Гиены и трусов, и храбрецов жуют без лишних затей. Но они не пятнают имен мертвецов: это дело людей



бет3/3
Дата12.07.2016
өлшемі197.5 Kb.
#193830
1   2   3

Глава 3

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ВОКЗАЛ


— Сегодня не твой день. Один идиотский поступок за дру­гим.

— Ты злишься потому, что тебе не дали выспаться? — Я чувствовал раздражение от всего случившегося.

— Нет! Я злюсь исключительно из-за того, что ни один из этих криворуких господ тебя не убил! Иначе я бы давно уже обрел свободу и не торчат здесь с таким...

— Осторожнее, амнис! — В моем голосе появилась сталь.— Я не в настроении.

— Извини... хозяин,— тут же сбавил тон Стэфан.— Но разве ты не видел, что девушка та еще штучка?

— Видел. Если она невеста, а те грубые ребята — женихи, то мне становится страшно за таинство брака.

Нападение, попытка убийства, стрельба, маг и убийство — и это все за неполных десять минут. Таинственная Эрин поя­вилась и тут же исчезла, оставив после себя труп одного из своих преследователей. Кто она на самом деле? Чего хотела? От кого убегала? Кто на нее напал? И почему она так внезап­но ушла?

Можно строить догадки до бесконечности, но все они — песчаные замки на морском берегу. Ответов я все равно не получу. Лучшим вариантом было бы забыть это маленькое дорожное приключение как можно скорее. Выкинуть из го­ловы всю случившуюся суету, как жвилья через окно.

Но у меня не слишком получалось. Во-первых, я по при­роде своей любопытен. Во-вторых, крошка Эрин привлекла мое внимание. Она была интересной. Казалось, в этой девуш­ке есть что-то такое... живое, что ли? Да, пожалуй, именно это слово. Рядом с ней впервые за семь с половиной лет я почув­ствовал, что пробуждаюсь и становлюсь прежним собой. Тилем эр'Картиа. Таким, каким его знали до событий, случив­шихся на вилле «Черный журавль».

Эрин, таинственная девушка с карминовыми губами, была слишком непохожа на Клариссу и дам из высшего света. И, признаться честно, мне бы хотелось увидеть ее еще раз.

Я достал часы, покачал их на цепочке перед глазами, глядя на гравировку на крышке.

«Тилю, в которого я всегда верил, несмотря ни на что. Дядя».

Порой я чувствую себя большим подлецом. Я принял по­дарок, но так и не нашел в себе сил прийти и извиниться пе­ред ним за те слова, что сказал ему после того, как славный су­дья Дикстоун огласил решение Палаты Семи.

Откинув крышку, я посмотрел на стрелки. Никогда не опаздывающий «Девятый скорый» впервые за свою историю задерживался на несколько часов.

После случившегося паровоз остановился на первой круп­ной станции — Лайльеге, и за дело принялись господа из Скваген-жольца. Перво-наперво они все оцепили, провели тщательную проверку, но Эрин и усатого мага и след про­стыл. Оставалось лишь предполагать, как им удалось поки­нуть несущийся на всех парах поезд.

Синие мундиры допрашивали пассажиров, в том числе и меня. На мое счастье, кондуктор подтвердил, что я всего лишь жертва обстоятельств и не причастен к убийству того господина. Пока поезд стоял, рабочие со станции успели по­менять стекло в моем купе, убрали труп, вынесли окровав­ленный ковер. Машинист ка-га шипел и плевался кипятком почище парового котла.

— Возмутительно! — верещал он, подпрыгивая перед жан­дармом и явно считая, что это действие придаст ему значите­льности.— Такая задержка! Дайте! Дайте справку с печатью, иначе профсоюз оторвет мне голову!

Стэфан тихонько фыркнул, возвращая меня к действите­льности.

— Что? — не понял я, перестав смотреть в окно.

— Тот жвилья. Его глаза. Клянусь Всеединым, они были крайне изумленными, когда ты принял Облик. Он явно не ожидал от тебя ничего подобного, мой мальчик.

Надо думать. Каждого жителя Рапгара с самого детства учат одному простому правилу — по возможности не задирать лучэров с красными и янтарными глазами. Это старая кровь, сохранившая в себе память предков и, в отличие от остальных Детей Мух18, способная использовать и Облик, и Атрибут. Лишь Всеединый знает, кем они станут, когда вы нападете, и что они с вами сделают.

Все остальные чэры — свежая кровь, дети лучэров и лю­дей, утратили древнее знание. И с ними можно уже не быть настолько вежливыми.

Мои глаза не алые и не желтые — они пепельные, но кровь моего отца оказалась сильна. У меня есть мой Облик и есть Атрибут. Конечно, им далеко до того, что имеется у Данте или того же Князя, но порой и этого достаточно, чтобы выиграть схватку. К примеру, в такой день, как сегодня.

Я выглянул в окно.

Мы уже проехали окраины Рапгара и Вольный город и те­перь, миновав разветвление железнодорожной колеи, уходящей налево, к туннелю, проложенному под Холмами, при­ближались к вокзалу.

Рапгар, это огромное чудовище, раскинувшееся на двух берегах морского фьорда и окрестных островах, западной оконечностью упирающееся в пресноводное озеро Мэллавэн, вырастал из-за горизонта бесконечными домами, доро­гами, постройками и трубами далеких заводов и фабрик. Наш славный город — это одна большая братская могила мертвых, не совсем мертвых, не слишком живых и тех, кто делает вид, что он жив.

Он притягивает и отвращает одновременно. Столица стра­ны многогранна, словно раздавленный калейдоскоп, из ко­торого высыпались разноцветные стеклышки — зеленые, си­ние, красные и черные. Все вперемешку. Здесь можно найти настоящее сокровище и смрадный мусор, уютный уголок и отвратительную ночлежку, отыскать друга и обрести массу врагов, начать новую жизнь или же распрощаться с ней на­всегда. Рапгар — страна множества рас, королевство богачей, царство нищих, мир пара и электричества, пропахший гарью, порохом, испражнениями скангеров, утонченными духами, свежим морским бризом, Королевством мертвых и персико­выми садами.

Районы Иных, плотно застроенные, с теснящимися друг к другу домами, темными крышами, серыми стенами, высоки­ми шпилями старой застройки тянулись по обе стороны от железной дороги. Здесь, как всегда, царили оживление и су­толока. Люди и нелюди спешили по своим делам, торговали и заключали сделки. Наперегонки с поездом отправились не­сколько фиосс. Судя по бледным полоскам на брюшках — со­всем еще дети, каким-то чудом умудрившиеся вырваться из-под назойливой опеки родного роя.

Пузатый молодняк, весело жужжа, летел рядом с моим ва­гоном. Один из них заметил, что я наблюдаю за этой гонкой, помахал мне черной лапой и растянул зубастую пасть, что означало дружелюбную улыбку. Я помахал в ответ, и он, до­вольный вниманием, поднажал еще сильнее, надеясь если и не обогнать паровоз, то хотя бы позлить машиниста ка-га.

Они отстали от «Девятого скорого», лишь когда начался университетский район Маркальштука — ухоженный, с под­стриженными газонами и золотыми парковыми рощами — прекрасный оазис среди диколесья южных районов Рапгара. Гордость университета — огромная обсерватория, купол ко­торой в хорошую погоду был виден даже с противоположного берега,— на секунду закрыла собой половину неба, а затем сгинула, уступив свое место университетским корпусам.

— Ты хотя бы осознал, что тебя могли убить? — нарушил молчание Стэфан.

Я хотел ему ответить, что как-то поздно трепыхаться по поводу собственной смерти, но решил не раздражать по-пустому.

—Внимание жандармов тебе ни к чему,— продолжал да­вить амнис.

—Перестань! — отмахнулся я от него.— Ничто в этом мире не способно испортить мою репутацию. Нечего уже портить.

Поезд тем временем выехал на мост Разбитых надежд — самый длинный и высокий в Рапгаре. Он соединял южный берег с Сердцем — крупным островом, который был связан с другими, более мелкими островами и северным берегом. Ви­сячий мост построили почти двадцать лет назад, и тогда ни­кто не верил, что это огромное стальное сооружение длиной почти в полторы мили, с уходящими в воду опорами, взлета­ющими на недосягаемую высоту алыми крыльями и натяну­тыми стальными тросами, горящее ночью электрическим светом, — простоит хотя бы день. Но он выдержал, несмотря на то что до сих пор казался многим слишком изящным, хрупким и воздушным.

Кроме железной дороги по мосту проходила и обычная — для экипажей и пешеходов. Предприимчивые ка-га обо всем позаботились и постоянно тянули плату из города за право пользования своим детищем. Уже пару раз случались ситуа­ции, когда мэр пытался протащить в Городском совете пред­ложение о национализации важного для города объекта. Но Глас Иных и забастовки ка-га, а также недовольные акционе­ры из числа уважаемых жителей Рапгара на корню пресекали эти попытки градоначальника перевести денежный поток в свои руки.

Впрочем, мост Разбитых надежд так назывался не потому, что он не рухнул в первый же час после завершения строите­льства, на чем букмекеры потеряли кучу наличности. И не от­того, что у мэра так и не получилось взять власть над этой зо­лотой жилой. Просто последние двадцать лет прыжок с мос­та — чаще всего используемый способ расстаться с жизнью.

Сюда приходят все — проигравшиеся в Яме, несчастные влюбленные, лишенные гражданства, потерявшие работу, расставшиеся со всеми надеждами и просто уставшие от су­масшествия нашего мира.

Четыре с небольшим секунды свободного падения — и по­койника, если тому повезет попасть в течение и всплыть, че­рез несколько дней баграми вытаскивают из воды лодочники или жандармы. Или же, если они не поспешили, набежавшие скангеры или выползший из темной норы тру-тру оприходу­ют несвежее мясо по-своему. Падальщики и людоеды чувст­вуют мертвых гораздо лучше, чем живые.

Далеко на западе в голубоватой дымке виднелась широкая серая ребристая полоса — дамба дьюгоней, отделяющая огромное озеро Мэллавэн от фьорда, вода в котором была чем дальше от преграды, тем солонее. Перед дамбой раскинулся низкий, застроенный домами длинный остров. Я бы на месте жителей его районов — Паутинки, Хвоста и Гетто Два Окна — нервничал. Чуть ли не каждый год газеты писали, что по всем математическим расчетам выстроенная дьюгонями плотина не выдержит напора воды и зальет Рапгар по крыши. Если та­кое случится, то Паутинка и иже с нею утонут первыми в тече­ние нескольких минут.

Правее от дамбы располагались самые грязные заводские и фабричные районы. Очаровательная четверка: Пепелок, Дымок, Сажа и Копоть. Я в жизни там не был и надеюсь, что никогда не попаду, так как у меня нет запасных легких.

Многочисленные трубы предприятий, работающих на благо города и страны, пачкали небо бесконечными столбами дыма самых странных и нелепых цветов, вплоть до алого и зе­леного. При ясной погоде, когда начинался закат, из-за этих выбросов в воздух солнце окрашивалось во все оттенки раду­ги, а его лучи создавали и вовсе не виданные оптические эф­фекты. Боюсь, таких перемешанных палитр не мог бы изоб­рести даже воспаленный мозг лунатика, который обожрался наркотика мяурров.

На счастье жителей Рапгара, роза ветров, властвующая над городом, была такова, что весь дым сносило на запад, на озер­ный край и начинавшиеся за ним леса. В противном случае вся столица давно бы успела зарасти сажей и провонять вплоть до старых катакомб.

Мы миновали мост, под которым спокойно проплывали корабли, и въехали в Сердце — деловой центр Рапгара, при­станище крупных банков, представительств компаний, по­сольств, магазинов, Академии доблести и Скваген-жольца. Дома здесь были не в пример выше, красивее и чище тех, что остались на южном берегу, а улицы широки и просторны.

Поезд начал замедлять ход, миновал небольшой туннель, проложенный под проспектом, где располагался любимый ресторан Данте, и не прошло и двух минут, как мы оказались на Центральном вокзале.

Вагон остановился у перрона, я встал и уже собирался по­кинуть купе, когда мое внимание привлек маленький желтый лоскуток, торчащий между спинкой и кожаной подушкой ди­вана, на котором недавно сидела Эрин.

— Что это? — нахмурился я, подошел поближе, и в руках у меня оказался женский шелковый платок.

Он был канареечно-шафранным, с витиеватыми оранже­выми разводами и едва уловимо пах духами Эрин — красный мандарин, ваниль и свежесрезанные цветы.

—Забыла, когда убегала в спешке? — высказал предположение Стэфан.

—Тогда бы он просто лежал на сиденье. Или на полу. Нет. Она его спрятала. Разве не видишь?

—Вижу. Но не понимаю. Что ценного в обычном, пускай и шелковом, платке?

—Если бы я знал. Но Эрин, похоже, опасалась держать его при себе.— Я посмотрел ткань на свет, но ничего интересного не нашел, немного подумал и убрал вещь в карман брюк.

—Что ты делаешь? — тут же забеспокоился амнис.

То, что считаю нужным. Здесь он точно пропадет. Возможно, мне когда-нибудь представится возможность встретиться с ней еще раз.

—Глазам своим не верю! — Если бы у Стэфана были руки, он бы ими непременно всплеснул.— Ты решил, что не стоит забывать эту смазливую убийцу!

—Ну здесь, положим, надо разобраться,— неохотно отве­тил я, направляясь к выходу.— Ее стилет в груди того жмури­ка еще ничего не значит.

Я распрощался с поклонившимся кондуктором и неспеш­но пошел по перрону, стараясь избегать сутолоки, устроен­ной пассажирами, и носильщиков с телегами, нагруженными чемоданами, коробками и корзинами.

К запаху смолы от шпал здесь примешивались ароматы ва­нили, корицы и сдобы. Чуть дальше, прямо на перроне, маль­чишка из народа кохеттов торговал булочками.

Десять платформ вокзала были накрыты застекленным куполом, сквозь который проникал дневной свет. Под купо­лом мелькали крылатые тени — голуби и носящиеся по делам и поручениям фиоссы. Они благоразумно не залетали в основное здание вокзала, не желая сталкиваться со своими вечными врагами — хаплопелмами. У двух этих рас были стародавние счеты, и, зная некоторую вспыльчивость хапл, по­ведение фиосс можно было назвать очень разумным.

—Не люблю этот вокзал,— между тем ворчал Стэфан.— На месте прекрасного дубового парка и фонтанов Городской совет выстроил это убожество, сделанное из стекла, кирпичей и стали. Теперь оно смотрится как какая-то язва на Сердце. Чем политикам не угодила прежняя стоянка паровозов?!

—Не приукрашивай,— попросил я его.— Старый вокзал очень давно не справлялся с людским потоком. Хорошо, что построили новый.

— Тебе же хуже. Теперь приходится добираться до дома через половину города.

Возле паровоза я стал свидетелем безобразной драки меж­ду тремя ка-га. Двое чиновников с золотыми цепями членов профсоюза, сопя, мутузили вопящего и размахивающего справкой машиниста опоздавшего поезда.

Ка-га похожи на толстых, объевшихся кротов, которые не смогли проглотить большую морковку, и теперь она торчит у них из пасти. Эти ребята ростом чуть выше моего пояса, при­земистые, с лоснящейся, покрытой складками, черной шер­стью, с широченными розовыми руками, маленькими поро­сячьими глазками и длиннющим носом, который как раз и похож на морковку.

— Я тебе такую справку покажу! — пискляво вопил один из чиновников, пытаясь пнуть машиниста короткой нож­ кой.— Репутация всей железной дороги мяурру под хвост! Ак­ции компании упали на четырнадцать пунктов!

Машинист, понимая, что бумажкой с печатью делу не по­можешь, ловко саданул представителя компании «Железные дороги Рапгара» по носу.

— Ах вот ты как?! — взвизгнул тот, и началась форменная свалка.

Вокруг стали собираться зеваки, подбадривая драчунов выкриками и смехом. Дерущиеся ка-га — зрелище довольно забавное. Несколько фиосс, оставив дела, сели на окрестные фонари, решив насладиться бесплатным представлением. Какой-то человек с карандашом, как видно, журналист од­ной из газет, строчил в блокноте, в красках описывая драку.

Я вошел в зал ожидания вокзала, где на огненном табло горели данные обо всех отправляющихся сегодня поездах. Лю­дей и нелюдей здесь тоже было достаточно, но, по счастью, обошлось без толчеи.

Привычно подняв взгляд к куполообразному потолку, я увидел двух хаплопелм, находящихся на службе у Скваген-жольца и патрулирующих вокзал. Эти прекрасные созда­ния — лучший гарант отсутствия преступлений. Ни один кар­манник, вор и убийца не решится заниматься своим ремес­лом под взглядом множества глаз огромных пауков.

Мне показалось, что одна из хапл смотрит на меня. Вот уж кого не люблю, так это жителей Паутинки, даже несмотря на то, что это лучшие солдаты в гвардии Князя. Хаплопелмы — крайне агрессивные и жестокие существа. А когда над тобой нависает озверевший паук восьми футов в высоту и четыр­надцати футов в длину, с огромными жвалами и скоростью, в три раза превосходящей скорость охотящегося мяурра (а это о чем-то да говорит!),— надо быть начеку.

Впрочем, следует отдать должное — хаплы редко нападают первыми, конечно, если ты не являешься представителем на­рода фиосс или кровососов завью. Пауки не любят летающих существ.

— Осторожно! — поспешно сказал Стэфан, и через секун­ду передо мной уже находилась спустившаяся с потолка хаплопелма.

Огромная головогрудь с четырьмя большими, мохнатыми, суставчатыми лапами, маленькое пузатое брюшко, две пары коротких проворных «ручек» с двумя когтистыми пальцами и очень внушительные хелицеры и педипальпы19, каждая из ко­торых заканчивалась острым ядовитым когтем. Вся хапла, а, судя по насыщенному кобальтовому цвету, это оказалась сам­ка, была покрыта толстым слоем волосков, очень похожих на шелковистую шерсть.

В общем, очаровательное зрелище, особенно для неподго­товленных умов. Даже если заглянуть в каждый из шести бле­стящих агатовых глаз, никогда не поймешь, что на уме у этого существа. Оставалось лишь надеяться, что тебя не перепутали с мухой.

Она раскрыла страшные жвалы, и я услышал:

— Чэр эр'Картиа? — Тихий шелест исходил из ее утробы.

— Совершенно верно,— сказал я, глядя ей прямо в «лицо». В общении с сотрудниками Скваген-жольца до поры до времени следует сохранять вежливость.

— Следуйте за мной... Пожалуйста.

Решив, что этого достаточно, она развернулась на месте и с изяществом трамвая поперла вперед, заставляя посетителей вокзала пошевеливаться и расходиться в стороны, уступая дорогу.

Мне не оставалось ничего иного, как идти следом, хотя, конечно, можно было спросить, в чем дело и куда меня ведут. Но проще и быстрее дойти, чем пытаться препираться с коба­льтовой красавицей. Я не слишком-то спешил, и хаплопелма сбавила прыть, приноравливаясь к моей походке.

Мы прошли весь зал насквозь и оказались на улице, на­против большой площади Сумок. Здесь меня ждал старший инспектор Фарбо. Он нисколько не изменился за годы, что мы не виделись. Все те же широченные плечи, едва помещаю­щиеся в дешевый полосатый пиджак, бульдожья морда, заросшая редкой рыжеватой щетиной, и проницательные голу­бые глаза, сверкающие из-под полей надвинутой на лоб шля­пы.

— Старший инспектор,— холодно приветствовал я его, не сочтя нужным касаться шляпы.— Какая честь.

— Чэр эр'Картиа,— прогудел Фарбо.— Доброго дня. Простите, что пришлось искать с вами разговора столь оригина­льным способом. Я боялся, что вы воспользуетесь другим выходом и мы с вами разминемся.

Я сделал вид, что поверил в эту чушь. Цепной пес Сква­ген-жольца вполне мог встретить меня возле поезда, раз уж ему так хотелось побеседовать. Для этого ровным счетом ни к чему было отлавливать меня с помощью хаплопелмы. Фарбо шал, что делал — не упустил возможности мне досадить, к тому же его, в отличие от паучихи, я мог бы и проигнорировать.

— Благодарю вас, офицер,— сказал он, отпуская хаплу, и та бесшумно скрылась в здании вокзала.

Эдакое чудовище на службе порядка и закона Рапгара.

— Не желаете пройтись? — Старший инспектор пригла­шающим жестом указал в сторону площади.

Фарбо старался показать свою любезность, но и я, и он знали, что друг друга нам обмануть не удастся.

— К сожалению, у меня нет на это времени,— сказал я.— Если вас что-то интересует, то я предпочел бы разобраться с этим как можно скорее.

— Ну что же,— не стал спорить инспектор и вытащил по­ трепанный блокнот.— Давайте здесь, раз вас это не смущает. Наши сотрудники успели передать сообщение в Скваген-жольц о случившемся в «Девятом скором». Как я понял, вы были свидетелем произошедшего. И в вас, кажется, даже,— Фарбо заглянул в блокнот,— стреляли.

— Совершенно верно.

— Хотелось уточнить — именно поэтому вы убили одного из нападавших?

Я посмотрел в его хитрые глаза и улыбнулся:

— Нет. Такого не было. Думаю, свидетели подтвердят мои слова.

— Конечно.— Он что-то зачеркнул.— Но стоит решить все неясности и недомолвки сразу. Прежде чем газеты разнесут эту информацию по городу. Преступление слишком громкое, чтобы мы могли его скрыть. У вас есть какие-нибудь заявле­ния, чэр? Быть может, что-нибудь еще вспомнили?

— Увы, нет. Всю надлежащую информацию я оставил жандармам.

— Жаль.— Он захлопнул блокнот, убрал его во внутрен ний карман пиджака.— Ну что же — не смею вас больше за держивать.

Я, не прощаясь, пошел своей дорогой, но инспектор меня тут же окликнул:

— Чэр эр'Картиа. Откуда вы приехали?

— Это имеет значение? — надменно поинтересовался я, размышляя, почему он вдруг решил проявить такой интерес.

— К случившемуся в поезде? Нет. Просто, для отчета.

— Был на охоте в поместье Зинтринов.

— То есть прошлую ночь вас не было в Рапгаре?

— Верно.— Я прищурился.— Странный вопрос.

— О! Ничего странного.— Человек натужно и неестест­венно рассмеялся.— Просто стараюсь понять картину цели­ ком.

Фарбо врал, меня это, разумеется, насторожило, но узнать я все равно ничего не мог. Этот старший инспектор, несмотря на кажущуюся доброжелательность, гораздо хуже своего бо­лее резкого приятеля — Грея.

— Мы обещаем разобраться с этим делом. Синий отдел Скваген-жольца взял его под свой контроль.

— Отрадно слышать. Значит, настоящий преступник ока­ жется в ваших руках совсем скоро.

Я специально выделил слово «настоящий», и его лицо ста­ло уже не таким улыбчивым. Никто, даже такая хитрая, черст­вая гадина, как Фарбо, не любит, чтобы ему тыкали в нос ошибками прошлого.

Особенно если они дурно пахнут.





1 Один фарт — крупная денежная единица Рапгара — содержит в себе 20 тре-стонов или 100 сцелинов. Один трестон равен 5 сцелинам.

2 От лат. amnis — водный поток, в другом значении — душа.

3 Чэр — уважительное обращение к лучэру.

4 От mitmakem (ивр.) — восставший.

5 Великая тьма — период власти предков лучэров (Всеедяного) на зем­ле с момента их прихода вместе с кровавым дождем и до возвращения в Изнача­льное пламя

6 Соур — старая монета Рапгара, почти утратившая хождение. Также наз­валась Двойным Князем за изображение главы государства на двух сторонах. Чеканилась из золота высшей пробы (содержание не менее 98 процентов), ве­сила 38,5 грамма.

7 Корень лунного дерева — священная пряность мяурров, которую использу­ют во время ритуалов, посвященных Лунной кошке. Для других рас порошок из этого растения является сильным, а зачастую и смертельным галлюциногеном.

8 Дормез (от фр. dormouse — букв, соня) — комфортабельная карета со спальными местами.

9 Цвет погребального огонька зависит исключительно от цвета глаз умершего лучера: красный, янтарный, пепельный, индиго, зеленый или черный.

10 От лат. Tropaeolum — настурция

11 Класс вагона определяется его цветом, желтые — первый класс, синие — второй, зеленые — третий.

12 Полуденный — изгнанный из прайда за какой-либо серьезный просту­пок мяурр (в том числе за отказ от истиной и единственной веры в Лунную кош­ку или же запятнавший себя недостойной работой). Для семьи прайда такой мяурр больше не существует.

13 Сын Луны — глава всех прайдов. Обычно самый старый и мудрый кот.

14 Палата Семи — организована Князем и подчиняется исключительно ему. Является высшим судом для лучэров, неподсудных обычным городским судам, а также одной из ведущих политических сил, способных с разрешения Князя влиять на процветание государства и дипломатические отношения с другими странами. В состав Палаты входят семь лучэров из высшей знати Рапгара. Распоряжениям Палаты Семи подчиняются мэр, Городской совет и серые жандармы Скваген-жольца.

15 От лат. Haplopelma lividum — кобальтовый птицеед.

16 В состав Городского совета входят: Палата Благородных (лучэры, высоко-родные люди и военные). Народная палата (торговцы и избранные народом районов представители из числа людей). Палата Иных (представители других рас Рапгара, но не больше сорока процентов от Народной палаты).

17 В Скваген-жольце существует три отдела. Синий — расследующий обыч­ные преступления, серый отдел — занимающийся политическими правонару­шениями, и алый — занимающийся магическими нарушениями закона

18 Дети Мух — одно и уничижительных прозвищ лучэров. В древних ру­кописях писали, что лучэры произошли от вырвавшемся из Изначального пла­мени огненной мухи (хотя это и не так).

19 Хелицеры — первая пара ротовых придатков паукообразных, иначе на­зываемая верхними челюстями и челюстными усиками, тогда как вторая пара называется педипальпами, нижними челюстями, или максиллами.



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет