Казахский язык
Современный казахский язык, являющийся государственным языком Республики Казахстан, сложился на рубеже ХV-ХVI вв. в процессе консолидации ряда близкородственных родоплеменных объединений и образования на их основе в ХIV-ХV вв. казахского народа и его государственности.
По существующей классификации современный казахский язык, образуя вместе с ногайским одну подгруппу, относится к кыпчакской группе тюркских языков западной ее ветви и находится в самых близких родственных отношениях с каракалпакским, киргизским, татарским, крымскотатарским, башкирским, карачаево-балкарским и др. языками этой группы.
История формирования казахского языка своими корнями уходит в далекое прошлое. Если проследить непрерывно развивающийся процесс становления казахского этноса в преемственной связи с историей составляющих его основу этнических компонентов древних усуней, канглы, адаев, дулатов, найманов, кыпчаков и др. родоплеменных объединений, то он образует три периода - древний, средневековый и новый, которые в силу различных исторических обстоятельств и др. факторов в свою очередь распадаются на этапы, характеризующие различное состояние языка казахского этноса. С этой точки зрения древний период истории языка казахского этноса охватывает время с II в. до н. э. по V в. н. э. Родоплеменные объединения усуней, канглы явились преемниками сакского этнокультурного наследия, имели свою государственность и находились в тесных политических контактах и этнических связях с хуннами (гуннами), юечжами, аланами, древними китайцами и с другими сопредельными и отдаленными этносами. Состояние праказахского языка на этом этапе истории почти не изучено вследствие крайней ограниченности фактологического материала, равно как и недостаточного совершенства методики исследования.
Второй этап истории становления языка казахского этноса падает на раннесредневековый период (с VI по IX вв.) и связан с эпохой образования и расцвета Тюркских каганатов и создания орхонских, енисейских и таласских рунических памятников. Если о первом этапе истории, из-за отсутствия засвидетельствованных письменных источников, можно было говорить априори, то о втором этапе этого периода истории изучаемого языка можно говорить уже более конкретно, сопоставляя его данные с фактами дошедших до нас и хорошо изученных, опубликованных памятников древнетюркской письменности. В составе общего для всех тюркских племен древнетюркского языка VI- IХ вв. не только рунических памятников, но и других исторически засвидетельственных источников на территории Западно-Тюркского каганата отмечается также «джекание», как важный элемент кыпчакской группы тюркских языков.
В истории казахского языка, как и многих других тюркских языков, исключительно важное значение имел период развитого и позднего средневековья (Х-ХУН вв.). Этот этап характеризуется сложностью и многообразием исторических событий, наложивших отпечаток на этнолингвистическую ситуацию на всем евразиатском пространстве, в котором компактно и вразброс (дисперсно) проживало множество тюркских племен, племенных союзов, народов и народностей, ведущих кочевой, полукочевой или оседлый образ жизни и имевших подчас неодинаковый уровень социально-политического развития.
С точки зрения истории казахского языка и его носителей вышеуказанный период сложился из двух довольно своеобразных этапов развития: с X по первую половину XV вв. и со второй половины XV и до начала XVIII вв. Если рассматривать первый этап средневекового периода истории казахского языка с точки зрения его состояния и развития, то он прежде всего характеризуется процессом интеграции разрозненных этнических групп в сфере общекыпчакской языковой общности с последующим образованием на исконно географическом пространстве их обитания самостоятельного общенародного казахского языка. Второй же этап средневековья завершается сложением единого и монолитного казахского языка в его устной и письменной разновидностях. Такое состояние языка достигается не только консолидацией прежде разбросанных, дисперсных родоплеменных групп, но и внутренней интеграцией и сближением, стиранием межплеменных диалектных различий уже в рамках кыпчакской языковой общности, сложившейся на огромной территории Средней Азии и Казахстана.
Весьма значима особенность каждого из этих периодов и их роль в историческом и геополитическом процессах формирования и развития казахского языка.
Говоря о раннесредневековом периоде истории казахского языка, следует отметить, что языки известных нам племен и племенных объединений, вошедших затем в этническую структуру казахского народа, имели немало схожих черт с общетюркским литературным языком как в устной, так и в письменной формах функционирования в УНХ вв. Древнетюркское койне представляло собой синтез живых языков и диалектов множества тюркских племен, живших в тот период на огромных просторах Центральной Азии, в том числе и Казахстана. Это был живой и богатый язык, в котором изобиловали народные эпитеты, образные формулы и модели художественных средств, содержащих в себе народные назидания, восхищения, олицетворения, прощания, оплакивания, живые диалоги и монологические повествования о жизни и героических подвигах таких выдающихся государственных деятелей и военачальников, как Тоньюкук (716 г.), Культегин (732 г.), Бильге-каган (735 г.) и многих др. Так что многие образцы казахских эпических произведений и устно-поэтического творчества по образности языка и моделей художественного повествования являются преемственно связанными с традициями древнетюркского языка.
С падением Тюркского каганата и расширением сферы политического и культурного влияния мусульманского мира в Средней Азии и Казахстане происходят значительные перемены, которые оказали заметное влияние на языковую ситуацию в этих регионах. Образование новых культурных центров и государственных структур, а также распространение ислама и связанное с ним широкое распространение арабской письменности составляют важнейшие атрибуты той эпохи.
К наиболее значимым историческим событиям, имевшим прямое отношение к народам Средней Азии и Казахстана, можно отнести завоевание и правление Караханидов тюрками-мусульманами государства Саманидов, распространивших в IX в. свое политическое влияние на ряд городов в Южном Казахстане. Проникновение и распространение мусульманской религии в среде кочевой аристократии внесли определенные изменения прежде всего в ее духовную жизнь, в вековые обычаи и традиции. С переходом на арабскую письменность, начиная с VIII в., постепенно отходят на задний план устные и письменные традиции древнетюркского литературного языка.
В рамках созданного в X в. могучего государства Караханидов, делопроизводство велось на общетюркском языке, но на основе арабской письменности. Функционировавший в государственном масштабе тюркский язык представлял собой синтез всех живых языков и диалектов родоплеменных объединений, вошедших во владения этой державы. Этот язык стал постепенно отходить от традиции и канонов не только навязанного Саманидами арабского языка, но и древнетюркского литературного языка, хотя в отдельных регионах и культурных центрах тюркского мира (например, в канцеляриях Золотой Орды и т. д.) продолжали функционировать древнетюркские письменные традиции.
Говоря о средневековом периоде истории тюркских языков, следует сказать и о других крупных исторических событиях, явившихся причиной серьезных сдвигов, как в государственной и этнической структуре, так и в языке и общественно-культурном укладе жизни многих кочевых народов. К таким событиям, например, относится и завоевание Чингиз-ханом и его потомками (с начала XIII в.) Средней Азии и Казахстана. Это событие, помимо прочего, сыграло определенную роль в обшей консолидации прежде разрозненных этнических групп и локальных объединений тюркских родов и племен в рамках кыпчакской языковой общности, в которой они подвергались дифференциации и интеграции по общим признакам. И это совпало с периодом распада Золотой Орды, Джучиева и Чагатайского улусов, что привело к образованию ряда самостоятельных языков, в том числе и казахского. Поэтому следует особо остановиться на характеристике кыпчакской языковой общности (или союза), как факторе, сыгравшем на протяжении всего раннего и позднего средневековья (Х-ХVII вв.) исключительно важную роль в выработке общих типологических черт десятка близкородственных тюркских языков и наречий, образовавшем в конечном счете «кыпчакскую группу», которая в силу своей структурной компактности большого количества носителей и широкого распространения на всей территории Евразии, заняла доминирующее положение среди других языковых групп.
Действительно, судьба распорядилась так, что среди множества родоплеменных языков и наречий, генетически восходящих к общему истоку, но приобретших уже немало собственных структурных черт, кыпчакский компонент к ХIV-ХV вв. стал подавляющим, и кыпчакская группа языков в средние века широко функционировала как в Средней Азии и Казахстане, так и в Поволжье и Закавказье, как в Венгрии, так и Мамлюкском Египте и Сирии. Все это в дальнейшем привело к дифференциальной интеграции и формированию региональных и локальных языков. И это обычно происходило вокруг крупных культурно-административных центров. Уже тогда можно было говорить не только о языке тюрков Дешт-и Кыпчака вообще но и о языке кыпчаков Мамлюков, о языке кыпчаков Поволжья, Средней Азии и Казахстана, в частности. Именно эта тенденция в историческом процессе развития языков и привела к образованию ряда самостоятельных языков кыпчакской группы: казахского, ногайского, татарского и др.
Таким образом, кыпчакская языковая общность (Х-ХV вв.) как бы играя роль аккумулирующей и интегрирующей среды, смогла объединить вокруг себя множество близкородственных языков и наречий и выйти при этом из сложившейся тогда языковой ситуации, сформировав типологически компактную, структурно цельную, лексически богатую по своей природе самобытную группу тюркских языков.
Именно в этом историческом контексте и следует рассматривать этногенетический и этнолингвистический процессы сложения казахского народа и его языка. С этим процессом связано этническое самосознание: цельность этнического понятия «казах» (казак), общность его психологии, материальной и духовной ценностей, территории и т. д. Эти процессы по времени совпали с образованием государственности на казахской земле.
Средневековый период истории казахского народа, как и других народов Средней Азии и Казахстана, примечателен еще и тем, что в этот период общественная жизнь этих народов была насыщена культурными событиями, являющимися как бы самовыражением их духовных, материальных ценностей, что, естественно, имело огромное влияние на языковую ситуацию, на судьбу конкретного языка.
В этой связи нельзя не отметить создание целого ряда художественных, эпистолярных, филологических, исторических, религиозных, географических, агиографических и др. произведений на разных (общих, региональных, конкретных) кыпчакских и смешанных кыпчакско-огузских языках. Анализ языка этих письменных памятников дает возможность ученым определить между ними вертикально-горизонтальные связи, типологические сходства и расхождения и другие особенности, что весьма важно для определения как общих (для своей кыпчакской группы), так и частных (для конкретных языков) признаков.
Известно, что в обширном владении Золотой Орды, простиравшемся от Дешт-и Кыпчака до пределов Мамлюкского Египта и Сирии в ХIII-XIV вв , функционировал общий кыпчакский язык, имевший в разных регионах свои локальные разновидности, отличавшийся диалектной пестротой. Это объясняется, во-первых, местной тенденцией разных культурно-административных центров, обособленных естественно-географическими условиями, во-вторых, тенденцией образования собственно кыпчакского литературного языка, с одной стороны, и сохранения в этом процессе местных особенностей каждого из кыпчакских языков, составивших в совокупности основу этого литературного языка, с друг ой. Как бы то ни было, основным ядром формирования этого средневекового обшекыпчакского литературного языка в географическом представлении был Дешт-и Кыпчак, а в языковом отношении собственно кыпчакско-куманский диалект, который выступал в тот период как бы доминирующим компонентом всей кыпчакской группы тюркских языков65. Что же касается казахского языка, то он с этим компонентом имел прямую этногенетическую и этноязыковую связь через посредство кыпчакского родоплеменного объединения, вошедшего в состав казахского народа, хотя геополитическая среда, в которой окончательно сформировался казахский язык (в XV в.), оказалась фактором решающим.
Учеными выявлен и изучен круг письменных памятников средневековья, имеющих прямое или косвенное отношение к истории казахского языка. Среди этих трудов наибольший интерес представляют' следующие филологические сочинения:
-
Это старокыпчакский письменный памятник XIII в. (1245 г.) «Тюркско-арабский словарь» (Китаб маджму тарджуман турки ва аджами ва ма- гули ва фарси). По мнению ученых, это сочинение «по своим языковым показателям является значительным памятником для исследования истории казахского языка в эпоху средневековья».
-
Известный всему миру памятник кыпчакского языка (конец XIII— начало XIV вв.) — «Кодекс куманикус». Язык этого сочинения представляет собой собственно кыпчакско-куманский диалект, претендовавший в свое время на базисную основу сложившегося кыпчакского литературного языка в период Золотой Орды.
-
Дошедший до нас пока еще в списках словарь языка канглы «Таби аль-лугат ат-туркия ала-лисан аль-кангли» (начало XIV в.). Как сообщает известный турецкий ученый-языковед проф. М. Ф. Копрюлю, автором этого лексикографического сочинения в списке числится ученый-филолог Мухаммед ибн Кайс (полное имя Шамс-аддин Мухаммед ибн Кайс ар-Рази) из огузов, живший при господстве Хорезмшаха. Он же является автором грамматического сочинения какого-то тюркского языка под названием «Большая книга». Надо сказать, что язык племени канглы, как и языки других казахских племен кыпчак, кимак, керей, найман и др., как уже отмечалось выше, до образования общенародного казахского языка сохраняли свою автономность, одновременно приобретая общие с кыпчакским литературным языком признаки.
-
Определенный интерес представляет арабо-кыпчакский словарь Джа- мал ад-дина ат-Турки «Булгат аль-муштак фи лугат ат-турк ва аль-кыпчак» (первая половина XV в.). В массе тюркоязычных сочинений данный словарь представляет непосредственно кыпчакскую лексику.
Имеющиеся в научном обиходе старокыпчакские письменные памятники средневековых (разных но национальности: турков, арабов, иранцев и др. и выходцев из разных регионов: Дешт-и Кыпчака. Египта, Средней Азии, Казахстана. Ирака, Малой Азии и т. д.) авторов в одном случае посвящались изучению лексико-грамматического строя или обучению этому языку, а в другом — созданию художественных произведений разных жанров и описанию морально-этических норм, эстетических представлений, а также толкованию канонов шариата и т. д. К примеру, сочинение Абу Хайяна «Китаб аль-идрак ли-лисан аль-атрак», написанное в 1313 г., является практическим подобием по изучению кыпчакских языков средневековья. Из сочинений арабских филологов в Египте (XV в.), посвященных изучению кыпчакских, огузс- кпх и др. языков, можно назвать грамматический трактат «Аль-Каванин аль- куллия ли дабт аль-лугат ат-туркия», а также филологический труд «Китаб ат- тухфат аз- закия фи-ль-лугат ат-туркия» и др.
Обращают на себе внимание не только географическая локализация этих сочинений и указание на язык изучаемого произведения, но и наличие сведений об авторах, составителях и переводчику и также о городах и местах их проживания. Среди них немало авторов из Средней Азии и Казахстана, из городов - Фараб, Сыгнак, Сауран, Ясы, Барчинкент и др. Так, известный для своего времени ученый (XIII в.) Хамиди аль-Асими Барчинлигбыл выходцем из гор. Барчинкент, что находится на нижней Сырдарье. Другой ученый, его современник. Хусам-ад-дин из этих же краев, свои произведения писал на трех языках — на красноречивом арабским (фасих), на остроумном персидском (малих) и на правдивом тюркском (т. е. кыпчакском — А. К.) (сахих). Целая плеяда ученых из Фараба (Отрара) творили свои произведения в самых различных направлениях науки.
Имеется целая серия литературных произведений авторов из Дешт-и Кыпчака и после золотордынского периода, а также таких культурных центров, как Поволжье, Хорезм, Крым и т. д. Например: «Гулистан би-т-тур- ки» Сейфа Сараи (XV в.),поэтическое сочинение Кутба «Хусрау и Ширин». Стихотворное сочинение «Мухаббат-наме» Хорезми, выходца из Восточной части улуса Джучй". Как считают ученые, язык «Мухаббат-наме» и «Гулистан» является смешанным огузо-кыпчакским. Сюда же относятся из памятников на мамлюкско-кыпчакском языке - «Китаб Мукаддима» Абиль-Лайт ас-Самарканди, который ныне хранится в Стамбуле (Рук. № 1451 Айя София) и в свое время имел широкое распростронение не только в государстве Мамлюк, но и за его пределами. Одно из самых древних поэтических произведений — поэма «Кисса-и Юсуф» Кул Галия (1183-1236) - рассказ из Корана о делах пророка Я куба и его сына — праведного Юсуфа, ставшего жертвой своих братьев-завистников. Это была самая популярная поэма религиозного содержания на кыпчакском языке, переиздававшаяся более 70 раз только после 1839 г.
Перечень письменных памятников позволяет в достаточной степени составить представление о том, в каких сложных ситуациях и условиях складывался казахский язык, сохранив при этом только присущий ему собственный облик.
В этой связи, в каких бы сложных исторических условиях и этнолингвистических ситуациях ни сложился казахский язык, особо важное значение в этом акте имеют три фактора, на которых базируется весь процесс его становления и развития. Это:
а)собственная природа родоплеменных языков, составивших его основу;
б) признание фактора преемственности его с древнетюркскими языками;
в) факторы влияния окружающей его языковой и этнокультурной среды.
Остановимся на характеристике каждого из этих факторов.
-
Родоплеменные языки, на базе которых сложился казахский язык в силу известных исторических условий, являются основой основ, и она не конгломератна и не гомогенна. Иначе говоря, казахский язык, в отличие от некоторых тюркских языков и диалектов (напр., узбекского, туркменского и др.), опирается на близкие между собой, тюркские по происхождению, родоплеменные языки и этим, пожалуй, объясняется одна из причин относительно быстрого его сложения и структурной монолитности. Этногенетическая гомогенность структуры этого языки объясняется также тем, что родоплеменная основа этноса, во всяком случае, на обозреваемом историческом пространстве между X и XV веками на территории Средней Азии и Казахстана не подвергалась смешению и ассимиляции и не включала в свой состав иноэтнических (нетюркских) компонентов. Оставаясь относительно «чистыми», родоплеменные языки в рамках кыпчакской языковой общности продолжали развивать общие для нее «кыпчакские черты». Именно этими обстоятельствами следует объяснить значительное сходство казахского языка со многими кыпчакскими языками и диалектами, наличием немало общих и идентичных структурных (фонетических, лексических и грамматических) черт.
-
Структурная преемственность казахского языка с древними языками до IX—X вв. объясняется рядом факторов: во-первых, мобильностью образа жизни кочевых племен древности, обуславливающей интенсивностью их общений и тесных контактов, во-вторых, языковой, духовной, религиозной, этнокультурной их близостью; в-третьих, общностью устно-поэтических традиций и художественно-изобразительных средств языка, что передавались из поколения в поколение народными сказателями — жырау (в др. тюрк. — «жырагу»).Мотивы художественных повествований, приемы словесной характеристики образов и деяний их персонажей в самых красочных выражениях, которыми изобилуют казахские эпические, народнопоэтические произведения, — все это перёкликается с языковыми приемами дошедших до нас древних памятников, в том числе и орхонских, енисейских и таласских надписей на каменных стеллах. Надо оговориться, что речь идет здесь в основном о языковой, художественно-литературной традиции, а не о конкретных словах и выражениях, которые за этот исторический период, естественно, подвергались серьезным структурным изменениям. Тем не менее, и в этой области можно обнаружить немало корневых лексических единиц и славообразовательных моделей, схожих и идентичных с таковыми в казахском языке.
-
Исторические события, этнокультурная среда и языковое окружение — все это, взятое в целом, было одним из главных факторов в становлении конкретного языка, в его функционировании и поступательном развитии на всем протяжении его истории. Но в структуре его формирования наиболее важную роль имеют все же языковое окружение и контакты с другими языками. В этом отношении казахский язык — не исключение, ибо в мире нет ни одного «чистого» языка (без примеси иноязыковых элементов).
Этноязыковое окружение, в котором пребывал казахский язык в самые различные исторические периоды — в древности, средневековье и на современном этапе, - оказывало на его структуру (особенно на лексический состав, фонетическую систему и морфологический строй) определенное влияние. Причем, результаты этого влияния зависят от степени влияющих (или взаимовлияющих) факторов, к которым относятся: типологическая разновидность контактирующих языков, длительность и интенсивность процесса контактирования, количественное соотношение и социально - политическое положение их носителей, наличие или отсутствие их государственности и др. Исходя из этих объективных факторов и условий языковых контактов, можно определить и состояние казахского языка в разные периоды его истории.
Во-первых, современный казахский язык, если считать его как конечный результат длительного исторического процесса сложения различных родоплеменных языков в одно целое, то на этом пути он постоянно — и в древний, и в средневековый, и в современный периоды своей истории контактировал с другими языками или находился в их окружении, что. естественно, не прошло бесследно.
Во-вторых, круг контактировавших с казахским языком можно разбить на две группы: родственные, т. е. языки тюркского происхождения, и неродственные, т. е. языки нетюркского происхождения, куда можно отнести, например, китайский, иранские, арабский, монгольские, тунгусо-маньчжурские, славянские и другие языки.
При этом следует отметить, что характер и результаты контактирования казахского языка с родственными (тюркскими) и неродственными (разно- структурными) языками далеко неодинаковы. Контакты с близкородственными языками в рамках кыпчакской языковой общности обычно приводили к взаимопроникновению их структурных элементов и выработке общих типологических черт. Контакты же родственных, но не кыпчакских языков, как правило, приводят также к их взаимодействию и взаимовлиянию, но с последующим внесением собственного элемента. На этом основании приходится говорить о влиянии и привнесенных в казахский язык элементах карлукских, огузских, сельджукских и других языков.
Говоря о возможных влияниях на казахский язык в далеком историческом прошлом через посредство исконных казахских племен канглы, уйсун и др., мы часто ссылаемся на их реальные контакты с древними хуннами (гуннами), саками. Однако, наука пока еще не располагает данными об их языковой принадлежности, и усматривать в этих контактах преемственность развития казахского языка пока преждевременно.
Контакты казахского языка с нетюркскими языками, происходившие в разные эпохи, оставили заметный след в структуре казахского языка. Здесь можно априори говорить и о контактах с китайским языком в древний и средневековый периоды истории казахского языка, о чем свидетельствуют не только китайские летописи и ханские хроники, но и элементы китайского языка, бытующие в казахском и других тюркских языках.
Приходится особо отметить и о значительном влиянии на лексическую структуру казахского языка иранских (персидского, частично таджикского) и арабского языков. Это в основном произошло в период правления Саманидов в Казахстане (VIII—IX вв.), что, кстати, сыграло исключительно важную роль в дальнейших судьбах многих тюркских народов, занимавших огромную территорию от Каин арии до Сырдарьи"'. В связи с арабским завоеванием (УШ-Х вв.) в регионах между Сырдарьей и Или получило широкое распространение исламская религия. В этот период арабский язык, а в ряде культурных центрах — и персидский, стал языком не только религии, но и государственного делопроизводства, вытеснив исконный древнетюркский литературный язык и принизив роль языка устнопоэтического творчества народа.
Влияние арабского и персидского языков было настолько, что оно внесло (в разной степени) серьезные изменения в лексическую структуру тюркских языков, и это ощущается по сей день. Так, из общего числа активной лексики современного казахского языка арабско-персидские заимствования составляют примерно 15 процентов.
В лексической структуре казахского языка, как и др. кыпчакских языков, заметное место занимает т. н. «монгольский компонент», природу которого ученые объясняют двумя факторами, в одним случае — генитической общностью тюрко монгольских языков (это - идея сторонников алтайской гипотезы), а в другом - результатом их продолжительных исторических контактов. В первом случае речь может идти об общности лек- сико-грамматического строя этих языков, а во втором - лишь о лексическом заимствовании.
Применительно к истории кыпчакских, в том числе и казахского языков в период нашествия и завоевания Чингиз-ханом Средней Азии, Казахстана и др. регионов, приходится говорить о результатах заимствований, т. е. о тюрко-монгольских языковых контактах. Надо сказать, что несмотря на продолжительность этих контактов как в военное, так и мирное времена, при массовом двуязычии и живом общении контактирующих сторон, доминирующее положение все же занимали местные тюркские языки. Малочисленность остававшейся части монгольских племен и их дисперсное (разбросанное) расселение среди массы тюркских народов, принятие ими ислама и давление на них обычаев и традиций - все это сделало «монгольское влияние» неглубоким, хотя в словарном составе казахского и др. языков появилось большое количество монгольско-тюркских лексических направлений или общей лексики, истоки которых надо искать, пожалуй, не только в этих контактах, но и в генетическом их родстве76. Именно этими факторами следует объяснить наличие в казахском и монгольском языках многих общих исконных корневых лексем и лексико-грамматических моделей и заимствований в сфере бытовой, административной и военной лексики; особую группу составляют наименования топонимов и географических объектов на территории Казахстана. Все это в целом составляет монгольский субстрат казахского языка (XIII-XIV вв.).
В историческом процессе формирования лексической структуры казахского языка и кыпчакской группы тюркских языков определенную роль сыграли славянские языки, как и тюркские - в славянских языках. Дело в том, что тюркско-славянские языковые, этнокультурные и др. контакты, уходящие своими корнями в глубь истории, были самыми продолжительными и, пожалуй, глубокими.
Известно, что Русь с древних времен жила в тесном соседстве с «язычниками» из Дешт-и Кыпчака, и эта связь с тех пор не прерывалась и в последующие периоды истории: и с Золотой Ордой, и со всеми вновь образован ними ханствами: Казанским, Астраханским, Крымским, Сибирским, Ногайским и Казахским, которое выделилось, из состава Белой Орды при Жаныбеке как самостоятельное государство (1466 г.). Казахско-русские языковые контакты после присоединения Казахстана в состав России (с 1731 г.) носили несколько иной характер, чем прежде, т. к. колониальная политика царизма преследовала цель ассимиляции казахского языка. Такая же политика, но несколько в иной форме, продолжалась и в условиях СССР (с 1917 г.).
Таким образом, тюркско-славянские (в широком плане) и казахско- русские (в конкретном плане) языковые контакты, занимавшие целую историческую полосу в судьбе казахского и др. тюркских народов, оставили значительный след в лексике контактировавшихся.
По данным исследований, словарный состав современного русского языка содержит более 12 тыс. тюркизмов (вместе с восточными напластованиями), а число лексических заимствований (включая и элементы европейских языков), вошедших в казахский и др. тюркские языки, оказалось значительно больше. Что же касается терминологической лексики, то она в советский период пополнилась настолько, что объем русско-интернациональных терминов в различных отраслях науки и техники значительно превышает объем собственно казахских терминов и номенклатур.
В истории становления современного казахского языка прослеживаются три стадии его поступательного развития, соответствующие трем уровням структурно-функционального состояния, что в вертикальном срезе выглядит так: первый уровень или состояние родоплеменных языков и диалектов до периода сложения общенародного языка; второй уровень или состояние общенародного языка до периода сложения литературного языка; третий уровень или состояние казахского литературного языка в двух его (устной и письменной) разновидностях.
Надо сказать, что казахский язык соответственно этим трем уровням и состоянием выработал множество присущих только ему структурных черт и особенностей.
Состояние родоплеменных языков и диалектов характеризуется прежде всего самостоятельным их функционированием в течение многих столетий. В силу природно-географических условий, геополитических факторов в дальнейшем происходит постепенное их сближение (а не расхождение) в рамках кыпчакской языковой общности. Этот процесс продолжается до тех пор, пока на рубеже ХУ-ХУ1 вв. окончательно не сложился казахский общенародный язык во всех своих структурных звеньях. И это произошло не сразу, как результат разового исторического акта образования государственности, а постепенно путем консолидации вокруг себя всех родоплеменных языков и диалектов и в результате нивелировки их различий и выработки общих лексико-грамматических, произносительных, лексических и др. норм. И в этом историческом процессе внутреннего саморазвития казахский язык уже в первой половине XIX в. достигает относительно идеального состояния - своего единства и общности в функционировании, структурной целостности и монолитности, национальной самобытности77.
Следовательно, есть полное основание считать, что литературный язык казахов, официальное функционирование которого относится ко II половине XIX в., по существу созревал в недрах общенародного языка. Устная форма казахского литературного языка благодаря творческой деятельности выдающихся казахских певцов-жырау, акынов-импровизаторов значительно опережала его письменные формы. Например, поэтические творения жырау Шалгез, Казтуган и др. еще в XV-XVI вв. имели широкое распространение в народе под названием «Шалгез сөзі» («Слово Шалгеза»). «Казтуган сөзі» («Слово Казтугана»).Именно этот язык звучал в средневековье (XIV—XVI вв.) в ханских дворцах и на народных сборищах. В XVI—XVII вв. и в последующие эпохи начинают появляться отдельные письменные образцы этого литературного языка, самым лучшим из которых является творение Кадыргали Жалаири - «Жами-ат-тауарих», язык которого, наряду с устной традицией, продолжает сохранять и книжные традиции обгцекыпчакского литературного языка предшествующих эпох.
В последующие эпохи (начиная с ХVII в.) казахские акыны и жырау, Жиенбет, Маргаска, Бухар жырау, Татикара, Умбетай, Дулат. Шортанбай и др., обращаясь к гражданской тематике, в своих произведениях воспевали все важнейшие события в истории казахского народа, выступали против феодальной раздробленности, призывая народ против колониального гнета царизма, к сплочению и совместной борьбе против внешних врагов.
Народные обычаи, обряды и традиции.
Духовную жизнь казахов в XV—XVII вв. отражают древние народные обычаи, обряды (әдет-ғұрып, жора-жосын) и традиции (салт-сана), дошедшие до наших дней. Они всецело были основаны на патриархально-феодальных отношениях, господствовавшие тогда у казахов. Многие обычаи были связаны с древними нормами обычного права казахов, основы которых были заложены в правовых установках знаменитых казахских ханов — Касыма (Касым хан- ның каска жолы) и Есима (Есім ханның ескі жолы), а в конце XVII в., во время правления хана Тауке, при участии многих казахских биев из трех казахских жузов, в числе которых были и знаменитые в памяти народной Толе-би, Каздауысты Казыбек-би и Айтеке-би, были кодифицированы и составлены так называемые законы хана Тауке под названием «Жеты-Жаргы» (семь установлений).
Казахские народные обычаи и обряды часто проявлялись в различных ритуалах, соблюдаемых в повседневной хозяйственной деятельности кочевий ков-скотоводов. Так, весной, выезжая из зимовки, и осенью, возвращаясь обратно, в обязательном порядке соблюдались обряд очищения зимовки и скота огнем. Для этого возле зимовки разводили два костра и между ними прогоняли все поголовье скота, что было связано с домусульманским верованием в силу огня. Во время летних перекочевок каждый аул особое внимание уделял торжественности оформления кочевого каравана. Для этого к головному верблюду устанавливали четырехглавую каркару из длинных перьев фазана. Подобный караван в народе назывался «каркаралы көш» (кочевой караван с каркарой). Верблюда с каркарой вела за повод самая почетная женщина аула или самая молодая невестка. По представлению народа, красивые перья фазана, обращая на себя внимание наблюдающих, предотвращали кочевой караваи от сглаза и различных неприятных случайностей в пути.
Между летними пастбищами (жайлау) имелись кочевые пути с водопоями, и эти места обычно считались ничейными, т. с. общими для всех кочующих, поэтому ими пользовались с правом первого захвата. Для этого было достаточно оставить возле водопоя заметный след, что пастбище уже занято.
Весной, пока не загремит гром, разрешалось питаться плодами растений после же грома можно было собирать горный лук и другие съедобные плоды. По представлениям народа, гром являлся предвестником спелости всей флоры, способствующей увеличению молока у маточного погологвья. Поэтому во время грома деревянным черпаком (ожау) для разливания кумыса осторожно били снаружи по решетке юрты, что называлось в народе «ожау кагу». При этом непременно произносили «Сут коп болсын, көмір аз болсын» (пусть молока будет много, а угля мало). По космогоническим представлениям народа, это способствовало обилию молочных продуктов.
В самом начале лета, достигнув летних пастбищ (жайлау), казахи осуществляли привязь жеребят, чтобы организовать доение кобыл дня кумыса. П этому поводу в рамках аула проводили небольшое пиршество, так называемый «казык майлау» или «бие мурындык». Смысл этого обряда заключался в том, чтобы жеребята и их матки были благополучны и кумыса был много. Угощая собравшихся одноаульцев кумысом и мясом, обряд завершали смазыванием кольев для привязи жеребят (желі) жиром. При этом белобородые старцы не скупились на добрые пожелания организаторам обряда.
Согласно домусульманским поверьям, некоторые орудия труда и предметы кочевого быта считались священными. Такими являлись, например шест с петлей для ловли лошадей — «курык», привязь для жеребят - «желі» привязь для ягнят - «көген», узда — «жуген», недоуздок — «нокта», шест для поднятия купольного круга юрты — «бакан» и т. д., через которые нельзя перешагивать или наступать на них, особенно женщинам.
Народные обычаи наиболее полно раскрывались в различных ритуалах соблюдаемых в семейно-брачных отношениях, которые хорошо сохрани ли пережиточные черты многих древних институтов — группового брак; (левират и сорорат), родовой экзогамии, полигамии, большой патриархальной семьи, калыма и приданого и т. д.
Казахи знали различные формы брака, но самой распространенной г основной формой брака являлась женитьба путем сватовства и выкупа невесты за калым. Сватовство осуществлялось родителями или старшими родственниками молодых. До начала переговоров о сватовстве родители жениха узнавали все обстоятельства, свидетельствующие «за» или «против» предполагаемого сватовства. Лишь после подобной негласной «разведки» отец жениха посылал свое доверенное лицо «жаушы» к отцу девушки, чтобы официально сделать предложение. Если родители девушки принимали предложение, они назначали срок приезда сватов со стороны жениха и преподносили в подарок жаушы халат - так называемый «шеге шапан». Затем отец жениха в назначенный срок направлял сватов, которые вели официальные переговоры о размерах калыма и сроках его выплаты, о расходах на свадьбу, о приданом и времени самой свадьбы.
Обоюдное согласие о сватовстве закреплялось клятвой, для чего наполняли деревянную чашу (аяк) кровью жертвенного барана и преподносили главным сватам обеих сторон, которые макали в нее пальцы правой руки, а в более отдаленные времена опускали в нее наконечники пик или стрел, произнося при этом клятвенные слова о ненарушении договора сватовства. После совершения церемониала клятвы старейшины благословляли сговор чтением молитвы над чашей с кровью, что называлось у казахов «батаяк». В честь этого обряда главный сват со стороны жениха объявлял о подарке, преподносимом отцу невесты, под названием «батаяк» и о подарке невесте — «каргыбау» или «ую татар» (мечение), означавшие, что девушка отныне засватана. После этого договаривающиеся стороны считались законными сватами и им преподносили специальное блюдо «куйрык-бауыр» из свежего сваренного курдючного сала и печени. Взаимное угощение сватов символизировало установление родственных отношений сторон на долгие годы. При отъезде сватов им преподносили подарки «киіт».
После внесения о том жениха основной доли обусловленного калыма жених наносил свой первый официальный визит невесте - «урын бару». Во время этого визита будущие супруги, как правило, встречались впервые, поэтому посещение имело большое значение в их дальнейшей судьбе, они могли узнать и полюбить друг друга. Иногда встреча предотвращала и неравный брак. Следовательно, казахский термин «урын» происходит, возможно, от древнетюркского слова «urun» (приникать, прижиматься). Существующее древнетюркское выражение — «bagirsaqni bulsa bagirqa urun» (Если найдешь милосердного, прижми к груди) явно свидетельствует в пользу такого предположения.
Родители жениха и невесты тщательно готовились к проведению первой встречи. Свиту жениха из 5—6 человек отправляли во главе опытного дружка (куйеу жолдас) со множеством различных подарков для родственников невесты. Для свиты жениха в ауле невесты ставили особую юрту, устраивали так называемый «урын той». У близкого родственника невесты на следующий день устраивали традиционный вечер «кыз кашар». К концу вечера замужние женщины, несмотря на сопротивление сверстниц невесты, уводили ее в юрту отца невесты, где заранее была приготовлена постель для молодых. Молодые женщины сюда же приглашали жениха, а другие женщины бросали под ноги жениха «бакан» (шест для поднятия купольного круга юрты), натягивали перед ним «желі» (веревку для привязи жеребят). По народному поверию эти предметы были священными, через них нельзя было перешагивать, а в данном случае и обходить. Поэтому жених давал женщинам выкуп (кәде) и они убирали препятствия с его пути.
Пожилая женщина, открывавшая дверь юрты отца невесты, получала за услугу особый подарок (есік ашар). В самой юрте жениха встречала мать невесты. Она помогала ему подлить немного жира в очаг (отка май кую), а затем подавала в чашке какой-либо молочный напиток под собирательным названием «ак» (белый).
Затем молодые женщины, сопровождавшие невесту, получив от жениха подарки за то, что приоткрывали занавеску (шымылдык ашар), готовили постель (төсек салар), позволяли жениху пожать руку невесте (кол устатар) или погладить ее волосы (шаш сипатар), оставляли молодых наедине. В эту ночь жених и невеста могли до утра сидеть, разговаривать шепотом, даже спать рядом, но не имели права на интимную близость. Рано утром, еще до пробуждения тестя и тещи, жених должен был уйти в свою юрту. После этой традиционной имитации первой брачной ночи в юрте отца невесты жених мог тайно встречаться с невестой (калындык ойнау) вплоть до самой свадьбы.
По завершении официального визита жениха «урын бару» отец невесты дарил жениху хорошего верхового коня с верховой сбруей (ер токым) и новую верхнюю нарядную одежду. Согласно обычаю на этом подаренном коне, в седле и в одежде жених должен приехать т свадебное пиршество в аул тестя за невестой. После урынтоя обе стороны начинали деятельную подготовку к свадебному тою. Отец жениха полностью вносил калым, готовил скот для свадебного тоя (той малы) различные подарки и т. д. Отец невесты готовил приданое, свадебную юрту (отау) и свадебный головной убор (саукеле) для дочери.
Свиту жениха на свадьбу в аул невесты зачастую возглавляла его мать. Они везли с собой много подарков родственникам невесты. Среди них наиболее значительными были подарки, предназначенные в честь очага-отца (отка салар), за молоко матери (сут акы) и подарки родным братьям невесты. В качестве подарков могли дать верблюда, хорошего коня, ловчую птицу, седло, ковры и т. д.
По прибытии свиты жениха в ауле невесты сразу же ставилась свадебная юрта (отау), и в ней готовилось брачное ложе для новобрачных. Через день поздно вечером устраивали свидание молодых в свадебной юрте. По сути дела, это свидание являлось началом их супружеской жизни, т. е. первой брачной ночью. Если невеста окажется нецеломудренной, жених мог отказаться от нее. В XV—XVII вв. в таких случаях дружки жениха распарывали живот коню, разрубали седло, рвали одежду жениха, подаренные тестем еще при первом визите жениха к невесте, что означало решительный отказ от свадьбы. Оскорбленный бесчестием отец невесты мог приговорить и дочь, и человека, лишившего ее девственности, к смерти.
Если невеста окажется девушкой, обе стороны, искренне радуясь, приступали к организации свадебного пиршества. На свадебном пиршестве устраивались различные игры: байге (скачки), курес (борьба), сайыс (единоборство всадников), кокпар (козлодрание), айтыс (состязание акынов) и т. д. Сразу же после скачек, которые обычно завершали свадебные пиршества, исполнялась обрядовая хоровая песня «жар-жар». Джигит- импровизатор со своими друзьями поздравляли и утешали невесту, призывая к смирению с судьбой, а невеста, в свою очередь, при поддержке подруг выражала сожаление, что оставляет родной очаг, родные места и родственников.
Накануне отъезда невеста с подругами, сестрами и снохами обходила всех своих родственников (кыз танысу), прощаясь с их очагом и получая от них памятные подарки. Нередко в таких случаях ее носили из юрты в юрту на ковре. В день отъезда невесты сватам показывали приданое, разбирали свадебную юрту, готовили к отправке свадебный караван и преподносили подарки сватам, жениху и невесте. Затем в отдельной юрте переодевали невесту в костюм молодухи (келіншек), надевали свадебный головной убор (сәукеле) с особым покрывалом (желек), в котором она должна приехать в аул жениха. Свадебный караван сопровождала небольшая группа родственников невесты во главе с ее матерью. Навстречу свадебному каравану выходили молодые женщины, девушки и вели невестку в аул жениха пешком, прикрывая лицо занавеской (шымылдык) чтобы ее не увидели старшие родственники жениха.
До начала свадебного пиршества в ауле жениха проходило торжествен нос знакомство невестки с родственниками жениха — «беташар». Для этого в юрту отца жениха, где собирались наиболее уважаемые люди аула, приводили невестку в полном свадебном наряде, и свекровь помогала ей подливать немного жира в очаг (отка май кую). После этой церемонии джигит-импровизатор начинал традиционную бытовую песню — «беташар» (открывание лица невестки). В начале песни представляется невестка, затем ей даются наставления и завершается она представлением сидящих в юрте родственников жениха.
Согласно обыску молодая женщина до рождения первого ребенка не имела права посещать своих родителей. После же рождения ребенка она обязана была поехать со своим первенцем к родителям (төркіндеу) и получить особый налет (енші). Этим визитом завершались все обычаи и обряды, связанные с бракосочетанием.
Как пережиток группового брака у казахов существовало право левирата (эменгерлік) и сорората (балдыз алу). Институт группового брака со времени первобытнообщинного строя до нового времени в силу глубоких перемен в общественных отношениях подвергся изменениям, сохранив лишь оболочку древнего права. Так, если групповое брачное право на девушек- сестер из другого рода было одной из основ ортодоксального брака в доклассовом обществе, го позднее левират и сорорат были тесно связаны с покупкой невесты за калым и с наследованием имущества, т. е. эти традиции тесно переплетались с существовавшим экономическим укладом.
Так, по левиратному праву у казахов вдова после годичной поминки должна была выйти замуж за брата или другого близкого родственника покойного мужа. Вместе с ней ее дети и имущество переходили по наследству новому мужу. Если вдова не соглашалась на это, то могли прибегнуть и к насилию, в лучшем случае оставив детей и имущество, она уезжала к своим родственникам. Левиратное право у казахов распространялось не только на вдов, но и на засватанных невест в случае смерти жениха.
В случае смерти жены или невесты, овдовевший муж или жених по обычаю сорората имел право жениться на родных младших сестрах покойной, но соблюдение сороратного права (балдыз алу), по сравнению с левиратным, не являлось во всех случаях обязательным.
Хотя генезис сорората и левирата уходит в далекую древность, видимо, сорорат дошел до наших дней в более длабом, изживающем себя виде. Так, при смерти жены муж мог изъявить желание жениться только на родной незасватанной младшей сестре покойной жены (балдыз), а тесть, не рискуя ничем, мог отказать просьбе зятя. Если левиратное право распространялось на вдов старших и на вдов младших братьев, то сороратное право, исключая старших, распространялось только на младших сестер покойной жены. Поэтому сорорату казахов и называется «балдыз алу» (женитьба на младшей сестре жены). Сороратное право считалось обязательным в том случае, если невеста, за которую полностью уплачен калым, умрет в отцовском доме.
У казахов издревле существовали пережитки древнего института родовой экзогамии. Экзогамный запрет строго соблюдался в пределах седьмого колена от общего предка по мужской линии. Это значит, что кровнородственные связи у казахов прослеживались до седьмого колена, а с восьмого колена начинаются свойственные (кудандалык) связи. Для того, чтобы начиная с восьмого и последующего поколения от общего предка регулярно вступали в брак, старейшины собирались на сход, принося в жертву белую кобылицу, читали молитву и благословляли на брак одну пару молодых людей на 8- 9 колене от общего предка.
Отец выделял наделы (енші) женившимся сыновьям, поселял их в отдельной юрте (отау). Все хозяйство, дом после смерти отца доставались по традиции минората невыделенному младшему сыну. Его очаг почитался как «улкен уй» или «кара шаңырак» и пользовался уважением всех родичей. Владельцу отцовского очага регулярно преподносились традиционные дары (сыбага). Этим, во-первых, отдавалась дань уважения памяти предков, во- вторых, в этом просматривается желание в какой-то мере сохранить отмирающие патриархальные отношения.
Среди казахов бытовало почитание старших, его нарушителей наказывали штрафом. Казахская женщина почитала старших родичей мужа, строго соблюдала обряд избегания отца и старших братьев супруга, не называла их собственными именами. Уважение и почтительное отношение со стороны невестки к родственникам мужа доходило до того, что она не имела права по обычаю «ат тергеу» всех родственников мужа называть собственными именами и должна была находить им какие-то новые, оригинально-остроумные имена и прозвища, что вполне отвечало морально-этическим требованиям общества.
Традиционным в степи было гостеприимство. Путник мог заночевать в юрте любого человека, даже ему не знакомого. Угощение и различные услуги оказывали гостю совершенно бескорыстно. Гость имел даже право потребовать лучшего обхождения с ним. Если хозяин плохо принимал гостя, то последний имел право обратиться в суд биев. По адату гость пользовался полной защитой хозяина юрты до своего отъезда. Это право распространялось на гостя даже в том случае, если он являлся врагом хозяина очага. Последний не мог мстить гостю до тех пор, пока тот находился под его крышей. Наоборот, хозяин был обязан защищать своего гостя от других его врагов.
Среди казахов издревле была широко распространена традиция дружбы- побратимства (тамыр болу). Такая крепкая дружба между различными лицами, независимо от их возраста, складывалась в различных обстоятельствах. Одних сводили их родители, других — общность их интересов в борьбе с общим врагом, а третьи сходились просто в результате различных житейских забот — облюбовав, скажем, друг у друга (калау) хорошего коня, ловчую птицу, охотничью собаку и т. д. Побратимство закреплялось торжественно, при свидетелях, целуя саблю или кинжал давали клятву в вечной верности. Клятвоотступничество в казахской действительности было довольно редким явлением, нарушение же клятвы строго каралось нормами обычного права.
Широко распространена взаимопомощь между родственниками, которая в зависимости от ее размеров, называлась «жылу», «немереуін» и «уме». Наиболее древней формой взаимопомощи являлся «жылу». Обычай взаимопомощи родственников уходит своими корнями в далекую древность, в период родового строя, когда общественное положение людей было равным. Со временем, в связи с появлением частной собственности и классов, родственные отношения и взаимопомощь приобрели классовый характер
Многочисленными у казахов были и погребально-поминальные обряды. По возможности в обязательном порядке соблюдалась традиция прощальной встречи (арыздасу) близких родственников с покойником перед самой смертью. Главный смысл этих встреч заключался в том, что стороны обычно просят друг у друга прощения за те или иные обиды, а умирающий человек устно делает завещание, которое безусловно выполняется всеми наследниками, как последняя воля покойника. Народ придавал большое значение традиции извещения близких родственников о кончине человека — «естірту». Бытовали многочисленные образцы «есірту», сложенные на основе ораторского искусства. Большое значение придавалось и искусству утешения близких родственников в связи кончиной близкою им человека - «коніл айту», в котором содержались утешения и призыв к стойкости, пожелания им здоровья и счастья.
По обычаю, связанному с древними религиозными верованиями, женщины долго оплакивали покойника, в знак выражения скорби вдова царапала себе лицо (бет жырту), мужчины при приближении к юрте, где лежал покойник, пускали коней вскачь, раскачивались в седле из стороны в сторону, громко выкрикивая «ой бауырым» (о, брат мой), выражая глубокую скорбь. Поминки по умершему проводили на седьмой день (жетісі), сороковой день (кыркы) и годовщину (жылы или асы) после смерти. Вдова соблюдала траур по умершему мужу в течение года.
Казахи издревле веселыми празднествами ежегодно отмечали наступление Нового года «Наурыз», приходившееся на весеннее равноденствие 22 марта. К этому моменту обычно кончается тяжелая зима, начинается пробуждение природы, наступает весна, кончается окот домашних животных, начинается подготовка к севу у земледельцев. В этот день мужчины посещали соседей с поздравлениями, а женщины готовили традиционное ритуальное блюдо так называемый «наурыз коже» и угощали им всех посетителей. «Наурыз коже» обязательно состоял из 7 компонентов (вода, соль, мясо, молоко, лук, пшеница и пшено). Варили голову барана или четверть головы крупного скота (шеке) и кое-что из остатков зимнего согума. День празднования Наурыза в народе назывался «улыстын улы куні» (великий день улыса). В этот день независимо от возраста, пола и социального положения соблюдалось равенство людей, участвующих в гулянии. Все участники Наурыза празднично наряжались, по возможности одевали новые костюмы, особенно женщины и молодежь не ограничивали себя ничем. В связи с наступлением «Наурыза» старшее поколение, от души радуясь, не скупилось на добрые пожелания всему ликующему люду. В этот день наступало всеобщее согласие народа, даже между враждующими сторонами на время Наурыза устанавливался мир. В честь великого праздника люди прощали друг другу самые тяжкие обиды. Об этом свидетельствует народная поговорка «улыстын улы куш алдына келсе атаңнын кунын кеш» (если в день великого улыса придут с повинной, прощай кровную месть за отца).
Среди казахов широко практиковался древний обычаи жертвоприношения религиозного свойства «курбандык, шалу». Подобного рода жертвоприношения осуществлялись в различных обстоятельствах: по случаю окончания войны, благополучного возвращения сына с поля битвы, рождения долгожданного сына, выздоровления от тяжелой болезни, по случаю засухи, с отменой экзогамного запрета на 8 колене от общего предка по мужской линии и т. д. В жертву приносили домашних животных - баранов, быков, жеребцов, кобыл и верблюдов. При любых жертвоприношениях приглашали много людей, даже из соседних аулов. Руководили жертвоприношением старейшины аула и представители мусульманского духовенства.
Таким образом, многочисленные обычаи, обряды, традиции отражали различные стороны материальной и духовной жизни казахского народа.
Религиозные верования. Распространение ислама
В ХVI-XYII вв. развитие экономических и культурных связей казахов со среднеазиатскими народами способствовали интенсивному распространению и усилению влияния ислама в Казахстане. Проводниками ислама в рассматриваемый период прежде всего выступали среднеазиатские миссионеры из Туркестана и Мавераннахра, Хаджи-Тархана и Дербента, Хорезма, Джурд- жании и Хивы, Астрабада, Хорасана и Ирана. В свою очередь казахские купцы посещали мусульманские страны, приобщаясь к исламскому вероучению. Многочисленные примеры из письменных источников свидетельствуют о массовом приобщении казахов к исламу. Казахи в этот период читали Коран, совершали молитвы, соблюдали ноет, совершали мусульманский обряд бракосочетания, обучали своих детей в мусульманских школах. Ислам в Казахстане, особенно в его южных районах, постепенно становится господствующей религией в казахском обществе. Кочевой образ жизни затруднял постройку специальных зданий для богослужения, организацию постоянно функционирующих религиозных учреждений и формирование постоянного духовенства. Молитвы могли совершаться в любом месте, а недоступность большинству населения Корана и книг на арабском языке компенсировалась тем, что казахи следовали каждому слову проповедника и под его руководством исполняли религиозные обряды, заучивали предписания исламского вероучения.
5.ПОЛИТИЧЕСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ОБЩЕСТВА
Вершину всей социальной иерархии представляло лицо, облеченное титулом хана. Только султана можно было провозгласить ханом. Согласно обычаю, преимущественное право на ханское достоинство имел старший в роде, и, например, дядя, брат хана, считался старше всех своих племянников, сыновей хана. Но этот обычай часто нарушался. В действительности верховная власть переходила от отца к сыну. Однако и этот порядок не всегда столь уж строго соблюдался. Из-за отсутствия строго фиксированных законом правил о порядке престолонаследия частым явлением была борьба за верховную власть между несколькими султанами, и почти всякий раз после смерти хана в степи насту пали смутные времена. Такими смутами в истории Казахского ханства характеризовались периоды после смерти Касым-хана, Тахир- хана, Шигай-хана, Есим-хана. Кроме того, нередко бывали случаи, когда еще при жизни царствующего хана ханский титул принимали также могущественнейшие из султанов. Поэтому у авторов, хорошо знавших положение в казахских улусах, можно встретить уточнение, что именно такой-то «сейчас является самым старшим из ханов и известнейшим из предводителей Дешта». Иногда даже верховная власть в ханстве в нарушение генеалогической традиции и наследственного принципа переходила от старшей ветви правящей династии к представителям младшей ветви.
При возведении на престол нового государя традиционно соблюдался древний обряд вознесения на войлоке: провозглашаемого ханом султана сажали на тонкий белый войлок, который должен был олицетворять чистоту его намерения, происхождения и богатство его рода, и наиболее влиятельные лица ханства из султанов и биев трижды приподнимали его за концы, провозглашая: «Хан! Хан! Хан!».
Едва белый войлок с ханом касался степной травы, как он снова подхватывался подбегавшей толпой, которая вновь поднимала и опускала войлок на землю. Затем войлок, служивший как бы троном, разрывали на мелкие части, и всякий старался унести лоскуток в память о том, что он был участником торжественного провозглашения хана. Этот ритуал, начинавшийся торжественно и упорядоченно, завершался шумным многодневным пиршеством.
В общих чертах характер ханской власти в обществе определялся в средневековых источниках так: хан обязан заботиться о своих подданных, «как мать» о своих детях, а подданные должны считать хана «отцом для себя» искренне ему повиноваться. Если говорить конкретно, то власть хана определялась известными правами и была связана с исполнением ряда функций. Этих прав и функций хана было по меньшей мере пять.
-
Хан как глава царствующего рода и верховный сюзерен всех казахских племен имел верховное право распоряжаться всей территорией ханства, всеми землями, принадлежавшими улусам, право, которое было следствием его основной функции и главной обязанности - вооруженной защиты страны от внешних врагов.
-
Хану принадлежало право объявления войны и заключения мира, быт шее следствием его функции верховного руководителя войск.
-
Хану принадлежало верховное право ведения переговоров с иностранными государствами, что являлось следствием его функции определят внешнеполитический курс государства.
-
Хану принадлежало право убить или оставить в живых своего подчиненного - право, бывшее следствием его функции верховного судьи. Это право функции хана четко зафиксированы в памятнике права казахов «Жеты-Жаргы»
-
Наконец, хану принадлежало право издавать законы и обязательны для всех членов общества приказания — право, бывшее следствием его функции сохранять существующее общественное устройство и порядок.
Есть прямые свидетельства источников, где говорится о том, что степного властелина всегда окружала многочисленная группа помощников советников, военачальников, а также дружина (обеспечивавшая охран; его самого, его семьи и имущества) и челядь (прислуживавшая хану ; повседневном быту). Но в то же время в источниках ничего не говорится ни о ханских дворах, ни вообще о постоянном местопребывании казахских ханов до XVII в.
Правительственная деятельность казахских ханов, по крайней мере в XV—XVI вв., протекала в разъездах по степи среди кочевий, как это бывало и раньше. «Нужно заметить, - писал например, И. Шильтбергер о Дешт-и Кыпчаке XV в., - что в этой стране король и вельможи кочуют летом и зимой с женами, детьми и стада ми своими, возя с собою все свое прочее добро, странствуя от одного пастбища к другому в этой совершенно ровной стране». О том, что и I XVI в. казахские ханы постоянно переезжали с одного пастбища на другое, буквально не слезая с седла, можно судить по следующему сообщению Мухаммада Хайдара: вдова Касым-хана жаловалась Тахир-хану, что состарилась и чувствует, что не в силах оставаться в степи. «Я хочу, - говорила она, — чтобы ты доставил меня к моему племяннику Султан Саид-хану, дабы остаток дней моих я могла прожить в городе и провести в спокойствии и без тревог на одном месте».
Постоянный объезд ханом улусов диктовался как необходимостью исполнения им своих функций верховного судьи, главного охранителя и т.д. так и самим образом жизни основной массы тогдашних подданных Казахского ханства. Выше уже отмечалось, что характерной чертой экономики ханства являлось кочевое скотоводство; соответственно, налоговая система для кочевой части населения определялась натуральными видами поставок и взаимных расчетов. А поскольку ежегодный сбор в пользу хана кочевники-скотоводы выполняли в натуральной форме, то главе кочевников приходилось посещать улусы хотя бы для того, чтобы тут же, на месте умножить свои стада, свое «прочее добро», употребить съестные припасы, перевозка которых в единый центр была невозможной из-за его фактического отсутствия. Описываемое здесь явление из жизни верховного главы кочевников замечательно метко характеризуется словами Шайбани-хана, предводителя кочевых узбеков Дсшт-и Кыпчака, сказанными им в одной из бесед автору «Михман-наме-йи Бухара» Ион Рузбихану: «Столица наша — наше седло».
Но положение постепенно менялось. На рубеже XVI—XVII вв. в руки казахских владетелей перешли Ташкент и Туркестан с прилегающими областями. Эти города по большей части оставались в их власти на протяжении полутора столетий и в XVII - первой половине XVIII вв. являлись местами пребывания казахских ханов и политическими центрами ханства. Там казахские ханы имели «особые дворы», а когда они отправлялись с ордой кочевать в степь, в столице оставались управлять «дядьки их».
Словом, облеченный титулом хана султан представлял собой верховного главу царствующего рода (ак-суйек) и всех подданных ханства (кара-суйек). Однако власть степного хана не соответствовала европейскому представлению о правителе. Эта власть лишь в редких случаях достигала той полноты, которая не допускает разделения ее с какими-либо другими политическими силами внутри государства. В истории Казахского ханства этот редкий случай приходится на период правления Касым-хана (ум. в 1518 г.): по свидетельству Бабура, Касым-хан держал свой народ в строгом повиновении. Тауке- хан также был достаточно сильным государем и, кстати заметить, последним из казахских ханов, чья власть территориально распространялась на все три казахские жуза. Вскоре после смерти Тауке-хана (около 1718 г.) во всех трех жузах появились свои ханы.
Вопросы для самоконтроля:
1. Почему кочевое скотоводство выступает материальной основой существования большинства казахского населения.
2. Особенности социальной организации казахского общества.
3. Социально-статусные группы казахского общества.
4. Этапы в развитии языка казахского этноса.
5. Памятники письменной литературы Х1Ув
6. Функции ханской власти.
МЕТОДИЧЕСКИЕ РЕКОМЕНДАЦИИ ПО ИЗУЧЕНИЮ ДИСЦИПЛИНЫ.
Методические рекомендации к изучению дисциплины «Средневековая история Казахстана».
«История казахских ханств» является базовой дисциплиной элективного курса. Курс обеспечивает формирование теоретических и метдологических основ, повышающих образовательный уровень в области исторических наук.
Курс изучает историю образования и развития казахской государственности, освешает важные исторические события, рассматривая их в динамике основных периодов истории казахских ханств. Хронологический курс охватывает события, имевшие место на территории современного Казахстана с начала ХУ в. с образования казахского ханства до 30-х годов Х1Хв, актов ликвидации казахской государственности. Курс последовательно и многоаспектно освещает вопросы возникновения казахской государственности, его развития и ликвидации.
Курс предусматривает лекционные, практические занятия, самостоятельное выполнение студентом заданий СРСП и СРС. В силлабусе представлено краткое содержание лекционных занятий, план практических занятий, график выполнения заданий СРСП, СРС с содержанием заданий, списком рекомендуемой литературы, формой контроля, максимальным оценочным баллом, и сроком сдачи работы. Студент может ознакомиться с системой оценки знаний, политикой и процедурой курса, системой расчета рейтинга, правилами подсчета успеваемости студента в баллах при подведении рубежных контролей. Самостоятельная работа является неотъемлемой составляющей образовательного процеса. Для ее успешного выполнения составлен график - план работы студента по опредеенным темам дисциплины, и форма контроля со стороны преподавателя. Самостоятельная работа направлена на овладение теоретическими, конкретными предметныи знаниями, привитие навыков к интеллектуальному труду. Самостоятельная работа по крсу направлена и на формирование умений, навыков источниковедческого, историографичекого анализа, конспектирования, составления тезисов ответа, написания письменной тематиеской работы, реферата, составления глоссария. Данные формы работы способствуют равитию мышления и формируют соответствующие умения, повышают внимание и активность стдентов. Для повышения эффективности самостоятельной работы, для студентов разработано сответствующее учебно-методическое обеспечение. В силлабусе раздел» график выполнения и сдчи заданий СРСП, СРС» содержит рекомендации по выполнению заданий с указанием учбных и научных изданий,
Результаты самостоятельной работы студента могут быть представлены в устных ответах напрактическом занятии, реферативной работе, конспектах, выполненных по теме, изучаемой саостоятельно.
Изучение данного курса должно дать студентам определенный минимум знаний, умений, наыков. Студенты должны уметь анализировать исторический материал. Студент должен иметь наыки написания различных пиьменных работ, навыки оформления научно-справочного апарата, составления библиографического списка по темам. В ходе семинарских занятий, стдент должен приобрести навыки устного выступления, ориентироваться по исторической кате.
РАЗДЕЛ 8 . МЕТОДИЧЕСКИЕ РЕКОМЕНДАЦИИ ДЛЯ ПРОВЕДЕНИЯ ПРАКТИЧЕСКИХ ЗАНЯТИЙ.
Достарыңызбен бөлісу: |