27   28   29   30   ...   161

Л и т.: Плеханов Г. В. Философские взгляды А. И. Герцена // Избр. филос. произв.: В 5 т. М., 1958. Т. 4; Ленин В. И. Памяти Герцена // Поли. собр. соч. Т. 21; А. И. Герцен. 1870 - 21 янв. 1920 (Сб. статей). Пг., 1920; Шпет Г. Философское мировоз­зрение Герцена. Пг., 1921; Пипер Л. О. Мировоззрение Герце­на: Историко-философские очерки. М.; Л., 1935; Володин А. И. Герцен. М., 1970; Он же. Александр Герцен и его философские искания // Герцен А. И. Соч.: В 2 т. М, 1985. Т. 1; Смирнова 3. В. Социальная философия А. И. Герцена. М., 1973; Павлов А. Т. От дворянской революционности к революционному демокра­тизму: идейная эволюция А. И. Герцена. М., \911,Онже. А. И. Герцен - родоначальник русского крестьянского утопического социализма // История русского утопического социализма XIX ве­ка. М.. 1985; Берлин И. А. И. Герцен // Новое литературное обозрение. 2001. № 49; Нович И. С. Молодой Герцен. Страни­цы жизни и творчества. 2-е изд. М., 1986; Lampert Е. Studies in Rebellion. L., 1957; Malia M. Alexander Herzen and the Birth of Russian Socialism. Cambridge (Mass.), 1961; Kline G. Herzen, Alexander Ivanovich // Encyclopedia of Philosophy. L.; N. Y., 1967. Vol. 3. P. 494-495; Gavin W. Herzen and James. Freedom as Radical //Studies in Soviet Thought, 1974. N 3; Weidemeier W. C. Herzen and Nietsche: A Link in the Rise of Modern Pessimism // Russian Review, 1977. Vol. 34. N 4; Acton E. Alexander Herzen and the Role of the Intellectual Revolutionary. Cambridge, 1979.

А. Т. Павлов, А. В. Павлов


ГЕРШЕНЗОН Михаил Осипович (Мейлих Иосифович) (1 (13).07.1869, Кишинев - 19.02.1925, Москва) - историк, исследователь рус. общественной мысли, философ. Ав­тор популярных в нач. XX в. историко-биографических соч., посвященных жизни рус. дворянства эпохи Алек­сандра I и Николая I, судьбам современников Пушкина и Герцена, творческой эволюции рус. мыслителей: запад­ников и славянофилов. Издатель соч. Чаадаева и Киреев­ского, писем А. И. Эртеля, архива Н. А. и Н. П. Огаревых. Составитель 6-томного собрания документов и матери­алов из истории рус. культуры «Русские пропилеи» (М., 1915-1919; в дополнение к нему был опубликован сб. «Но­вые пропилеи», 1923). Автор переводов прозы Ф. Петрар­ки, «Всеобщей истории» Э. Лависса и А. Рембо, соч. Г. Лансона, Ф. Паульсена, К. Белоха. Г. окончил частное еврейское училище, гимназию. В 1887 г. поступил в поли­техникум в Берлине, прослушал всего 2 курса, а в 1889-1894 гг. учился на историческом отд. историко-филологи­ческого ф-та Московского ун-та, специализируясь по древн. истории. В 1904 г. Г. стал редактором отдела журн. «Критическое обозрение». В 1907-1908 гг. заведовал ли­тературным отделом журн. «Вестник Европы», где вел ежемесячные обозрения. Как публицист выступал в газ. «Русская молва» (1912-1913) и «Биржевые ведомости» (1915-1917). Г. создал ряд исторических произв. о героях эпохи 20—40-х гг. XIX в. в России: «История Молодой Рос­сии» (М., 1908), «П. Я. Чаадаев. Жизнь и мышление» (Спб., 1908), «Жизнь В. С. Печерина» (М., 1910), «Образы про­шлого» (М., 1912), «Грибоедовская Москва» (М., 1914), «Декабрист Кривцов и его братья» (М., 1914). В них осо­бое внимание он уделил описанию внутреннего мира сво­их героев, их душевных переживаний. На метод истори­ческих исследований Г., так же как на мировоззрение в целом, оказала влияние концепция творческой личности Т. Карлейля, изложенная в его кн. «Герои, почитание ге­роев и героическое в истории». Вслед за Карлейлем Г. полагал, что именно в индивидуальном мировосприятии человека наиболее ярко проявляется дух времени: «Изу­чить смену общественных идей в их сущности... значит изучить эти идеи в индивидуальной углубленности, в лице их типических представителей» (История Молодой Рос­сии. С. 2). Переломным для Г. оказался 1909 г., когда по его инициативе вышел в свет сб. «Вехи», посвященный кри­тике миросозерцания интеллигенции. Негативная реак­ция в об-ве на сборник и, в частности, на опубликован­ную в нем статью Г. «Творческое самосознание» (содер­жащую скандально знаменитое, хотя и в большинстве случаев неверно понятое, «благословение» власти, шты­ками защищающей интеллигенцию, помимо ее воли, от народа) повлекла за собой уход Г. из либерального «Вес­тника Европы» и сближение с религиозно-философски­ми кругами. В 1910 г. Г. сотрудничал в возглавляемом Е. Н. Трубецким и Булгаковым изд-ве «Путь». Однако с деятелями религиозного возрождения Г. разошелся в оцен­ке войны 1914—1918 гт. и Октябрьской революции 1917 г. Г. категорически не принял войну, и тот воинственно-пат­риотический порыв, к-рым были охвачены его коллеги по изд-ву «Путь»: Бердяев, Булгаков и особенно Эрн (с его знаменитым «время славянофильствует»), остался ему чужд. Большевистскую революцию Г. в отличие от ос­тальных веховцев встретил сочувственно, хотя одобрения советской власти публично он не высказывал. После ре­волюции Г. был