Г. В. Гриненко (Всероссийская Академия внешней торговли)


Значимость категории трагическое для понимания современности



бет9/53
Дата10.07.2016
өлшемі3.9 Mb.
#189583
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   53
Значимость категории трагическое для понимания современности

Значимость категории трагическое для понимания современности. Человек смертен, и его не могут не волновать проблемы взаимоотноше­ния жизни, смерти и бессмертия. История человечества насыщена траге­дийными событиями. Искусство в своих философических размышлениях о мире тяготеет к трагедийной теме. Другими словами, и жизнь личности, и история общества, и художественный процесс пересекаются с пробле­мой трагического.

Жизнь человека трагична и потому, что он смертен, и потому, что ни одно общественное устройство в истории человечества не осуществило идею свободы, равенства и братства, хотя ближе всего к этому идеалу под­ходит демократическое общество. Тоталитаризм рождает трагедию не­свободы. Однако и в самом благоустроенном демократическом обществе есть преступления, самоубийства, наркомания, неосуществленность лич­ности и другие бедствия, порождаемые несовершенством смертного и греховного человека, живущего в несовершенном обществе.



65

ХХ век — эпоха величайших социальных потрясений, революций, войн, кризисов, бурных перемен, создающих напряженнейшие ситуации. Поэтому теоретический анализ трагического для нас в известном смысле есть самоанализ и осмысление мира.


Трагедия — невосполнимая утрата и утверждение бессмертия.

Трагедия — невосполнимая утрата и утверждение бессмертия. По мнению музыковеда И. И. Соллертинского, эстетическая структура Чет­вертой симфонии Чайковского может быть выражена формулой «траге­дия — гибель — праздник...» (Соллертинский. 1946. С. 98). Эту формулу можно было бы уточнить таким образом: страдание — гибель — скорбь — радость. В этой формуле — эстетический закон трагедийных произве­дений. Переход от скорби к радости — одна из загадок трагического. Еще Юм в трактате «О трагедии» утверждал: трагическая эмоция включает в себя скорбь и радость, ужас и удовольствие (См.: Юм. 1967. С. 166-167). Человек на наших глазах гибнет. Откуда же берутся радость и удовольст­вие?! Чтобы объяснить природу этого явления, обратимся к историческим истокам трагического.

Древние земледельческие народы создали легенды об умирающих и воскресающих богах: Дионисе (Греция), Осирисе (Египет), Адонисе (Фи­никия), Аттисе (Малая Азия), Мардуке (Вавилония). Во время культовых празднеств в честь этих богов скорбь по поводу их смерти сменялась ра­достью и весельем по поводу их воскресения. Эти легенды рождены на­блюдением над хлебным зерном, умирающим в земле и воскресающим в колосе. Неземледельческие народы, наблюдавшие за сменой времен года (осень — умирание природы, весна — ее воскресение), также отмечают круговорот жизни и смерти в природе. Нарастающие общественные про­тиворечия усложняли и социализировали природную основу мифов: со смертью и воскресением богов стали связывать упование на избавление от земных страданий, надежды на вечную жизнь.

Закономерность трагического в событийной сфере — переход гибели в воскресение, а в эмоциональной сфере — переход скорби в радость. Трагическая эмоция — сочетание глубокой печали и высокого восторга — проявляется в искусстве разных народов: и в трагедийном действии эски­мосов (описанном Крузенштерном), и в древних сказках — корейской «Сим Чен», банту «О семи героях и семи птицах». Древнеиндийская эсте­тика выражала эту закономерность через понятие «сансара» (круговорот жизни и смерти). Концепция метемпсихоза (посмертного перевоплоще­ния души умершего в другое живое существо в зависимости от характера прожитой им жизни) у древних индийцев была связана с идеей эстетиче­ского совершенствования, восхождения к более прекрасному. В Ведах, древнейшем памятнике индийской литературы, утверждалась красота за­гробного мира и радость ухода в него (См.: Древнеиндийская философия. 1963. С. 178). У древних мексиканцев тоже существовали представления

66

об инобытии умерших, однако здесь «конечная судьба определяется не моральным поведением людей, а характером их смерти (как они покида­ют этот мир)» (См.: Шантепи де ля Соссей. Т. 2. С. 41; Леон-Портилья. 1961. С. 226-227).

В представлениях о загробной жизни и воскресении погибшего героя таится философско-эстетическая проблематика земного бессмертия: ге­рой остается жить и в результатах своей деятельности, и в памяти людей. Бессмертие, уход героя после смерти не в небытие, а в грядущее, в жизнь других людей за счет торжества общественного начала. (См.: Соллертин­ский. 1946).Трагедийное произведение раскрывает в гибнущем то, что на­ходит продолжение в человечестве. В религиозных понятиях это положе­ние звучало бы так: трагедийное произведение раскрывает в гибнущем то, что душа умершего несет к божьему престолу. Издревле человек не смирялся перед небытием и тяготел к идее бессмертия и в «нетях» отво­дил место злу и провожал его туда смехом. Парадоксально, но о смерти говорит не трагедия, а сатира. Сатира доказывает смертность даже торжествующего зла, а трагедия утверждает бессмертие даже поги­бающего героя. Трагедия скорбная песнь о невосполнимой утрате и ра­достный гимн бессмертию человека. В трагедии скорбь разрешается ра­достью, смерть - бессмертием. Гибель трагической личности рождает чувство безвозвратной утраты (и отсюда скорбь), и в то же время воз­никает идея продолжения жизни человека в человечестве и (или) в Боге (и отсюда мотив радости).

Общефилософские аспекты трагического

Общефилософские аспекты трагического. Человек уходит из жизни безвозвратно. Смерть — превращение живого в неживое. Однако в живом живет умершее: культура — внегенетическая память человечества — хра­нит все, что прошло. Человек — целая Вселенная. Гейне говорил, что под каждым надгробием — история целого мира. Этот мир не может уйти бес­следно.

Осмысляя гибель индивидуальности как непоправимое крушение це­лого мира, трагедия вместе с тем утверждает прочность, бесконечность мироздания. В самом же гибнущем существе трагедия находит бессмерт­ные черты, роднящие личность с мирозданием, конечное — с бесконеч­ным, человека с Богом. Трагедия философское искусство, решающее высшие метафизические проблемы жизни и смерти, осознающее смысл бытия, анализирующее глобальные проблемы его устойчивости, вечно­сти, бесконечности, несмотря на постоянную изменчивость.

В трагедии, как полагал Гегель, гибель не только уничтожение, но и сохранение в пре­ображенном виде того, что в данной форме погибнет. Существу, подавленному инстинктом самосохранения, Гегель противопоставляет человека, свободного от «рабского сознания» и способного жертвовать жизнью ради высших целей. По Гегелю, умение постигнуть идею бесконечного развития — важнейшее свойство человеческого сознания.

67

В мировой художественной культуре обозначились две крайние по­зиции осмысления трагедийных ситуаций: экзистенциалистская и буд­дистская.

Экзистенциализм поставил смерть в центр проблематики философии и искусства, а некоммуникабельность и принципиальное одиночество провозгласил фундаментальным свойством человека. Гибель личности, отторгнутой от людей, перестает быть общественной проблемой и не вос­принимается как трагическое событие. Личность, оставшуюся один на один с мирозданием, не ощущающую контекст человечества, охватывает ужас неизбежной конечности бытия. Отторгнутая от людей личность на деле оказывается абсурдной, а ее жизнь — лишенной смысла и ценности. Принципиально одинокий человек остается смертным, но его гибель пе­рестает быть трагедией.

Согласно буддизму, человек, умирая, превращается в другое сущест­во. Поскольку эта идеология осознает смерть не как конец земного бытия неповторимого разумного существа, а как переход в другое существо (сансара, метемпсихоз), проблема трагизма снимается. Если экзистенциа­лизм приравнивает жизнь к смерти (жизнь столь же абсурдна, как смерть), то буддизм приравнивает смерть к жизни (человек, умирая, продолжает жить; смерть ничего не меняет). И в том, и в другом случае развитие тра­гедийного сознания оказывается невозможным. Не случайно ни на основе экзистенциалистской, ни на основе буддистской концепции мира и лично­сти трагедийные произведения не возникли. Гибель личности приобрета­ет трагическое звучание там, где человек выступает одновременно как конечное и как бесконечное социализированное существо. Именно так воспринимается эта проблематика в свете эллинской и христианской тра­диций, на основе которых и сформировалась европейская культура. Ми­росозерцание этой культуры драматично. И этот драматизм не следует смягчать, как это получается при излишне благостно-бесконфликтном представлении о христианском космосе: «Быть в культуре означает пред­ставить конечную земную жизнь как вечную, и потому не длящуюся, но пребывающую. Каждый миг полнится вечностью, свидетельствует о ней. И тогда миг смерти не существует (выделено мною. — Ю.Б.), ибо встро­ен в вечность. В небытийственной точке смерти стянуто прошлое как па­мять и будущее как надежда или воздаяние» (Рабинович. 1993). Да, куль­тура преодолевает смертность человека, но как конечного существа. Ведь даже для бессмертного Христа, принявшего крестную муку, существует (и существен!) миг смерти.

Трагична гибель самоценной, социально ценной личности, открытой для социума. Эта ценность повышается, если личность живет «для себя через хорошее отношение к людям» (об этом принципе говорят: «Не живи как лопата, отбрасывая все от себя, не живи как граб-

68

ли, гребя все к себе, а живи как пила — и себе и людям»). В этом случае личность неповтори­мо своеобразна и ценна и, погибая, она находит продолжение в жизни людей. Отсутствие собственных интересов, хунвейбиновская социальность, муравьиный коллективизм лиша­ют личность самоценного значения. И тогда люди — «винтики большого государственного механизма», а «у партии незаменимых людей нет» и «есть человек — есть проблема, нет человека — нет проблемы» (И Сталин). Для искусства — каждый человек незаменим, ги­бель же «винтика» не создает почвы для возникновения трагических образов в искусстве.

Источники трагического в историческом процессе: специфические общественные противоречия между общественно необходимым, назрев­шим требованием и временной невозможностью его осуществления; со­циальная активность преобразователя жизни при неадекватности его идей сложности бытия и неизбежной недостаточности знаний (= принци­пиальное невежество). Революционер, преобразователь, перестроечник «не знает, что он ничего не знает» (не догадывается о недостаточности ин­формации о мире, которой он располагает) и действует решительно и кру­то. Он вершит необходимые (или нетерпеливые и решаемые «самим хо­дом вещей» = эволюцией) и разумные (или утопические) коренные изме­нения. И вместе с ними несет и себе и людям трагедии. Трагическое сфера осмысления всемирно-исторических противоречий, поиск выхода для человечества. В этой категории отражаются не частные неполадки и несчастья человека, а бедствия человечества, фундаментальное несо­вершенство бытия, сказывающееся на судьбе личности и народа.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   53




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет