Отан тарихы №1 (97) 2022
ISSN 1814 - 6961 E-ISSN: 2788-9718
83
казахов, и башкир. Так в начале марта 1738 года он направил письмо начальнику Табынской крепости
капитану П.А. Батову: «…имеющихся в кайсацкой орде и в Башкирии пленных возвратить русских
к русским, мусульманским мусульманам» (Материалы, 1936:368).
К этому времени один из наиболее непримиримых башкирских военных лидеров, батыр Кусяп
Султангулов, получив ответ от Абулхаир хана, о согласии направить башкирам качестве хана своего
сына Кожахмета, по
решению башкирских старшин, «с малыми людьми» приехал к нему, чтоб
увезти султана Кожахмета на башкирское ханство.
Мулла Мансур Абдрахманов, отправленный комендантом Оренбургской крепости майором
Г.А. Останковым в ставку хана тайно разузнать положение дел, и путях как оттуда извлечь и
арестовать Кусяпа, быстро вернулся в Оренбург с опасной вестью. Он сообщил коменданту
Останкову, что Кусяп находится у хана, и оттуда «…никоим образом ево нельзя взять» (Материалы,
2002:559). Но надо отдать должное хитроумным способностям майора Г.А. Останкова.
На другой же день с угощениями и богатыми дарами, Мансур Абдрахманов им был отправлен
обратно в ставку хана. Он сообщил хану, что «…20 апреля е.и.в. будет в городе… Не соизволит ли
хан в то число в город пожаловать». На вопрос хана, не будет ли его гость Кусяп, арестован в
Оренбурге, Мансур Абдрахманов присягнул на Коране и клятвенно поручился за неприкосновенность
батыра Кусяпа, (Материалы, 557–558).
В Оренбурге Кусяп Султангулов и четверо членов башкирской
делегации из свиты хана, были
немедленно арестованы (Материалы, 2002:559-560). Тонкая «спеоперация», характерная для
спецслужб, завершилась успешно, о чем немедленно было сообщено находящемуся в это время в
Самаре В.Н. Татищеву.
В письме, как о главном факте сообщалось, о возмущении и ярости хана Абулхаира арестом
Кусяпа. Следует отметить, что люди из ханской свиты, по правилам и традициям еще со времен
Великой Ясы Чингисхана, для всех были неприкосновенны и находились
лишь во власти хана
(Сокровенное сказание, 2013:116-117, Рашид-Ад-Дин, 2013:270-271). Их вероломный арест показал
истинное отношение российской администрации к владетельному и столь значимому для всей
юго-восточной политики России, Абулхаир хану.
5 мая 1738 года В.Н. Татищев, видимо все же напуганный возможным уходом хана обратно в
степи, срочно отправил из Самары хану угодливое письмо о том, что к аресту батыра Кусяпа он не
имеет отношения. Он сообщал, что если арест Кусяпа Г.А. Останковым «…с обидою учинено, то
винной без наказания оставлен не будет… Чтоб ис того недозволенным их вам какой ненадлежащей
обиды не учинили, послал чтоб оной майор ко мне немедленно со обстоятельством ответствовал»
(Материалы, 2002:566).
Письмо являлось свидетельством двуличности представителя верховной власти. Об
этом
говорит другое письмо, которое он в тот же день отправил майору Г.А. Останкову. «Кусяпа поймал
и содержишь под караулом. Оное весьма изрядно учинили… Чтоб он, (хан – Р.З.), осердясь не уехал,
я писал к нему хану в ласкательных терминах и обесчал виновного наказать. Но вы в том не
опасайтесь… а оных воров наикрепчайше содержи…» (Материалы, 2002:566-567).
Хан Абулхаир, очевидно, действительно был человеком чести и не прекращал требовать,
освободить Кусяпа. Однако В.Н. Татищев гнева царского, конечно же, опасался больше, чем пока
лишь протестных слов хана, ссора с которым если даже и грозила
его уходом из российского
подданства.
Получив в июне 1738 года выговор по Указу кабинета, за слабость действий по подавлению
башкир, до сентября того года В. Н. Татищев был всецело занят лишь поимкой лидеров башкир, их
допросами и казнями. Наконец после долгого «розыска», пыток, 9 сентября 1738 года неукротимый
Кусяп Султангулов, плененный столь низкопробным обманом, при «стечении согнанных толп
башкир», тайно от Абулхаир хана, был спешно казнен в Сакмарской крепости. Об этом В.Н. Татищев
отправил Доношение в Сенат с нотками злорадного торжества.
«…Я оного Кусяпа … велел повесить… Прежде же казни при собрании многих башкирцов
оному Кусяпу я говорил: какую он ис того пользу имел, для чего такой бунт начали и какую надежду
кроме погибели имели? На то он сказал мне: ты говори что хочешь, а мне уж говорить нечего;
знаю, что умереть надобно для того только, что мне не удалось, а глупой народ меня не послушал…
И хотя прилежно далее спрашивал, но ничего, кроме злой свирепости, не допытался» (Материалы,
2002:586).
Глумление на эшафоте над приговоренным, никому и
никогда не делало чести, о чем
просвещенный В.Н. Татищеву конечно же знал. Но перед ним был просто «не помнящий добра, вор и
изменник».
Достарыңызбен бөлісу: