Генералы Гитлера Глава девятая. Новые планы

Снова на опасном пути

Один из «уроков», который был преподан милитаристской Германии и хорошо усвоен немецким генеральным штабом в 1918–1923 гг., состоял в том, что быстрое восстановление военного аппарата после поражения возможно только при наличии центрального органа, который сможет держать процесс ремилитаризации под своим контролем. Смысл знаменитого «пакта Тренер — Эберт» как раз и состоял в том, что, уступая лидерам правой социал-демократии политическое руководство и соглашаясь на ликвидацию монархии, Тренер и Гинденбург оставили в своих руках армию и ее генеральный штаб. Они, далее, с легкостью поступились тем, что «большой генеральный штаб» кайзеровской эпохи был преобразован в «временный генеральный штаб», а затем в «войсковое ведомство». Для них было важно не название, а существо дела. Как мы видели, Гитлеру в 1933–1939 гг. удалось преобразовать рейхсвер в вермахт, пользуясь сохраненным в неприкосновенности генеральным штабом и его кадрами.

После 1945 г. положение было иным. От генерального штаба ничего не осталось. Даже проблема высших военных кадров стояла иначе. Если после первой мировой воины ни один немецкий генерал не попал в плен, а потери убитыми среди генералов были незначительны, то вторая мировая война обошлась германскому генералитету не так дешево. Всего в вермахте насчитывалось немногим более 1500 генералов и адмиралов. Во время войны было убито 223 генерала сухопутных войск, 64 покончили самоубийством, 20 были осуждены па смертную казнь немецкими военными судами, 33 — приговорены к смертной казни за военные преступления судами союзных стран. В ВВС 20 генералов погибли в боях, 15 покончили самоубийством, 4 были приговорены к смертной казни за военные преступления. Во флоте число погибших адмиралов составило 18 человек. По подсчетам генерала Фольтмана, общие потери германского генералитета в войне составили 963 человека (с учетом смерти по болезни и от несчастных случаев). В плен попало 553 человека{644}. Из них 58 за совершенные [399] преступления были приговорены к смертной казни. В Нюрнберге в Международном военном трибунале были осуждены четыре высших военных руководителя (Кейтель, Йодль, Редер, Дениц), а в американском трибунале — 19 генералов.

Аппарат генерального штаба прекратил существование Его архивы попали в руки союзных войск (по преимуществу английских и американских, так как значительная часть архива находилась во Фленсбурге с «правительством» Деница, а другая была заранее отправлена из Берлина в Южную Германию). Руководящие генералы и офицеры ОКВ и ОКХ находились в плену. В немецкой военной машине был, таким образом, существенно поврежден ее «центральный механизм». В результате в течение первых двух-трех оккупационных лет в Западной Германии отсутствовал немецкий военный центр.

Но это не означало, что такой центр отсутствовал вообще. Йодль не случайно говорил в мае 1945 г. о том, что надеется «на помощь других».

Одним из первых действий командования американских оккупационных властей в Германии было сосредоточение всех плененных союзными войсками немецких генералов и высших офицеров в нескольких специально оборудованных лагерях. Это мероприятие осуществлялось по специальному решению генерального штаба США и было возложено на отдел главного историка европейского театра действий генерала С. Л. А. Маршалла. Собранные в лагерях (в Кенигштейне, Оберурзеле и Алендорфе){645} немецкие генералы получили задание составить описание боевых действий в период войны. К решению этой задачи были привлечены три бывших начальника генштаба (Гальдер, Цейтцлер и Гудериан), заместитель начальника генштаба Блюментритт, начальник оперативного управления генштаба Хойзингер, начальник штаба ВВС Крейпе, штабные генералы Вестфаль, Байерлейн, Циммерман, Шпейдель, Бутлар, Ассман, Варлимонт, генералы-командиры Мантейфель, Фрисиер и многие другие. В распоряжение новоявленных историков были предоставлены их собственные архивы. Вся работа производилась под контролем соответствующих американских и английских офицеров и продолжалась в течение 1946–1948 гг.

Вместо того чтобы сидеть на скамьях подсудимых и в тюремных одиночках, почти все оставшиеся в живых генералы и [400] высшие офицеры, во-первых, оказались вместе; во-вторых, смогли заняться столь важным делом, как изучение и обобщение боевого опыта вермахта. Кроме того, что они «передавали» этот опыт американским военным представителям, они делали ту же работу и для себя. Кто знает, какую часть работы немецкие генералы выполняли добросовестнее?

Американский генеральный штаб опубликовал лишь часть тех «исследований», которые были предприняты в 1946–1948 гг. под его руководством. Однако побочным результатом этих исследований было появление на западногерманском книжном рынке огромного числа публикаций, принадлежавших перу генералов. Начало положил Франц Гальдер книгой «Гитлер как полководец», вышедшей в Мюнхене по лицензии американской военной администрации. До настоящего времени в Западной Германии вышло около 40 толстых томов сочинений, авторами которых являются генералы (Гальдер, Гудериан, Цейтцлер, Шпейдель, Хойзингер, Манштейн, Вестфаль, Ассман, Типпельскирх, Коллер, Ремер, Лоссберг, Хоссбах и др.), сотни статей в журналах и тысячи статей в ежедневных газетах. Это явление ни в коей мере не относилось к сфере библиографической. Публикация литературы, принадлежавшей перу бывших генералов, была политическим явлением, которое надолго определило как методы реакционной пропаганды, так и направление военно-исторических исследований в Федеративной Республике.

Эти бесчисленные книги и мемуары преследовали одну цель: дать западногерманской пропаганде простой и доходчивый лозунг, при помощи которого она могла бы успешно заняться реабилитацией немецкого генералитета во второй мировой войне. Подход к решению этой проблемы был подсказан историческим опытом. После 1945 г. генералы вспомнили о том, как их предшественники оправдывались после краха 1918 г. Они вспомнили об одном эпизоде, разыгравшемся в конце 1918 г.

В ноябре 1918 г. английский представитель в комиссии по перемирию генерал сэр Нэйл Малькольм нанес визит в Берлине генералу Людендорфу. Людендорф, как всегда многословно, оправдывал свою стратегию и доказывал, что германская армия не была виновна в поражении. Затем он начал жаловаться на правительство, на население, которые «бросили армию на произвол судьбы», и т. д. и т. п. Сэр Нэйл попытался остановить поток речи генерала и подытожить мысли Люден-дорфа. Он спросил Людендорфа: [401]

— Хотите ли вы этим сказать, генерал Людендорф, что вам, — Малькольм подыскивал слово, — нанесли удар ножом в спину?

Глаза Людендорфа заблестели. Он радостно закричал:

— Это верно! Нам нанесли удар ножом в спину, ножом в спину!{646}

Так родилась знаменитая легенда об «ударе в спину». Людендорф позаботился о том, чтобы на всех перекрестках пресса и все прочие подхватили удачное словцо сэра Нэйла Малькольма. Войну проиграли не генералы, а революционеры...

Нечто подобное грезилось и гитлеровским генералам. На этот раз не генералы Малькольм и Людендорф, а Гальдер и его американские издатели бросили новый лозунг: «Не генералы проиграли вторую мировую войну, а Гитлер». Этот лозунг был пущен в ход со всей энергией, присущей преступникам, попавшим на скамью подсудимых и желающим оправдаться. На протяжении нашего повествования мы имели возможность видеть, как безосновательна эта легенда. Но нельзя недооценивать ее опасность. В свое время д-р Геббельс говорил: «Чем больше ложь, тем чаще надо ее повторять». Ложь о непричастности генштаба к краху 1945 г. повторялась так часто, что произвела определенное воздействие на настроения западногерманской общественности.

«Генеральские лагеря», в которых родилась новая легенда об «ударе в спину», к 1948 г. были распущены. Однако на их базе возникли полугласные объединения бывших высших офицеров вермахта, которые посвятили себя изучению истории второй мировой войны. Наиболее обширным объединением такого рода стало «Общество военных наук», созданное в Мюнхене в 1950–1952 гг. Общество возглавил генерал Хеллерман, при котором был создан специальный «научно-консультативный совет». В состав этого совета вошли: генерал танковых войск Хассо фон Мантейфель, руководитель реваншистского «Союза немецких моряков» вице-адмирал Руге, один из видных деятелей «Союза немецких солдат» генерал Херр, генералы барон фон Эдельсхейм, барон фон Шлойниц, Треттнер и Фангор. Впоследствии к ним присоединились генерал-полковник Рейнхард и генерал Каммхубер.

В 1946–1948 гг. американские генштабисты заложили ту базу, без которой «идеологическое возрождение» генералитета было бы просто немыслимо. С другой стороны, и для некоторых весьма ответственных деятелей Пентагона, мечтавших [402] о немедленном нападении на Советский Союз, опыт вермахта был просто неоценим.

Сейчас трудно с абсолютной точностью сказать, кто первым внес практическое предложение приступить к формированию немецких частей. Так в апреле 1949 г. «Тайме» сообщала о переговорах между американскими и германскими военными о формировании «немецкой армии под американским командованием»{647}. По сведениям хорошо информированного журнала «Юнайтед Стейтс ньюс энд Уорлд рипорт», летом 1949 г. вопрос о создании западногерманской армии был предрешен{648}. С этого момента «колесо покатилось». Известный западногерманский публицист профессор Л. Л. Маттиас, исследуя этот период, пришел к выводу, что роль «инициатора» взяла на себя политическая и финансовая группа американских монополий, собравшаяся вокруг знаменитого банка «Диллон, Рид энд компани». Этот банк, тесно связанный с немецкими монополиями и вложивший в свое время в германскую промышленность около 400 млн. долл., располагал большим влиянием. Президентом его был министр обороны США Форестолл, вице-президентом — руководитель экономического отдела оккупационной администрации Дрэипер. Рядом с группой Диллонов действовала группа Даллесов, и все вместе они вели одну линию. Как справедливо заметил профессор Маттиас, «трудно установить, мобилизовали ли эти группы военщину или, наоборот, военщина ими прикрылась, но ясно, что и те и другие имели одну цель»{649}. Целью же являлось формирование немецких контпнгентов под американским командованием. Примерно к этому же периоду (1948–1949 гг.) относятся действия тайного офицерского общества «Брудершафт», которое в самый момент основания ФРГ, т. е. осенью 1949 г, послало Аденауэру меморандум, утверждавший, что ФРГ «бессмысленна без армии»{650}.

«Утилитарный» подход американского военного и политического руководства к немецким партнерам отличал первый период ремилитаризации Германии, растянувшийся па 1945–1950 гг. Это был период, когда американское руководство считало возможным использовать немецкий военный потенциал путем непосредственного подчинения немецких войск и их командиров командирам американским. Это был период, когда [403] прибывший в Западную Германию по специальному приглашению командования оккупационных войск США видный делец Льюис Браун (компаньон банкира и дипломата Аверелла Гарримана) предлагал следующий рецепт обращения с Германией: Германии, писал он, «надо дать открытую дверь надежды. Ей надо дать ногой в зад, чтобы заставить войти в эту дверь, пообещать лучшую жизнь и отдать ей краткие и категорические приказания»{651}.

Вся американская военная концепция, касающаяся Германии, в тот период определялась расчетом на то, что поверженная Германия и ее военные лидеры будут готовы на любые условия и не будут возражать, даже если немецким вооруженным силам будет отведена самая скромная роль «пушечного мяса». В формулировке американских политиков эта сложная концепция выражалась простой фразой: «Not our boys» — «Пусть умирают не наши парни!»

Вот как писали и говорили в те годы:

Сенатор Элмер Томас: «Германия — большая военная сила. Немцы — хорошие вояки. Если США снова начнут войну, нам нужны будут солдаты. В этой войне немцы должны быть на нашей стороне»{652}.

Лиддел-Харт: «Нам нужно как можно больше немцев»{653}.

Губернатор штата Нью-Йорк Дьюи. «Я не хотел бы выступать за вооружение... Германии. Но я за то, чтобы использовать ее людские резервы. США не должны слать повсюду своих парней, если где-либо в мире возникнет конфликт»{654}.

Генерал Клей: «Немцы должны быть вооружены под союзным контролем»{655}.

«Нью-Йорк таймс»: «Совершенно необходимо найти новые, источники людских резервов, а они могут находиться только в Германии. Америка имеет право за каждый заплаченный доллар потребовать боевую силу стоимостью в 1 доллар»{656}.

Сенатор Тафт: «Гораздо дешевле вести войну солдатами чужих наций, даже если мы должны будем их вооружать, дешевле, чем если бы посылали американских парней. Прежде всего мы сбережем жизнь американцам»{657}. [404]

Таков был расчет, который по цинизму ничем не уступал планам Бормана, Гиммлера, Геринга. Последний говорил: «Если кто-либо должен голодать, то не немец». Тафт и его коллеги лишь переиначили эту формулу: «Если кто-либо должен умирать, то не американец».

Под этим лозунгом проходили мероприятия по ремилитаризации в первый период. Их главной формой было создание так называемых служебных частей при западных оккупационных войсках. Это, по сути говоря, был тот же «план Монтгомери» 1945 г., только в более широком масштабе. «Служебные части» создавались во всех трех зонах и в 1949–1950 гг. достигли значительной численности.

По данным, собранным немецкой демократической печатью, к концу 1951 г. общая численность «служебных частей» составляла{658}:

В создании «служебных частей» приняли участие некоторые немецкие генералы, в том числе несколько генералов, располагавших военным опытом. «Служебными частями» при американских войсках в первый период их формирования командовал генерал Герхард Матцки — некогда четвертый обер-квартирмейстер генштаба (ведавший вопросами разведки), а в годы войны — командир дивизии и корпуса. Его преемниками [405] (после того как Матцки был назначен командиром войск пограничной охраны) стали генерал танковых войск Бранденбергер{660}, а затем генерал-майор Рейхельт{661}. В английской зоне «служебными частями» командовал генерал-лейтенант граф фон Шверин. Некоторые из этих генералов впоследствии были использованы на командных постах бундесвера (Матцки стал командиром корпуса, Рейхельт — командиром дивизии). Однако, в общем, и целом на посты в «служебные части» пошли генералы «второго гарнитура», ибо крупные тузы генералитета не хотели «компрометировать себя».

Наряду со «служебными частями» в 1949–1951 гг. шло активное собирание военных кадров в рядах полиции. Ядром всех полицейских формирований была сделана так называемая пограничная полиция. Здесь был перенят опыт двадцатых годов — опыт Носке и Шейдемана, которые в 1919 г. под лозунгом создания «пограничной охраны» собирали офицерские полки и использовали их для провокаций и расстрелов рабочих. В 1951 г. «пограничная полиция» была воссоздана. Учитывая ее роль как источника кадров, туда набирали офицеров и унтер-офицеров с опытом. Так, среди офицеров «пограничной полиции» 93% составляли бывшие офицеры; 99% всех командиров взводов также являлись бывшими офицерами; 96% унтер-офицеров служили в вермахте{662}. На высших командных постах появились генералы вермахта.

Округами «пограничной полиции» командовали генералы Герберт Гизе, Ганс Браун и Антон Грассер{663}. Общая численность пограничных войск составляла 10 тыс., затем (с 1952 г.) — 30 тыс. человек.

Каковы были объективные результаты этой американо-английской акции?

Несомненным результатом было большое беспокойство и недовольство в кругах немецкой общественности. Именно к этому периоду относятся первые шаги движения сторонников мира в Западной Германии, поддержанные всей общественностью Германской Демократической Республики. Примерно к этому же времени относится появление на свет своеобразного общественного движения, преимущественно среди молодежи, а также среди бывших солдат вермахта, развернувшегося под лозунгом «без нас». Своеобразие этого движения состояло в [406] том, что оно не имело никакой организационной формы. Без всякой предварительной подготовки в различных городах Западной Германии, в университетах и на заводах вспыхивали короткие митинги и дискуссии, участники которых высказывали одну главную мысль: «Если будет формироваться новая армия, то — без нас!» Это движение выражало протест против ремилитаризации.

Вместе с тем оно отличалось политической пассивностью, которая досталась немецкому народу в наследие от «третьего рейха». Большинство попыток привлечь сторонников лозунга «без нас» к более активным действиям оканчивалось неудачей, что отражало общее состояние умов западногерманского населения.

Первый этап ремилитаризации вызвал энергичную реакцию противодействия на востоке страны. Здесь в условиях демократической жизни и полного народовластия имелись все возможности правильно понять всю опасность курса, на который [407] толкали германский народ империалистические политики Запада. Этот период ознаменовался созданием ряда организаций, которые поставили борьбу за мир, против ремилитаризации Германии своей главной задачей. Возникли Немецкий Совет Мира и Национальный фронт демократической Германии. Последний был создан в Берлине в конце 1947 г. на Народном конгрессе за единство и справедливый мир с участием политических партий, массовых организаций, деятелей культуры и искусства. Когда в сентябре 1949 г. западные державы создали сепаратное боннское государство, то передовые силы немецкого народа дали им достойный отпор. В октябре 1949 г. было провозглашено образование Германской Демократической Республики, ставшей подлинным бастионом мира и демократии в Германии. Это было историческое событие в жизни не только немецкого народа, но и всей Европы. Впервые в истории было создано немецкое государство, которое своим высшим законом сделало мир.

Действия западных оккупационных властей в те годы затронули и круги, на полную поддержку которых эти власти более всего рассчитывали: немецкий генералитет и крупною буржуазию. Их реакция оказалась несколько иной, чем ожидали американские политики.

С одной стороны, генералитет и крупная буржуазия Западной Германии ни в коей мере не оставили надежд на то, что рано или поздно им удастся восстановить свои экономические, политические и военные позиции. Американский военный историк Ганс Шпейер установил любопытное явление: когда он беседовал с бывшими генералами вермахта, то они единодушно излагали ему своеобразную теорию «перманентной войны». Согласно этой теории, война вовсе не окончилась в 1945 г. Она лишь перешла в стадию «холодной войны», которая ведется против того же противника, что и в войне Гитлера, т. е. против Советского Союза. Один из генералов так говорил американскому собеседнику:

— Германия может умыть руки. Пусть теперь западные союзники займутся Советским Союзом...{664}

Эту же идею изложил генерал Зоденштерн (бывший начальник оперативного управления ОКХ) в одном из военных журналов. «Третья мировая война, — писал он в 1952 г., — уже давно началась»{665}. С позиции «перманентной войны» германский генералитет с удовлетворением отмечал такие факты, как корейская война и другие агрессивные действия американских империалистов. В его глазах все это представляло собой определенные фазы «перманентной войны», в которой сам германский генералитет занимался только осторожным собиранием и накоплением сил. С этой же позиции было объяснимо и отношение западногерманских военных к США как к той силе, которая должна была им помочь.

Однако, с другой стороны, ни германский генералитет, ни крупные монополии Рура не хотели видеть себя в роли американских марионеток, лишенных всякой самостоятельности. Это противоречивое сочетание «за — против» отнюдь не было каким-либо психологическим свойством немецкой натуры. Совсем наоборот! Оно вытекало из логики капиталистической борьбы, которая не знает бескорыстной помощи и в которой союзник — лишь союзник на период временного сохранения общности интересов. Потом он может превратиться в злейшего врага.

Есть все основания полагать, что грубо колониальные цели американской оккупационной политики в 1945–1949 гг. и откровенные признания на сей счет ее руководителей не вызывали восторга в кругах немецкого генералитета. В одной из послевоенных американских публикаций был предан гласности меморандум так называемого «Мадридского геополитического центра» — подпольной военно-нацистской группы, расположившейся после воины в Мадриде. Меморандум был составлен в сентябре 1950 г. и содержал следующие неожиданные заявления:

«Было бы величайшей ошибкой считать, что Западная Германия восстановила силы так скоро благодаря сочувственной заботе о нас Америки. Мы нередко встречаем, особенно в высказываниях некоторых политических деятелей в Бонне, идиотское мнение: «Но ведь американцы поставили нас на ноги, как нам не быть благодарными?» На это мы отвечаем следующим образом: американцы поставили нас на ноги не из чисто альтруистических соображений, а в своекорыстных интересах».

Авторы меморандума продолжали:

«Нельзя сказать, что мы непричастны к изменению американской политики после войны... Будущие историки когда-нибудь расскажут о той великой прозорливости, с которой ответственные руководители третьего рейха уверенно и решительно проводили мероприятия, приведшие впоследствии к расколу единого фронта противника и снова сделавшие Германию весьма желанным партнером в любом новом тголитико-стратешческом союзе... Спустя пять лет после Потсдама янки глубоко [409] увязли в трясине; они обращаются за советами к нашим генералам, которых они раньше называли военными преступниками, они просят нашей помощи в борьбе с Россией».

Из всего этого довольно самоуверенного анализа обстановки авторы мадридского послания делали вывод, что Западная Германия уже может претендовать на нечто большее, чем роль мальчика на побегушках, а именно на самостоятельность решений. «Мы только тогда вернем себе военный суверенитет, — говорилось в меморандуме, — когда сможем беспрепятственно решать, вооружаться нам или нет и в какой степени вооружаться, когда и против кого посылать свои вооруженные силы».

Подобные мысли высказывались не только в конфиденциальных меморандумах. В 1951 г. в издательстве «Фовинкель» вышла маленькая брошюра, принадлежавшая перу одного из самых крупных деятелей вермахта, к голосу которого прислушивались все западногерманские буржуазные политики. Это была брошюра Гейнца Гудериана, озаглавленная коротко и выразительно: «Так дело дальше не пойдет!» По откровенности и прямолинейности Гудериаы в этой книге оставил за флагом всех своих коллег.

Бывший начальник германского генерального штаба подробно анализировал стратегическое положение стран НАТО в Западной Европе и приходил к выводам, сходным с выводами американского генерального штаба. Он считал, что для всех военных планов США в Европе нужна западногерманская армия. Но на каких условиях? И Гудериан без обиняков задавал западным политикам вопрос: что будут представлять из себя будущие солдаты — «товарищей по оружию» или иностранных легионеров? Он решительно требовал освободить всех немецких военных преступников, еще находящихся в тюрьмах.

«До тех пор пока так будет продолжаться, — предупреждал Гудериан, — ни один бывший немецкий солдат не изъявит готовности идти вместе с французами...» Гудериан хвалил американского верховного комиссара Макклоя за то, что он «вступил на путь пересмотра приговоров». Но Гудериан смотрел дальше. Он говорил, что Западу пора понять, что ему вредит «половинчатость решений». «Нам предлагают за наше содействие, — с возмущением писал отставной генерал, — положение иностранного легионера». «Так дальше дело не пойдет», — констатировал Гудериан.

Очень любопытно, что он осуждал не только позицию тех кругов Запада, которые колебались в принятии окончательного [410] решения. Гудериан был недоволен и слишком большой услужливостью Аденауэра. Требования Гудериана к правительству ФРГ сводились к тому, что оно должно пойти навстречу военным кругам, а именно: положить конец всякой антимилитаристской пропаганде и, самое главное, оказать этим кругам материальную поддержку (обеспечить всех бывших офицеров и унтер-офицеров пенсиями).

Все эти отдельные требования генерал Гудериан объединил под общим лозунгом «равноправия» Федеративной Республики с другими странами НАТО в общем антисоветском блоке. Он обращался к США как к руководителю этого блока: «Время не ждет!» Западная Германия не будет, по его мнению, вносить «предварительного вклада», не получив гарантий, что принципы Потсдама полностью отвергнуты западными державами, что граница по Одеру будет пересмотрена, военные преступники будут освобождены и Запад не пойдет ни на какие переговоры с Советским Союзом.

«Наслушались мы слов довольно, Хочу теперь дела я видеть» — так кончалась книга Гудериана.

Появление программного сочинения генерала Гудериана было своеобразным показателем тех темпов, которыми германский генералитет проходил по отдельным стадиям своего традиционного пути от краха к возрождению. Если обратиться к периоду после первой мировой войны, то с момента поражения Германии до знаменитого требования о «равноправии в вооружениях» (1930–1932 гг.) прошло 12–14 лет. Теперь же, после второй мировой войны, не миновало и 5–6 лет, как генералы, подписавшие капитуляцию, начали говорить о «равноправии».

Снова начиналась сказка о рыбаке и рыбке. Нет, роль простых ландскнехтов уже не устраивала немецких генералов. И если в 1947 г. Льюис Браун считал, что для вооружения Германии и ее привлечения на сторону США достаточно «открыть ей дверь и дать ногой в зад», то через три года орган американских бизнесменов «Уолл-стрит джорнэл» предложил говеем другой рецепт: «Мы не можем заставить немцев вооружаться, если мы только дадим им на это разрешение. Мы должны их об этом попросить. Наконец, мы должны — и кто может в этом сомневаться! — пойти на все уступки, которые они потребуют»{666}. [411]

Первые послевоенные годы не привели к формированию немецких военных частей в ФРГ (к чему, безусловно, стремилась американская сторона). Но, тем не менее, в «приход» немецкому генералитету был записан ряд статей, а именно:

успех общей политической линии на сговор с США и Англией, вынесенной из наследия Бека — Герделера — Канариса — Гиммлера;

гарантия дальнейших уступок и поблажек со стороны своих американских опекунов;

восстановление организационного центра, хотя и находившегося пока в американских руках.

Не выиграна была лишь одна битва — битва против собственного народа. 16 ноября 1950 г. даже канцлер Аденауэр был вынужден признаться перед тремя верховными комиссарами западных держав: «Я считаю, что еще надо кое-что сделать, чтобы в большинстве немецкого народа произошел психологический переворот»{667}. Как расшифровал это заявление тогдашний министр внутренних дел Густав Хейнеман, «Аденауэру было ясно, что его политика вооружения и перехода Федеративной Республики на сторону Запада не имела большинства в народе»{668}. [499]