Главы первая. Восточное возрождение школьная, да и университетская практика старого времени исходила из

эстетики, то оттенков этих в эпоху Ренессанса можно находить бесконечное

количеств о. Остановимся сейчас на обзоре тех возрожденческих мыслителей,

которые в нашей научно-литературной традиции по преимуществу квалифицируются

как гуманисты.

Имена главнейших итальянских гуманистов

Мы ограничимся только их перечислением. Однако следует настаивать на том,

что чисто гуманистическая линия не совпадала с неоплатонической эстетикой,

проникавшей собою весь Ренессанс, а состояла по преимуществу из

общественно-политических, государственных , гражданских, педагогических,

моральных и вообще практических тенденций возрожденческого человека.

Как подлинного начинателя гуманистического движения выставляют обычно

Колюччо Салютати (1331 - 1404), который вырастал все еще на почве

средневекового мировоззрения и, следовательно, какого-то, хотя и в

переносном смысле, платонизма. Но он - передовой об щественный деятель,

демократ, противник тирании, установитель строгой, но вполне светской морали

и предначинатель того самого флорентийского образа мышления, который к концу

XV в. расцветет в виде Платоновской академии во Флоренции.

Вслед за Салютати обычно характеризуются еще другие деятели гуманизма,

которые постепенно углубляли идею о самостоятельности, силе и могуществе

человека, оставаясь, впрочем, далеко за пределами какой-нибудь

антицерковности или антирелигиозности. Назовем

Никколо Николи (1365 - 1437), Леонардо Бруни (1374 - 1444), Поджо

Браччолини (1380 - 1459), Джаноццо Манетти (1396 - 1459). Последний в своем

трактате "О достоинстве и великолепии человека" (1452) дает то, что,

пожалуй, можно назвать настоящей гуманистич еской эстетикой, поскольку здесь

прославляется человеческая личность, и она рассматривается как средоточие

космической красоты, идеальный образец гармонии всего мира. В этом виде

гуманистическая эстетика, несмотря на свою религиозность, уже приобретала х

арактер ереси, которая и была обнаружена тогдашними охранителями

консервативной догматики.

Из гуманистов этого периода итальянской культуры мы уже отметили Лоренцо

Валлу, который прославился своей антипапской деятельностью, проповедью

изящной классической латыни, враждой к школьному аристотелизму и защитой

общественных и народных интересов пер ед лицом тогдашних церковных

злоупотреблений. Однако радикализм Валлы не должен быть преувеличен уже по

одному тому, что его философия и эстетика все-таки оставалась слишком

индивидуалистической и общественно-политические взгляды его выражены не

столь яр ко.

Все указанные у нас сейчас имена и философские направления связаны с тем,

что можно назвать ранним итальянским гуманизмом и что относится, вообще

говоря, к началу XV в. Историки литературы отличают от этого периода так

называемый римский гуманизм, которы й приходится уже на середину XV в. Без

специального исследования трудно в настоящее время сказать, образуют ли

деятели этого римского гуманизма какую-нибудь новую ступень в эстетике

Ренессанса. Однако здесь, несомненно, начальный итальянский гуманизм при

обретал более радикальные формы, отчасти уже выходившие за пределы

Ренессанса в собственном смысле слова. Юлий Помпоний Лег (1428 - 1498) тоже

основал свою гуманистическую Академию в Риме, тоже увлекался утонченной

латынью, тоже считал себя органическим

продолжателем античности, ставил на сцене римские комедии бесцеремонно

светского содержания и, наконец, не гнушался даже языческих культов и

ритуалов. Филиппо Буонаккорси (1437 - 1496), носивший в этой Академии имя

Каллимаха Экпериента, доходил до отрица ния бессмертия души и до преклонения

перед Эпикуром, причем этот материализм он соединял с некоторого рода

своеобразным рационализмом. Бартоломео Сакки (1421 - 1481), или Платина,

опять возвращался на пути неоплатонизма, но соединял этот последний с теор

ией гражданских доблестей, сильной личности и монархической

государственности. Смешанный и не вполне продуманный до конца принцип

римского гуманизма приводил к тому, что одни папы преследовали сторонников

этого гуманизма, другие же, наоборот, вполне допу скали их свободную

гуманистическую деятельность.

Третий тип итальянского гуманизма XV в. - неаполитанский гуманизм,

связанный с именами Джованни Джовиано Понтано (1429 - 1503) и Томмазо

Гвардати (ок. 1420 - 1475), больше известного под именем Мазуччо из Салерно,

и др. Историки литературы говорят о гора здо большей склонности их к

политике и к языческому материализму. Это совмещалось здесь с большой

общественно-политической отсталостью тогдашнего неаполитанского государства.

Соотношение гуманистической и неоплатонической эстетики в итальянском

Ренессансе

Все эти формы итальянского гуманизма XV в. относятся не столько к истории

эстетики Ренессанса, сколько к общественно-политической атмосфере эстетики.

Гуманисты, несомненно, укрепляли веру в земного человека, хотя почти уже не

пользовались аргументами о б ожественном человеке, которые на все лады

использовали чистые итальянские неоплатоники. Если понимать гуманизм как

освободительное гражданское направление и как прогрессивную

общественно-политическую теорию, то такого рода практицизм являлся яркой

против оположностью неоплатонической умозрительной эстетики Ренессанса. Но

если этот гуманизм понимать в широком и неопределенном смысле практического

либерализма, то такой гуманизм в Италии в эпоху Ренессанса был решительно

везде. И не по этому признаку нужно

говорить здесь о значении итальянского гуманизма. Но, выдвигая в

итальянском гуманизме XV в. на первый план методы практически-светского

устроения жизни, мы начинаем замечать, что такой гуманизм быстро начинает

перерастать возрожденческие формы мысли. Та к, Ренессанс не был

материализмом, а гуманисты иной раз пробовали переходить на чисто

материалистические позиции, что характерно стало только для последующих

веков. Ренессанс не был язычеством, но некоторые гуманисты заходили довольно

далеко в заигрывани и с античной религией. Ренессанс не был проповедью

абсолютной монархии. А некоторые гуманисты тоже слишком далеко заходили со

своим культом сильной личности, граничившим с теорией именно абсолютистской

государственности.

Имея в виду такого рода особенности итальянского гуманизма XV в., мы

можем сказать, что этот гуманизм являлся весьма благоприятной культурной

атмосферой для освобождения светского человека и для культа светской земной

красоты. Однако прямое отношение ита льянского гуманизма к истории

возрожденческой эстетики усматривать очень трудно, если не прибегать к

слишком большим историческим натяжкам. Было бы весьма полезно проследить все

формы сближения и расхождения между гуманизмом и неоплатонизмом в период Рен

ессанса. Относительно гуманизма мы уже условились, что это есть умственное

движение, вовсе не философско-теоретическое, но скорее

практически-гуманитарное. Ясно, что эти два типа мысли могли как сближаться

между собою, так и расходиться, поскольку каждый из них имел полное право на

свое существование в пределах стихийного роста тогдашнего индивидуализма и

тогдашнего антропоцентризма. Очень важно отметить сейчас пункты полного

сближения этих двух тигров возрожденческой мысли, хотя оба они в одинаковой

ст епени были проявлением растущего индивидуализма и, несмотря ни на какое

расхождение, в своей культурно-исторической значимости представляли собою

одно и то же.

Именно указанный выше Джаноццо Манетти и еще раньше того рассмотренные у

нас флорентийские неоплатоники конца XV в. уже во всяком случае создавали

теорию, в которой очень трудно было различать гуманистические и

платонические элементы. То был в подлинном

смысле слова гуманистический неоплатонизм, одинаково передовой, одинаково

светский, одинаково ученый и совершенно одинаково свободомыслящий.

Это нужно отметить еще и потому, что итальянский гуманизм, взятый как

таковой, отнюдь не был однородным явлением. Проповедуемое им свободомыслие

было совершенно различным. Одно дело - Петрарка, Боккаччо и Колюччо Салютати

в XIV в., другое дело - гражданс кие и морально-политические деятели

середины XV в., третье - неоплатоническое оформление гуманизма, период уже

упадочный (под влиянием усилившейся контрреформации) - XVI в. в Италии, где

Леонардо да Винчи многие еще продолжают считать безоговорочным гума нистом,

но в котором весьма красочным образом проявились все черты именно

гуманистического упадка.

Таким образом, где сливались и где расходились линии неоплатонической и

гуманистической эстетики, это в настоящее время можно считать достаточно

выясненным, хотя нам и не известно ни одной работы в качестве обобщения

всего по частям достаточно изученного материала.

Наконец, в истории итальянской эстетики XV и частью XVI в. было еще одно

движение, гораздо более могучее и гораздо более яркое, которое имело уже

прямое отношение к эстетике Ренессанса. Представители этого движения были, с

одной стороны, самыми настоящим и неоплатониками порою бессознательно, но

часто и сознательно, а с другой стороны, оказывались до последней глубины

пронизанными идеалами индивидуализма, свободомыслия и гуманизма. Тут-то и

была настоящая итальянская эстетика Ренессанса, правда часто вес ьма трудная

для формулировки, поскольку такую эстетику можно обнаружить только при

помощи анализа совсем не философских и совсем не научных произведений

итальянского искусства в периоды раннего и Высокого Ренессанса.

Северный гуманизм

а) Совсем другую картину представляет собою северный, и в частности

немецкий, гуманизм. Скажем с самого начала, что немецкий гуманизм, тоже

основанный на стихийном индивидуализме, старался меньше всего проявлять свою

стихийность, а, наоборот, искать в са мом человеческом индивидууме пусть

субъективные, но зато категорически необходимые формы жизни личности,

природы и общества. В конце концов это привело к протестантизму, который,

отходя от средневековой церкви, ощутил в человеческом субъекте столь глубок

ие и непререкаемые, столь необходимые и абсолютные категории, которые не

только воспрепятствовали проявлению какого-нибудь анархизма, приключенчества

и вообще светского свободомыслия, но прямо привели к совершенно новой и

небывалой религии, именно к люте ранству или, вообще говоря, к

протестантизму и Реформации.

Отходя от церкви и проклиная католическое духовенство, презирая всякого

рода церковные таинства и обряды, протестанты ни на минуту не отказывались

от христианства и разве только опирались по преимуществу на первые три века

христианской религии, когда еще не было твердо установленных догматов,

твердой церковной администрации, централизации и иерархии. Приходится

поражаться, до какой степени внецерковные протестанты были суровыми

моралистами, строжайшими проповедниками благочестия и противниками всего тог

о, что противоречило их небывало интенсивному субъективистскому

нормативизму. Казалось, что такого рода деятели и мыслители, нашедшие в себе

мужество порвать с тысячелетним католицизмом, должны были играть максимально

передовую роль в тогдашних обществен но-политических движениях. Да,

прогрессивная роль их была огромна, и их гуманизм дал великие плоды. И тем

не менее, когда речь заходила о подлинной революции народных масс, даже

только о более свободном мышлении, не прямо нацеленном на защиту принципиаль

ного христианства, протестанты начинали занимать крайне правые позиции,

вплоть до прямого расхождения с идеалами гуманизма и вплоть до отхода от

всякого свободомыслия.

Немецкий протестантизм в отличие от итальянского либерального

индивидуализма постепенно становился очень строгой и неприступной

абстрактной метафизикой, где не было учения о христианских догматах, но зато

были такие субъективные категории, которые испове довались и проповедовались

часто гораздо более строго, чем это было с догматическим богословием средних

веков. Лютер еще обладал достаточно живыми и яркими

христианско-моралистическими эмоциями и достаточно глубокими

общественно-политическими взглядами.

Мюнцер прямо стал настоящим революционером и погиб как один из вождей

крестьянского антифеодального восстания 1525 г. Кальвин (1509 - 1564)

оказался представителем столь мрачного и моралистически неприступного

христианства, столь аскетического и далекого от живой общественности

пуританства, что даже получил кличку Accusativus - термин, указывающий не

только на определенную грамматическую категорию, но и связанный с понятием

обвинения. Кальвин всех и вся на свете обвинял в недостаточной морали, в

плохом

поведении, в христианском недомыслии. И тут уж не было ни малейшего

самых либеральных и даже революционных источников, в конце концов оказался

крайним противником всякого гумани зма и свободомыслия и, можно сказать,

столпом буржуазной реакции. Почти на каждом деятеле Реформации можно

проследить, как первоначальный пламенный взлет духа постепенно переходил в

свою противоположность и завершался какой-то суровой и неподвижной метаф

изикой. Уже сам Лютер не захотел участвовать в восстании 1525 г. Его

ближайший друг и соратник Меланхтон, которому принадлежат первые наброски

протестантской теологии, вначале был большим оптимистом и верил во

всепобеждающую силу своих идей, надеясь даже достигнуть соединения церквей.

Но и ему пришлось разочароваться в своем оптимизме, и он умер в полной

безнадежности осуществить свой универсальный реформаторский план.

Это же можно проследить и на тех художниках Реформации, которые вначале

тоже были пламенными сторонниками новой религии, а кончили полным неверием в

свое дело и некоторого рода оцепенелым пессимизмом. О.Бенеш показывает это

на одном из самых ярких предст авителей немецкого искусства эпохи Реформации

- Л.Кранахе (1472 - 1553). У этого автора мы читаем: "В раннем портрете

молодого человека словно сама модель излучает нежный сияющий свет, сводящий

все контрасты к одному гармоническому живописному целому. В

портрете астронома и математика Иоганнеса Шенера 1529 года суровость,

таящаяся в каждой морщине лица, подчеркнута жестким, ясным, почти

отвлеченным дневным светом. Модели поздних портретов Кранаха не отличаются

ни красотой, ни красочностью, но это люди н епреклонной воли.

Такая суровость иногда оборачивалась известной оцепенелостью, как в

некоторых поздних портретах реформатора. Словно живой дух

раннереформационного движения застыл в новом догматизме. Это соответствовало

историческому процессу, происшедшему в действительн ости. Протестантизм

вступил в свою схоластическую стадию". Прибавим к этому и общее суждение

того же автора: "Протестантизм был неблагоприятен для искусства. Моральные и

этические ценности имели большее значение, чем художественные" (15, 109 -

110). Коне чно, это крайность. В немецком протестантизме было очень много

живого, интересного. красивого, ученого или учено-поэтического и самого

передового гуманизма. Скажем несколько слов о тех сторонах немецкого

гуманизма, которые должен принять во внимание всяк ий историк эстетики.

б) То, что обычно называется ранним немецким гуманизмом, отличалось

некоторыми чертами, которые имеют отношение если не прямо к эстетике, то во

всяком случае к эстетическим и художественным настроениям. Мы не будем здесь

усыпать свое изложение именами, о которых можно читать во всякой истории

немецкой литературы. Но такие, например, черты, как необычайная склонность к

изучению античных поэтов и прозаиков, склонность к риторике и к тогдашней

новой науке - классической филологии, - все это, несомненно, но сило

либеральный характер, часто бывало прямой оппозицией католической церкви,

способствовало светскому вольнодумству и давало достаточно яркие плоды

лирического, сатирического или комедийного творчества, правда, почти

исключительно на латинском языке. У же это последнее обстоятельство

указывало на большую неохоту немецких гуманистов иметь дело с широкими

кругами немецкой общественности, не говоря уже о том, что многие такие

гуманисты, как, например, Рудольф Агрикола (1443 - 1485), глубочайшим

образом со четали любовь к древности и полную преданность католической

церкви и ее догматам. Античный и довольно плоский критик мифологии Лукиан в

ту эпоху в Германии не отсутствовал. В то же самое время гораздо более живым

и народно-непосредственным, гораздо более критическим и пародийным духом

отличалась вся тогдашняя бюргерская литература, о которой много пишут

историки немецкой литературы. Достаточно популярны были еще и остатки

рыцарской поэзии, включая весь арсенал ее куртуазной эстетики.

в) Уже у Лютера (1483 - 1546), первого и главного вождя церковной

оппозиции, видна вся ограниченность немецкого гуманизма. Мы не будем

говорить об огромных заслугах Лютера в области немецкой литературы,

проявившихся в его знаменитом переводе Библии на не мецкий язык и в его

песнях, наполненных живыми человеческими чувствами, близостью народному

языку и повседневным человеческим потребностям и настроениям. С точки зрения

истории эстетики гораздо важнее то, что при всем своем принципиальном отходе

от церкв и он отнюдь не впал в беспринципное свободомыслие, а именно

ограничил человеческий субъект теми абсолютными нормами, которые как раз и

легли в основу всего протестантизма. Это привело к тому, что после

вывешивания своих знаменитых тезисов против католици зма в 1517 г. он тем не

менее оказался противником крестьянского восстания 1525 г. против

феодально-католического господства. Об этом очень хорошо пишет К.Маркс, и

это должно лечь в основу исторической оценки также и всей протестантской

эстетики того вре мени. "...Лютер победил рабство по набожности только тем,

что поставил на его место рабство по убеждению. Он разбил веру в авторитет,

восстановив авторитет веры. Он превратил попов в мирян, превратив мирян в

попов. Он освободил человека от внешней религи озности, сделав религиозность

внутренним миром человека. Он эмансипировал плоть от оков, наложив оковы на

сердце человека" (1, 422 - 423). До Канта оставалось еще больше 200 лет, но

уже у Лютера человеческий субъект и абсолютизирован, и максимально норма

лизирован, и означен чертами непререкаемой необходимости, несмотря на

стремление к максимальному объективизму, а вернее, благодаря отходу от

познаваемой и чувственно данной объективности (иначе пришлось бы вернуться к

церковным обрядам). Вместе с тем до

кантовского дуализма непознаваемых вещей в себе и познаваемых явлений,

которые оформляются априорными формами чувственности и категориями рассудка,

Лютеру было, конечно, еще далеко.

Пылкая, неугомонная и героическая личность Ульриха фон Гуттена (1488 -

1523), к сожалению, почти ничего не дает специально для истории эстетики.

Тем не менее его отважная и бесстрашная политическая деятельность, любовь и

преданность Лютеру, речи, памфлет ы, диалоги и послания в защиту

протестантизма, его непрестанная полемика против папства и феодальных владык

- все это делает фон Гуттена одним из самых значительных явлений XVI в. в

Германии и бесстрашным защитником гуманистических идеалов. Он не дожил д о

крестьянского восстания 1525 г. Но он, конечно, оказался бы одним из стойких

его защитников, если не прямо вождей. Для характеристики общеполитического и

культурно-исторического фона немецкой эстетики XVI в. это, безусловно, одна

из самых значительных

фигур, хотя непосредственно и не связанная с проблемами собственно

эстетики.

г) Гораздо ближе к нашей тематике немецкий гуманист Иоган Рейхлин (1455 -

1522). Он не был протестантом в узком смысле слова, до конца дней признавал

католическую церковь во главе с папой и был противником реформаторов

революционного типа. Это был прежде всего кабинетный ученый, которого,

правда, жизнь заставляла выходить из тиши своего кабинета и вступать в

ожесточенную полемику со своими врагами. Но враги эти были больше врагами в

отношении научных проблем, чем в отношении религии как таковой. Вместе

с тем Рейхлина, безусловно, надо причислять к самым ярким представителям

немецкого гуманизма. Это был прежде всего честный человек, для которого

объективная наука была на первом плане и который, по его словам, был

служителем только одной истины. Он просл авился своими небывалыми знаниями в

области древнегреческого, латинского и особенно древнееврейского языков.

Стремление служить филологической истине заставляло его критически

относиться к существовавшим тогда переводам Библии на разные языки.

Для истории эстетики важнее, однако, другое. Дело в том, что вслед за

своим учителем, известным членом Платоновской академии во Флоренции Пико

делла Мирандола, Рейхлин был энтузиастом не только изучения древнееврейского

языка, но и признания огромной важ ности тех многочисленных еврейских

средневековых трактатов, которые в XII - XIII вв. были кодифицированы в

одном огромном произведении под названием "Каббала". Известны два его

трактата на эти темы: "О чудодейственном слове" (1494) и "О каббалистическом

искусстве" (1517). В Каббале содержалось не что иное, как

неоплатоническое учение, используемое для целей толкования Библии. Рейхлину

казалось недостаточным традиционное христианское учение о боге и о творении

мира. Если же воспользоваться каббалистическ ой теологией, то, конечно, в

связи с традиционной приверженностью неоплатонизма к тончайшим логическим

категориям и к их мистической трактовке в Каббале легко можно было находить

гораздо более развитое учение о божестве и о творении мира, чем в традицион

ной и школьной практике католицизма. Впоследствии вошло в обычай иронически

подсмеиваться над поисками у Рейхлина сокровенного смысла в буквах

еврейского алфавита и в словах, обозначающих имя божие. Эти насмешки далеки

от подлинного понимания того, чем з анимался Рейхлин. Он занимался здесь в

основном не чем иным, как неоплатоническим учением о тождестве идеи и

чувственного познания. А этим, как мы знаем, занимался вообще весь

Ренессанс. Поэтому эстетическую теорию Рейхлина нельзя иначе и представить

себ е, как традиционно возрожденческое соединение неоплатонизма и гуманизма.

Рейхлин - прямой продолжатель учений Платоновской академии во Флоренции. От

итальянцев его отличали, может быть, только немецкая ученость, немецкое

трудолюбие и постоянное стремлени е ученых немцев доходить в изучаемых ими

предметах до мельчайших деталей. Во всяком случае, по крайней мере с

культурно-исторической точки зрения, философию Рейхлина необходимо считать