Ф. М. Достоевский русская философия



бет54/161
Дата07.07.2016
өлшемі8.77 Mb.
#184312
1   ...   50   51   52   53   54   55   56   57   ...   161

Л и т.: Зёрнов Н. М. А. В. Карташев // Русская религиозно-философская мысль / Под ред. Н. П. Полторацкого. Питтс-бург, 1975. С. 262-268; Кассиан (Безобразов), епископ. Антон Владимирович Карташев//Православная мысль. Париж, 1957 Вып. 11. С. 9-16; Сахаров А. Н. От публикатора // Карташев А. В Очерки по истории Русской церкви. М., 1991. Т. 1. С. III-XVI; Пашхто В. Т. Русские историки-эмигранты в Европе М., 1992.'

А. В. Черняв


КАТКОВ Михаил Никифирович (1 (13). 11.1818 (по др. дан ным, 1(13).01.1818 или 6(18). 11.1817), Москва - 20.0 (1.08). 1887, с. Знаменское Подольского у. Московской губ. - публицист, философ, общественный деятель. Род. в се мье чиновника Московского губернского правления. Пос ле ранней смерти отца был отдан в Преображенское ср ротское училище. Среднее образование завершил в 1-Московской гимназии и пансионе проф. М. Г. Павлова. \ 1834 г. был зачислен на словесное отд. Московского ун-т; к-рый окончил в 1838 г. со степенью кандидата. Во epev учебы примкнул к кружку Станкевича, сблизился М. А. Бакуниным и Белинским. Сотрудничал в «Моско: ском наблюдателе» (1838-1839) и «Отечественных запи ках»( 1839-1840). В 1840-1841 гг. прослушал в Берлинскс ун-те курс философии у Ф. Шеллинга. Возвратившись Россию, работал домашним учителем в семействах Голициных, Римских-Корсаковых, Талызиных. В 1845 г., после заши­ты магистерской диссертации «Об элементах и формах сла­вяно-русского языка», назначается адъюнктом (помощни­ком проф.) вновь созданной в Московском ун-те кафедры философии. Преподавал философию истории, логику, пси­хологию. После правительственного распоряжения 1850 г. о прекращении преподавания философии К. занял должность редактора унтской газ. «Московские ведомости», к-рой руководил почти 30 лет (1850-1855,1863-1887). В 1856 г. Уче­ный совет Московского ун-та утвердил его в звании и. о. проф. истории рус. и всеобщей литературы, но он отказался от кафедры, предпочитая редакторскую деятельность в но­вом общественно-политическом журн. «Русский вестник». В нач. 60-х гг. К. вводит в обиход термин «нигилизм» для обозначения полного отрицания, проповеди разрушения ради разрушения, отсутствия положительных взглядов адеп­тов «теорий, создаваемых из ничего» (причисляя к ним Чер­нышевского и др. «шестидесятников»). Все это изменило отношение правительства к К., к-рый сам числился в спис­ках неблагонадежных литераторов, и он в 1863 г. получает вместе с проф. Московского ун-та П. М. Леонтьевым в арен­ду газ. «Московские ведомости». В своей публицистике К. развернул аргументацию в пользу консерватизма и монар­хии. Он следует положениям т. наз. органической теории: на определенном этапе развития культурно-исторического орга­низма формируется духовный организм, складываются об­щественные отношения, из к-рых развивается государство; в народе пробуждается «самосознательный» и свободный дух. К. считает, что свобода возможна только там, где при­сутствует власть, способная защитить личную свободу лю­дей, и, т. обр., пытается включить «свободу» как конструк­тивный элемент в основы государственности и обществен­ности. С его т. зр., ослабление власти неизбежно порождает смуту, в результате - начинается разложение, «совершают­ся насилия», «колеблются основы всякой нравственности», «дух растления овладевает умами», и вместо явного прави­тельства появляются тайные, действующие тем сильнее, чем слабее действие государственной власти. Кроме того, пада­ет общественная и государственная дисциплина. Избежать такого состояния К. предлагает с помощью «страха», ут­верждая, что страх побеждается только страхом, а «пагуб­ный страх перед темными силами может быть побежден только спасительным страхом перед законной властью». В сер. 60-х гг. К. вырабатывает свою теорию российской го­сударственности, получившую вскоре широкое распрост­ранение. Согласно этой теории, основу государства состав­ляет его целостность, к-рая базируется на единстве государ­ственной национальности. Национальность, по К., понятие исключительно государственное; племенное происхожде­ние, язык, исторически сложившиеся особенности характе­ра, нравов и обычаев, религия здесь никакой роли не играют. Одно исторически выдвинувшееся племя закладывает ос­нову государства, объединяет вокруг себя и подчиняет себе др. племена во имя государственного единства. Это племя получает значение государственной нации, и государство, собственно, держится на нем. Т. обр., К. формулирует прин­цип государственной национальности как основы единства страны. Принцип этот требует единых законов, единой сис­темы управления, единого государственного языка - рус, единого «рус. патриотизма»; при этом он не подразумевает отказа др. «племен», вошедших в состав государства, от сво­его языка, обычаев, религии, племенных особенностей и т. п. Мн. ст. К. в «Московских ведомостях» и «Русском вестнике» в 70-80-е гг. посвящены критике земской и судебной реформ, национального сепаратизма, особенно польского, к-рый трактуется им как «заговор против России» нигилистов, со­циалистов, националистов и даже нек-рых министров и выс­ших сановников. Монархическая идея, будто бы обеспечи­вающая единство и силу власти, по К., сводилась к следую­щим осн. положениям. Монарх стоит вне частных интере­сов, он связывает «воедино все сословия народа». Монархия, владея сильной центральной властью для подавления всякой крамолы, наилучшим образом обеспечивает порядок и раз­решает все социальные противоречия. Она, упраздняя вся­кую др. власть и претензии на посредничество между наро­дом и государем различных социальных сил и ин-тов, дает возможность развиваться народному самоуправлению и обеспечивает «народную свободу» больше, чем любой «конституционализм», «представительство» и т. п. Монархия, «органически связанная с национальной поч­вой страны», с ее историей и с ее будущим, - единственно возможная форма правления в России. Создание рус. само­державия - историческая заслуга рус. народа, «политичес­кой национальности», ассимилировавшей в одно государ­ственное целое множество др. «неполитических народно­стей», более того, русские - «мировая национальность», несущая миссию объединения всех славянских народов. Если ослабить монархическое начало, считал К., оно выродится в деспотизм диктатуры, а если уничтожить аристократичес­кий элемент в об-ве, его место будет занято бюрократами или демагогами, олигархией самого дурного свойства. Бо­лее 30 лет ни один значимый вопрос социально-политичес­кой или культурной жизни России не оставался без внима­ния К., оказывавшего подчас существенное воздействие на ход событий. В. С. Соловьев писал о К.: «Он был увлечен политическою страстью до ослепления и под конец потерял духовное равновесие. Но своекорыстным и дурным челове­ком он не был никогда».

С о ч.: Очерки древнейшею периода греческой философии. М., 1854; 1863 г.: Собр. ст. по польскому вопросу, помещавших­ся в «Московских ведомостях», «Русском вестнике» и в «Совре­менной летописи». М., 1887. Вып. 1-3; Собр. передовых ст. «Мос­ковских ведомостей» (с 1863 по 1887). М., 1897-1898. Т. 1-25; О дворянстве. М., 1905; О самодержавии и конституции. М., 1905; О церкви. М., 1905; Имперское слово. М., 2002.

Л и т.: Брутян А. Л. М. Н.Катков: социально-политические взгляды. М., 2001; Китаев В. А. От фронды к охранительству. Из истории русской либеральной мысли 50-60-х гг. XIX в. М., 1972; Любимов К А. М. Н. Катков и его историческая заслуга: По документам и личным воспоминаниям. Спб., Ю;Макарова Г. Н. Охранитель: жизнь и исторические заслуги М. Н. Каткова // Славянин. Спб., 1996. № \;Неведенский С. Катков и его время. Спб., 1888; Попов А. А. М. Н. Катков: К вопросу о его социаль­но-политических взглядах // Вестник МГУ. Сер. 12. Социально-политические науки. 1992. № 9; Сементковский Р. И. М. Н. Катков. Его жизнь и литературная деятельность: Биографиче­ский очерк. Спб., 1892; Твардовская В. А. Идеология порефор­менного самодержавия. (Катков и его издания). М., 1978; Ширинянц А. А. «Установитель русского просвещения» // Роман-жур­нал XXI век. М., 2004. № 9.

А. А. Ширинянц


КАЧЕСТВОВАНИЕ - термин, использующийся в трудах ряда зарубежных и рус. мыслителей. Содержание его многозначно. Наиболее полно оно раскрыто в работах Карсавина, к-рый связывает наличие исторического субъекта, его сознание и самосознание с обязательнос­тью его качества. «Бескачественный субъект, - писал он -бескачественное «Я» просто не существует и как таково­го себя никогда не сознает. Самосознание бескачествен­ности - чистейшая фикция: вне конкретных качествова-ний самосознания нет, хотя наличествует и с разной сте­пенью интенсивности или опознанное™...» Понятие К. служит выражением деятельно-личностного характера качества, поскольку оно присуще активно действующе­му и познающему субъекту в ситуациях качественного многообразия. Это процесс актуализации качества, реа­лизации возможностей одного из качеств (при условии многообразия качества) с направленностью его на дру­гое, «иное». Субъекты - личности, индивидуальности осуществляют себя, «качествуя», актуализируясь в бы­тии, социально-исторической событийности, процессах; «качествование есть момент личности и сама личность, но в связи с иным. И понятно, что, какой бы из моментов-личностей всеединства мы ни взяли, во всяком могут ин­дивидуализироваться все эти качествования». Субъект осознает себя и как данное К., и как все другие К. в воз­можностях, что есть не отсутствие др. качеств, а их потен­циальное наличие, особого рода присутствие. Именно через различные виды К. происходит становление и реа­лизация деятельности субъекта. Это качественное много­образие проявляется в конкретно-реальном «стяженном» единстве. Актуализируя понимание многогранности ка­чества, Карсавин подчеркивал, что полноценным субъект может быть только тогда, когда он познает и действует, сочетая принципы множества и единства. В то же время, поскольку божественное не имеет независимого иного, оно выводится за рамки анализа качественного многооб­разия: определяя его, оно является надкачественным. В истории общественной мысли, в т. ч. и философской, вы­деляется ряд этапов понимания качества. В развертыва­нии историософского исследования Карсавин делает ак­цент на соотношении системного и функционального качества при мировоззренческой и логико-гносеологичес­кой ориентации. Учитывая все типы качества, он выделя­ет социальный (исторический) и духовный типы. Специ­фику социального качества определяет К. субъекта. Пе­ред нами «многообразно качествующий субъект», где переходят друг в друга не его К., а он сам из одного вида К. в другое. Т. обр., в религиозно-философской форме Карсавин, по сути дела, рассматривал качество в его сис­темной целостности с выходом на многомерную дина­мическую структуру, т. е. на то, что теперь относят к ин­тегральной функции качества (как системного качества). Все многообразие К. (природно-космических, хозяйствен­ных, государственных, культурных, индивидуальных), опи­санных Карсавиным, выступает как структура развития со всеми свойствами системности и организованности: целостности, взаимосвязанности, иерархичности.

Лит. Карсавин Л. П. Философия истории. Спб., 1993; Он же. О началах. Спб., 1994.

В. Ю. Крянев
КАШКИН Николай Сергеевич (2(14).05.1829, Калуга -29.11( 12.12). 1914, Калуга) - общественный деятель, петраше­вец. Сын декабриста, служил чиновником Азиатского департамента Министерства иностранных дел; в ион. жизни член Рус. географического об-ва. Увлекался философией и политической экономией, изучал труды Канта, Гегеля, чи­тал философские работы Герцена. В 1848 г. организовал кру­жок, в к-ром обсуждались соч. зап. политэкономов, социалистов, философов. Выступил с докладом об обще­ственной науке, построенной на естественных законах. Ис­пользуя раскавыченные цитаты из работы Герцена «Диле­тантизм в науке», К. подчеркивал близость религии и идеа­лизма, доказывал их неспособность решать актуальные социальные проблемы, осуждал их уход от жизни. Как и мн. петрашевцы, считал, что для объяснения исторического развития надо использовать законы естествознания, состав­ляющие основу атеизма. Главным аргументом в защиту его считал неспособность или нежелание Бога «дать счастья миллионам созданий своих». «Неверующий, - говорил он, - поступает логичнее слепо верующего». Готовил пе­ревод части соч. Ш. Фурье «Теория всемирного единства». «За недонесение о произнесении петрашевцами речей, в коих они порицали Бога, церковь и государственное уст­ройство» был арестован вместе с др. и приговорен к 4 го­дам каторги, замененной ссылкой на Кавказ в солдаты, где познакомился и подружился с Толстым. После амнистии служил в Калужском губернском комитете по устройству быта крестьян, затем в земстве. Неопубликованные пись­ма К. хранятся в архивах в Москве и Петербурге.

С о ч.: Дело петрашевцев. М.; Л., 1951. Т. 3. С. 151-172; Филос. и общественно-политические произв. петрашевцев. М., 1953. С. 653-660; Первые русские социалисты. Л., 1984. С. 319-324.

Л и т.: Семевский В. И. Петрашевцы. Кружок Кашкина // Голос минувшего. 1916. № 2. С. 41-61; № 3. С. 48-68; №4. С. 174-192; Пикуль В. Приговорен лишь к расстрелу // Совет­ская Россия. 1986. 6 апр.

Ф. Г. Никитина


КЕДРОВ Бонифатий Михайлович (10(23). 12.1903, Ярос­лавль - 10.09.1985, Москва) - философ и историк науки; д-р философкжих наук, проф., академик АН СССР (с 1966). Первый главный редактор журн. «Вопросы философии» (1947-1949). В 1922 г. поступил на химический ф-т МГУ, в 1930-1931 гт. - и. о. директора Химического ин-та (быв­шего химфака 1 -го МГУ). В 1939-1941,1945-1949 гг., затем с 1960 г. - старший научный сотрудник, зав. сектором ИФ АН СССР, директор ИФ АН СССР (1973-1974); в 1962-1972 гг. - директор ИИЕТ АН СССР. В последние годы жизни был зав. сектором ИИЕТ Исследования К. посвя­щены философскому, методологическому, историко-научному и психологическому анализу науки и научной де­ятельности. Разработка проблем марксистской филосо­фии во многом на основе текстологических исследова­ний соч. К. Маркса, Ф. Энгельса (прежде всего) и Ленина составила осн. направление научных работ К. Рассматри­вая проблему классификации наук в широком истори­ческом контексте, К. выдвинул новую схему построения совр. научного знания в виде «треугольника наук», со­ставленного из естественных, общественных и философ­ских наук, охватываемых в их совокупности материалис­тической диалектикой. В работах К. было предложено ре­шение парадокса Гиббса как результата «сведения» зако­на Дальтона, дана - на основе изучения научного архива Менделеева - историко-научная и психологическая ре­конструкция открытия Периодической системы элемен­тов, разработаны методологические принципы построе­ния истории естествознания, рассмотрены вопросы на­учно-технической революции XX в., предложен ориги­нальный фазовый способ исчисления отношений между понятиями (множествами), проведен цикл исследований по психологии научного творчества.

С о ч.: День одного великого открытия. М., 1958; Классифи­кация наук: В 3 т. М., 1961, 1965, 1985; Проблемы научного метода. М., 1964; Ф. Энгельс о диалектике естествознания. М., 1973; Ленин и научные революции. М., 1980; Марксистская концепция истории естествознания: В 2 т. (в соавт.). М., 1978, 1985; Науки в их взаимосвязи: История. Теория. Практика. М., 1988; Проблемы логики и методологии науки. М., 1990.

Л и т.: Б. М. Кедров: путь жизни и вектор мысли // Вопросы философии. 1994. №4.

В. Н. Садовский


КЕНОТИЗМ (кенозис) (греч. kenosis - уничижение, исто­щение) - петрологическая (святоотеческая) концепция, под­разумевающая Божественное самоуничижение Христа че­рез соединение с физически ограниченной человечностью, вплоть до принятия им вольного страдания и смерти. В пра­вославной философии митрополита Московского Платона (Левшина) эта концепция претерпела гносеологическое из­менение, заключив в себе идею заклания человеческого разума перед антиномическим «безумием» анагогического (см. Анагогия) метода. Флоренский переосмыслил понятие К. в софиологическом духе «вечного смирения» и отрагической, жертвенной любви», к-рая допускает войти в недра Троицы неипостасную Софию. Бердяев заострил внимание на К. как на метафизическом условии человеческой свободы, поскольку «Христос хотел свободной любви человека и потому не мог запугивать его своим могуществом», отсюда явившись миру «в кажущемся бес­силии и беспомощности». Федотов пошел дальше в освобождении концепции К. от сугубо святоотеческого ее смысла, связав ее уже не с Христом, а с «христоцентрическим типом русской религиозности», предполагающим «оторванность от почвы, скитальчество» («Письма о рус-, ской культуре»). В кн. Федотова «Святые Древней Руси» К. выступил как «всякое невинное и вольное страдание в мире... во имя Христово» и был соотнесен с жалостливым отношением к человеку, особенно на примере канониза­ции Бориса и Глеба, не пострадавших за христианскую веру, но вызвавших почитание к себе самим фактом насильст­венной смерти, принятой ими «в образе непротивления». Еулгаков считал, что кенотическая «жертвенность» при­суща лучшим представителям рус. интеллигенции.

Л и т.: Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творче­ства. М., 1989; Флоренский П. А. Столп и утверждение истины '/Соч. М., 1990. Т. 1;Лосский В. Н. Очерк мистического бого­словия Восточной Церкви. Догматическое богословие. М., 1991; Федотов Г. П. Судьба и грехи России. Спб., 1992; Калитин П. В. Распятие миром. М., 1992; Русская идея. М., 1992.



П. В. Калитин
КИРЕЕВСКИЙ Иван Васильевич (22.03(3.04). 1806, Моск­ва - 11(23).06.1856, Петербург) - философ и литератур­ный критик, один из ведущих теоретиков славянофиль­ства. Родился и вырос в высокообразованной дворян­ской семье. Большое влияние на К. оказала его мать Авдо­тья Петровна, племянница В. А. Жуковского, вышедшая после смерти отца в 1817 г. замуж за А. А. Елагина, одного из первых в России знатоков философии Канта и Шеллин­га. В литературном салоне А. П. Елагиной собирались почти все интеллектуальные силы тогдашней Москвы. В 1823 г. К. поступил на службу в Архив иностранной колле­гии, где вместе с Кошелевым основал «Общество любо­мудров», к-рое после восстания декабристов приняло решение о самороспуске. Последующие несколько лет К. посвятил философским занятиям. Тогда же он начал пуб­ликовать свои первые литературно-критические статьи, обратившие на себя общее внимание (в частности, Пуш­кина). В 1830 г. К. побывал в Германии, где слушал лекции Гегеля, с к-рым лично познакомился и к-рый настоятель­но советовал ему продолжить систематические занятия, обнаружив у своего рус. слушателя незаурядные способ­ности к философии. В Берлине К. слушал также лекции Шлейермахера, а в Мюнхене - Шеллинга. Вернувшись в Россию, он предпринял издание журн. «Европеец» (1832), запрещенного за помещенную в его первом номере ста­тью К. «Девятнадцатый век». Николай I, прочитавший ста­тью, усмотрел в ней закамуфлированное требование кон­ституции для России. Запрещение «Европейца» было сильным ударом для К., замолчавшего после этого на де­сять с лишним лет. В 1840-х гг. К. предпринял попытку получить кафедру философии в Московском ун-те, эта попытка не увенчалась успехом, т. к. тень неблагонадеж­ности все еще лежала на нем. «Западнические» симпа­тии, весьма заметные в первом периоде его творчества, вскоре сменяются мистицизмом и славянофильством. К. сближается со старцами Оптиной пустыни, с к-рыми его связывала совместная литературная работа по изданию соч. отцов церкви. В 1852 г. славянофилы решили начать издание своего печатного органа - «Московский сбор­ник». К. опубликовал в нем свою ст. «О характере про­свещения Европы и о его отношении к просвещению России», но, как и 20 лет назад, статья была признана «неблагонадежной», а дальнейшие выпуски «Московс­кого сборника» запрещены. Ст. К. «О необходимости и возможности новых начал для философии», опублико­ванная в 1856 г. в журн. «Русская беседа», оказалась по­смертной. К., последние годы своей жизни работавший над курсом философии и надеявшийся, что в его лице Россия скажет «свое слово в философии», умер от холе­ры в Петербурге. Похоронен в Оптиной пустыни. С внеш­ней стороны литературную деятельность К. можно было бы считать неудачной, особенно если учесть, что офици­альные запреты всегда являются заметным препятствием для самореализации любой творческой личности. Тем не менее посмертная судьба его философского наследия оказалась на редкость счастливой. Историки рус. фило­софии, какого бы направления они ни придерживались, оценивают вклад К. в ее развитие как весьма весомый. Говорить о «системе философии» К., несмотря на его несомненную философскую гениальность, приходится лишь условно. Зеньковский, выделяя у К. онтологию, гно­сеологию, эстетику, философию истории и даже социо­логию, оценивает его как «христианского философа» (Ис­тория русской философии. Л., 1991. Т. 1, ч. 2. С. 27). Точ­нее говоря, К. не просто христианский, а православный, национальный рус. философ. Представление об ориги­нальности и глубине рус. православной культуры сложи­лось у К. не сразу. И его славянофильство можно считать реакцией на его же собственное первоначальное «запад­ничество». Противопоставление России и Европы осу­ществляется им на макро- и микроуровнях. На макро­уровне речь идет о двух типах просвещения (или «образованности», фактически же имеется в виду куль­тура и цивилизация): если европейское просвещение рас­судочно и секуляризовано, то рус. просвещение, полу­ченное от Византии, по мнению К., основано на началах братства и смирения. На микроуровне односторонне рас­судочному зап. человеку противостоит человек рус. куль­туры, носитель целостного сознания. Сама эта целостность понимается К. как органическое единство рассудочной и эмоциональной сфер жизни. Поэтому россиянин являет­ся носителем соборного или, как предпочитает выражать­ся К., «общинного духа», в то время как зап. человек -носитель духа отрицания, т. е. эгоизма и индивидуализма. Недостаток осн. «методологического приема», к-рый ис­пользовали К. и др. славянофилы при сравнении России и Запада и к-рый обнаружил у них В. С. Соловьев, заклю­чался в следующем: фактические грехи Запада сравнива­ются не с рус. действительностью, а с идеалами Древней Руси, естественно, преимущество оказывается на сторо­не указанных идеалов. Главная заслуга К. в том, что им была сделана одна из первых попыток утвердить рус. фи­лософию на собственном фундаменте, каким для него являлось православие как основа национального духа. Го­лос «тишайшего философа» почти не был услышан со­временниками. Зато семена, посеянные им, обильно взошли в системах его позднейших последователей, к числу к-рых относятся почти все крупнейшие представители рус. религиозного ренессанса нач. XX в.

Соч.: Поли. собр. соч.: В 2 т. М., 1911; Критика и эстетика. М., 1979; М, 1998; Избр. статьи. М., 1984; Киреевский И. В., Киреевский П. В. Поли собр. соч.: В 4 т. Калуга, 2006.



Лит.: Лясковский В. Братья Киреевские, жизнь и труды их. Спб., 1899; Лушников А. Г. И. В. Киреевский. Казань, 1918; Ггршензон М. О. Исторические записки. М., 1910; ФризманЛ. Г. К истории журнала «Европеец» // Русская литература. 1967, № 2; Манн Ю. Русская философская эстетика. М., 1969; Четве­риков С. Оптина пустынь: Исторические очерки и личные вос­поминания. Париж, 1926; И. В. Киреевский: Лит. и филос.-эс­тет, искания (1820-1830); Омск, 1996; Иван и Петр Киреевские в русской культуре. Калуга, 2001; История русской филосо­фии / Под ред. М. А. Маслина. М., 2007; Мюллер Э. И. В. Киреевский и немецкая философия // Вопросы философии. 1993. № 5; Lavrin J. Kireevsky and the Problem of Culture // Russian Review, 1961. № 2; ChristoffP. K. An Introduction to Nineteenth-Century Russian Slavophilism. A Study of Ideas. Vol. 2. I. V. Kireevskij. The Hague-R, 1972; Gleason A. European and Moscovite. Ivan Kireevsky and the Origins of Slavophilism. Cambridge (Mass.), 1972.В. В. Canoe

КИРИК НОВГОРОДЕЦ (1110 - ок. 1156/1158)-древне-рус, религиозный мыслитель и ученый, монах, затем иеро­монах Антониева монастыря в Новгороде. К. Н. является автором календарно-математического трактата «Учение, им же ведати человеку числа всех лет» (иначе «Учение о числах», 1136) и богословского «Вопрошания» (после 1147). Оба труда характеризуют его как высокообразован­ную для своего времени и творческую личность, пред­ставителя того направления древнерус. мысли, для к-рого характерны интерес к античности, неортодоксальным идеям, веротерпимость. В «Вопрошании» (его полное название «Вопрошание Кириково, иже вопроси еписко­па Нифонта и иных») К. Н. попытался соотнести визан­тийские правовые нормы с неукладывавшимися в них реалиями рус. жизни. Рисуя картину христианизируемо­го новгородского об-ва, он проявлял значительную тер­пимость к пережиткам язычества. К. Н. рассматривал церковь как институт, способный верой объединить са­мых разных людей, причем на условиях, приемлемых для вчерашних вероотступников и двоеверов. «Учение о числах», содержащее множество астрономических, математических и календарных знаний, имело своей целью подвести к правильному восприятию бестелесной божественной сущности и восходило к переводным календарно-математическим трактатам, т. наз. «Семитысячникам» (моравского или болгарского происхождения), , содержавшим сведения о числе разных временных мер (дней, месяцев, солнечных кругов и т. д.) в 7000 лет (от | основания мира). Это произв., древнейший из сохранив­шихся списков к-рого относится к XVI в., состоит из 4 ча- | стей: 1) о единицах счета времени (п. 1-5); о теоретических основах календаря (п. 6-18); 3) о дробных делениях часа (п. 19-27); 4) автобиографической приписки. Лишь две последние части являются оригинальным творчеством автора'. Вместе с тем значение труда не ограничивается чисто календарно-математической сферой и демонстрацией умения производить расчеты как с очень большими (до десятков миллионов), так и с чрезвычайно малыми дробными (1\50 000 000) числами. По сути дела, в трактате дается своеобразная философско-мировоззренческая | проработка категории времени. Он содержит обширные для средневековья представления о разнообразных мер­ных единицах времени. Кроме исчисления истекшего вре­мени в числах, днях, неделях, месяцах, годах, дается пред­ставление об индиктионе (15-летнем круге), об исчисле­нии лет по солнечному (в 28 лет) и лунному (в 19 лет) циклам. По сути дела, провозглашается равноправие са­мых разных по происхождению и связи с религиозными системами способов летосчислении. Если учесть, что на Руси признавался индиктный счет, то утверждаемое авто­ром равенство и взаимодействие различных систем харак­теризовало его позицию как открытую разным традициям. Бросается в глаза совмещение вытекающей из библейско­го представления о творении линейной хронологии с пристрастием к замкнуто-круговому (циклическому) воспри­ятию времени. Конечно, несовместимого с христианством вывода о безначальности и бесконечности циклов здесь нет, ибо начало времени в принципе полагается в Боге, однако с введением раздела о цикличности обновления природных стихий «Учение» выходит за рамки христиан­ского финализма. По сути, корни исчисления сроков об­новления стихий восходят к античной философии, не свя­зывающей развитие мира с его гибелью, и конкретнее - к пифагорейцам, сводящим природное развитие к гармо­ническим ритмам. К пифагореизму относится и методо­логия труда, согласно к-рой все выражается и познается числом. Едва ли не с позиций природоцентризма подчер­кивается гармония мироздания, правда, при формальном согласовании с установками веры. Источником упорядо­ченного, насквозь пронизанного взаимодействующими природными циклами бытия объявляется Бог, т. е. циклизм не отменяет креационизма. Тем не менее для трак­тата характерно почти полное отсутствие богословских рассуждений. Хотя в конце и в начале текста кратко фор­мулируются осн. библейские посылки о начале и конце мира, весь текст сосредоточен на выявлении числовых и соответствующих им природных закономерностей. В трак­тате нет эсхатологического ожидания конца света. Уста­новка на круговую модель движения времени, являвшую­ся прообразом вечности, привносит в мировосприятие определенную долю оптимизма. Утверждаемый автором своеобразный компромисс между античностью и хрис­тианством оказывается вполне в духе двоеверия, харак­терного для жизни Новгорода 30-50-х гг. XII в. К. Н., бе­зусловно, может быть назван крупным представителем рационализированной ветви древнерус. религиозной мысли, переживавшей в XI—XII вв. короткий период рас­цвета. В преддверии нависавшей над страной смуты, меж­доусобиц и опустошительных нашествий его творчество можно рассматривать как последний всплеск веротерпи­мой учености. Идущее на смену поколение религиозных мыслителей несло новые духовные ориентации, целиком подчинившие знания авторитету веры.

С о ч.: «Учение о числах» Кирика Новгородца // Громов М. Н, Мильков В. В. Идейные течения древнерусской мысли. Спб., 2001. С. 385^*17.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   50   51   52   53   54   55   56   57   ...   161




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет