Использованная литература

1. 
   Гумеров А. Геоэкономические интересы России в Центральной Азии// Россия и современный мир. ИНИОН РАН, 2008. Выпуск 4., С.18-20
   
2. 
   Малашенко А. Центральная Азия: на что рассчитывает Россия? М. РОССПЭН 2012г. 118 с.
   
3. 
   Сидоров О.Н. Геополитические интересы Российской Федерации по отношению к сопредельным странам// Международные отношения и безопасность. 2004. №6.
   

Ядерное оружие обладает особыми боевыми свойствами, для него характерны неизбирательность в направленности действия и потенциал увеличения мощности. Эти характеристики определяют его как самый разрушительный вид оружия из тех, что были когда-либо изобретены человечеством. В 1984-1985 гг., по усредненным суммарным подсчетам, число развернутых в мире ядерных вооружений достигло пика в 68 тыс. единиц. В настоящее время по неофициальным расчетам в мире остается примерно 23-25 тыс. развернутых ядерных боезарядов и на складском хранении ядерных стран общей мощностью около 2300 Мт – в 150 тыс. раз больше мощности хиросимской бомбы [1, с.15]

В связи с этим различные аспекты функционирования режима нераспространения ядерного оружия становятся все более насущным вопросом и привлекают внимание ученых. Факт того, что режим ядерного нераспространения находится в кризисе, является общепризнанным. Причинами этого служит недостаточная эффективность существующей системы международной безопасности, стремление террористических организаций к обладанию ядерным оружием, и, конечно, усиление мотивации неядерных государств к ядерному вооружению вследствие чувства «незащищенности» перед странами, обладающими таким потенциалом, а также из-за тенденций в разрешении международных конфликтов с использованием военной силы. Другим недостатком режима нераспространения является сам Договор о нераспространении ядерного оружия, точнее тот факт, что им охвачены не все страны мира.

Договор о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), подписанный в 1967 году, подтвердил, что официальное право на владение ядерным оружием имеют пять держав: США, Россия, Великобритания, Франция и Китай, а остальные участники им не обладают. Страны, не подписавшие договор, разделились еще на 2 группы: государства, неофициально обладающие ядерным оружием, и пороговые государства, располагающие достаточными техническими и материальными ресурсами для его создания.

Среди вопросов, связанных с режимом нераспространения ядерного оружия, особое место занимает ситуация пороговых государств и особенности ядерной политики этих стран. Эти страны осуществляют ядерные исследования, подготовку кадров, строительство АЭС и объектов ядерного топливного цикла, экспериментальных установок, обогащение урана и работу с другими веществами, необходимыми для ядерного производства [2]. В ряде стран осуществляется разработка, и даже налажено производство мощных исследовательских и энергетических реакторов.

Под пороговыми понимаются государства, обладающие достаточными техническими возможностями для создания ядерного оружия, но не являющиеся членами ядерного клуба официально. Эта категория является спорной, поскольку некоторые исследователи относят все страны, имеющие развитую атомную промышленность; другая часть считает, что пороговыми должны называться те государства, которыми когда-либо была предпринята попытка создания атомного оружия.

Согласно второму определению категории пороговых государств, к ним можно отнести следующие страны: Индию, Израиль, Пакистан, Тайвань, КНДР, Иран и Ливию (в том числе ЮАР до 1991 г). Ядерная политика этих стран находится под пристальным наблюдением МАГАТЭ и вызывает в целом негативную реакцию со стороны мирового сообщества, обусловленную озабоченностью «расползанием» ядерного оружия и подрывом режима нераспространения.

События 1998 года, когда Индией и Пакистаном были проведены ядерные испытания, представляется исследователями «переломным моментом в усилиях остановить распространение ядерного оружия» [3, с. 49]. Мировым сообществом не было предпринято эффективных решений в ответ на расширение «ядерного клуба». Несмотря на то, что ни Индия, ни Пакистан не являлись участниками договора о нераспространении, это событие отрицательно повлияло на отношение стран, присоединившихся к ДНЯО, к режиму нераспространения ядерного оружия.

Созданный прецедент показал, что существующий режим безопасности не способен предотвратить появление новых ядерных держав и обеспечить защиту от ядерной угрозы для присоединившихся к ДНЯО государств.

Неэффективность работы режима нераспространения подтвердила ядерная политика КНДР. Пхеньян отказался от участия в ДНЯО в 2003 г., а в 2005 года впервые открыто заявил о создании в стране ядерного оружия [4]. 9 октября 2006 года был произведён первый ядерный взрыв, что привело к введению санкций по отношению к Северной Корее со стороны многих западных государств [5].

Советом безопасности ООН был принят ряд резолюций, запрещающих КНДР проводить запуски баллистических ракет и призывающих отказаться от намерений обладать ядерным оружием. Но это не остановило Северную Корею в дальнейшей работе по развитию своей ядерной программы, и состоявшийся в апреле прошлого запуск ракеты «Ынха-3», хоть и неудачный, а также внесение поправок в конституцию и провозглашение себя ядерной державой, явились очередным вызовом международному сообществу.

Следующим шагом стал запуск ракеты со спутником в декабре 2012 г., вызвавший негативную реакцию Южной Кореи, США, Японии, России и других стран, склонных рассматривать этот шаг в качестве испытания ракеты дальнего радиуса действия, которая может быть оснащена ядерной боеголовкой. Такие действия могут привести КНДР к еще большей изоляции на международной арене. Не исключено, что США могут принять активные меры по решению северокорейской проблемы совместно с другими странами, участвующими в шестисторонних переговорах по северокорейской ядерной проблеме.

Таким образом, продолжение переговоров по решению вопроса и свёртыванию военной ядерной деятельности КНДР является необходимым. В условиях, когда режим ядерного нераспространения находится в кризисной ситуации, пример Северной Кореи может послужить толчком для других государств в проведении схожей политики, а угроза безопасности мирового сообщества может перерасти в конфликт.

Стремление к обладанию ядерным оружием демонстрирует также и Иран В 2011 г. МАГАТЭ опубликовало отчёт по поводу ядерной программы Ирана, в котором выражало «серьёзную обеспокоенность» по поводу информации, указывающей на то, что Иран осуществлял шаги, «имеющие отношение к разработке ядерного взрывного устройства» [6]. Несмотря на заявление президента Ирана М. Ахмадинежада о том, что Иран не работает над созданием атомной бомбы, потому что может защитить себя и другими способами, руководители многих стран считают, что часть обширной атомной программы Ирана может в любой момент быть использована в военных целях [7].

В целом, практически нет ни одного порогового государства, руководство которого признало бы, что разработка ядерного производства имеет военную направленность. Кроме того, большая часть руководства пороговых стран заявляет, что не работает над созданием ядерного оружия, но тем не менее, отказывается разрешить представителям МАГАТЭ инспекцию всех ядерных объектов, особенно построенных самостоятельно и использующих ядерную технологию.

Существование таких государств, создающих или сохраняющих потенциал ядерных вооружений, способствует увеличению глобальной и региональной нестабильности, что неблагоприятно сказывается на международной безопасности.

Довольно опасной является тенденция усиления сотрудничества в ядерной области между отдельными пороговыми странами (к примеру, КНДР и Ираном), а также между пороговыми и околопороговыми странами. Страны осуществляют обмен самостоятельно разработанными ядерными технологиями, проводят совместные НИОКР, занимаются подготовкой кадров. Такое сотрудничество приводит к уменьшению зависимости этих государств от традиционных стран-экспортеров, а в ряде случаев (Бразилия, Аргентина, Индия, ЮАР, Южная Корея) позволяет им стать новыми экспортерами ядерной технологии. Естественно, что это ослабляет возможности контроля, препятствующего производству ядерного оружия и ослаблению международного режима нераспространения в целом.

Важным фактором, отрицательно сказывающимся на режиме ядерного нераспространения, является доступность ядерного оружия в технологическом плане [8]. Мировое сообщество решает эту проблему путем усиления экспортных ограничений, включающих расширения списка технологий и предлагаемых товаров, а также за счет ужесточения системы гарантий МАГАТЭ по отслеживанию мирной ядерной деятельности в странах, не обладающих ядерным оружием [9].

При столкновении с новыми вызовами режиму нераспространения ядерного оружия, вышеназванные меры не являются эффективными и способными предотвратить разработку и реализацию программ странами, нацеленными на обладание ядерным оружием. Реальным примером недостаточной эффективности и действенности существующей системы гарантий МАГАТЭ и экспортного контроля являются ядерные программы Ирана и КНДР.

Другим вопросом, также влияющим на систему международной безопасности и положение пороговых государств, остается проблема реформирования Совета Безопасности ООН и возможность предоставления статуса постоянных членов новым государствам. Перед международным сообществом стоит задача определить, что будет являться ключевым критерием для приобретения такого статуса. Если на возможные места будут претендовать такие экономически весомые страны как, например, Япония или Германия, то другие страны могут решить использовать свой ядерный потенциал в качестве альтернативы для силового превосходства.

1. 
   А. Арбатов, В. Дворкин. Ядерная перезагрузка: сокращение и нераспространение вооружений. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2011. – 511 с.
   
2. 
   Е. Примаков. Новый вызов после "холодной войны": распространение оружия массового уничтожения (Открытый доклад СВР за 1993г.). 2000 г. http://svr.gov.ru/material/2-1.htm
   
3. 
   Wolfsthal J. 10 Years After the South Asian Nuclear Tests // Global Forecast: The Top Security Challenges of 2008 / Ed. by C. McGiffert, C. Cohen. - Washington D.C.: The CSIS Press, 2007. P. 49-51.
   
4. 
   КНДР готовится возобновить переговоры и помириться с США/ Новостной сайт «Лента.ру». http://lenta.ru/news/2005/02/28/talks/
   
5. 
   Северная Корея готовится продолжить ядерные испытания / Новостной сайт «Лента.ру». http://www.lenta.ru/news/2006/10/09/second/
   
6. 
   International Atomic Energy Agency. Implementation of the NPT Safeguards. Agreement and relevant provisions of Security Council resolutions in the Islamic Republic of Iran. Report by the Director General, 2011. P. 25.
   
7. 
   Президент Ирана заявил: стране не нужно ядерное оружие/ Новостной сайт «Вести». http://www.vesti.ru/theme.html?tid=73253
   
8. 
   Arms Control Today. № 10, December 2008. P. 38.
   
9. 
   Дополнительный протокол (INFCIRC/540) к Соглашению о всеобъемлющих гарантиях (INFCIRC/153). Ядерное нераспространение. Т. I., С. 141.
   

The National Defence Directive was signed by the prime minister on 30 December 2008 and it is a document in which the government defines the objectives of national defence and exposes general methods to obtain them. At the beginning of the XXI century, strategic scenario is marked by the appearance of new risks and threats to international peace, stability, and security, which is why every country, then also Spain, had to adapt to the new environment. In case of security and defence, Europe is the priority area for Spain, and the country perceives the European Security and Defence Policy to be an appropriate tool to develop its national security within. "Spain's participation in the G-20 summit in London on the international economic crisis, in the NATO summit on its 60th anniversary in Strasbourg-Kehl, in the EU-US summit in Prague (which featured the participation of President Barack Obama) and finally, Spain's joint presidency of the 2nd Forum of the Alliance of Civilisations in Istanbul, has all represented the historic period in terms of Spain's role in international relations, one that is unprecedented in our contemporary history, and which has finally located Spain in its proper place[2]."

This declaration by Miguel Angel Moratinos, minister of foreign affairs and cooperation, could well be a nice summary of Spain's foreign and security policy, what could be called the "foreign affairs spring" or the "big April" of Spain's external influence throughout the course of the country's history. However, this euphoria that Moratinos' words express fails to clarify the exact coordinates of "Spain's place" in international relations, particularly as a member of the European Union and with respect to Spain's EU presidency in the first half of 2010. This 'search for its place' is one of the central pillars of Spain's overseas action, and which cannot be disassociated from internal conflicts, on one hand, and from its relative weight in major international issues, on the other[3]. Therefore, the task of Spanish policy on the regional and international stage must be duly analyzed, and in greater depth, in order to highlight what Spain's true achievements and the country's role in the international sphere were during the "blossoming" 2009, the year of the "attempted" and declared "re-founding" of the bases that have governed the international economic system over the past 60 years.

Despite Spain's increasing presence as an international actor — something that is undeniable, whether it be at the aforementioned summits or in promoting and leading multilateral operations to fight against piracy in Somalia (Operation Atalanta of the European Union's naval forces — EUNAVFOR), a debate exists over the impact that Spain has succeeded in generating through its international presence, in terms of "power over outcomes" as a central criterion of political action. The general impression that the Spanish government might be more interested in merely attending international meetings without generating any impact or shaping the agenda or results of these events has dominated not only the debate within Spain, but also international perceptions of a country that has been badly hit by the international financial crisis. This may have limited Spain's ability to project itself as an important actor in international relations. Thus, in Spain's current policy on foreign affairs and security, three factors have emerged once again that have become an essential deficit for said policy, and for the "place" that Spain is attempting to define as its own on the international stage:

The first factor is the lack of consensus between the two main national political parties for the purpose of establishing basic guidelines on foreign and security policy, so that the policy could be considered "a State policy, not subject to the changes of government that result from a change in the parliamentary majority[4]."

A clear asymmetry continues to exist between the role that Spain wishes to play as a medium-sized power, and the instruments and resources it has available to develop this role within the current international system. In this respect, it is worth asking whether Spain really has the means available to be able to sustain an activist foreign policy with respect to both its diplomatic resources and its capacity for response and initiative in international politics. One example of this is the analysis by the Ministry of Foreign Affairs and Cooperation of the ambitious Plan Africa for the period 2009-2012. The Africa Plan (AECID and MAEC, 2008), which covers the sub-Saharan area, identifies ten countries as priorities: Equatorial Guinea, Mali, Nigeria and Senegal in Central and West Africa; Angola, Mozambique, Namibia and South Africa in southern Africa; and Ethiopia and Kenya in East Africa. Furthermore, the Plan includes the category of "countries for special monitoring", comprised of Chad, Ivory Coast, the Democratic Republic of the Congo, Sudan and Zimbabwe, and which examines them with respect to both their potential over the medium term and as situations of instability that represent a risk for regional peace and security. Moreover, it is worth mentioning that a reflection should be carried out in Spain on the importance of foreign policy, not only at the level of the country's political classes in general, but also among civil society, so as to try and prevent (for example) the analysis of Prime Minister Zapatero's first official visit to the United States in October from being reduced to a family snapshot taken at the White House, and preventing us from being able to assess the actual visit in itself. Therefore, all the actors and parties should carry out a rigorous examination of national interests to generate greater consensus, legitimacy and support for the work of the government in power at the time.

As for Spain's presence in Afghanistan, the debate in 2009 revolved around three points:

• The idea that the Zapatero government should admit to Spanish public opinion that the "peace" operation in Afghanistan is, in fact, a situation of open warfare against groups of insurgents and international terrorism. In this respect, it would be advisable for the Zapatero government to stop referring to it as a peace mission and to redefine it as a counter-insurgency operation[5].

• It would also be advisable to strengthen Spain's call — made at the security summits during the course of 2009 — for greater numbers of troops from Muslim countries in the ISAF mission in Afghanistan.

• In terms of international security, there have been signs of increasing presence of the Al-Qaeda Organisation in the Islamic Maghreb (AQMI) in the Sahel area. AQMI is a term under which diverse heterogeneous groups operate, who have an explicit territorial claim for Al-Andalus, and represent a challenge for Spanish security. The possible links between AQMI and other factions connected with the terrorist organisation that originated in the region of Af-Pak and Somalia (Al Shaabab) could create a corridor of Islamist terrorism that would seriously affect both the region and Spain's interests. We should not forget that the operations against Islamic terrorism carried out in Spain by the security forces over the past three years have demonstrated the existence of links between these regions and some of the dismantled cells.

That is why, from the point of view of foreign and security policy, Spain's presence in Afghanistan becomes a matter of state, in the same way that the region of West Africa must become a priority area on Spain's agenda, just like the classic spheres of influence of Europe, the Mediterranean and South America.

Moratinos' declaration concerning "...four historical events that reveal the inevitable process of transformation of the international order, in which Spain has not been a mere spectator, but an active and substantial participant, with the leadership of the prime minister of the government[2]" appears to be rather over-optimistic, given the reality of Spain's foreign policy in 2009. The debate —indirect, incidentally, between the minister and academic observers[6] — on the scope of Spain's foreign policy have brought to public notice the different coordinates from which Spain's location in international politics is being analysed. In spite of the Zapatero government's new orientations in international affairs in the second term of office, the criticism regarding the absence of a strategic approach that will "make it reactive, or even merely intuitive" continues to exist. Though this criticism may be motivated by very different interests, it represents a clear message concerning the absence of multidimensional external action, such as the consequence of acting in very different fields and without a recognizable common denominator.

Europe, especially western Europe, proved to be increasingly central to the external relations activity of successive prime ministers and foreign ministers during 2011, with both the EU institutions and the larger member states as targets of Spanish lobbying for support. Ironically, Spanish concerns shifted rapidly from news about the country being due to become a net contributor to the EU budget in 2012—partly a result of economic progress (though also of the 2004-07 eastern enlargement)—to a situation of growing external pressures on the Spanish economy arising from a loss of confidence in (especially) the southern underbelly of the EU. Spain’s leaders undertook a very active offensive to convince key European actors of their serious determination to cut public debt, and thus to show Spain to be worthy of support, while also advancing the argument that austerity alone would not get the European economy out of its crisis.

Europe became crucial to Spanish interests now for near existential reasons. It was not so much a vision of Spain’s place or role in the world that underlay this orientation, but rather the recognition that Spanish security, in the widest sense of the word, depended on European understanding and solidarity at this time of crisis. The fact that the European project itself showed symptoms of disintegration, contrasting with evidence of further integrationist endeavours among some EU actors, provided no grounds for estrangement from the European fold. Indeed, the conviction that Spain’s destiny was bound up with that of Europe was reinforced by recognition of the rising challenge posed by new emerging powers, a trend which implied a relative decline of Spanish international influence, not least in Latin America. Having slipped four places in GDP per capital rankings already by the end of 2010, Spain’s scope for influence, even in the medium to long term, seemed bound up with the European context and the scenario of an eventual Eurozone recovery.

At the bilateral level, Spain concentrated most of its effort in the direction of Germany and France, the main orchestrators of policy responses to the currency crisis; but with European policy-making ultimately dominated by Berlin, it was clear that the country that Spain really needed to establish its bona fides with was Germany. Its leaders were increasingly consulted over Spanish fiscal measures, expenditure cuts and structural reforms. Zapatero took the initial steps to win German approval during Angela Merkel’s visit to Madrid early in February 2011. Her support was expressed publicly, along with requests for greater control over public expenditure. Later, in early September and with PP support, Zapatero took the demonstrative step of getting Parliament to approve a controversial constitutional reform committing Spain to a firm and permanent legal limit on its future government debt and structural budget deficit[7]. His objective was not only to reassure European political leaders and the European Central Bank but also to make Spain one of the first member states to do this, along with Germany.

While Zapatero inspired European confidence rather late in the day, Rajoy contributed to the effort through occasional bipartisan gestures as opposition leader by ‘talking up’ the Spanish economy when meeting Angela Merkel in Berlin on 11 April 2011, though this was in sharp contrast to his domestic discourse invariably aimed at discrediting Zapatero’s economic management. Once in the Moncloa, he confirmed the European prioritization by appointing as his foreign minister José Manuel García-Margallo, who qualified both as a Europeanist and as an expert in monetary matters, having served as vice-chair of the European Parliament’s Committee on Economic and Monetary Affairs.

Spain still aspired to be taken seriously both by a preeminent Germany in need of less influential partners who might help it avoid the stigma of hegemony, and by France, with which relations had grown under Zapatero; but it also needed to obtain reinforcement as a second-order member state from an expansion of relations with other countries, such as post-Berlusconi Italy, the UK and Poland, all of which featured in the diplomatic drive launched by the new PP administration. Behind Spain’s intense European activity, there was also the objective to ensure that the country’s status as a middle-order member of the EU was safeguarded and that the country was perceived as a reliable ally by those with greater influence. That it could not become part of a leading group was confirmed by the initial planning of the new European Stability Mechanism (ESM), designed to eventually replace the temporary bail-out mechanism devised in response to the Greek crisis, to prevent contagion in the event of individual members of the Eurozone losing international market confidence in the future. This experience confirmed the importance to Spain of having multiple allies within Europe; for based on relative economic strengths, the voting system adopted for the ESM afforded veto powers only to Germany, France and Italy, each of which would make funding contributions of 15 per cent or more (compared with Spain’s 11.9%). Judged by its nominal GDP in 2010, Spain occupied the fourth position among ESM member states, ahead of the Netherlands, Belgium and Greece.

With Europe looming larger in Spain’s external diplomacy, the prospect of renewed influence in the future depended more immediately on retaining the confidence of major EU decision-makers. In principle opposed to the concept of a multi-speed Europe, Spain none the less adapted to growing evidence that this phenomenon was emerging by aligning itself with German and French direction. Both Zapatero and Rajoy were among the supporters of the new fiscal compact agreed on 9 December 2011, the basis of a new intergovernmental treaty signed by 25 EU member states three months later. The difficulty for Spain lay in continuing to inspire external confidence in the measures taken to reduce the deficit as estimates of its extent, already communicated to the EU, had to be revised upwards towards the end of the year. This slippage and the Rajoy government’s initial hesitations over dealing with it for fear of prejudicing PP chances of victory in the regional election in Andalucía in March 2012, fuelled renewed European concern[8].

It seems that Spain, being aware of the fact that there are no one-dimensional solutions or sufficient means (including military ones), stands in the position that the fundamental contribution to the process of constructing step by step a more secure world (within the European frames, especially Mediterranean, but also international, in general) can be achieved through missions as well as defence diplomacy and strengthening regional bonds.

Spain’s wide interest in international security and its contribution to building world’s stability is confirmed not only by its participation in various UN, NATO or EU missions and operations as well as initiatives, but is also engaged in solving the most difficult and complex problems such as the Middle East conflict. Spain also tries to participate in solving the Israeli-Palestinian conflict which is perceived as a factor causing destabilization in the region. Due to countering internal and international terrorism as well as fighting problems connected with illegal immigration, Spain is in favour of further development of the EU as an area of freedom, security and justice.