Философ родства, его родословная и родные происхождение Фёдорова

Московский публичный и Румянцевский музеи, основанные за 12 лет до прихода сюда Федорова, набирали силу. Москва, москвичи гордились своими Музеями. Сюда несли свои бесценные пожертвования. В Библиотеке Музеев читали Л. Толстой, Ф. Достоевский, Д. Менделеев, К. Циолковский и многие другие выдающиеся деятели отечественной науки и культуры, читали и те, кому еще предстояло стать великими, и им помощь сотрудников Библиотеки нужна была особенно.

Здесь считали за честь трудиться выдающиеся ученые, профессора Московского университета. В 1875 г. в Румянцевском музее по штату было всего 20 человек, из которых в Библиотеке – 7. Всего за время служения Федорова в Московском публичном и Румянцевском музеях (МП и РМ) в разные годы по штату числилось 46 человек, да еще 14 вольнотрудящихся и “низших служащих”.

Библиотека была частью Музеев, частью большого культурного пространства с его особой аурой. Читатель шел не просто в Библиотеку, а в Московский публичный и Румянцевский музеи.

Хранителями отделения рукописей и старопечатных книг, с которым на протяжении всей своей истории Библиотека была особенно тесно связана, были А. Е. Викторов, Д. П. Лебедев, С. О. Долгов. Сейчас каждому из них посвящаются страницы энциклопедий, о них пишутся книги, статьи. Алексей Егорович Викторов в 1862-1883 гг. был хранителем отделения рукописей и славянских старопечатных книг Музеев. Одновременно он продолжал трудиться помощником библиотекаря Московского университета (до 12 декабря 1868 г.), заведующим архивом и канцелярией Московской оружейной палаты, работал в Центральном архиве Министерства Императорского двора; был членом Археографической комиссии, Комиссии по изданию писем и бумаг императора Петра Великого. Дмитрий Петрович Лебедев в 1879–1891 гг. – сначала помощник А. Е. Викторова по отделению рукописей, а после кончины Алексея Егоровича заменил его на посту хранителя отделения. Высокообразованный историк, археограф Лебедев много сделал по раскрытию, описанию рукописных коллекций из фонда Музеев, в том числе собрания своего наставника и учителя А. Е. Викторова. Семен Осипович Долгов, историк, археолог, археограф, автор многих ученых трудов; в 1883–1892 гг. – помощник хранителя отделения рукописей.

Естественно, что дежурный при Читальном зале Федоров по своим служебным обязанностям чаще встречался с теми, кто служил в самой Библиотеке. Это прежде всего библиотекари: первый и единственный на протяжении 30 лет библиотекарь Музеев Евгений Федорович Корш, переводчик, издатель, ко мнению которого по библиотечным вопросам прислушивались его зарубежные коллеги. Его авторитет и положение в Музеях были особыми – только библиотекарь мог заменять директора во время его отсутствия, да и вознаграждение за труд библиотекарю полагалось более высокое, чем хранителям отделений Музеев. Л. Н. Толстой, который, как он сам говорил, гордился тем, что жил в одно время с Федоровым, приходил в Музеи к Евгению Федоровичу (Коршу) и Николаю Федоровичу (Федорову). В 1893 г. заболевшего Корша на посту библиотекаря сменил доктор всеобщей истории, заслуженный профессор Московского университета Николай Ильич Стороженко. Среди помощников библиотекаря и дежурных при Читальном зале, трудившихся в одно время с Федоровым, были люди интереснейшие. Антон Иеронимович Калишевский, сын священника из Волынской губернии, окончил Историко-филологический факультет Московского университета, стал известным библиотековедом. С 1891 и до апреля 1908 г. служил в МП и РМ дежурным при Читальном зале, потом помощником библиотекаря, старшим помощником библиотекаря, пока не был избран библиотекарем, директором Библиотеки Московского университета. Яков Герасимович Квасков. Из крестьян. Родился в Москве, где и учился в Первой Московской гимназии. С 1885 г. тридцать пять лет прослужил в Румянцевском музее, Ленинской библиотеке сначала дежурным при Читальном зале, потом помощником заведующего Читальным залом, младшим помощником библиотекаря, заведующим Читальным залом. Янчук Николай Александрович, также из крестьян. Был известным филологом, этнографом, исследователем культуры славянских народов. Выпускник Историко-филологического факультета Московского университета, он преподавал в Московском университете, в гимназиях, был одним из организаторов Белорусского научно-культурного общества и Белорусского народного университета в Москве, позже Белорусского университета в Минске, профессором которого был. В МП и РМ он трудился с 1889 по 1921 г. сначала кандидатом помощника библиотекаря, потом помощником библиотекаря, а с 1892 г. был хранителем Дашковского этнографического музея и отделения иностранной этнографии.

Григорий Петрович Георгиевский по окончании Петербургской духовной академии в возрасте 24 лет пришел на службу в Музеи. В течение двух первых лет он занимал ту же должность, что и Федоров – дежурный при Читальном зале. Потом Георгиевский перейдет в отделение рукописей и старопечатных книг и будет служить здесь практически до самой своей кончины. Но первые два года он мог видеть Николая Федоровича с близкого расстояния, общаться с ним. Тем интереснее его воспоминания, впечатления от встреч с Федоровым – ими он поделился с читателями Московских ведомостей вскоре после кончины мыслителя¹.

Ко времени знакомства Георгиевского с Федоровым у последнего, как писал Георгиевский, “окончательно созрело его глубочайшее миросозерцание…Именно в Румянцевском музее во всей силе сказалось его самоотверженное неподражаемое служение ближним всеми силами и способностями его богатоодаренной и христиански воспитанной природы.

Собственно говоря, в ряду Московского населения он был чиновником, но его цельная природа не проводила грани между частною жизнью и чиновничьею службой. Вся его жизнь и на квартире, и в Музее была сплошным и цельным проявлением его духовного склада, и потому я особенно настаиваю на характеристике его жизни, как служения, из-за которого совсем не было видно ни личной жизни Николая Федоровича, ни службы его, понимаемых в обычном смысле <…> Большинство знакомств с Николаем Федоровичем происходило на почве занятий в Румянцевском музее. Каждый серьезно занимавшийся в известной отрасли науки и пользовавшийся книжными богатствами Музея, неизбежно в конце концов обращался за помощью к Николаю Федоровичу. И надо сказать, что помощь эта приходила гораздо раньше, чем человек сознавал необходимость ее и необходимость личного знакомства с Николаем Федоровичем <...> Разумеется, он не искал ни наград, ни похвал. Когда однажды В. А. Дашков предложил ему повышение по службе, он искренне обиделся, считая себя совершенно удовлетворенным своим настоящим положением”².

Позже Г. П. Георгиевский написал более подробные воспоминания о Николае Федоровиче, но до 1988 г. возможность ознакомиться с ними имели только читатели отдела рукописей главной библиотеки страны. Георгиевский писал:

Федорова <...> немногие знали, а все знавшие безусловно уважали. Личность его и взгляды заслуживают полного внимания и необходимо сохранить его в памяти потомства, так как он был крупной величиной в истории Москвы второй половины XIX века…Мне, совсем зеленому юноше, еще не сошедшему со школьной скамьи, его возраст, или вернее, его старость, казались более глубокими. И в то же время меня с первого же раза поразил какой-то избыток жизни в этом, казалось, уже изжившем, изнуренном и изможденном старике: подвижный, живой, даже гибкий организм, звучный голос, быстрая и оживленная речь, богатство, разнообразие и острота мыслей – все это говорило скорее не о старости, а о времени полного расцвета сил в этом необыкновенном человеке…Впечатление несоответствия между казавшимся на первый взгляд преклонным возрастом Николая Федоровича и ключом бившею в нем жизнью поражало своей неожиданностью”. И дальше: “Мало знаю я людей, которые отрицательно относились к Николаю Федоровичу. Это были исключительно узкие чиновники, которые не одобряют все, что не вмещается в рамки уставов и инструкций. На этой почве у Николая Федоровича в жизни довольно было недоразумений...”. Объясняя, почему именно в Румянцевском музее Николай Федорович проработал так долго, Георгиевский писал: “Разумеется, потому что здесь его ценили и любили, хотя в нем и не укладывалось обычное понятие о чиновнике… Если Николай Федорович не держался строго правил, которые мешали ему трудиться сверх нормы, то с другой стороны он был беспощадным исполнителем и контролером за точностью в исполнении тех правил, которые оберегали общественное достояние и обеспечивали его наилучшее использование. Так, во всю жизнь он не только никому не дал на дом ни одной музейной книги, но и сам ни разу не воспользовался этим своим правом. Когда же он увидел, что новый библиотекарь Музея, профессор Н. И. С. [Николай Ильич Стороженко], широко пользовался сам музейскими книгами и не препятствовал другим брать их домой, Николай Федорович, не находя на привычных местах самых необходимых книг, ушел в отставку с пенсией в 17 р. 51 к.”³.

Наряду со штатными чинами в Музеях трудились и нижние чины (низшие служители) и вольнотрудящиеся. Многие из них служили при Библиотеке. Если среди штатных чинов женщин не было, то среди вольнотрудящихся, получавших значительно меньшее вознаграждение за свой труд, женщины преобладали. Это были высокообразованные, как правило, знающие несколько иностранных языков, трудолюбивые, интеллигентные сотрудники, “библиотечные дамы”, как о них говорили. Среди тех, кто трудился в Библиотеке в одно с Федоровым время, с 1890 г. Серафима Викторовна Горская (по мужу Филиппова) и Варвара Юлиановна Томас (по мужу Чехович), и совсем мало по времени, с 1897 г., Мария Викторовна Горская, Августа Ивановна Калайдович, Елизавета Павловна Покровская. Они подбирали книги для читателей, описывали поступающую в фонд Библиотеки литературу. Знакомы ли были они с Николаем Федоровичем? Несомненно одно, что у него, у его отношения к работе, к Музею, книге, читателю они учились служить общему делу.

Нижние чины при Библиотеке, как правило, выполняли менее квалифицированную, но совершенно необходимую работу. Многие из них продолжали трудиться уже в Государственной библиотеке СССР имени В. И. Ленина, а некоторые работали даже в годы Великой Отечественной войны (Климентов Александр Макарович, Томилко Прокофий Петрович), и их имена внесены в “Книгу памяти Российской государственной библиотеки”. Николай Федорович относился к их работе с уважением. А скольким поколениям сотрудников Румянцевского музея, Ленинской библиотеки рассказывали они об удивительном человеке, рядом с которым им довелось трудиться.

За время служения Федорова в Московском публичном и Румянцевском музеях сменилось всего два директора – Дашков Василий Андреевич и Веневитинов Михаил Алексеевич. Каждый из директоров Музеев, позже Библиотеки, налагал свой отпечаток на всю жизнь Музеев, а практически они влияли на жизнь каждого работника. Создавая и поддерживая особую, деловую, уважительную, интеллигентную обстановку в отношении к делу и в отношениях между людьми, и Дашков и Веневитинов, которых называли не иначе, как “господин директор”, самим фактом своего присутствия в Музеях, своего ревностного служения делу просвещения способствовали росту авторитета Музеев, самоотдаче и самосознанию тех, кто работал с ними рядом.

Почти тридцать лет, с 1867 по 1896 г., руководил Музеями В. А. Дашков, “многих ученых обществ член”. На его личные средства были изданы научные труды. В честь пятидесятилетия Румянцевского музея Дашков подарил своим Музеям собрание портретов русских деятелей и этнографическую коллекцию (Дашковский этнографический музей”).

М. А. Веневитинов возглавлял музеи с 1896 по1901 г. Ученый-археолог, исследователь древней русской литературы, автор многих ученых трудов, принимал участие в трудах Н. В. Калачева по устройству архивов, был членом Археографической комиссии.

Николай Федорович Федоров пришел в Московский публичный и Румянцевский музеи уже сложившимся мыслителем, с большим жизненным опытом, опытом учительской, библиотечной работы. Румянцевский музей, Библиотека стали опытным полем для апробации многих его идей.

Гуманистическая направленность философии Федорова прежде всего в том, что в центре всех его построений человек (овладение тайнами жизни, победа над смертью, воскрешение ушедших из жизни отцов). Он видел в сердце библиотеки книгу – неумирающее звено между прошлым и настоящим. Он звал не забывать, что под книгою кроется человек. “Уважайте же книгу из-за любви и почтения к человеку”⁴. То же и в отношении к музею, который он очеловечил: “Для Музея человек бесконечно выше вещи” (I, 371). Исповедуя главное: “жить нужно не для одного себя и не для других только, а со всеми и для всех” – Федоров вместе со всеми делал общее дело служения культуре, служения человеку.

По воспоминаниям современников, Федоров приходил в Библиотеку задолго до ее открытия, чтобы, не затрудняя нижних чинов, подобрать книги для читателей, заказанные накануне. Когда ему хотели повысить вознаграждение за его труд, он отказывался в пользу тех, у кого была семья, кто больше нуждался в деньгах. Из своего более чем скромного жалованья он давал деньги всем, кто обращался к нему с просьбой.

Те, кто трудился рядом с Николаем Федоровичем, не могли не понимать его значимости, неординарности личности. Легенды о нем намного пережили его земной путь. Федорова знала вся Москва, шли в Музеи к Николаю Федоровичу. Фамилию знали меньше – больше по имени и отчеству. Авторитет его был так велик, что Л. О. Пастернак, художник, оставивший нам портрет Федорова, в своих воспоминаниях о назвал его заведующим библиотекой⁵. Именно к Федорову шла вся ученая Москва на воскресные беседы с философом. Но интеллигентность, мудрость людей, людей с высокими степенями и учеными званиями, титулами и признанием в науке и нередко при Дворе Императора исключали их ревность к Федорову, к его авторитету. Именно это и позволяло каждому из них светить своим, особенным светом. Федоров был одним из тех, кто служил науке, обществу, общему делу в Румянцевском музее, и при этом оставался единственным, имя кому Николай Федорович Федоров.