Грэхем Хэнкок Ковчег Завета

Итак, 10 декабря я снова позвонил Тевольде Гебру.

На встрече 19 ноября он обещал мне, что попросит представительство Фронта в Хартуме помочь мне получить визу и разрешение на поездку в провинцию. Поэтому сейчас я поинтересовался состоянием дела.

- Никаких новостей, - ответил Гебру. - Наши люди в Судане очень заняты, и ваш вопрос не является для них приоритетным.

- Изменится ли положение, если я предложу вам в обмен телерепортаж?

- Это зависит от того, о чем он будет.

- В нем речь пойдет о свободе религии в Тиграи и об отношениях между НФОТ и церковью. Вы, может быть, и побеждаете в гражданской войне, но явно проигрываете пропагандистскую войну.

- Почему вы так думаете?

- Один пример. Недавно вас обвинили в разграблении и поджоге церквей, ведь так?

- Верно.

- И это, несомненно, причинило вам немалый вред?

- Это очень сильно повредило нам как внутри страны, так и на международной арене.

- И это соответствует действительности?

- Абсолютно не соответствует.

- Тем не менее об этом говорят, а .когда людей обливают подобной грязью, она оставляет пятна. - Я пустил в ход свой козырь: - Совершенно очевидно, что это часть хорошо спланированной пропагандистской кампании пра~- вительства против вас. Послушайте, позвольте мне процитировать вам репортаж, опубликованный 19 октября в "Тайме". - Передо мной лежала -вырезка из газеты. - "Эфиопское правительство, - начал читать я, - особенно нуждается в поддержке церкви в своей борьбе с дальнейшей дезинтеграцией государства. Недавно президент Менгисту заявил: "Наше государство является результатом исторического процесса и существовало тысячи лет, что подтверждается существующими историческими реликвиями". По иронии судьбы президент также пытается выгодно оттенить свой либеральный режим на фоне того, что воспринимается как твердолобый коммунизм и антиклерикализм сепаратистских движений...

- Мне знаком этот репортаж, - прервал меня Тевольде. - Менгисту предпринимает какие-то шаги по либерализации с циничной целью завоевать поддержку в народе именно сейчас, когда он понимает, что не может победить нас на поле битвы.

- Но вопрос вовсе не в этом. Дело в том, что вам просто необходимо сделать что-то, дабы отмыться от обвинений в антиклерикализме. Телерепортаж, переданный на всю Британию, здорово помог бы вам. Если же мы снимем его во время Тимката, - а именно на него я хочу попасть в Аксум, - тогда. крестные ходы и вся атмосфера праздника поможет доказать, что НФОТ не выступает против церкви и является ревностным хранителем самой ценной исторической реликвии на свете.

- Пожалуй, вы правы.

- Так следует ли мне попытаться организовать такой телерепортаж?

- Это было бы неплохо.

- Если мне это удастся, как вы думаете, сможете ли вы вовремя устроить нам визы и разрешения?

- Да, полагаю, я могу гарантировать это.

ОДИННАДЦАТЫЙ ЧАС

Договорившись с Тевольде, я тут же позвонил своему приятелю Эдуарду Милиеру, объяснил ему ситуацию и спросил, устраивает ли его предложить репортаж о Тиграи Четвертому каналу новостей.

Милнер заинтересовался предложением и к 12 декабря уже заполучил подписанный договор с телеканалом, который мы вместе с паспортными данными Эда передали по телефаксу-в представительство НФОТ. Мы также направили сопроводительное письмо, в котором сообщали, что должны выехать в Тиграи не позднее 9 января 1991 года - т.е. задолго до Тимката.

Прошло еще две недели, а мы не услышали от НФОТ ничего определенного. Визы и решения на путешествие по стране так и не поступили.

~ Созвонитесь со мной,сразу же после Нового года, - попросил нас Тевольде.

К 4 января 1991 года я совершенно отчаялся и начал уже испытывать сожаление, смешанное с облегчением:

первое в связи с тем, что мне не удавалось завершить свой поиск, и второе потому, что я, по крайней мере, сделал все, что было в моих силах, и все же уберегся от всякого рода опасностей - реальных или воображаемых, - которыми чревата поездка в Тиграи. И тут вечером позвонил Тевольде:

- Можете ехать - все устроено.

Как и было запланировано, мы с Эдом вылетели в Хартум 9 января. Оттуда нам предстояло добраться по суше меньше чем за неделю до священного города Аксума.

Глава 18

ТРУДНОДОСТУПНОЕ СОКРОВИЩЕ

Мы с Эдом Милнеррм вышли из аэробуса авиакомпании "КЛМ", доставившего нас в Хартум, и отдались во влажные объятия африканской ночи. Виз у нас на руках

не было, только их номера, переданные нам представительством НФОТ в Лондоне. Они явно были известны офицеру иммиграционной службы, который оформил наше прибытие и оставил паспорта у себя, пока мы получали багаж.

Женатый на таянке и отец двух прелестных крошек, Эд, мой самый старый друг, был шафером на моей свадьбе.

Приземистый, мощного телосложения, темноволосый, с угловатыми чертами лица, он настоящий профессиональный телевизионщик - и продюсер, и режиссер, и оператор, и звукооператор в одном лице. Все эти его профессии и к тому же связи с Четвертым каналом делали его идеальным спутником в моем путешествии - я не только должен был представить телерепортаж НФОТ, но и не желал осложнять собственную работу в Аксуме присутствием целой шайки телевизионщиков.

Полное имя Эда - Джон Эдуард Дуглас Милнер. В зале прилета Хартумского аэропорта мы сразу же навострили уши, услышав из громкоговорителя: "Джон Эдуард, Джон Эдуард, Джон Эдуард. Мистер Джон Эдуард, пожалуйста, срочно подойдите к офису иммиграционной службы!"

Эд откликнулся на призыв и... исчез. Через полчаса я получил весь наш багаж и свой паспорт с нужной печатью иммиграционной службы. Прошло еще полчаса, потом час, полтора часа. В конце концов далеко за полночь, когда все остальные пассажиры уже прошли таможенный контроль и аэропорт практически опустел, появился мой коллега - озадаченный, но радостный.

- Имя Джон Эдуард фигурирует в черном списке полиции по неизвестной мне причине, - объяснил он. - Я пытался убедить их, что меня зовут Джон Эдуард Милнер, но они никак не желали меня понять. Они задержали мой паспорт. Я должен приехать за ним завтра утром.

НФОТ прислал за нами машину в аэропорт. Не говоривший по-английски водитель стремительно провез нас по пустынным улицам Хартума, останавливаясь через каждые несколько минут на дорожных блокпостах, где дежурили неотесанные, вооруженные до зубов солдаты, изучавшие предъявляемый пропуск.

Я бывал в Судане и раньше - с 1981 по 1986 год, я даже регулярно посещал эту страну. И сразу понял, что с тех пор здесь многое изменилось. Судя по блокпостам, в городе действовал жесткий комендантский час, что было

совершенно не мыслимо в прежние времена. Даже сама атмосфера была другая, но я никак не мог понять, в чем дело. Было что-то жутковатое в затемненных зданиях, замусоренных улочках и стаях бродячих собак. Всегда-то отличавшийся беспорядком, сегодня ночью Хартум выглядел просто страшным, что было для меня новостью.

Мы добрались до центра города и выехали на Шариаэль-Нил чуть к северу от внушительного дворца в викторианском стиле, где в 1885 году святые дервиши расправились с генералом Чарлзом Гордоном.

Щариа-эль-Нил означает "улица Нила" или "путь Нила", и мы действительно ехали вдоль великой, реки.

Деревья с раскидистыми кронами справа закрывали от нас звезды, а между их толстыми стволами и свисающими ветвями проглядывал Нил, спокойно несущий свои воды-.к далекому Египту.

Слева от нас промелькнула пустая терраса "Гранд-отеля", когда-то элегантное место свиданий, а ныне выглядевшая заброшенной и жалкой. Вскоре мы подъехали к последнему блокпосту у поворота, где наш водитель вынужден был снова предъявить свой пропуск. Нас пропустили на стрелку при слиянии Голубого и Белого Нила, где стоит хартумский "Хилтон". Когда мы въезжали в прекрасно освещенный двор гостиницы, я уже предвкушал возможность пропустить пару или даже три двойных водки с тоником и льдом. Когда же чуть позже я попытался сделать заказ по телефону, мне напомнили одно важное обстоятельство, начисто выветрившееся из моей памяти:

со времени принятия исламского закона в середине 80-х годов в Судане был запрещен алкоголь. ,.

На следующее утро 10 января мы с Эдом отправились на такси в офис Общества помощи Тиграи (ОПТ), куда представительство НФОТ в Лондоне порекомендовало нам обратиться за помощью в организации поездки. Мы обратили внимание на то, что наши имена, были записаны мелом на черной доске в одной из комнат на втором этаже, и все же никто там, похоже, ничего не знал о нас.

Невозможно было и связаться в тот момент с главой миссии НФОТ в Хартуме Хайле Киросом: на городскую телефонную систему никогда нельзя было положиться, а в то утро она, похоже, окончательно вышла из строя.

- Нельзя ли просто подъехать к офису НФОТ? - спросил я одного из служащих Общества.

- Нет. Лучше оставайтесь здесь, а мы найдем для вас Хайле Кироса.

Мы напрасно прождали до полудня, потом решили, что я останусь и буду ждать Хайле Кироса, а Эд отправится на такси в аэропорт за своим паспортом. И он поехал, но не вернулся и через два часа. За это время не появлялся и представитель НФОТ, да и вообще никто, кто проявил бы хоть какой-нибудь интерес ко мне и моим планам добраться до Аксума.

Единственным лучом надежды, размышлял я, является то, что подобное сдержанное отношение ко мне лишало достоверности мои параноидные фантазии на предмет, что меня могут убить в Тиграи. Проглядывала более^ прозаическая перспектива, а именно: все имеющие отношение к делу окажутся слишком ленивыми и медлительными, чтобы вообще довезти меня до Тиграи.

Я сверился с часами и убедился в том, что уже первый час. Менее чем через час все конторы в Хартуме закроются, в том числе, вероятно, и офис ОПТ и представительство НФОТ. Завтра уже пятница - мусульманский день отдохновения. Так что нам не добиться ничего путного до субботы 12 января.

Куда же запропастился Эд? Может, он вернулся прямо в "Хилтон"? Я попытался дозвониться до гостиницы, что мне, естественно, не удалось. В сильном раздражении я написал записку для Хайле Кироса, Указав свой 'гостиничный номер и прося его связаться со мной. Отдав записку одному из дружелюбных молодых людей в офисе ОПТ, я вышел на улицу на поиски такси.

Когда я приехал в "Хилтон", Эда там еще не было, и я на всякий случай снова поехал в офис ОПТ, но и там его не оказалось. В конце концов я велел водителю отвезти меня в аэропорт, где в результате долгих и терпеливых расспросов узнал, что моего коллегу задержали и теперь допрашивали полицейские.

- Могу я повидать его?

- Нет.

- Могу ли я вообще получить хоть какую-нибудь информацию?

- Когда предположительно его освободят?

- Сегодня, завтра, может, в субботу, - ответил мне говоривший по-английски бизнесмен, любезно оказавший мне помощь. - Никто не знает. И никто не скажет.

Его задержала полиция государственной безопасности.

Страшные люди. Вы не сможете ничего сделать.

Страшно обеспокоенный, я поспешил к справочному бюро аэропорта, которое - как ни удивительно - было открыто. Не без труда я узнал там номер телефона посольства Великобритании. Затем я нашел телефон-автомат, который не только работал, но и делал это бесплатно. К сожалению, никто не отвечал.

Через пару минут я уже сидел в такси. Водитель не знал, где находится посольство, хоть и уверял меня в обратном, но в конце концов через час с лишним нашел его методом проб и ошибок.

Остаток вечера я провел в аэропорту с двумя британскими дипломатами, которых нашел пьющими нелегальные напитки в клубе посольства. Но они добились не большего успеха в установлении почему - или хотя бы где - был задержан Эд. Их усилия были осложнены и тем, что в это время в аэропорту приземлился ливийский реактивный самолет с лидером Организации освобождения Палестины Ясиром Арафатом, прибывшим для обсуждения кризиса в Персидском заливе с суданским диктатором генералом Омаром эль-Башйром. Вокруг нас крутились вооруженные автоматами бравые солдаты, дававшие выход своим патриотическим, антизападным чувствам и просто достайлявшие неприятности окружающим. Да и мои дипломаты были не в лучшем настроении.

- Всем британским гражданам было рекомендовано воздержаться от посещения этой дьявольской страны, - напомнил мне один из них с обвиняющей интонацией в голосе. - Теперь-то вы можете понять почему.

Около девяти веч&ра, так и не найдя Эда, я вернулся в "Хилтон" пообедать. И только в одиннадцатом часу, к моей немалой радости, он появился в холле гостиницы - немного грязный и усталый, но все же целый и невредимый.

Он показал мне свои руки, не успев сесть за столик.

Его пальцы были покрыты черной краской.

- У меня взяли отпечатки пальцев, -"сообщил Эд и безуспешно попытался заказать двойной джин с тоником.

В конце концов, слегка раздраженный, он удовольствовался теплым безалкогольным пивом.

В ПУТИ

Как оказалось, Эда задержала не страшная полиция государственной безопасности, а суданский филиал Интерпола. Похоже, имя "Джон Эдуард" было одним из многих вымышленных имен, которыми пользовался наркоделец, разыскиваемый по всему миру. Эду страшно не повезло, когда полицейские обнаружили в его паспорте штамп визы Колумбии - мирового центра кокаиновой торговли. То, что в Колумбии он находился по заданию Четвертого телеканала, не произвело впечатления на суданских детективов, как и очевидное несходство с фотографией разыскиваемого преступника, разосланной Интерполом. К счастью, последний разослал и отпечатки пальцев наркодельца, и лишь поздно вечером кому-то в голову пришда блестящая идея, сравнить их с отпечатками пальцев Эда. И вскоре он был освобожден.

Затем мы занялись обсуждением технической стороны нашего путешествия в Аксум. Я внимательно следил за Хайле Киросом, но не смог, однако, заметить в его поведении ничего такого, что свидетельствовало бы о недобрых намерениях в отношении меня. Напротив, передо мной был любезный, покладистый человек, явно преданный делу свержения эфиопского правительства, но в остальном совершенно беззлобный. Во время разговора до меня стало доходить, до какой же степени я был не прав в последние месяцы. На фоне дружелюбного отношения ко мне Хайле Кироса казались совершенно необоснованными опасения и тревоги в связи с перспективой отдать себя в руки повстанцев, и нелепой - связанная с ними игра воображения.

Утром 12 января к нам присоединился еще один представитель НФОТ, которого я знал под единственным именем Хагос. Худощавый, хрупкого сложения, с кожей, испещренной оспой, он объяснил, что ему поручено сопровождать нас в Аксум - откуда он родом - и вернуться с нами после завершения работы. Здесь же, в Хартуме, он

поможет нам с разрешением на проезд к границе и наймом машины для путешествия.

К полудню мы покончили с бумажной волокитой и ранним вечером договорились с одним эритрейским бизнесменом, проживающим в Судане, который согласился предоставить нам крепкую "тойоту-лендкруизер" с не менее крепким водителем по имени Тесфайе и шестью канистрами с бензином. Плата за уелуги из расчета 200 долларов в сутки показалась мне вполне приемлемой: я знал, что большую часть пути придется проделать ночами по едва проходимым горным тропам, дабы не привлекать не"нужного внимания самолетов эфиопского правительства, патрулировавших небо над мятежным Тиграи в дневное время.

На следующее утро - вернее, на рассвете 13 января - мы выехали из Хартума. Впереди нас ждали сотни и сотни километров пути по суданской пустыне, в которую мы и устремились на высокой скорости. Наш водитель Тесфайе выглядел пиратом со своей густой и курчавой шевелюрой, с желтыми от табака зубами и бегающим взглядом. "Лендкруизером" он управлял мастерски и явно хорошо знал маршрут. Рядом с ним на переднем сиденье расположился наш молчаливый спутник Хагос. Мы с Эдом заняли заднее сиденье и тоже больше помалкивали, поглядывая на поднимавшееся нам навстречу и обещавшее жаркий день солнце.

Мы направлялись в пограничный город Кассала, где тем же вечером планировалось пересечение границы караваном грузовиков Общества помощи Тиграи. Мы намеревались присоединиться к этому каравану и двигаться с ним к Аксуму.

- Безопаснее передвигаться в большой группе, - объяснил Хагос, - в случае чего-нибудь непредвиденного.

Поездка из Хартума в Кассалу помогла мне понять, до чего же безрадостны и пустынны ландшафты Судана.

Вокруг нас со всех сторон до самого горизонта, дававшего представление о мягкой округлости поверхности земли, простиралась безводная равнина.

Ближе к полудню нам стали попадаться высохшие останки овец, коз, крупного рогатого скота и - что понастоящему нагнетало тревогу - верблюдов. Это были первые жертвы, голода, который вскоре поразит и людей, но который правительство Судана до сих пор отказывалось признать, не говоря уж о том, что не пыталось бо

роться с ним. Такова, размышлял я, цена рокового высокомерия с его стороны, бессердечного безумия еще одного диктаторского режима Африки, одержимого сохранением собственного престижа и власти ценой безмерных страданий людей.

Но я ведь поддерживал как раз такие диктатуры в прошлом, разве нет? И даже сейчас я не мог бы сказать, что окончательно порвал с ними. Так кто я такой, чтобы судить? О ком я должен сожалеть? И по какому праву я сейчас сопереживаю обездоленным?

КАССАЛА

В четвертом часу мы прибыли в Кассалу, построенную вокруг оазиса из финиковых пальм с господствующим над ним причудливым гранитным холмом, возвышающимся более чем на 2500 футов над окружающей равниной. Этот иссушенный красный холм хоть и казался отдельно стоящим, на самом деле был первым предвестником огромных эфиопских плоскогорий.

Я почувствовал возбуждение, ощутив близость границы - всего лишь в нескольких километрах от нас, и рассматривал с возросшим интересом беспокойный пограничный город, через который мы ехали в тот момент. Не обращая внимания на обессиливающую жару, повсюду роились толпы людей, заполняя пыльные улицы яркими цветовыми пятнами и громкими звуками. В одном месте группа стремительных и ловких горцев из Абиссинии пыталась обменять товары гор на товары пустыни и спорила с хозяином конюшни; в другом месте курчавый кочевник сидел верхом на своем ворчливом верблюде и высокомерно взирал на окружающий мир; в третьем мусульманский священник в тряпье одаривал благословениями тех, кто готов был заплатить ему, и проклинал

тех, кто отказывался платить; в четвертом мальчишка, вопя от восторга, бежал с палочкой за самодельным обручем...

Хагос показывал Тесфайе дорогу, пока он не подъехал к маленькому домику с плоской крышей в пригороде.

- Вам надлежит находиться здесь, - объяснил он нам, - пока не придет время пересечь границу. Суданские власти в настоящий момент не совсем предсказуемы.

Так что вам лучше побыть под крышей. Так вы избежите неприятностей.

- А кто здесь живет? - спросил я, выбираясь из "лендкруизера".

- Этот дом принадлежит НФОТ, - объяснил Хагос, вводя нас в чистенький дворик, куда выходили двери нескольких комнат. - Отдыхайте, поспите, если сможете. Ночь предстоит долгая.

ЧЕРЕЗ ГРАНИЦУ В пять вечера нас вывезли на широкий, пыльный простор, усеянный костями умерщвленных четвероногих. Тучи мясных мух роились повсюду среда позвоночников и лопаток, кругом виднелись кучки воняющего человеческого кала. Справа, между большим гранитным холмом и городом, задумчиво опускалось солнце в фантасмагории оранжевого и пурпурного цвета. В целом же этот коллаж выглядел, на мой взгляд, экзистенциалистким видением конца всего живого.

- Где мы находимся? - спросил я у Хагоса.

- Ну, здесь соберется караван перед пересечением границы, - объяснил представитель НФОТ. - Нам придется подождать с полчаса, с час. Потом мы двинемся дальше.

Эд моментально выскочил из машины с видеокамерой и штативом и бросился искать выгодную точку для съемки съезжающихся грузовиков. Он не собирался ограничить свой репортаж для Четвертого канала одними религиозными темами, как я заверил НФОТ, но намеревался рассказать и о растущем голоде в Тиграи.

Пока он готовился, я задумчиво бродил по округе, отмахиваясь от мух и высматривая, где можно было бы

присесть и сделать записи за прошедший день. Однако меня угнетала атмосфера, типичная для мертвецкой. К тому же солнце уже спустилось к горизонту и стало слишком сумрачно для того, чтобы можно было писать.

Воздух наполнился прохладой, несколько неожиданной после вечерней жары, и пронзительный ветер завыл среди брошенных зданий, окружавших место сосредоточения. Повсюду виднелись фигуры бродящих мужчин и женщин, которые, казалось, явились ниоткуда и не знали, куда идти. Тем временем появились группки детей в тряпье и стали играть среди мусора и -костей, и их звонкие голоса сливались с мычанием проходившего мимо стада.

Потом я расслышал урчание приближавшихся грузовиков, сопровождавшееся хрустом переключаемых передач. Оглянувшись на эти звуки, я заметил мерцающий свет фар, затем слепящий луч. В конце концов из мрака возникли слонообразные тени приблизительно двадцати грузовиков "мерседес". Когда они проезжали мимо, я смог разглядеть, что каждый из них нагружен сотнями мешков зерна до такой степени, что прогнулись рессоры и скрипели рамы. Грузовики выстроились параллельными рядами в центре огромного пространства, и их число увеличивалось за счет новых чудовищ, выползавших из города. Вскоре вечерний воздух наполнился тучами пыли и звуками "газующих" двигателей. Затем, словно по какому-то сигналу - хотя его вроде бы никто не давал, - автоколонна двинулась в путь.

Я поспешил к "лендкруизеру", где Эд с помощью Хагоса торопливо грузил свое оборудование. Затем мы все запрыгнули в машину и бросились догонять грузовики.

Дорога, по которой мы следовали, как я заметил, была изрыта глубокими колеями и колдобинами, и у меня невольно возник вопрос, сколько же автоколонн и на протяжении скольких лет прошло этим путем, доставляя продовольствие для народа, голодающего из-за безумия и злодеяний собственного правительства.

На своей более быстрой машине мы вскоре обогнали последний, а за ним и еще дюжину грузовиков, пока Тесфайе, явно наслаждавшийся этим ралли-сафари, не втиснулся в середину колонны. Вздымаемые грузовиками пыль и" песок образовали вокруг нас дикое турбулентное движение, ограничивавшее порой видимость до нескольких футов. Напрягая зрение и вглядываясь в окружавшую

ночь, я испытал ощущение страшной инерции в сочетании с чувством неизбежности. Я нахожусь в пути, направляясь туда, куда направляюсь, чтобы заполучить то, что пошлет мне судьба. И я подумал: здесь-то я и хочу быть, именно это и хочу делать.

Без чего-то семь мы прибыли на границу и остановились у блокпоста суданской армии - кучки глинобитных хижин посреди открытой всем ветрам и изрытой равнины. Из темноты выступили несколько человек в форме и с фонарями "молния" и стали проверять документы. Грузовики перед нами были пропущены один за другим.

Когда наступила наша очередь, офицер приказал Хагосу выйти из машины и принялся что-то втолковывать ему, то и дело показывая рукой на заднее сиденье, где мы с Эдом вовсю старались стать невидимками. В какойто момент были предъявлены и изучены при свете фар наши паспорта. Офицер вдруг потерял к нам всякий интерес и пошел "доставать" пассажиров стоявшего за нами в очереди грузовика.

Хагос забрался в джип и захлопнул дверцу.

- Какие-нибудь проблемы? - нервно спросил я.

- Нет. Никаких, - ответил представитель НФОТ и, повернувшись ко мне, широко улыбнулся. - Не волнуйтесь. Эда уже не арестуют. Мы можем ехать.