одним из организаторов и первым пред­седателем Всероссийского союза писателей, председате­лем литературной секции Академии художественных наук, основанной Брюсовым. Плодом исследований Г. творчества Пушкина стали работы «Мудрость Пушкина» (М., 1919) и «Видение поэта» (М., 1919). В кон. 10- нач. 20-х гг. вышли осн. философские произв. Г.: «Тройствен­ный образ совершенства» (М., 1918), «Переписка из двух углов» (Пг., 1921, в соавт. с В. И. Ивановым), «Ключ веры» (Пг., 1922), «Гольфстрем» (М., 1922), «Судьбы еврейского народа» (Пг.; Берлин, 1922). Стремление к непосредственно-индивидуальному восприятию мира, интимно-личностному переживанию культуры явилось наиболее характерной чертой мировоззрения Г., опреде­лившей своеобразие и внутренний мотив его религиоз­но-философских исканий. Равнодушный к умозритель­ной, отвлеченно-рассудочной философии, он полагал, что истинный смысл имеют лишь те метафизические и рели­гиозные постулаты, к-рые укоренены в «чувственно-воле­вом ядре» человеческой личности - «бессознательной воле», подчиненной «мировому космическому закону» и составляющей нижний, глубинный, онтологически наи­более фундаментальный «ярус» человеческого духа. Толь­ко тесное «инстинктивно-принудительное соответствие с врожденными особенностями» индивидуальной воли сможет сделать, по Г., отвлеченную идею «внутренним двигателем... жизни», т. е. «в противоположность чисто умозрительной... мертвой идее» - «идеей-чувством», «идеей-страстью» (Вехи. М., 1909. С. 82). Кроме «бессоз­нательной воли», человеческий дух составляют еще 2 яру­са: Я, личность, слагающаяся из «конкретных желаний, усмотрений и хотений» отдельного человека, и самосоз­нание, содержащее, по мнению Г., уже не только «идеи и влечения, из глубины взошедшие в сознание», но и «чужеродные, занесенные извне». Человеческое созна­ние, хотя и коренится в «бессознательной воле», обладает тем не менее относительной самостоятельностью в по­стижении истины. Это позволяет человеку отклоняться от предписаний Божественного космического закона, за­печатленного в его сердце. Раздвоение разума и воли, подмена живой истины, «истины-страсти», отвлеченны­ми, рассудочными, зачастую заимствованными идеями или убеждениями оказывает разрушительное воздействие на человеческую личность. Так, российские интеллиген­ты, направив все свои силы на внешнюю политическую деятельность, забыв об устроении своего духа, оказались неспособны ни противостоять давлению власти (реакции, наступившей после поражения революции 1905-1907 гг.), ни достигнуть взаимопонимания с народом, живущим в отличие от них цельной, органической жизнью. В исто­рии рус. общественной мысли Г. обнаружил разрыв меж­ду сознанием, устремленным к надындивидуальным социальным и политическим идеалам, и «внутренне-обо­снованными потребностями» личности. Причиной этого разрыва была, по Г., петровская реформа, оторвавшая образованную часть об-ва от народа и тем нарушившая органическое развитие России. Трагический раскол рус. истории вызвал впоследствии и «раскол русского обще­ства», определившийся со времени спора славянофилов и западников. Славянофилы, Гоголь, Достоевский, при­зывавшие к «творческому самосознанию», к работе над внутренним переустройством личности, не нашли откли­ка у представителей интеллигенции. С другой стороны, последователи славянофилов, не разделяя политического радикализма своих противников, все больше смыкались с силами реакции. Г. считал, что интеллигенции необходи­мо преодолеть «раскол в русском обществе» с помощью творческого обращения к духовным сторонам человечес­кой жизни. Под несомненным влиянием Карлейля Г. ут­верждал, что поиск общественного идеала будет плодотво­рен и успешен только для цельной, творческой личности, живущей в соответствии с Божественным предначерта­нием. Для Г. в это время эталоном органического разви­тия выступал наряду с допетровской Россией и буржуаз­ный Запад. Он признавал буржуазию «бессознательным орудием Божьего дела на земле», а мирный исход классо­вой борьбы «психологически возможным» только на За­паде (Вехи. С. 92). Взгляды Г. встретили резкую отповедь со стороны не только либеральных оппонентов «Вех», но и нек-рых соавторов сборника - напр. П. Б. Струве. Со времени начала войны 1914 г. у Г. усиливаются нигилис­тические настроения и по отношению к европейской куль­туре: война, считал он, наглядно показала, что разрыв между культурным сознанием и личной волей носит уни­версальный характер и присущ не одной России. Ванда­лизм народов воюющих стран, проявившийся по отно­шению к собственным культурным ценностям, выявил для Г. глубокую отчужденность культуры от человечес­кой природы. Отрицание культуры сближает Г. с воззре­ниями Руссо и Толстого. В осн. своем философском про­изв. «Тройственный образ совершенства» он осудил совр. цивилизацию, подчинившую человеческую жизнь утили­тарному расчету и противопоставившую индиви­дуальному своеобразию природных организмов обез­личенный мир вещей - «орудий». При этом в отличие от О. Шпенглера, Бердяева и Эрна Г. не разделял культуру и цивилизацию. Ценности культуры (мораль, религия и т. д.), как и орудия, созданные цивилизацией, являлись для него мертвыми отвлечениями от живых конкретностей Бога, человека и природы. «Что было живым и личным, в чем обращалась и пульсировала горячая кровь одного, то ста­новится идолом, требующим себе в жертву такое же жи­вое и личное, каким оно увидело свет...» (см.: Переписка из двух углов. С. 35). По точному замечанию соавтора Г. по «Переписке» Вяч. Иванова, обострившееся у мысли­теля «чувство непомерной тяготы... культурного на- ; следия» проистекало из его «переживания культуры... как системы тончайших принуждений» (Там же). Принятие Г. революции объяснялось не в последнюю очередь его настойчивым стремлением освободиться от груза мерт­вого культурного наследия и власти обезличивающей цивилизации. Социализм представлялся Г. этапом на пути возвращения человечества к своим первоистокам, утвер­ждения «из чудовищной связи социальных и отвлечен­ных идей личной правды труда и обладания». Этот путь, по мнению Г., был начат реформацией М. Лютера и продолжен Французской революцией, но «Лютерово хри­стианство, республика и социализм - еще полдела: нужно, чтобы личное стало личным, как оно родилось» (с. 37). Взгляды Г. в поздний период его творчества были наиболее созвучны философии жизни, в частности идеям А. Бергсо­на, оказавшего несомненное влияние на рус. мыслители (см.: Видение поэта. М., 1919). Своеобразная «психологи­зация» религиозной веры, характерная для Г. и нашедш наиболее яркое выражение в его соч. «Ключ веры» (192" представление о религии как о «правильном» («космиче­ски») устроении своего духа, отчасти восходили к работе У. Джемса «Многообразие религиозного опыта».

С о ч.: Грибоедовская Москва. П. Я. Чаадаев: Очерки про­шлого. М., 1989; Дух и душа // Слово о культуре: Сб. филос.

литературно-критических статей. М., 1918; Человек, пожелав­ший счастья // Северные дни. Сб. 2. Пб.; М., 1922; Солнце над мглою; Демоны глухонемые // Записки мечтателей. 1922. № 5; Пальмира; Человек, одержимый Богом // Современные запис­ки. 1922. № 12; Письма к брату. М., 1927.

Л и т.: Берман Я. 3. М. О. Гершензон: Библиография. Одес­са; Л., 1928; Белый А. Гершензон // Россия. 1925. № 5 (14); Лосский Н. О. Рец. на книгу «Тройственный образ совершен­ства»//Книга и революция. 1920. №2;Проскурина В. Ю. Твор­ческое самосознание Михаила Гершензона // Литературное обо­зрение. 1990. № 9;Ходасевич В. Ф. Гершензон // Ходасевич В. Ф. Некрополь. Воспоминания. Париж, 1976; Шестов Л. О веч­ной книге (Памяти М. О. Гершензона) // Современные записки. 1925. № 24.



Б. В. Межуев
ГЕССЕН Сергей Иосифович (16(28).08.1887, Усть-Сысольск Вологодской губ. - 2.07.1950, Лодзь, Польша) - философ и публицист. Окончив юридический ф-т Петербургского ун-та, Г. продолжил образование в Германии, в Гейдель-бергском и Фрейбургском ун-тах, где занимался под рук. В. Виндельбанда, Г. Риккерта и Г. Еллинека. В 1910 г. защи­тил в Германии докторскую диссертацию «Uber die individuelle Kausalitat» («Об индивидуальной причинно­сти»), в к-рой были развиты идеи Г. Риккерта, высказан­ные им в учении о «границах естественно-научного об­разования понятий». В 1909 г. Г. входил в «гейдельбергс-кое философское содружество», объединявшее нем. и рус. философов-неокантианцев (таких, как Р. Кронер, Г. Мелис, Н. Н. Бубнов, Степун), и участвовал в издан­ном им в Лейпциге сб. «Vom Messias Kultur-philosophische Essays» («О Мессии»); высказанные здесь идеи стали основой программы культурно-философской деятельности, реализованной созданием международно­го журн. по философии культуры «Логос», выходившего в России в 1910-1914 гг. Г. принимал самое деятельное участие в редакционно-издательской работе журнала. С 1914 по 1917 г.-доцент Петербургского ун-та. В 1917г. он возглавлял кафедру философии и педагогики в Томском ун-те, нек-рое время был директором Высших педагоги­ческих курсов. В 1921 г. вернулся в Петроград, а в 1923 г. эмигрировал из России. В течение 3 лет занимал кафедру педагогики в Русском высшем педагогическом ин-те в Праге, с 1935 г. преподавал в ряде учебных заведений Вар­шавы, а после войны был проф. педагогики в ун-те в Лод­зи. Г. пытался построить систему философии, в к-рой органически сочетался бы присущий рус. философской традиции онтологизм с нем. гносеологизмом, но в силу разного рода обстоятельств (в частности, и по причине «боязни метафизики», отмеченной у Г. Зеньковским) не смог осуществить своего замысла. Наиболее существен­ный научный вклад он сделал в области философской ан­тропологии и педагогики, понимаемой им (вслед за П. Наторпом) как «прикладная философия». Ее основой он считал учение о личности, созидаемой путем при­общения к сверхличным ценностям. «Могущество инди­видуальности, - считал он, - коренится не в ней самой, не в природной мощи ее психофизического организма, но в тех духовных ценностях, которыми проникается тело и душа и которые просвечивают в них как задания его творческих устремлений» (Гессен С. И. Основы педагоги­ки. Введение в прикладную философию. Берлин, 1923. С. 365). Становление личности - это, по Г., и путь к свободе, к-рая не дана человеку, а лишь задана. Большой интерес представляют литературно-критические статьи Г., посвя­щенные творчеству Достоевского и В. С. Соловьева, в к-рых он рассматривал прежде всего нравственные пробле­мы добра и зла, долга и любви. «Будучи любовью к ближ­нему, - приходит он к выводу, - добро конкретно. Как вся земная жизнь в целом, так и каждый отрезок ее имеет отли­чающее его индивидуальное долженствование, которое может быть выполнено только в это невозвратное мгно­вение. Лови это мгновение своею любовью!» (Гессен С. И. Трагедия добра в «Братьях Карамазовых» Достоевского // О Достоевском. Творчество Достоевского в русской мыс­ли 1881-1931 годов: Сб. статей. М., 1990. С. 372). Небольшое по объему, но богатое содержанием научное наследие Г. пока остается малоизвестным у нас в стране и требует уг­лубленной научно-критической разработки.

С о ч.: Монизм и плюрализм в систематике понятий // Труды Русского Народного университета в Праге. 1928. Т. 1; Филосо­фия наказания//Логос. 1912-1913. Кн. 1-2; Мое жизнеописание // Вопросы философии, 1994. № 7-8; Основы педагогики: Введе­ние в прикладную философию. М., 1995; Избр. соч. М., 1998.

Лит.: Зеньковский В. В. С. И. Гессен как философ // Новый журнал. Нью-Йорк. 1951. № 25; Сапов В. В. Сергей Гессен -русский философ // Вестник Российской Академии наук. 1993. №6.

В. В. Сапов


ГИЛЯРОВ-ПЛАТОНОВ Никита Петрович (23.05(4.06). 1824, Коломна - 13(24). 10.1887, Петербург) - публицист, философ, историк религии, издатель. Род. в семье при­ходского священника. Учился в Московской духовной семинарии и Московской духовной академии. По око­нчании курса в 1848 г. был определен бакалавром по клас­су библейской герменевтики и учения о вероисповеда­ниях, ересях и расколах. В 1850 г. возведен в степень магис­тра. В 1854-1855 гг. читал лекции по истории рус. церкви в миссионерском отд. при академии. В 1855 г. Г.-П. получает увольнение от церковно-училищной службы. В 1856 г. он становится цензором Московского цензурного комитета, в 1862 г. назначен чиновником особых поручений при министре народного просвещения, а в 1863 г. - управля­ющим Московской синодальной типографией. С кон. 1867 г. Г.-П. начал издавать «Современные известия», первую московскую ежедневную газету. В ней из номера в номер он публиковал свои статьи по церковным и текущим по­литическим вопросам. В 50-х гг. сблизился с кружком московских славянофилов, особенно с А. С. Хомяковым, после смерти к-рого принял активное участие в подго­товке его собр. соч. (1861-1873). С Хомяковым Г.-П. объединяло отрицательное отношение к католичеству и протестантизму как к двум разновидностям одной зап. «ереси» и неприятие философского рационализма в це­лом и учения Гегеля в частности. Осн. философским соч. Г.-П. является его работа, посвященная критическому разбору философии Гегеля (1846). Одна из частей этого исследования была опубликована под названием «Рационалистическое движение философии новых вре­мен» в журн. «Русская беседа» (1859. № 1), др. часть, со­держащая критику 1-го разд. «Феноменологии духа» с обширными выписками из нее, появилась под заглавием «Онтология Гегеля» после смерти автора в журн. «Воп­росы философии и психологии» (за 1891 г., кн. 8, 10 и 11). Г.-П. считал гегелевскую систему логическим заверше­нием западноевропейской философии, выбравшей од­ностороннее, рационалистическое направление. Гегелев­ская философия, по его мнению, противоречит «здраво­му смыслу» и поэтому оставляет человека с двумя рав­ноправными воззрениями на мир: обыденным и отвлеченно-теоретическим. Попытку Гегеля в «Феноме­нологии духа» доказать, что обыденное сознание в силу своей внутренней противоречивости неизбежно возвышается до философского (постигающего призрач­ность чувственного мира и тождественность субъектив­ного и объективного в представлении), Г.-П. считал не­удачной, а его аргументы - софистическими. Он отрицал описанный Гегелем диалектический процесс развития сознания, в к-ром каждый новый момент «снимает», «от­рицает» предыдущие, и полагал, что все способы челове­ческого познания совместимы в некоем синтетическом единстве, в целостном «уме». Последний, по определе­нию Г.-П., не есть только формальная сила (каковой явля­ется разум), но и тот интеллектуальный центр тяготения, «около которого само собою сжимается в единство все разнообразие приобретенной материи знания» (Сб. соч. Т. 1. С. 322). Рационалистическое развитие философии, по его мнению, основывается именно на забвении этого «са­мого главного двигателя нашего знания» (Там же. С. 323). Закономерный крах абсолютного рационализма гегелев­ской системы обусловил, по Г.-П., последующее господ­ство отрицательных направлений: материализма в теоре­тической философии и «инстинктуализма» в философии практической. Кроме работы о Гегеле, получившей вы­сокую оценку в магистерской диссертации В. С. Соло­вьева, определенный интерес представляют два письма Г.-П. к И. С. Аксакову от 1884 г., опубликованные под об­щим названием «Откуда нигилизм?» в газ. «Русь». Откли­каясь на ст. Данилевского «Происхождение нашего ниги­лизма», Г.-П. отказывал нигилизму в цельной теоретичес­кой доктрине, упрекал его идеологов в стремлении пост­роить об-во на основаниях лишь разума. По его мнению, без традиционных исторических «предрассудков» - «суж­дений, не опирающихся на достаточное основание», - че­ловеческое существование в рамках об-ва невозможно. Освященные опытом прошлого, «предрассудки» (а к их числу он относил религиозные, нравственные устои об-ва и государства) имеют преимущество перед совр. «предрассудками», напр., перед столь же предвзятым ми­ровоззрением самих нигилистов. Сведение «веры» к «предрассудку» (даже при крайне широком толковании этого слова), по существу, означало отказ от характерно­го для ранних славянофилов убеждения в возможности свободного, полностью оправдываемого разумом при­знания религиозных догматов, сомнение в соответствии разума с конфессиональными особенностями православ­ной церкви. Научная деятельность Г.-П. была достаточно разносторонней. Он разрабатывал собственную экономи­ческую теорию (см.: Основные начала экономии. М., 1889), занимался исследованиями в области славянского языкознания (см.: Экскурсия в русскую грамматику: Сб. соч. Т. 2. С. 236-270), опубликовал также кн. воспомина­ний «Из пережитого» (М., 1886), воссоздающую атмос­феру духовных училищ 40-50-х гг. XIX в. в России.

С о ч.: Сб. соч.: В 2 т. М., 1899; Вопросы веры и церкви: Сб. статей, 1868-1887: В 2 т. М., 1905-1906.

Лит.: Шаховской Н. В. Н. П. Гиляров-Платонов и А. С. Хомяков // Русское обозрение. 1895. №11; Никита Петрович Гиляров-Платонов: Краткий публицистический очерк. Ревель, 1893; Неопознанный гений. Памяти Никиты Петровича Гилярова-Платонова. М., 1903.

Б. В. Межуев


ГОГОЛЬ Николай Васильевич (20.03(1.04). 1809, м. Ве­ликие Сорочинцы Миргородского у. Полтавской губ. -21.02(4.03). 1852, Москва) - писатель, творчество к-рого ока­зало огромное воздействие на дальнейшее развитие всей отечественной культуры, в т. ч. и философии. Художествен­ное творчество Г. само по себе значительный серьезный предмет для осмысления с т. зр. философии, эстетики и социологии. Его загадочный мир многократно давал по­вод для самых разнообразных интерпретаций. Философ­ское значение Г. долгое время оставалось неосознанным. Роковую роль в этом отношении сыграли «Выбранные ме­ста из переписки с друзьями» (1847) - книга, к-рую сам Г. просил соотечественников «прочитать несколько раз». От­рицательное отношение к ней С. и К. Аксаковых, Белинско­го (знаменитое «Письмо к Г.») и др. критиков и писателей (прежде всего в аспекте социально-политическом) привело к тому, что творчество Г. как мыслителя исследовалось явно недостаточно. За ним надолго закрепилась репута­ция писателя хотя гениального (вспомним слова Чернышев­ского, сказанные в 1855 г.: «Мы называем Гоголя без всяко­го сравнения величайшим из русских писателей»), но не вполне владеющего своим дарованием, мыслителя слабо­го и не самостоятельного, нуждающегося в наставнике-критике (такое соотношение писателя и критика господ­ствовало в России до кон. XIX в.). В действительности же Г-фигура сложная и трагическая, и его трагизм своеобразно выразился в поисках правды и истинных идеалов. Гоголев­ские «Выбранные места...» - книга многоплановая. Благо­даря ей, в равной степени как и «Авторской исповеди» (опубл. 1855), мы можем глубже понять его художествен­ный мир, почувствовать осн. - проповедческий - пафос всего его творчества. По своему жанру «Выбранные мес-; та из переписки с друзьями» занимают промежуточное положение между «Философическими письмами» Чаа-1 даева и «Дневниками писателя»Достоевского. Отсутствие единого плана произв. лишь сильнее оттеняет его осн. идеи. Психологическая идея, пронизывающая все произв. Г.,-страх; автор не скрывает от читателей своего страха, охва-1 тывающего его при мысли о какой-то еще неясной, но ог-| четливо осознаваемой им надвигающейся катастрофе: «Со­отечественники! страшно!» (С о ч.: В 7 т. Т. 6. С. 207). Апока­липсические предчувствия вновь стали характерными дм рус. литературы в нач. XX в., особенно для символистов,i-i рых поэтому следует с полным основанием считать от­крывателями Г. для своего времени (особенно А. Белого).! Нравственный пафос произв. - христианская проповедь самоуглубления и самосовершенствования. В этом отно­шении Г. предвосхищает авторов сб. «Вехи», к-рые наряду с Достоевским считали его одним из своих предшествен­ников. Тематика «Выбранных мест из переписки с друзья­ми» не поддается классификации по какому-то одному оп­ределенному признаку. Много внимания Г. уделяет языку, «как высшему подарку Бога человеку», словесности, во­обще искусству, в т. ч. живописи. Но прежде всего и боль­ше всего он озабочен историческими судьбами России -эту тему и следует считать центральной темой книги. Раз­мышляя о России, Г. не мог, конечно, глюйти мимо поле­мики славянофилов и западников, к-рая ко времени выхода в свет его книги достигла своего апогея. «Все эти слависты и европисты, или же староверы и нововеры, или же вос­точники и западники', - пишет он, - ...все они говорят о двух разных сторонах одного и того же предмета, никак не дога­дываясь, что ничуть не спорят и не перечат друг другу...» (Там же. С. 252). Т. обр., еще до Достоевского Г. по-своему объявил спор славянофилов и западников «великим у нас недоразумением». Тем не менее, считает он, «правды боль­ше на стороне славистов и восточников» (там же), т. к. они больше правы в «целом» своего учения, западники же боль­ше правы «в деталях». Наиболее глубокие и провидческие мысли Г. о судьбах России, изложенные им в письме «Стра­хи и ужасы России», к сожалению, не были известны со­временникам, поскольку оно было запрещено цензурой. Здесь, анализируя сложившуюся сложную и противоре­чивую обстановку России и Европы, чреватую революци­онными потрясениями, Г. предлагает свои рецепты спасе­ния России, главный из к-рых - «исполнить все, сообразно с законом Христа». Лишь в этом случае «Европа приедет к нам не за покупкой пеньки и сала, но за покупкой мудрос­ти, которой больше не продают на европейских рынках» (Там же. С. 342). Заканчивается книга письмом «Светлое воскресенье». Г. подчеркивает в нем то особое значение, к-рое придается этому празднику в России, усматривая в этом залог и доказательство подлинности православной хри­стианской веры. В др. своих весьма многочисленных стать­ях, печатавшихся гл. обр. в журн. «Современник» и в сб. «Арабески», он подробно излагает свои исторические и социологические взгляды, близкие к концепциям геогра­фического детерминизма. Схема его рассуждений такова: «От вида земли зависит образ жизни и даже характер наро­да» (Там же. С. 62), а характер народа определяет формы правления. Вообще, по Г., «многое в истории разрешает география».

Соч.: Поли. собр. соч. М., 1937-1952. Т. 1-14; Собр. соч.: В 7 т. М., 1984-1986; Переписка Н. В. Гоголя. М., 1988. Т. 1-2.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   23   24   25   26   27   28   29   30   ...   161




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет