Голубое и розовое


ШАПИРО. Придумаете тоже! У кого это есть новые брюки! КУКСЕС



бет3/5
Дата18.06.2016
өлшемі403 Kb.
#145815
1   2   3   4   5

ШАПИРО. Придумаете тоже! У кого это есть новые брюки!

КУКСЕС (сердечно). Шапиро, я же - старый друг! И у вас дома, - в особенности, когда дело касается вашего Иони, - я, если нужно, глухой. (Затыкает уши пальцами.) Вот! А если нужно, так я даже и слепой. (Зажмуривает глаза.) Вот! Hy, так - если можно - скажите мне: почему вы сегодня такой, а?

ШАПИРО. Мне сегодня, Куксес, немножко не по себе...

КУКСЕС. Ну, я понимаю: заботы, неприятности, огор­чения, и тэдэ... Но (оглядевшись вокруг) почему вы сегодня - один? Это можно спросить или нельзя?

ШАПИРО. Спросить - можно. Но ответить - я не могу…

КУКСЕС. А где же … где ваши дети?

ШАПИРО. Не знаю...

КУКСЕС. Они еще не возвратились домой?

ШАПИРО. Нет.

КУКСЕС. Так что же вы так сидите? Отчего вы не бе­гаете, не ищете их?

ШАПИРО. Уже. Уже бегал, уже искал... Бегал в гимназию, где учится моя Блюма.... И в типографию, где рабо­тает мой Ионя... Если они не воротятся до утра, - ну, я опять побегу искать их... по больницам... (Судорожно обтачивает какую-то щепку.)

КУКСЕС (огорчен), Да... Неспокойное время... Вы по­нимаете, почему это?

ШАПИРО. Что "почему"? Почему в городе казаки?

КУКСЕС. Нет, это я сам понимаю. Казаков вызвал ге­нерал-губернатор потому, что люди бунтуют. Ну, а почему люди бунтуют?

ШАПИРО (со внезапной силой). Потому, что надоело, Куксес! Потому, что больше невмоготу!

КУКСЕС. Что надоело? Что невмоготу?

ШАПИРО. Да вот... вся эта торговля!

КУКСЕС. Не говорите со мной, как по-французски! Какая торговля?

ШАПИРО. Вы думаете,- одни лавочники, торгуют? Нет! Мы все: и вы, и я, и наши дети, и дети детей наших, - как отцы наших отцов, - все мы торговали, торгуем и, вид­но, так уже и будем всегда торговать!

КУКСЕС (решительно). Шапиро! Я иду за доктором: вы больной!

ШАПИРО (не слушая его). Лавочники продают сукно, хлеб, сапоги, керосин, - ну, всякое... А мы - горе свое продаем! Мы силу свою продаем! Вот - я был певчим: я голос свой продавал. А, когда я продал его весь, до капли, - хоть шарпай по дну бочки! - так меня выгнали из хора и до сви­данья! Вот вы - маляр...

КУКСЕС (с достоинством). Я - не маляр, а живописец!

ШАПИРО. Все равно. Вы малюете разными красками вы­вески, - вы глаза свои продаете. Ионя мой в типографии - руки свои продает. Почтальон - ноги...

КУКСЕС. Значит, Блюму вы учите в гимназии, чтобы ей не надо было этого?

ШАПИРО. Блюма, - когда окончит гимназию, - она будет учительница: она голову свою продавать будет. Только пла­тить ей будут дороже, чем нам: голова - это же не деготь и не черный хлеб! Это, - ну, скажем, - изюм... или какие-ни­будь апельсины...

КУКСЕС (задумчиво). Конечно... Если бы меня, малень­кого, учили, - какие вывески я бы теперь писал! Коровы над мясной лавкой были бы у меня, как живые! А на вывеске фруктовщика я бы написал такой виноград, - он бы у меня пес­ни пел!

ШАПИРО. А Ионя мой - с его головой! Если бы он мог учиться, - что бы это было!

КУКСЕС. Он был бы - доктор! Адвокат, инженер и тэпэ... Ну, а при чем тут все-таки бунтовать?

ШАПИРО. Мы с вами, Куксес, уже не бунтуем, мы - ста­рики, мы привыкли... А молодые - они хотят лучшей жизни!

КУКСЕС. А как вы думаете, - добьются они этого?

ШАПИРО. Что вы у меня спрашиваете? Разве я знаю? Но если вы спросите, хочу ли я, чтобы они добились чего-ни­будь, - да, хочу! Ох, хочу! Ох, как хочу! Чтоб они жили свободно, чтоб они не голодали, чтобы они не боялись по­лиции и погромов, чтобы они могли учиться... Чтобы я не сидел вот так, как я сейчас с вами сижу, и не дрожал: где они, мои дети? Живы ли они?
(Снова жалобно дребезжит звонок над входной дверью, - и с улицы вбегает ЖЕНЯ. Растрепана, запыхалась, - видно, бежала.)
ЖЕНЯ (секунду стоит на пороге, окинула взглядом комнату, стол со сломанными игрушками). Вы - Шапиро?

ШАПИРО. Да... А вам, барышня, что?

ЖЕНЯ (губы ее дрожат). Там так страшно... люди бе­гут ... темно...

ШАПИРО. А зачем вы в такое время вышли на улицу? (Внезапно узнает надетое на ней пальто.) Барышня... это же... Блюмино пальто?! ЖЕНЯ. Блюмино...

ШАПИРО (в сильнейшем волнении). Несчастье, да?

ЖЕНЯ. Да нет, какое же это несчастье? Ну, посадили на одну ночь...

ШАПИРО. Посадили? Блюму - в тюрьму? Куксес, я не понимаю...

КУКСЕС. Барышня, не говорите с ним, как по-француз­ски! Кого посадили? Куда посадили?

ЖЕНЯ. Мопся, - знаете, наша классная дама? За что-то взъелась на Блюму и наказала: посадила на всю ночь в актовом зале под царским портретом... Это что! У нас прежде хуже наказывали: сажали на всю ночь не в актовом зале, а в домовой церкви... Я один раз так сидела: холодно, направо на стене - ангел-блондин, налево - ангел-брюнет... Вот когда я страха натерпелась! (Смеется.)

ШАПИРО. И Блюма там сидит одна? В темноте?

ЖЕНЯ. Я вам сейчас скажу, - только это ужасный секрет! Ужасный! (Смотрит на Куксеса.)

КУКСЕС. Вы меня, барышня, не бойтесь! (Зажмурил глаза, заткнул уши.) Я - глухой, я - слепой и тэдэ.

ШАПИРО. А самое главное, он - друг! При нем можно говорить все...

ЖЕНЯ. Хорошо, я скажу. Нянька спрячет Блюму у себя.

ШАПИРО. Нянька? Какая нянька?

ЖЕНЯ. То-есть, его фамилия - Грищук, а Нянькой это я его зову. Он был денщик у моего дедушки, он меня вырастил... Когда дедушка умер, - дедушка был полковой врач, - меня отдали в гимназию, и Нянька тоже туда посту­пил - сторожем.

ШАПИРО. Значит, этот... этот господин Нянькин - он Блюме поможет?

ЖЕНЯ. Конечно! Он всегда так делает. Когда Мопся уйдет к себе в комнату - спать, Нянька потихоньку приведет Блюму к себе под лестницу, она пробудет у него до утра, а на рассвете он отведет ее обратно в актовый зал и опять запрет дверь...

ШАПИРО (с облегчением). Ой, дай бог ему здоровья, этому господину Нянькину! И вам тоже, барышня, за то, что вы прибежали сказать... Шутка сказать, ночью, поти­хоньку!.. Но, за что же Блюму наказали? Ведь она - веж­ливая девочка! Так за что?

ЖЕНЯ. А ни за что! Мопся - жаба проклятая, вот и все!

ШАПИРО. Ох, не надо так говорить! Не надо! Вы ска­жете, другая скажет, а Блюма за вами повторяет... Вам - ничего, а Блюму исключат из гимназии... Что тогда?

ЖЕНЯ. Ну, вы отдадите ее в институт.

ШАПИРО (жалостливо улыбаясь над Жениной наивностью). Вы слышите, Куксес? Барышня, - дай бог ей здоровья,- учит меня: если я останусь без куска хлеба, чтобы я пирожные кушал!..

КУКСЕС. Она же не может понимать, Шапиро... Откуда ей?

ШАПИРО. Барышня, а у вас в классе таких, как Блюма - евреек - много?

ЖЕНЯ (припоминая), У нас в классе?.. У нас есть еще Роза Зильберквейт...


ШАПИРО. Да. У ее отца - самый большой магазин в городе. На рождество и на пасху он посылает вашему директору корзину вина... Я могу послать вашему директору только корзину, извините, с моими болячками, - бо-о-ольшую кор­зину! - но этого ведь нельзя подать на стол!.. Ну, а как Блюма попала в вашу гимназию, - про это вы знаете, барышня?
ЖЕНЯ. Нет. Блюма мне не говорила...

ШАПИРО. Она так могла попасть туда, как я к царю на свадьбу! Сын мой, Ионя, - он наборщик в типографии, - он обучил Блюму грамоте. Соседский студент, спасибо ему, уроки ей даром давал... Ну, и что делает бог? Дочке гене­рала Сергиевского - генерала от инфантерии! - привозят с Парижа куклу, что другой такой куклы на свете нет! Кукла закрывает глаза, она открывает глаза, - потянешь за вере­вочку, она пищит: "Папа!.." Потянешь за другую, - она пла­чет: "Мама!" Проходит неделя, - и у этой замечательной куклы глаза проваливаются в живот! И обрываются обе вере­вочки, - ни тебе "папы", ни тебе "мамы"! И, конечно, гор­ничная прибегает за мной... Кто лечит игрушки? Я лечу иг­рушки...

КУКСЕС (который все время жаждал вставить слово, по­казывает Жене на принесенную им вывеску). "Клиника для игрушек" - видите? Это - он, клиника для игрушек!

ШАПИРО (продолжает рассказ). Я вхожу в генеральскую квартиру, - и у меня голова идет кругом! Золотая мебель! Зеркала! Ковров столько, что некуда ногу поставить... А на полу лежит девочка, и она, извините, топочет ножками, как четыре солдата! "Моя кукла проглотила глаза! Моя кукла больше ничего не говорит!" И сам генерал Сергиевский - генерал от инфантерии! - держит эту несчастную куклу и трясет над ней бородой, - а что он может поделать? Я могу командовать солдатами? Нет, я не могу командовать солдатами. Ну и генерал тоже не умеет делать мое дело... Верно, барышня?

ЖЕНЯ. Ну, а дальше что было?

ШАПИРО. Дальше? Я просидел над этой куклой целую ночь... Вот здесь я сидел и плакал: я ничего не мог придумать! Понимаете, надо было, чтобы кукла опять заморга­ла глазами и опять сказала "мама-папа!"

ЖЕНЯ (в волнении). А вы этого не могли?

ШАПИРО. Я - мог. Кукла не могла, вот беда...

КУКСЕС (снова врываясь в рассказ). Но он все-таки починил эту куклу, чтоб она сгорела! И генерал Сергиев­ский сказал ему: "Проси, чего хочешь, - я все сделаю!"

ШАПИРО. Да. И вот как Блюма попала к вам в гимназию!.. Так вы понимаете, барышня, что было бы, если бы ее отудова исключили?
(Снова дребезжит звонок над дверью, - с улицы входит ЯНКА. Ему лет 16,

у него веселое, открытое белорусское лицо, - глаза словно заблудились

в копне волос, светлых, как спе­лый овес. В этих глазах часто - смешинка,

на губах часто - улыбка, беззлобная, подкупающая.)

ШАПИРО (бросаясь к нему). Янка!

ЯНКА. Вечер добрый, дзядзечку...

ШАПИРО (волнуясь). Янка... А где Ионя?

ЯНКА. Вы, дзядзечку, не хвилюйтеся... Ионька зараз прийде... Ось, побачите, сами, прийде!

ШАПИРО. А где вы с ним пропадали целый день?

ЯНКА (с гордостью). Так у нас же ж - забастовка, дзядзечку! Днем бросили работу, пойшли по другим фабрикам: товарищей с работы снимать! Во дворе конфетной фабрики Кушнарева митинг собрался -у-у-у-у! Людей было - богато! Речи говорили, и товарищ с Петербургу речь говорил... Кабы вы, дзядзечку, слыхали, что ён говорил, той товарищ с Петербургу - фа! (Даже зажмурился от восторга.)

КУКСЕС. И полиция не мешала?

ЯНКА. А ну як же ж! И полиция, и казаки, - усе понабегли. И конных богато было! Як наехали яны на нас, як ощерились, бачим, над нами конячьи морды, - ух! А мы с Ионькой того товарища с Петербургу через дыру в заборе вывели, - и не заарештовала его полиция. Ось як! (Радостно смеется.)

ШАПИРО. Янка, а где же все-таки Ионя?

ЯНКА. Ён того товарища с Петербургу сюда ведеть - до вас. Сховать его надо...
(С улицы входит ИОНЯ, юноша одних лет с Янкой, Темные глаза, - такие же,

как у Блюмы, до краев налиты пережитыми за этот день болью и гневом.

Козырек его фуражки наполовину оторван, и так же, как и самая фуражка,

рас­колот пополам, словно разрезан ножом.)
ШАПИРО. Ионя... Ох, Ионя, как хорошо, что ты пришел!
(ИОНЯ молча идет в угол, наливает себе воды, жадно пьет.)
ЯНКА (отнимая у него кружку). Не пей, Ионька, одним замахом - застудишься...

ШАПИРО (вдруг заметив). Ионя, а фуражка? Что это с твоей фуражкой?

ИОНЯ (не громко). Казак...

ШАПИРО. Что казак?

ИОНЯ. Нагайкой…

ШАПИРО (схватив его за руку). Тебя - били?
ИОНЯ. Что меня!.. Что фуражку!.. Они людей конями топтали! Они женщин хлестали нагайками! (На миг приникает головой к плечу отца, - становится видно, что он, как и Янка, совсем мальчишка, едва из подростков.)

ЯНКА (хлопая его по плечу). Ну, Ионька! Не бабься!..

ШАПИРО (гладя Ионю по волосам). Сын мой, сын... Тебя бьют, - тебе больно. Других бьют, - тебе еще больнее. Куксес, вы не знаете, откуда у меня взялся барин с такой нежной кожей?

ИОНЯ (овладев собой). Но это им так не пройдет! Это я тебе говорю, папа, и вам, Куксес, - это им так не пройдет! Завтра будет такая демонстрация, что даже они поймут: конец им, проклятым! Завтра на улицу выйдут все! Даже приказчики! Даже гимназисты и гимназистки!

КУКСЕС. Знаете, что? Надо запереть входную дверь. Десятый час - больше ждать некого! (Двинулся к двери.)

ИОНЯ. Нет, подождите! Сейчас придет еще один чело­век, - тогда и запрем.

ШАПИРО. Кто придет?

ЯНКА. Товарищ Иван Паулович. С Петербургу. Я ж вам дзядзечку, говорил...

ШАПИРО. Садитесь, хлопчики! Вы, наверно, голодные... Куксес, там, в шкафчике - еда. А я согрею чай...

ЖЕНЯ (быстро, по-женски деловито, открывает шкафчик говорит с оттенком недоумения). Здесь - только хлеб...?

ЯНКА (отрезая большой ломоть хлеба). А чи ж хлеб не яда? (Уписывает за обе щеки.)

ИОНЯ (впервые обратив внимание на Женю) А вы - кто?

ЖЕНЯ. Я - Блюмина подруга...

ИОНЯ. Блюмина подруга? (С интересом.) Вы - Женя Шав­рова, да?

ЖЕНЯ. Откуда вы знаете?

ИОНЯ. Блюма рассказывала... (Вдруг обеспокоившись.) Папа, а где Блюма?

ШАПИРО. Она... она еще не пришла...

ИОНЯ (перестав есть). Почему? Что-нибудь случилось?

ШАПИРО. Нет... Пустяки... У нее что-то вышло в гим­назии…

ИОНЯ. Что? Что вышло?

ШАПИРО. Ничего особенного... Ее там немножко нака­зали ...

ИОНЯ (горько). Ты радовался!.. "Гимназия! Блюму приняли в гимназию!"... Я тебе давно говорю: ее там муча­ют!

ШАПИРО (примирительно). Ну… уж и мучают...

ИОНЯ. Два месяца она ходит в эту гимназию, - ты видал, чтоб она смеялась, радовалась? Ты слыхал, чтоб она что-ни­будь веселое рассказывала? Ей там плохо! Что она им, - дочка, сестра, - чтоб они ее жалели?
(С улицы входит ИВАН ПАВЛОВИЧ, человек интел­лигентского облика,

лет 35-ти. На нем - пальто и мягкая шляпа. ИОНЯ и ЯНКА бросились к нему.)
ЯНКА (радостно). Иван Паулович!

ИОНЯ. Иван Павлович, вот - мой отец... Остальные все - тоже свои... Садитесь, пожалуйста!

ШАПИРО. Может, желаете чаю?

ИВАН ПАВЛОВИЧ. Ох, с удовольствием! Так озяб - беда! И - давайте о деле... Можно запереть входную дверь?

КУКСЕС (запирает на ключ входную дверь). Вот. Раз­говаривайте себе на здоровьичко… (Ивану Павловичу) Если мне уйти, скажите, - я уйду... Но имейте в виду: когда нужно, я - глухой и слепой... (Зажмуривается и затыкает уши.)

ИВАН ПАВЛОВИЧ (смеясь). Не надо! Раз товарищи гово­рят, что вы - свой... (ЯНКЕ и ИОНЕ) Ну, юноши, где ваши листки?

ИОНЯ. Сейчас достану. (Приподнимает половицу, очень удивлен) Ничего нету!

ШАПИРО (смущенный). Это я перепрятал, Ионя... Под половицы полиция лезет первым делом, это я много раз ви­дел и от людей слыхал... (Идет к стоящей в углу большой бочке.) А тут у меня - опилки. Туловища набивать куклам, зверям... (Достает из-под опилок, с самого дна бочки, сверток, подает ИВАНУ ПАВЛОВИЧУ.)

ИВАН ПАВЛОВИЧ (весело). А отец у вас - отличный кон­спиратор! (Развязывает сверток, - в нем оказываются пе­чатные листки.) Это мы сейчас разделим между вами обоими, юноши, и за ночь это должно быть расклеено по вашему рай­ону. (Разделяет листки на две части, заворачивает каждую в газету, завязывает веревочкой.)

КУКСЕС. Это - прокламации? Я закрыл глаза.

ИВАН ПАВЛОВИЧ. Не надо. Это - вовсе не прокламации. (отдает один из свертков ЯНКЕ.) Вы идете в баню, - это узелок с чистым бельем... Или вы несете сапоги из починки… А клейстер, кисти - есть у вас?

ЯНКА (сияя). Ой, еще как! Мы с Ионькой такое удумали!

(ЯНКА и ИОНЯ пристраивают каждый с изнанки своих пальто

банку с клейстером и кисть.)

ЯНКА (запахивая пальто). Уполне, - а?

ИВАН ПАВЛОВИЧ (одобрительно). Вполне. Идите, только не вместе.

ЯНКА (еще плотнее запахнув пальто, вытягивается по-военному). Рад стараться!

ШАПИРО. С черного хода иди, через двор... Счастливо, Янка!..

(ЯНКА уходит с черного хода.)

ИВАН ПАВЛОВИЧ (Ионе). Через несколько минут берите свой сверток и ступайте.
(Небольшая пауза. Сверток, предназначенный для ИОНИ, лежит на столе. Внезапно - стук в дверь с улицы. Голос: "Отоприте!"

ВСЕ переглянулись.)
ИОНЯ (схватив сверток). Я пойду с черного хода...

ИВАН ПАВЛОВИЧ (удерживая его). Подождите. Там может быть засада... Положите сверток обратно!
(Новый стук в дверь с улицы и приказ: "Отоприте! ШАПИРО отпирает дверь.)
ГОРОДОВОЙ (входит). Десятый час. Почему в мастерской свет? Что за свадьба?

ШАПИРО. Ваше благородие, я заказчикам работу сдаю…

ГОРОДОВОЙ (пренебрежительно). Работа твоя... Тоже! (Взял со стола игрушку.) Это - что?

ШАПИРО. Лошадка, ваше благородие... И у нее оторвали хвост. Ну, сами понимаете, - без хвоста... А вот я приклею ей новый хвостик, она опять будет, как молоденькая! Хоть замуж!

ГОРОДОВОЙ (про ИОНЮ). Это кто?

ШАПИРО. Это, ваше благородие, мой сын...

ГОРОДОВОЙ (тыча в сторону Куксеса). А этот?

ШАПИРО. Это - мой родственник... Куксес. маляр...

КУКСЕС. Не маляр, а живописец. Я ему новую вывеску принес...

(ГОРОДОВОЙ молча показывает на ИВАНА ПАВЛОВИЧА и ЖЕНЮ.)

ШАПИРО. Это, ваше благородие, заказчики до меня пришли... (Берет в руки сверток с прокламациями, обращается к ЖЕНЕ.) Извините, барышня, ничего нельзя сделать: склеить голову у куклы нельзя, а новую подходящую не подберешь: будет качаться..

ИВАН ПАВЛОВИЧ (кладя руку на плечо Жени, спокойно-барственным тоном). Не горюй, дочка... Бог с ней, с кук­лой... Новую купим!

ГОРОДОВОЙ (протягивая руку за свертком). Ну-ка, что там у вас?

ЖЕНЯ (выхватив у ШАПИРО сверток и обеими руками при­жимая его к груди). Моя! Моя кукла!.. Папа, пусть он не трогает...

ШАПИРО (ГОРОДОВОМУ). Огорчается, понимаете... Ребенок

(С улицы доносятся свистки полицейских, цокот копыт.

ГОРОДОВОЙ, свистя на ходу, выбегает на улицу.)
КУКСЕС (быстро запирает дверь на ключ). До свиданья!

ИВАН ПАВЛОВИЧ (ЖЕНЕ). Молодец, дочка!

ИОНЯ (берет сверток). Я пойду, Иван Павлович...

КУКСЕС. Подожди, я выгляну, нет ли на дворе засады... Хорошо?

ИВАН ПАВЛОВИЧ. Очень хорошо. А вы, почему-то, уверяли, будто вы глухонемой! (КУКСЕС убегает.) Ну, мне у вас тоже оставаться нельзя. Пойду, провожу свою новорожденную дочку до ее дома... (Берет сверток.) "Куклу" мы возьмем с собой. (ИОНЕ.) Ждите нас за углом направо, там получите от нас сверток...

КУКСЕС (возвращается). Все спокойно.

ШАПИРО. Куксес, этого господина... ой, извините! Это­го товарища надо устроить где-нибудь ночевать.

КУКСЕС. Боже мой! Конечно, у меня! Я же холостой и живу на чердаке без соседей... Только, извините, у меня пахнет краской... и олифой... и тэдэ...

ИВАН ПАВЛОВИЧ. Ничего, товарищ. Я - человек неизбалован­ный. (ИОНЕ.) Вам пора, ждите нас за углом...

ИОНЯ (взял свою исковерканную фуражку, хотел надеть, потом обращается к отцу). Папа, можно мне взять твою фу­ражку?

ШАПИРО (с тоской). Ты уходишь, Ионя...

ИОНЯ. Надо расклеить листки, папа... Завтра - демон­страция, надо, чтобы все рабочие знали, чтобы все пришли! Не удерживай меня, папа! Ты же сам понимаешь...

ШАПИРО (секунду смотрит на него растерянным, беспо­мощным взглядом, вздыхает, потом достает из шкафа свою фуражку). Ты просил фуражку, Ионя... Возьми... Иди, мой сын, иди с товарищами... Тебе виднее...
(ИОНЯ крепко обнял отца, потом, словно устыдив­шись своего порыва,

оторвался от отца, сурово нахлобучил фуражку.)
КУКСЕС. Ой, мальчик! Фуражка тебе не по голове...

ИОНЯ (обвязывает голову платком, надевает фуражку поверх платка). Вот и впору! До завтра, папа, поклонись Блюме... (Убегает с черного хода.)

ШАПИРО (словно про себя). Моя фуражка ему велика, она лезет ему на глаза... Но мир стал ему тесен!

ИВАН ПАВЛОВИЧ. Он для всех тесен, этот старый мир! И нет в нем для людей ни покоя, ни счастья... Чем скорее мы его разрушим, тем лучше.

ШАПИРО. А, когда вы его разрушите, что будет потом?

ИВАН ПАВЛОВИЧ. Потом? (Весело блеснув главами, запел вполголоса.) ..."Мы наш, мы новый мир построим! Кто был ничем, тот станет всем!.." (Взял Женю за руку.) Пойдем, дочка!
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Кусок коридора перед запертой дверью в актовый зал.
ЖЕНЯ (говорит в замочную скважину). Блюма!.. Блюмочка! Ты не волнуйся, я у твоего папы была... Я ему все сказала…
(КАТЯ подкралась, хочет подслушать. ЖЕНЯ будто не видит ее,

продолжает говорить в замочную сква­жину.)
ЖЕНЯ. Тебя скоро выпустят... А тут Катя прилезла, под­слушивает...

КАТЯ. Я вовсе не подслушиваю!.. Просто по дружбе хотела тебе напомнить, что с наказанными разговаривать нельзя... А ты вот какая всегда!..

ЖЕНЯ. Все сказала? Больше тебе говорить нечего?

КАТЯ. Нечего.

ЖЕНЯ (наступая на нее). Ну, так пофо шлафа вофон! Сифи юфу мифи нуфу туфу! Пофо шлафа вофон!..

(КАТЯ убегает.)

ЖЕНЯ (Снова у двери.) Ничего, Блюма, это я Катю спровадила... Ты не волнуйся, что долго не выпускают. Няньку ждут, а его нету...
(Входят МАРУСЯ. ЗИНА и РАЯ.)
МАРУСЯ (держа что-то за спиной, обращается к ЖЕНЕ). Ну, как Блюма?

ЖЕНЯ. Ничего...

ЗИНА. Она тебе что-нибудь говорила?

ЖЕНЯ. А что ей говорить? Молчит. Она же Мопси боится. Откуда она знает, может, Мопся тут? Ну, а что вы без меня успели?

МАРУСЯ (с торжеством достает из-за спины). Вот!..

ЖЕНЯ. Ой, журнал!.. Весь первый номер готов, вот молодцы!..


Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет