Философия: Энциклопедический словарь

Ситуация радикально меняется в 18 в. Рождение принципа историзма, интуиции культурного релятивизма и плюрализма, интерес к индивидуальности и ее творчеству, к эстетическому, к бессознательному, внимание к экономическому и социальному субстрату истории, успехи таких наук, как археология, востоковедение, сравнительная лингвистика, антропология, педагогика, — все это создает предпосылки для рождения (внутри Просвещения и рядом с ним) нового видения связи человека и природы. От Д. Вико до И. Канта длится период эмансипации Ф.к. от традиционных методов философии и истории. Вико создает «Новую науку» — первую Ф.к., — изображающую «идеальную историю» как смену культурных циклов, в ходе которой осуществляются самопознание и самосоздание человечества. Ж.Ж. Руссо отбрасывает представление о вечной природе человека, вводит измерение историчности и толкует культуру как свободное (и потому этически двусмысленное) творение человеком своей сущности. И.Г. Гердер понимает природный универсум как прогресс совершенствующихся организмов от неорганической материи через мир растений и животных к человеку и — в будущем — к сверхчувственной «мировой душе», считая при этом основной сплачивающей силой общества культуру, внутренней сущностью которой является язык. В кантовской «Критике способности суждения» обосновывается наличие особой реальности, отличной от мира природы и мира моральной свободы, — реальности «целесообразности», которую можно феноменально обнаружить в системе живых организмов и в искусстве, в принципе не обнаруживая при этом саму цель, с которой сообразуется данный объект.

Поворот, осуществленный в европейском мышлении Кантом, позволил сделать предметом интерпретации, теоретического исследования и системных построений именно эту третью реальность, несводимую к «природе» и «свободе» и, по существу, открывающую измерение «культуры». Принцип историзма, соединенный с открытием Канта, позволил в нач. 19 в. представителям классической нем. философии — И.Г. Фихте и Г.В.Ф. Гегелю — построить развернутые модели поступательной эволюции универсума как творческого развития духа. Описанные при этом диалектические механизмы предметной объективации духа и его возвращения к своей субъективности через самоинтерпретацию позволяют считать эти модели развернутыми концепциями Ф.к. (см.: особенно «Феноменологию духа» Гегеля). В это же время подспудное становление Ф.к. происходит в др. течениях европейской интеллектуальной жизни: в историософии позднего нем. Просвещения (И.Г. Гаман, И.В. Гёте, Ф. Шиллер), в панэстетизме нем. романтизма (Новалис, Ф. Шлегель, А. Мюллер — автор термина «культур-философия»), во фр. политической мысли, обе ветви которой — консервативная и революционная — оперировали культурологическими мифологемами. (Показателен также в этом отношении российский спор славянофилов и западников, в ходе которого начинает осознаваться необходимость перехода от историософских схем к конкретно филос. анализу явлений культуры.)

Следующий шаг делает гуманитарная мысль втор, пол. 19 в.: два ее доминирующих направления — каждое по-своему — создавали предпосылки новой Ф.к. Позитивизм вырабатывал установку на отказ от метафизики в пользу эмпирического исследования конкретных феноменов и их каузальных связей. Философия жизни ориентировала на понимающее вживание в неповторимые единичные явления. Оба направления тяготели к упрощающему редуктивизму, но все же их усилиями «культура» была осмыслена как возможный предмет теоретического исследования. Появление в 1918 «Заката Европы» О. Шпенглера с его «морфологией» уникальных культур-организмов можно рассматривать как завершение этого процесса и окончательное рождение Ф.к. в качестве самостоятельной дисциплины.

20 в. дает большой спектр вариантов Ф.к., которую не всегда можно корректно отделить от культурологических концепций и подходов. В значительной мере тон Ф.к. 20 в. задают концепции В. Дильтея, повлиявшего на герменевтику и экзистенциализм, А. Бергсона (философия жизни, социология культуры), Г. Зиммеля (философия жизни) и баденского неокантианства (В. Виндельбанд, Г. Риккерт). Начиная с сер. 20-х гг. оформляются основные современные версии Ф.к. На основе синтеза неокантианских методологий Э. Кассирер создает «философию символических форм», а X. Ортега-и-Гасет — «рациовитализм». М. Хайдеггер и К. Ясперс строят экзистенциальную Ф.к. Из исторических исследований вырастают теории А.Д. Тойнби и Й. Хейзинги. Из филос. антропологии — концепции М. Шелера и Э. Ротхакера. Социология культуры становится почвой для культурфилософских построений U. Вебера, А. Вебера, К. Манхейма. Религиозную Ф.к. создают Р. Гвардини, П.Тейяр де Шарден, 77. Тиллих. Нередкими являются случаи кристаллизации оригинальной Ф.к. в современной интеллектуальной литературе и эссеистике (Т. Манн, Г. Гессе, С. Лем, Х.Л. Борхес). Свою версию Ф.к. имеют такие авторитетные направления мысли, как феноменология, психоанализ, герменевтика, структурализм и др.

Острая заинтересованность проблемами Ф.к. характерна для рус. философии 19—20 вв. Самостоятельные учения в сфере Ф.к. создают К.Н. Леонтьев, Н.Я. Данилевский и B.C. Соловьев. В 20 в. выделяются своими концепциями П.А. Флоренский, Андрей Белый, Вяч.Вс. Иванов, П.А. Сорокин, Е. Спекторский, ГГ. Шпет.

Романов В.Н. Историческое развитие культуры. Проблемы типологии. М., 1991; Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М., 1992; КнабеГ.С. Материалы к лекциям по общей теории культуры и культуре античного Рима. М., 1993; Гуревич П.С. Философия культуры. М., 1994; Флиер А.Я. Культурогенез. М., 1995; Культурология. XX век: Словарь. СПб., 1997; Антология исследований культуры. СПб., 1997; Губман Б.Л. Западная философия культуры XX века. Тверь, 1997; Пелипенко А.А., Яковенко Г.Г. Культура как система. М., 1998; Сравнительное изучение цивилизаций: Хрестоматия. М., 1998; Иконникова С.Н. Очерки по истории культурологии. СПб., 1998; Философия культуры. Становление и развитие. СПб., 1998.

А.Л. Доброхотов

Одной из первых попыток решения этой проблемы стала концепция математического реализма, которую часто называют также платонизмом. Она постулирует, что математические объекты являются абстрактными, вечными и причинно не связанными с материальными предметами и эмпирическим опытом. Такой взгляд может объяснить, почему математика независима от опыта, а ее истины имеют достоверный характер. Однако как только возникает вопрос о ее приложении к естествознанию и др. конкретным наукам, то ни платонизм, ни позднее возникший реализм не могут удовлетворительно ответить на него.

Близкой по онтологии к реализму или даже его разновидностью является концепция структурализма, рассматривающая математику как науку об абстрактных структурах. С этой т.зр. арифметика, напр., не является наукой о таких абстрактных объектах, как числа, а скорей — о теоретико-числовых структурах. Наиболее настойчиво структурный взгляд пропагандировали математики, выступавшие под псевдонимом «Н. Бурбаки». Они поставили перед собой амбициозную цель: изложить все математические дисциплины с помощью аксиоматического метода и т.о. представить все существующее математическое знание в виде грандиозной аксиоматической структуры. В качестве основных, или порождающих, структур они выделяют алгебраические, топологические и структуры порядка, путем комбинации которых образуются др. структуры. По своей онтологической природе структуры являются априорными конструкциями, и их совпадение с эмпирической реальностью чисто случайно. «В своей аксиоматической форме математика представляется скоплением абстрактных форм — математических структур, и оказывается (хотя, по существу, и неизвестно почему), что некоторые аспекты экспериментальной действительности как будто в результате предопределения укладываются в некоторые из этих форм» (Н. Бурбаки).

Альтернативными реализму являются субъективные концепции, согласно которым содержание математики создается мышлением субъекта. Крайней формой такого субъективизма является убеждение, что существует столько математик, сколько самих математиков, и что даже каждый человек может создавать свою математику. Однако поскольку математическое знание и результаты его применения не зависят от сознания и воли отдельного субъекта, большинство сторонников субъективного подхода вынуждены признать если не объективность, то интерсубъективность математики, т.е. независимость ее результатов от индивидуального сознания. Для оправдания такой интерсубъективности чаще всего обращаются к философии Канта, которая обосновывает общезначимый и необходимый характер математических суждений тем, что объявляет их априорными формами познания, изначально присущими человеку. На эту кантианскую идею опирается и интуиционистская концепция математики, выдвинутая Л.Э.Я. Брауэром: «...Главным в математической деятельности являются умственные построения, осуществляемые на основе непосредственной интуиции, а не язык или логика, посредством которых выражаются результаты этой деятельности». Интуиционисты считают математические объекты существующими тогда, когда они построены, а доказательства фактически проведены.

Др. альтернативой реализму являются представления о математике и ее объекте как свободных от к.-л. онтологии. Эти представления варьируются: одни рассматривают математику как особый метод, применимый во многих науках, но не имеющий ни своего содержания, ни собственного предмета исследования, др. предлагают говорить о математических объектах в модальных терминах, т.е. вместо того, чтобы считать их существующими, заявляют о возможности их существования, третьи — вообще объявляют их фикциями, и т.п. Такого рода инструменталистские взгляды не могут объяснить, почему возможные, а тем более фиктивные понятия математики могут применяться в содержательных рассуждениях естествознания, технических и социально-гуманитарных наук.

Широкое распространение получил конструктивный подход к математике, сторонники которого, как и интуиционисты, отрицают законность применения в ней актуальной, ставшей бесконечности и вновь возвращаются к бесконечности потенциальной, становящейся. Конструктивисты опираются на более точные определения конструктивных объектов и операций, а также фундаментального понятия алгоритма, служащего основой для построения конструктивной математики. Выдающийся вклад в развитие этой математики внесла отечественная школа ученых во главе с А.А. Марковым. В отличие от интуиционистов, которые рассматривают математику как чисто умозрительную деятельность, связанную с построением математических объектов на «базисной интуиции интеллекта, без обращения к непосредственной применимости» (Брауэр), Марков указывает, что умозрительный характер имеют не сами построения, а наши рассуждения о них, в особенности когда начинают использоваться абстракции.

Эпистемологические проблемы математики тесно связаны с онтологическими, т.к. от понимания ее объектов и предмета исследования зависит оценка методов ее познания. Сторонники платонизма, или реализма, рассматривая абстрактные объекты математики как априорные, неизменные и не связанные с материальным миром, считают основным средством познания интеллектуальную интуицию, не подверженную случайностям опыта. Поскольку при этом математика оказывается изолированной от реального мира и конкретных наук, то некоторые реалисты начинают сближать интеллектуальную интуицию с чувственной.

Структуралисты, особенно эмпирического толка, рассматривают математические структуры как некоторые абстрактные схемы, приближенно верно описывающие свойства и отношения реальных систем, от которых можно отвлечься в математическом исследовании. Хотя сами структуры являются абстрактными, знание о них может быть получено путем анализа реальных систем, в которых они представлены. Такой подход наталкивается, однако, на серьезные трудности, когда приходится иметь дело с наиболее глубокими для математики понятиями, как, напр., «бесконечность», которая не дана в эмпирическом опыте.

Допуская возможность создания таких понятий мышлением субъекта, интуиционисты, на первый взгляд, оправдывают их существование в математике, но не объясняют, как чисто субъективные создания мысли оказываются применимыми для познания реальной действительности. Более адекватно объясняют процесс создания таких далеких от эмпирической действительности понятий, как «бесконечность», сторонники конструктивного направления. Марков убедительно показывает, что подобные понятия создаются с помощью абстракции потенциальной осуществимости построения математических объектов: «Абстракция потенциальной осуществимости позволяет нам рассуждать о сколь угодно длинных конструктивных процессах и сколь угодно больших конструктивных объектах. Их осуществимость потенциальная: они были бы осуществимы практически, располагай мы достаточным пространством, временем и материалом». На основе этой абстракции возникает понятие «потенциальная бесконечность», которое интуиционисты и конструктивисты противопоставляют понятию «актуальная бесконечность» сторонников платонизма и математического реализма, оказывающемуся источником возникновения парадоксов в канторовской теории множеств.

Различие онтологических и эпистемологических подходов в Ф. м. явно выражается и в решении специальных проблем обоснования математики сторонниками разных его направлений. Так, напр., представители платонизма признают существование актуальной бесконечности в математике и поэтому допускают применение в ней закона исключенного третьего и «чистых» (косвенных) доказательств существования. Их оппоненты — интуиционисты и конструктивисты — решительно возражают против этого, поскольку они отвергают актуальную бесконечность и признают лишь бесконечность потенциальную, к которой неприменим закон исключенного третьего, а доказательствами считаются только конструктивные доказательства, где искомый объект либо фактически, либо потенциально может быть построен.

В математической практике объективность и необходимость полученных результатов обычно обосновывается применимостью их в естествознании и др. конкретных науках, ближе стоящих к эмпирической реальности.

Бурбаки Н. Очерки по истории математики М., 1963; Марков А.А. О логике конструктивной математики М., 1972; Он же. Конструктивная математика // Математический энциклопедический словарь. М., 1983; Brouwer L.E.J. Collected Works. Vol. 1. Philosophy and Foundations of Mathematics. Amsterdam, 1975.

Г.И. Рузавин
ФИЛОСОФИЯ МУЗЫКИ — раздел эстетики, исследующий сущность и значение музыки. Временная, выразительная природа музыки обусловливает своеобразие Ф.м. в сравнении с др. филос. экскурсами в область искусства. К основным проблемам Ф.м., в частности, относятся вопросы исторического бытования музыки, ее происхождения, отношения с родственными видами искусства, функции в обществе и др. В методологию музыковедения входят вопросы о природе музыкального творческого процесса, о конкретно-исторических образцах музыкальных произведений, форм и жанров музыки, об историко-стилистических направлениях музыки и изменяющейся нотографии. Ф.м. касается также наиболее общих проблем музыковедения: общих закономерностей композиторского и исполнительского творчества, особенностей восприятия музыкальных произведений.

Уже в древности было замечено, что такие компоненты музыки, как ритм и мелодия, способны влиять на внутреннее состояние человека. Аристотель объяснял это тем, что в основе музыки лежат зародыши нравственных состояний: «Мелодия содержит движения, движения эти деятельны, а действия суть знаки этических свойств». Музыка, понимаемая как особое воздействие на внутренний мир человека, долгое время считалась обязательным предметом обучения, а ее знание расценивалось как признак образованного человека. В одном из древних трактатов о музыке даже утверждалось, что тот, кто хорошо трудился над ее усвоением, «не запятнает себя никакими неблагородными поступками, но получит, благодаря музыке, величайшую пользу и будет полезен себе и родине».

В Новое время музыка объявлялась то воплощением абсолютного духовного начала, то эманацией мировой воли (А. Шопенгауэр), то игрой чистых форм (И. Кант, Э. Ганслик). «Романтический слушатель» Г.В.Ф. Гегель, пытаясь миновать «чистую субъективность чувства», заключенную в музыке, истолковывал музыкальные тона как «идеальность в механическом». Он писал, в частности: «Предназначенная музыке трудная деятельность сводится к тому, чтобы заставить сокровенный жизненный процесс раскрыться в звуках или присоединить его к высказанным словам или представлениям, погрузив представления в звуковую стихию, чтобы возродить их заново для эмоции и сокровенного восприятия». По Гегелю, музыка — это «искусство чувства, которое непосредственно обращается к чувству», а «чувство как таковое имеет содержание»; «содержание же это есть не что иное, как одухотворенное чувство для души; выражение его в звуках и создает музыкальное содержание». Гегель уделял особое внимание «коммуникативной» стороне музыки, видя опасность технической ограниченности и формалистической игры в звуки.

Отличительная особенность музыки — звуковое время и пространство, длящееся субъективное время, задающее определенное пространство для самопознания. Простейшей «клеточкой» музыки является устремленность к процессу эмоционального развертывания. Форма ее выражения может, изменяясь, приобрести смысл «умной эмоции». Для восприятия искусства недостаточно искренне пережить то чувство, которое владело автором, недостаточно разобраться в структуре произведения — необходимо еще творчески преодолеть свое собственное чувство, найти его катарсис, и только тогда действие искусства скажется сполна (Л.С. Выготский). В этом катарсисе, в процессуальности переживаний, в преодолении себя заключена тайна музыки, тайна выхода личности за свои пределы. Переживание, вызванное музыкой, выступает не как др. сторона и тем более не как тень реального процесса жизни, а как психологическая составляющая самой жизни. Музыка обеспечивает рождение не только представлений с помощью эмоций, но и событий, фабул, трагедий и комедий человеческой души, ведущих в конечном счете к благу, истине, к подлинной красоте личности. Иногда пробуждаемый музыкой внутренний взгляд в будущее трагичен. Но «трагедия» и «печаль» в данном случае очистительны: они пробуждают подлинное, незамутненное видение себя и мира.

Оригинальную философско-эстетическую концепцию музыки развил Т. Адорно. Ориентируясь на творчество композиторов «новой венской школы» — А. Шёнберга, А. Берга, А. Веберна, — он противопоставляет классической, устаревшей, по его мнению, музыке «новую музыку». В кн. «Философия новой музыки» Адорно прямо говорит: «Единственно возможной философией музыки сегодня является философия новой музыки». Классическая музыка стремилась к преображению страстей, в то время как «новая музыка» является протокольной фиксацией «непросветленного страдания». «Новая музыка» несовместима с массовой стандартизированной музыкальной культурой и формируемым ею «регрессивным слышанием», диссоциирующим восприятие на стереотипные элементы. В посмертно изданной кн. «Эстетическая теория» (1970) Адорно распространяет свое понимание музыки на все искусство. Новое искусство свободно от связи с культом, оно достигло автономии и каждым своим произведением доказывает свободу от требований традиции. Его произведения агрессивны по отношению к предшествующим, и благодаря этой агрессивности выявляется рациональное конструирование в эстетической сфере и одновременно обнаруживается индивидуальность материала.

Идея, что только авангардная музыка, доступная немногим, является подлинной музыкой, означает приоритет «композиторско-логического» начала как при оценке музыки, так и при оценке ее слушателей. Последние подразделяются Адорно на группы, в которых численность наименее квалифицированных слушателей растет в геометрической прогрессии. Первое место отводится слушателю-эксперту, восприятие которого полностью соответствует сознанию «передовых» композиторов и музыкантов. Оно характеризуется структурным слушанием, предметом которого является музыкальная логика, в специфических категориях которой раскрывается связь целого. Недостатком следующего типа слушателя — «хорошего слушателя» — считается то, что он лишь неосознанно владеет имманентной музыкальной логикой и понимает музыку «примерно так, как люди понимают свой родной язык», мало что зная о его грамматике. Далее следует «эмоциональный слушатель», массовый потребитель музыкальной культуры, фанатик джаза, развлекающийся и равнодушный. Подавляющее большинство слушателей музыки попадает, т.о., в категорию «равнодушных» слушателей. Если это так, остается непонятной особая роль музыки в жизни общества и решаемая ею задача выражения чувств слушателей и возможной гармонизации этих чувств. Прогресс музыки оказывается, по Адорно, в конечном счете развитием ее логики, т.е. фактически аналитико-грамматической стороны музыкальной формы. При таком истолковании становится естественным, что ее слушатель является «самым уязвимым звеном» в музыкальной культуре.

Особый резонанс эти идеи имели прежде всего в силу того, что глубинной основой музыкальной эстетики Адорно являлась критика старой культуры, выразившаяся в форме критики характерной для этой культуры музыки.

Античная музыкальная эстетика. М., 1960; Восприятие музыки. М., 1960; Мозель Л. Эстетика и анализ // Советская музыка. 1968. № 12; Гегель Г.В.Ф. Эстетика. Т. 3. М., 1971; Фарнштейн А. Музыка и эстетика. Л., 1978; Адорно Т. Философия музыки. М., 2001; Adorno T. Gesammelte Schriften. Bd 1-15. Ftankfurt am Main, 1970-1977.

Г.С. Торосов

ФИЛОСОФИЯ НАУКИ — область философии, исследующая природу научного знания, его структуру и функции, методы научного познания, способы обоснования и развития научного знания. В своем исследовании научного знания Ф.н. опирается на те или иные гносеологические представления, на историю науки и современное научное знание. Поэтому, несмотря на то что в Ф.н. возникали и конкурировали различные образы науки, создаваемые под влиянием различных гносеологических установок, многие ее результаты имеют общезначимый характер.

Хотя на те или иные особенности научного познания философы и ученые обращали внимание еще со времен Г. Галилея и Р. Декарта, рассмотрение науки до начала 20 в. было вплетено в контекст общих гносеологических рассуждений о человеческом познании. Тем не менее в работах У. Уэвелла, Дж.С. Милля, Э. Маха, П. Дюэма, Ж.А. Пуанкаре анализ собственно науки постепенно отделяется от общих гносеологических построений. Однако только логический позитивизм (неопозитивизм) четко отделил анализ науки от анализа вненаучных форм познания и создал целостную теорию, описывающую структуру, функции и развитие научного знания. Концепция логического позитивизма господствовала в философии науки до конца 1950-х гг. В начале 1960-х гг. широкую известность приобрели фальсификационистская концепция К. Поппера и теория научных революций Т. Куна. Несколько позже выступили со своими концепциями Дж. Агасси, С. Тулмин, У. Селларс, И. Лакатос, П. Фейерабенд и др. В настоящее время в Ф.н. нет какой-то признанной концепции научного знания, однако существует некоторый общепризнанный набор проблем и результатов.

Первый вопрос, который встает перед Ф.н., это вопрос о специфике научного знания: чем оно отличается от вненаучных построений (проблема демаркации)? Уэвелл, Милль, Мах усматривали характерную черту науки в использовании индуктивного метода; логические позитивисты полагали, что наука отличается эмпирической обоснованностью своих положений: Поппер видит отличительную черту научных теорий в их способности опровергаться опытом; Кун полагает, что наука отличается наличием в ней парадигмы и т.п. Хотя все эти особенности не позволяют провести четкой границы между наукой и вненаучными формами духовной деятельности, они полезны при оценке научности новых идей и концепций.