Харлан Кобен Чаща

Глава 25

Грета наконец-то позвонила, откликнувшись на оставленное мной сообщение.

Я вел машину и начал лихорадочно искать это чертово устройство «без рук», чтобы прокурора округа Эссекс не уличили в нарушении закона.

– Где ты? – спросила Грета.

Я слышал слезы в ее голосе.

– Еду домой.

– Не будешь против, если я тоже подъеду?

– Разумеется, нет. Я звонил раньше…

– Я была в суде.

– За него внесли залог?

– Да. Он наверху, укладывает Мэдисон спать.

– Он сказал тебе…

– Когда ты будешь дома?

– Через пятнадцать, максимум через двадцать минут.

– Я буду через час, идет? – И Грета положила трубку, прежде чем я успел ответить.

Когда я приехал домой, Кара еще не спала. Меня это обрадовало. Я уложил ее в постель, и мы поиграли в ее новую любимую игру, которая называлась «Призрак», – некую комбинацию пряток и салочек. Один из играющих прячется. Когда его находят, он пытается осалить нашедшего, прежде чем тот успеет вернуться в «дом». Для того чтобы игра стала совсем уж глупой, мы играли в нее на кровати Кары, тем самым резко уменьшая количество потайных мест и шансы добежать до «дома». Кара залезала под одеяло, а я делал вид, что не могу ее найти. Потом она закрывала глаза, а я прятал голову под ее подушку. В притворстве она мне не уступала. Иногда я прятался по-другому: садился так, чтобы мое лицо оказалось перед ее носом и она могла увидеть меня, как только открывала глаза. Мы оба веселились как… дети. Я понимал, что Кара скоро перерастет эту игру, но не собирался ее торопить.

К тому времени, когда прибыла Грета – она открыла дверь своим ключом, который я дал ей давным-давно, – я так увлекся игрой с дочерью, что позабыл все: юношей-насильников, девушек, пропадающих в лесу, серийных убийц, режущих глотки, шуринов, предающих доверие близких, скорбящих отцов, угрожающих маленьким девочкам. Но мелодичный звон, свидетельствовавший о том, что открылась входная дверь, разом заставил все это вспомнить.

– Я должен идти, – вздохнул я.

– Еще разочек! – взмолилась Кара.

– Приехала твоя тетя Грета. Мне нужно с ней поговорить, понимаешь?

– Еще разочек! Пожалуйста!

Дети всегда просят еще об одном разочке. А если ты соглашаешься, просьба повторяется снова и снова. Если ты соглашаешься, они уже не могут остановиться. Будут просить и просить.

– Ладно, – кивнул я. – Один разочек.

Кара улыбнулась и спряталась. Я ее нашел, она меня обняла, а когда я сказал, что должен идти, потребовала еще одного разочка. Но я проявил твердость – поцеловал в щечку и оставил чуть ли не в слезах, потому что она все молила еще об очередном разочке.

Грета стояла у лестницы на второй этаж. Совсем не бледная. С сухими глазами. Губы напоминали тонкую прямую черту – ее тяжелый подбородок стал еще более заметным.

– Боб не приедет? – спросил я.

– Он остался с Мэдисон. И должен подъехать его адвокат.

– Кого он нанял?

– Эстер Кримстайн.

Я ее знал – мастер своего дела.

Я спустился вниз. Обычно целовал Грету в щеку, но на этот раз не стал. Не знал, как себя вести. Не знал, что сказать. Грета направилась к кабинету. Я – за ней. Мы сели на диван. Я взял ее руки в свои, посмотрел в ее лицо, это простое лицо, и, как всегда, увидел ангела. Я обожал Грету. Действительно обожал. И у меня щемило сердце из-за обрушившейся на нее беды.

– Что происходит? – спросил я.

– Ты должен помочь Бобу, – произнесла она. – Помочь нам.

– Я сделаю все, что смогу. Ты это знаешь.

Ее руки напоминали ледышки. Она опустила голову, потом посмотрела мне в глаза.

– Ты должен сказать, что одолжил нам эти деньги, – монотонно, словно автомат, заговорила Грета. – Что ты об этом знал. Что мы договорились вернуть тебе все с процентами.

Я молчал.

– Пол!

– Ты же пообещал сделать все, что сможешь.

– Ты говоришь… – У меня перехватило дыхание. – Ты говоришь, что Боб просто взял эти деньги? Но он украл их у благотворительного фонда!

– Он занял деньги, Пол. – Лицо Греты стало жестким.

– Ты шутишь, да?

Грета убрала руки.

– Ты не понимаешь.

– Тогда объясни.

– Он сядет в тюрьму. Мой муж. Отец Мэдисон. Боб сядет в тюрьму. До тебя доходит? Наша жизнь рухнет!

– Бобу следовало подумать об этом, прежде чем красть у благотворительного фонда.

– Он не крал. Он брал взаймы. На работе у него возникли проблемы. Ты ведь знаешь, он потерял двух самых богатых клиентов.

– Нет. Почему он мне не сказал?

– А что он мог сказать?

– И он решил, что лучший способ – украсть?

– Он не… – Грета недоговорила, покачала головой. – Все не так просто. Мы уже подписали все бумаги на строительство бассейна. Мы допустили ошибку. Переоценили наши возможности.

– А как насчет денег семьи?

– После смерти Джейн родители решили, что лучше всего держать их в трастовом фонде. Я не могла их взять.

– Вот он и украл?

– Ты когда-нибудь перестанешь так говорить? Смотри! – Она протянула мне ксерокопии каких-то листков. – Боб вел учет каждого взятого им цента. Исходил из шести процентов годовых. Он собирался вернуть деньги, как только выровняется ситуация на работе. Он воспользовался этими деньгами, чтобы преодолеть временные трудности.

Я просмотрел ксерокопии, надеясь найти в них хоть какую-то зацепку, чтобы иметь возможность им помочь. Не нашел. Эти бумажки Боб мог написать в любой момент, даже после освобождения под залог. Сердце у меня упало.

– Ты об этом знала?

– Это значения не имеет.

– Черта с два. Знала?

– Нет, – ответила Грета. – Он не говорил мне, откуда берутся деньги. Но послушай: тебе известно, как много времени отдавал Боб фонду Джейн. Был директором. На такой должности положено получать жалованье. И годовая сумма выражалась бы шестизначной цифрой.

– Пожалуйста, скажи мне, что этим ты его не оправдываешь.

– Я оправдываю его как только могу. Я люблю своего мужа. Ты его знаешь. Боб – хороший человек. Он занял деньги и вернул бы их до того, как кто-нибудь заметил. Такое происходит постоянно. Тебе это известно. Полиция наткнулась на это только из-за твоей должности и этого процесса об изнасиловании. Боба сделали козлом отпущения, потому что ты прокурор округа. Они уничтожат человека, которого я люблю. А если они уничтожат его, то уничтожат меня и мою семью. Ты это понимаешь, Пол?

Я понимал. Мне уже доводилось видеть, как это делается. Вся семья шла под нож. Я попытался подавить злость. Попытался посмотреть на происходящее глазами Греты, попытался принять приведенные ею доводы.

– Я не понимаю, чего ты от меня хочешь.

– Речь идет о моей жизни.

От этих слов меня передернуло.

– Спаси нас. Пожалуйста…

– Солгав?

– Это была ссуда. Он просто не успел тебе сказать.

Я закрыл глаза и покачал головой:

– Он украл у благотворительного фонда. Он украл у благотворительного фонда твоей сестры.

– Не моей сестры, – ответила она. – Твоей жены.

Я пропустил это мимо ушей.

– Очень хотел бы помочь, Грета.

– Отворачиваешься от нас?

– Я не отворачиваюсь от вас. Но и врать не буду.

Она просто смотрела на меня. Ангела рядом со мной больше не было.

– Я бы для тебя это сделала. Ты знаешь.

Я предпочел промолчать.

– Ты подвел всех, кого только мог, – продолжила Грета. – Не уберег в том лагере свою сестру. И в конце, когда моя сестра страдала больше всего… – Она замолчала.

Температура воздуха в комнате словно опустилась на десять градусов. Спящая змея в моем животе проснулась и зашевелилась.

Я встретился с ней взглядом:

– Говори. Чего уж там, говори.

– Фонд Джейн создан не ради Джейн. Ради тебя. Так ты заглаживаешь свою вину. Моя сестра умирала. Мучилась от боли. Я сидела рядом, у ее смертного одра. А тебя не было.

Бесконечные страдания. Дни превращались в недели, недели – в месяцы. Я при этом присутствовал. Я это наблюдал. Во всяком случае, по большей части. Я видел, как женщина, моя опора, увядала. Я видел, как свет уходил из ее глаз. Я чувствовал шедший от нее запах смерти, хотя раньше от нее пахло лилиями, когда мы в какой-то дождливый день занимались любовью вне дома. И к концу я не выдержал. Не мог смотреть, как свет окончательно уйдет из ее глаз. Я сломался. То был худший момент в моей жизни. Я сломался, позорно бежал, и моя Джейн умерла без меня. Грета говорила правду. Я не смог остаться и наблюдать. И я никогда не смогу с этим сжиться – именно чувство вины заставило меня создать благотворительный фонд «Под опекой Джейн».

Грета знала, что я сделал. Как она только что заметила, у постели умирающей она осталась одна. Но мы никогда об этом не говорили. Никогда она не напоминала мне о моем самом постыдном поступке. Мне всегда хотелось знать, спрашивала ли Джейн обо мне перед самой смертью. Но я не задавал об этом вопросов Грете. Подумал, а не спросить ли сейчас, но что это могло изменить? Какой ответ успокоил бы меня? Какого ответа я заслуживал?

Грета поднялась.

– Так ты нам не поможешь?

– Я помогу. Лгать не буду.

– Если бы это могло спасти Джейн, ты бы солгал?

Я не ответил.

– Если бы ложь могла спасти жизнь Джейн… могла вернуть твою сестру… ты бы это сделал?

– Вопрос очень уж отвлеченный.

– Нет, отнюдь. Потому что мы говорим о моей жизни. Ты не станешь лгать, чтобы спасти ее. И это вполне в твоем духе, Коуп. Ты готов сделать что угодно для мертвых. На живых тебя уже не хватает.