Гатчина. Горячая осень сорок первого

Так завершилась на подступах к Ленинграду фаза упорных боев в Красногвардейском укрепрайоне. Для добровольцев–ополченцев это были первые уроки ведения оборонительных боев на заранее подготовленных позициях. Уже в начале сентября армейским штабам противника стало ясно, что взломать хорошо укрепленную оборону КУР’a можно, сконцентрировав здесь как можно больше бронетехники, тем более, что их авиаразведка доносила об отсутствии серьезных препятствий к дальнейшему продвижению вплоть до Пулковских высот, Красного Села, Колпина. Именно в эти дни наша разведка в Центральном секторе КУР’a фиксирует поступление 150 единиц немецких бронемашин в с. Воскресенское и около 200 единиц на станцию Суйда. Все, кажется, предусмотрел опытный противник: русские Иваны научились хорошо драться в системе окопов, траншей, рвов, ДОТ’ов и ДЗОТ’ов, но куда они скроются от смертоносного воя бомб в чистом поле аж до самого Пулкова – должны, непременно должны они в панике, побросав все оружие, бежать до самого своего Ленинграда, так что вперед храбрые потомки нибелунгов! Обмишурились, однако, супостаты. Да, без паники в наших рядах на пути к Пулково не обошлось, но на Пулковских позициях солдатики намертво вгрызлись в родную землю до самого января 1944-го года. В ходе этих боевых уроков ополченцы нанесли противнику столь серьезный урон, что его наступательные ресурсы были исчерпаны при его подходе к внутреннему обводу Красногвардейского укрепрайона по рубежу Пулково – Колпино. Многим азам военного искусства еще предстояло научиться ополченцам. Недостатки в действиях ополченцев четко изложены в обращении к войскам 42-ой Армии её командующего с анализом результатов боя 14.09.41 г. под Горелово и Константиновкой: Бой 14.09 показал, что не все командиры и бойцы частей 42-ой Армии полностью уяснили свою задачу, защищая Великий Город Ленина, и в боях выявили ряд недостатков, повлекших за собой гибель дорогих нам товарищей. Основные недочеты: А) полное отсутствие маскировки при движении по дорогам;

Через несколько дней, в самый критический момент сдерживания врага уже в пределах блокадного кольца вокруг Ленинграда, появится суровый, скорее, даже жестокий приказ командующего Ленинградским фронтом:

Такие приказы, конечно, тоже повышали боеспособность войск, но в те дни августа – сентября 1941 года ополченцы, достойно cражаясь, настолько хорошо выполнили свою задачу по выпусканию пара из наступающих частей вермахта, что ослабленный враг был окончательно остановлен у стен Ленинграда.

Какие же потери понесли ополченцы 267-го ОПАБ’a в этих боях? Наиболее полные данные потерь 267-го ОПАБ’a имеются по пропавшим без вести, которых с учетом потерь разведгруппы оказалось более 800 человек.

ПРИКАЗ № 75

по 267-му ОТДЕЛЬНОМУ ПУЛЕМЕТНО-АРТИЛЛЕРИЙСКОМУ БАТАЛЬОНУ

… октября 1941 года дер. Петрославянка

**) – ее речь, журчащая смешанными ручейками русско-финских слов, настолько живо передавала впечатления ужасов и страхов тех дней, что казалось, все это происходило не шестьдесят лет назад, а не далее, как вчера. Все более распаляясь воспоминаниями, она ходила по приусадебному участку и показывала места, где они рыли свои семейные окопы и укрытия для скотины, которую, в конце концов, у них забрали хозяева новой жизни – немцы. «Много, много оставалось лежать солдат в поле, когда русские стали отходить к Пулколово (Пулково)»

Готовя свой решающий удар по всем трем секторам КУР’a немцы в конце августа – начале сентября 1941 года лихорадочно перебрасывали с московского направления в помощь своим редеющим под Ленинградом частям 3-ю танковую группу генерала Гота. Для поднятия боевого духа войск вражеское командование обещало каждому офицеру дом и каждому солдату квартиру в захваченном Ленинграде. Нет! Последние 5 ─ 6 километров сверх 750 пройденных от границы оказались им не по зубам. Через год немцы предприняли было операцию «Северное сияние» с новой попыткой овладения Ленинградом, но были отброшены контрударами наших войск. Таким образом, впервые с начала Второй мировой войны одна из крупнейших группировок немецко-фашистских войск ─ группа армии «Север» ─ была вынуждена перейти к позиционной стратегической обороне. «Ленинград, ─ писал Г. К. Жуков, ─ оказался первым стратегическим объектом на пути вермахта, который он не смог взять».

Сегодня я обхожу по периметру этот угловой дом на стыке проспекта и Соборной и пытаюсь перенестись в сентябрьские дни 41-го года. Да, да. С этого места, как и из цокольного этажа Сиротского института на противоположной стороне проспекта, хорошо простреливался и участок шоссе до Коннетабля, и вся улица до Павловского собора, а с помощью установленных во дворе дома минометов было удобно сдерживать немецкую пехоту. С точки зрения военного искусства, наверное, трудно представить себе более удобную позицию в городе для сдерживания наступающих войск противника. И здесь, и при посещении других мест обороны в Гатчине, и вокруг нее, не раз приходилось убеждаться в умении наших штабистов выбирать идеальные места для узловых очагов обороны, будь то ДОТ’ы 267-го ОПАБ’а в Больших и Малых Колпанах, или в окрестностях Пижмы, Суйды и особенно ДОТ в деревне Химози. Из последнего прекрасно простреливался большой участок шоссе Луга – Ленинград, к самому же ДОТ’у 267-го ОПАБ‘a было не подступиться, так как пространство между ним и шоссе было занято небольшим озерцом, а с других сторон ДОТ окружало топкое болото. Успеху наших обороняющихся войск на Борницком рубеже и разгрому немецкой танковой колонны в Войсковицах, наряду с героизмом советских солдат, способствовало умение наших штабистов грамотно использовать рельеф местности. Косвенным результатом успешного творческого сотрудничества наших полевых войск и штабов явилось паническое признание 10-го сентября одного из лучших генералов вермахта, Манштейна: «Еще несколько дней ужасных боев вокруг Пижмы и можно будет забыть о наступлении на Ленинград и переходить нам к обороне».

В системе обороны Красногвардейского сектора укрепрайона Пижма занимала ключевое положение. В самом названии этой деревни заключена не только родственная связь с поэтически «тонкой рябиной», но и звучит-то оно как выстрел в мальчишеских детских играх в войну. Но тогда было не до игр. Через деревни Пижма и Пустошка пролегали сносные грунтовые дороги направлениями на Гатчину, Вырицу и Тосно. При взятии Пижмы немцам открывались сообщение между Варшавской и Витебской железными дорогами и, конечно же, самый короткий путь к Гатчине не по заболоченной местности, а посуху. Кроме того, сохранение контроля над Пижмой оставлял надежду на выход из окружения прорывающимся из района Луги с боями нашим войскам. Ожесточенные бои за Пижму, начавшись 19-го августа, не прерывались ни на один день, вплоть до 12-го сентября, неоднократно деревня переходила из рук в руки, иногда по несколько раз в сутки, и в боевых донесениях 267-го ОПАБ’а, сводках КУР’a и 42-ой армии результаты боев вокруг Пижмы анализировались ежедневно. Оборону здесь держали в основном батальоны ополченцев-балтийцев из 2-ой дивизии народного ополчения и роты 267-го ОПАБ’а. В боях в Центральном секторе КУР’a можно выделить три фазы противостояния. Первая с 19 по 23 августа, когда немцы попытались через Пижму с ходу ворваться в Красногвардейск, полагая, что русские Иваны разбегутся при первой же немецкой атаке. Однако, встречая каждый раз шквальный встречный огонь из траншей балтийцев и дотов 267-го ОПАБ’а, немцы запросили дополнительную поддержку в виде танков и с 23-го по 31 августа продолжали свои лобовые атаки на Пижму, Пустошку, отметку 85,5, Замостье, Не получилось и на этот раз!

Манштейн прекрасно знал цену продвижения немецких войск к Шлиссельбургу, Колпину, Пушкину, Пулкову, Красному Селу, Урицку, Красногвардейску: когда в конце сентября вокруг Ленинграда немцы перешли к стратегической обороне, при которой нет необходимости в танках, то группе армий «Центр» было передано всего 120 – 150 танков, тогда как в начале наступления на Ленинград противник располагал на этом направлении 1500 танками, не считая временно приданной в конце августа группе армий «Север» 3-ей танковой группы. Из этого легко подсчитать, что на подступах к Ленинграду вермахт потерял более 1300 танков.

В тот дождливый сентябрьский день старушки, провожая наших солдат, беззвучно шептали: «Не покидайте нас надолго, соколики, возвращайтесь поскорее, родимые». Соколики запрягали долго и появились в Гатчине у Ингенбургских ворот только через 866 дней с момента их ухода из города, но в три дня разнесли в клочья всю оборону отчаянно сопротивлявшихся немцев: из всех окон каменных домов надо было выкуривать их автоматчиков. В конце января 1944 года наконец вся машина наша военная безостановочно и грозно покатила к логову зверя. В тихом после боев городе было пустынно. После освобождения в Гатчине жителей насчитывалось менее двух с половиной тысяч, а до войны их там проживало около 40 тысяч. За время оккупации в концлагерях Гатчины погибло 80 тысяч военнопленных, 35 тысяч мирных граждан умерло от истязаний, 17 тысяч – угнано в рабство в Германию и около одной тысячи – казнено. В Гатчинском дворце до июня 1941-го года числилось более 54 тысяч предметов, из которых вороватыми немецкими оккупантами было выкрадено 38 тысяч, а остальное эвакуировано в августе 1941 года*. Перед бегством из Гатчины один из крестоносцев Гитлера оставил свой автограф на стене парадной лестницы дворца: «Здесь мы были, сюда мы больше не вернемся, а когда придет Иван, все будет пусто», ─ и хоть писал он со злобой, был близок к правде. Но все эти описи, расчеты, оценки количества погибших, автографы, «катюши» – все это было потом, много позже, а тогда …

* * *

А тем временем отряд Григорина готовился отражать атаки немцев и прощался со своими однополчанами. Потом были 36 часов огня, свиста пуль, воя бомб, разрыва снарядов, мин, осколков кирпичей вперемешку с удушающей кирпично-рыжей пылью, крови и стонов раненых, непроходящий столбняк от напряжения боя, и в перерывах между атаками немцев сверлящая мысль: «Успели ли отойти наши к Пушкину, Пулкову?». Павших товарищей хоронили тут же, во дворе Сиротского института. О дальнейшей судьбе остатков группы прикрытия Григорина имеется только лишь одно свидетельство очевидца, не подтвержденное пока никакими документальными сведениями. Санинструктор 267-го ОПАБ’а Клава Федорова входила в группу прикрытия, и, по ее словам, к вечеру 14 сентября, когда Григорин отдал приказ отходить, в группе оставалось шесть человек. По плану отхода под прикрытием ночи группа задворками, мимо Госпитального переулка, тылами завода «Металлист», пересекая Ингенбургскую улицу, двигалась дальше вдоль Солдатской cлободы к спасительному лесному массиву – Орловой роще. Здесь, в землянке на опушке леса, группа расположилась на короткий отдых, чтобы дальше по лесам и перелескам пробиваться к своим в общем направлении на Дудергоф – Урицк. Однако группа была выслежена и окружена немцами, а после короткого неравного боя на опушке леса ее пленили. В ходе боя большинство было ранено. Командир группы – Григорин был ранен и контужен. Дальше были подвалы «Айнзацгруппы А» с допросами и последовавшей через несколько дней казнью Григорина. Остальные члены группы содержались в одном из гатчинских концлагерей, из которого Клавдии Федоровой удалось бежать и через полгода с помощью партизан перейти линию фронта. В 1942 году по ее письму к бывшим однополчанам 267-го ОПАБ’а стало широко известно о подвиге отряда Григорина.

Оценка подвига Григорина и его бойцов требует отдельного разговора. По своей сути он стоит в одном ряду с подвигом 28 панфиловцев, стоявших на смерть в течение 4 часов под Малоярославцем в бою с танками противника. Все они посмертно стали Героями Советского Союза. Разница между нашими гатчинскими героями и панфиловцами состоит в том, что командир первых провел 2 ─ 3 дня в немецком плену, закончившимся для него казнью, но были же до этого 36 часов героической смертельной схватки на углу Соборной и проспекта 25-го Октября, в ходе которой погибла почти вся разведгруппа Григорина.

С 1943 по 1969 годы офицеры его родного 267-го ОПАБ’a неоднократно обращались в наградной отдел Президиума Верховного Совета СССР с ходатайством о присвоении Григорину посмертно звания Героя Советского Союза, и из военного ведомства либо приходил отдающий чиновным смрадом бездушный ответ, либо следовало гробовое молчание. А не пора ли, товарищи генералы, открыть архивы и воздать по заслугам своим героям! Что в этом есть острая необходимость не только для частных лиц, но и для народа в целом, очень убеждает последний митинг с возложением цветов к памятной доске об отряде Григорина на углу Соборной и проспекта 25-го октября, когда собравшиеся, и старики, и молодежь, отдавая дань героям, в своих выступлениях обходились общими словами благодарности, потому что никто из них, включая сына и внуков Григорина, не знал деталей ни мирной жизни героев, ни трех с половиной недель жестокой битвы с врагом.Общий итог сегодня таков, что сын пропавшего без вести (так долго отписывалось военное ведомство) Андрея Григорина не имеет никаких документальных сведений ни о довоенной жизни своего отца, ни об июне ─ сентябре 1941 года, когда оборвалась жизнь героя и 35-ти его славных бойцов. Легко представить, как тяжело должно быть Георгию жить с бесплотным, расплывающимся образом святого для него существа, и знать, что где-то на полке пылится папка с драгоценными фактами отцовской биографии ─ он же ни разу не видел даже почерка отца. Каким же был по характеру этот человек? У старшего брата Григорина сохранилась одна предвоенная любительская фотография Андрея, на которой он запечатлен в домашней обстановке сидящим в задумчивости, облаченный в гимнастерку со знаками отличия в петлице и перепоясанный кожаными ремнями. Военная форма не скрадывает доброты и тепла, исходящих от массивной фигуры и лица Андрея. В усталом взгляде больших глаз, излучающих тоже доброту, глубоко запрятаны стремительность и настороженность, готовность к переходу к активным действиям. Таким он и сохранился в памяти трехлетнего мальчонки Георгия, к которому в самом конце июля 1941 года приехал отец с подарком на день рождения – плюшевым зеленым крокодилом. Мальчишке запомнились скрипящие хромовые сапоги и кисловато пахнущая портупея, когда отец прижимал его к своей мощной груди, да еще красные прямоугольники на вороте гимнастерки. В том последнем бою Андрей ронял в души своих бойцов слова поддержки и уверенности в том, что если врагу и суждено прогуливаться по проспектам и паркам их родного города, то только в качестве военнопленных, а никак не посланцами нового арийского порядка на Земле. Примерно с теми же словами Григорин обращался через несколько дней к собравшимся на его казнь гатчинцам: «Грохот сапог русских солдат не раз раздавался в Берлине, а вот иноземные вояки никогда не ступали по улицам Ленинграда, и никогда там не будут!».

* * *

К началу 1943-го года истребительная военная мощь СССР уже не уступала Германии, но и тогда, и позже, как и с июня 1941-го, решающим фактором в этом противостоянии была психологическая стойкость. Очень сложно соткать тонкую материю патриотизма из таких неуловимых нитей, как умение сохранять трезвый расчет в экстремальных ситуациях, разумная жертвенность и прочие известные признаки. Последние находят отражение в жизненных укладах, в отношениях индивидов к другим членам сообщества. Издавна в германских землях преобладала общественная структура, стержнем которой являлась личная свобода индивидов. Каждый хозяин обносил свою землю забором и самозабвенно трудился на ней, приумножая семейный достаток. Его мало интересовало, что происходит у ближайших соседей, и совсем он был безразличен к проблемам родного, и, тем более, отдаленных курфюрств. Исторически отшлифованную форму существования германских земель нарушил созидательный зуд Бисмарка, объединившего многочисленные курфюрства в одно государство. С той поры Германию сотрясало много малых и две большие войны, поставившие страну и народ на грань катастрофы. Мощная истребительная машина германцев каждый раз работала с изъяном – не соответствовала она духовным устремлениям народа, опьяненного бреднями вождей нации об исключительности германского духа.

* * *

Совсем иные духовные принципы формировали структуру русского общества. Уровень внутренней свободы индивида по типу отношений в греческих городах-государствах существовал во многих русских землях еще со времен дохристианской Руси. Позже, пример суровых и умелых завоевателей с Востока убедил в необходимости создания объединительного центра большой страны. Но и после того, как Москва стала этим центром, в русских городах продолжало сохраняться естественное сочетание внутренней свободы личности и принадлежности к общине, с вытекающими нравственными и гражданскими обязанностями индивида в делах общины. Поскольку такой внутренней свободой от природы обладает каждый гражданин, то во взаимоотношениях с другими индивидами он интуитивно чувствует пограничную область и не переступает ее, чтобы не попасть в область несвободы самому и не вовлечь туда своего соседа. В этом и состоит принцип добровольного духовного единения сограждан на просторах всей страны. Здесь каждый индивид создает и материальные, и духовные ценности на пользу и своей семьи, и всего сообщества.

* * *

Яростно защищавшихся ленинградских ополченцев никак не мог понять, называя их фанатиками, генерал Типпельскирх, как не могли понять и другие генералы вермахта. Иной раз задаешься вопросом – а что если бы этак виртуально можно было бы свезти этих генералов на экскурсию в наш блокадный Ленинград страшной зимой 41-го – 42-го. Провезти их сперва по Обводному каналу со штабелями трупов, дальше проехать по питерским заводам, где и старики, и совсем еще мальчишки дни и ночи питали боеприпасами наши войска под Ленинградом, а потом побывать в холодных квартирах горожан, умирающих от голода, но не просящих пощады, и, может быть, тогда немецкие генералы поняли бы всю бесперспективность затеянной ими войны. Но ополченцев хорошо понимал Григорин в каждый из 26-ти его дней войны: и в свой самый тяжелый бой с 35-ю своими храбрыми солдатами, и когда он перед казнью произносил свои последние в жизни слова: «Грохот сапог русских солдат не раз раздавался в Берлине, а вот иноземные вояки никогда не ступали по улицам Ленинграда, и никогда там не будут!». Понимал их Андрей еще и потому, что и сам всем существом своим был пропитан любовью к Ленинграду. Тот последний его день выдался дождливым – дождь занудливо сыпал с утра, и к середине дня мокротой поблескивали купола и кирпично-красные стены Покровского собора, здание полицейской управы города, да и булыжная мостовая центральной площади. Согнанные сюда немцами горожане и несколько пленных солдат группы Григорина расположились полукругом у сооруженной для предстоящей казни виселицы. После произнесенных слов поддержки собравшимся и молчаливого прощания взглядами со своими солдатами у Андрея была еще целая своя минута. В начале этой минуты каждый миг ее отдавался громкими ударами в висках, и оттуда боль волнами расходилась по израненному телу, но потом боли вдруг отступили, когда взгляд его остановился на все еще буйной зеленой листве парковых деревьев – только с пожелтевших крон берез дождь смывал ослабевшие листья. Да, не дожил, не допел он в душе осеннюю песнь кленовых пожаров гатчинского парка, которые украсят город через десяток дней. Ну, да ладно, зато они, его солдаты, справно выполнили свою задачу, не посрамив чести российского воинства. Потом почему-то промелькнуло лихорадочное сожаление о том, что обещал год назад племяннику непременно приехать осенью в родные горы поохотиться на джейранов, да оказалось – не судьба. С исходом минуты Андрей, наконец, упруго зашагал по стелющимся свинцовым облакам во след своим солдатам, ушедшим несколько дней назад, как и он сегодня, в бессмертие.

Воистину – Слава Героям! Вот только война для них не закончилась ни их последним боем на 26-ой день их же войны, ни после прорыва блокады, ни 9 мая 1945-го года. Не закончилась она для них и сегодня, потому что мы, их потомки, так и не установили пока хотя бы их имена. Не взирая на это, их вознесшиеся души и сегодня, должно быть, хлопочут перед Господом, чтоб тот не серчал на нас и не посылал нам кары свои за черствое равнодушие сердец наших, изъеденных цепким тоталитарным прошлым, к забытой родной крови, к сегодняшней судьбе отечества, наконец.

А пока мы с Георгием, в ожидании доступа к архивам, окольными путями собираем по крохам материал для возможной будущей повести о Григорине и последнем бое его отряда с бешеными псами Гитлера. Мы надеемся, что эти материалы, как и повесть, будут интересны не только нашим дорогим землякам из Гандзака и Гардманка, но и русскому читателю, и не только в Петербурге и Ленинградской области. Сегодня особенно важно раскрывать суть происходивших событий нашей Великой Отечественной войны, когда по средствам массовой информации молодежи пытаются представить национальными героями таких людей, как генерал Власов, бросивший на произвол судьбы 18 ─ 20-летних голодных и холодных пацанов своей армии в топких новгородских болотах в немецком окружении. Ведь никто не отменял еще кодекса чести русского офицерства, по которому надлежит делить все тяготы со своими солдатами во имя Родины, а уж если погибать, то всем вместе и с честью! Если генерал и был в чем-то принципиально не согласен со своим верховным главнокомандующим, то выбирать ему в своей протестной позиции следовало такое время и средства, которые не усугубили бы трагедию десятков тысяч его солдат. заключение должен выразить признательность гатчинскому журналисту и писателю Ипполиту Григорьевичу Любецкому за то, что он познакомил меня со многими фактами обороны Ленинграда, а также за то, что в 60-е годы он добился таки разрешения на знакомство с некоторыми материалами личного дела Андрея Григорина в архиве Министерства Обороны СССР, о которых он мне поведал при личной встрече.

Послесловие

Из рассказа Клавдии Федоровой следует, что захваченные в плен остатки отряда Григорина через несколько дней были приведены немцами на площадь перед Покровским собором, где при большом стечении народа немцами была учинена казнь над их командиром – Андреем Григориным. После опубликования письма Федоровой во фронтовой газете «Удар по врагу» вслед за этим появился очерк «Сын Ленинграда» в газете «Ленинградская правда» с описанием последнего боя отряда Григорина. После появления этой и других публикаций 1943-го года секретарь Ленинградского горкома А.А. Кузнецов попросил секретаря Куйбышевского райкома партии Н. Лизунова представить данные о Григорине Военному Совету фронта для посмертного присвоения ему звания Героя Советского Союза. Однако, нелепая случайность помешала принятию этого решения: в кадрах института «Союзникельоловопроекта» не нашли фамилии Григорина, Андрей там числился под фамилией Григорян.

Новый всплеск публикаций и обращений однополчан Григорина в Президиум Верховного Совета СССР о присвоении ему звания Героя Советского Союза приходится на 1963 год. Однако и к этим материалам центральные власти оказались глухими, правда, местные Гатчинские власти установили мемориальную доску о подвиге отряда Григорина, и, кроме того, его именем была названа одна из улиц Гатчины. Кстати, поводом к появлению этих воспоминаний однополчан об отряде Григорина и последующим обращениям послужила статья в газете «Красная звезда» об офицере-артиллеристе лейтенанте Головкине Георгии Андреевиче, возглавившем тушение пожара на военных складах под Читой в 1963-ем году. Большое сходство Головкина по фотографии с Григориным побудило однополчан Андрея связаться с сыном (который носил материнскую фамилию) и вдовой Григорина и рассказать им о подвиге их отца и мужа в сентябре 1941-го года. Еще одним незаметным, но важным результатом этих публикаций и обращений было то, что настойчивость настырного военного журналиста и писателя И. Г. Любецкого была вознаграждена допуском его в архивы министерства обороны в Подольске, где ему удалось в числе прочего ознакомиться в документах 42-ой Армии (опись 250083) с некоторыми материалами личного дела Григорина и материалами 267-го ОПАБ’а (опись 25415).

Пять лет назад по проекту скульптора Ю. Ф. Кузнецова на частные пожертвования горожан был создан барельеф Григорина, который установили 8 мая 1999 года на ул. Соборной, 2, в присутствии почетных граждан города, большого числа гатчинцев и петербужцев, и даже делегаций из-за рубежа. С тех пор ежегодно 8-го мая у барельефа собираются школьники, ветераны ВОВ и просто горожане, чтобы почтить Григорина и солдат его отряда.Теперь я часто прихожу к знакомому дому с мемориальной доской и барельефным портретом Андрея Григорина. Происходит это обычно после работы, ближе к сумеркам. Вокруг уже не так суетно, нет шума городского. Вглядываюсь в мужественное лицо Андрея и вопрошаю: «Ну что, командир, может, ты все же прошепчешь мне имена своих солдат, что с тобой здесь геройствовали более 60 лет назад». Мне кажется, что губы Андрея силятся что-то произнести, но не могут преодолеть окаменелости барельефа, и глаза его смотрят на меня виновато. «Да не беда, политрук, не грусти! Ведь не перевелись еще на Руси люди добрые! Они помогут нам, и я надеюсь, что в юбилей 60-летия Победы соберутся за накрытым на этом углу столом твой сын и 35 потомков твоих солдат и вручат им всем заслуженные награды. Вокруг же будет много горожан, гатчинцев и питерцев, и помянут вас благодарным словом и будут знать каждого из вас по имени и отчеству. А праздничное оформление этого святого места, где до сих пор не развеялся неукротимый дух 36-ти наших героев, возьмут на себя творческие наследники великого Параджанова, и в оформлении здесь, конечно же, будут преобладать любимые сочные белые и алые мотивы маэстро – символы духовной чистоты и мужества».

Во всей истории Григорина и его отряда имеется немало белых пятен:

1. 
   О ленинградском довоенном периоде жизни Григорина мало что известно даже родным и близким его, и факты его довоенной служебной биографии следует искать в архивах министерства обороны РФ.
   

2. 
   Ввиду отсутствия документальных подтверждений тех или иных событий или хотя
   

В период повального большевистского переименования городов симпатичной Гатчине выпала тяжелая доля стать сперва Троцком, а потом и Красногвардейском. Второе название в советско-партийных ценностях считалось особо священным, так как в Гатчинском уезде была сформирована первая дивизия только что создаваемой РККА, давшая свой первый бой Юденичу под Ямбургом. В это же время под Питером Царское Село превращается в Пушкин, Павловск – в Слуцк, Ямбург – в Кингисепп и т. д. В первые недели Великой Отечественной войны на северо-западном направлении было решено на подступах к Ленинграду создать Лужский рубеж обороны и более основательный Красногвардейский укрепрайон. Вокруг Гатчины были возведены мощные защитные сооружения, неплохо оснащенные противотанковым и другим вооружением. При общей повсеместной нехватке вооружений такое полнокровное оснащение могло быть разрешено только на самых верхах власти, и решение это было политическим – город с таким славным героическим, звучным, почти как Сталинград, названием должен быть неприступен, и об уходе наших войск из Красногвардейска не могло быть и речи. Когда же это печальное событие все же произошло, то Сталин, в раздражении от «трусости» защищавших Красногвардейск дивизий ополчения, не хотел и слышать о каких-то там геройских подвигах. А ведь именно здесь 19 августа 1941-го года был установлен абсолютный рекорд танковых сражений Второй мировой войны, когда экипаж танка КВ-1 Зиновия Колобанова уничтожил в одном бою 22 немецких танка К-III и К-IY. Большой урон немецкой технике и пехоте много дней учиняли морские артиллеристы из орудий с крейсера «Аврора» у шоссе Луга – Ленинград возле деревни Дони. Было и многое другое.

После прорыва блокады и освобождения Гатчины от оккупантов, Сталин категорически запретил вернуть городу прежнее название Красногвардейск (с другой стороны, и слава Богу!). И еще один след далеко не трепетного отношения Сталина к Гатчине: заслуги городов Ленинградской области Волхова, Тихвина, Кингисеппа и Луги в деле защиты Ленинграда были отмечены в наградах боевыми орденами, а Гатчина так и не числилась ни в каких наградных списках. В мемуарной и исторической литературе уже постсталинского периода (конец 50-х ─ начало 60-х годов) при подробном описании военных действий на Лужском рубеже, ни слова не говорится о кровопролитных боях вокруг Красногвардейска.

Не исключено, что суть дела заключена не в инерции военных мемуаристов, а в том, что в ходе разбирательства по «ленинградскому делу» 1949-го года многие архивные материалы первых месяцев войны намеренно были уничтожены, так как они свидетельствовали о профессиональном подходе штаба обороны Ленинграда под руководством А. А. Кузнецова в деле организации обороны города. И только сравнительно недавно стало медленно размывать плотину молчания о ратных подвигах ленинградцев на Красногвардейском рубеже обороны.

3. 
   Вообще, в деле установления исторической правды о давно минувших боях за Ленинград на рубеже Красногвардейского укрепрайона нам не следует ограничиваться ожиданиями помощи из Кремля или из-за ограды Смольнинского монастыря. Что-то полезное может быть сделано и местными властями по инициативе ветеранских военных организаций.