В i-о adbent D. E. The wen-ordered mind. , 1966, 3, 281-295.
Broadbent D. E. Word frequency effect and response bias.
, 1967, 74. 1-15.
Bruadberit D. E. and Grcgorv .M. Division of attention and the decision theory of perception.
, 196,3. 158, 222-231. Broadbrnt D. E. and Gregory M. Stimulus set and response set: The alternation of attention. , 1964, 16, 309-317. Brown J. Evidence for a selective process during perception of teachistosco-picaliy presented stimuli. , 1960, 59, 176-181. Bryden Al. P. Tlic manipulation of strategies of report in dichotic listening. Cherry Е. С. Some experiments on the recognition of speeeli. with one and with two"ears. , 1953, 25, 975-979. Conrad R. Acoustic confusions in immediate memory. , 1964, 55, 75-84.
Deutsch J. A. and Deul\ch D. Attention: Some theoretical considerations.
. 1963, 70, 80-90.
\s C\ldenbaumD.J\H-\\\o\\-
\\\\\Щ TG-P--\ \ -"-
\-- -- - \\L\\L of - on P-- \ "-
I
\\ \ -\ \ \ \ \ and PO.-P-P-\\\\\\\ - - --
iak" mfin\y-\
--- .Brit. J. Psychob. 1\-
\\\\\\\\
Pollack 1.
1960, 3. 174-1\- RabbittP.M-A\--"\\"".,\Tecl\.Repo.
, ->A\ fnr a visual \arc" \
nition. , 1\ \. AHention and speecn. \ v
\A.M. Attention ctive T г a s k
\\ \ . "select attentio. P-pUon - --- "г - \ i с in а Л Л. -" \" \ , ".\i-\h D: \"-\T\k F. P. R\
T-i-\\\7- ,.n\llasa.-chproc-Quart. J. exp. Ps\ \" \"Trask F. \\A\\"\"
НаНсер (Neisser) Ульрнк (род. 8 декабря 1928 P..) - амернк\пския психолог. Окончит Гарвардский университет. Доктор психологии (1956 г.), с 1967 г.-профессор психологии в Корнельском университете. Область инте-II\COB Найсеря - мышление, память, проблематика нскусственного интеллекта, а также прикладные вопросы ncH\o.inriiH познавательных процессов.
У. Найсер
Наиболее npyiiiKlii работой ]l::\\\. ра япллется его киг.га . N. Y" 1967.
Включенная D хрестоматию работа Найсера представляет собой доклад на XIX Международном психологическим конгрессо Е Лондоне (19С8).
Перевод В. Д. Мишина
СЕЛЕКТИВНОЕ ЧТЕНИЕ: МЕТОД ИССЛЕДОВАНИЯ ЗРИТЕЛЬНОГО ВНИМАНИЯ
Что такое <внимание>? Очень упрощенно его можно определить как направленность основного потока нашей деятелььности по переработке информации на ограниченную часть наличного входа. Надеюсь, такое довольно грубое определение не покажется слишком произвольныы: оно, по-видимому, выражает центральную идею, стоящую за тем повышенным интересом к вниманию, который на-блюдяется в последнее иремя. Чем больше мы склоняемся к пониманию переработки информации как деятельности, тем больше мы осознаем потребность в такого рода подходе. Никакое сложное познавательное устройство, никакое распознающее устройство, будь то человек, животное или автомат, не смогли бы функционировать без "механизма внимания или его заменителя.
Позвольте коротко развить эту мысль. Предположим, что мы построили удачный <распознаватель> изображений некоторого класса, скажем, букв алфавита. Независимо от того, какая буква будет подана на входное ноле, и независимо от того, как она будет размещена или направлена, наш прибор сможет распознать се. Готов ли теперь этот прибор к использованию? Нет, конечно. Чтобы понять, почему нет, предположим, что по какой-то причине в ноле зрения устройства попали две рядом стоящие буквы. Что станет делать аппарат? Он должен отнести эту странную конфигурацию к одной из 26 букв своего алфавита, и результат неизбежно окажется бессмысленным. Конечно, м;ы могли бы с самого начала наделить наш аппарат способностью узнавать пары букв, но это потребовало бы создания гораздо более громоздкой машины и фактически не решило бы проблемы. Чтобы произошло при одновременном предъявлении трех, десяти, пятидесяти пли целон страницы букв? Целая страница букв практически не распознавае-ма, и се невозможно рассматривать как целостность.
Моя точка зрения проста. Когда распознающее устройство воспринимает вес входное поле как отдельную единицу, его всегда можно перегрузить, предъявив одновременно несколько объектов. Поэтому люди, животные и другие познающие системы должны обладать способностью делить информацию на входе на адекватные части, т. с. они должны обладать способностью фокусировать внимание на переработке за один раз лишь части информации на своем входе, как если бы эта часть была целым. Без этой способности система была бы беспомощной в мире реальных объектов. Она была бы ограничена (как ограничены наши современные автоматические распознающие устройства) ситуациями, в которых внешний оператор контролирует вход, всякий раз гарантируя поочередное предъявление объектов.
Такое определение внимания заключает в "себе важное допущение: оно означает, что не все познавательные процессы включают в себя внимание. Должно существовать по крайней мере два типа <процессов предвни,мания>. Один тип, о котором я упомяну, но не буду здесь подробно останавливаться, необходим для разделения входа на те части, на которые затем будет направлено внимание. В зрительной системе-это Процессы выделения <фигуры> и <фона>. Аналогичные механизмы в слуховой системе различают звуки, идущие с. разных направлений или от разных источников. Многочисленные данные говорят о том, что такие механизмы разделения у животных и людей .являются врожденными.
Если бы они не были врожденными, тогда животные и люди не смогли бы уметь обращать свое внимание на что-либо и это что-либо опознать. Мы можем опознать лишь определенные объекты, или голоса, или сущности. Не имеет смысла опознавать входные информационные поля в целом, потому что как таковые они редко значимы и редко повторяются. Кроме механизмов разделения у животных и у человека должен существовать второй тип процессов предвнимания, хотя оки и не обязательны для вычислительных машин. Это - предшествующие вниманию процессы бдительности, действующие независимо от внимания и одновременно с ним. Они и будут основным предметом нашего обсуждения.
Зачем нужны такие процессы? Говоря о них, нельзя опираться на аналогию с вычислительной машиной. Компыоте.р может позволить ice6c бросить все свои способности без ограничения на анализ какой-то однон буквы, которую он выделил сам или которую выделил для него экспериментатор. Но люди не вычислительные машины. Они являются организмами, представителями вида, который .возник в ходе эволюционной борьбы и выжил по кранной мере до сегодняшнего дня. Это, несомненно, предполагает какую-то способность человека уметь отвлекаться от всего, чем оы ему не приходилось заниматься. Для того чтобы наши предки выжили, сигналы, обозначавшие приближение врага или указывавшие на какое-либо другое важное событие, должны были быть способны прерывать их деятельность. На чем бы ни йыло сконцентрировано внимание, другие, не связанные с этим непосредственно стимулы должны в какой-то степеин обрабатываться с тем, чтобы определенные критические стимулы не остались незамеченными.
Хотя эти процессы предвиимания жизненно необходимы, они не обязательно должны быть тонкими: ни тщательное различение поступающих сигналов, ни избирательное реагирование нс являются необходимыми. Действительно, мы уже говорили, что это 6biAo бы и невозможно за пределами области киннентрации внимания (фокального внимания). Нужен лишь единственный ответ, а именно: переключение внимания на тот участок среды, откуда поступил потенциально важный стимул. Поэтому достаточно грубого распознания стимула, относящегося к этой категории, для продуцирования этого "ответа. Плата за <ложную тревогу> обычно невелика, в то время как неспособность обнаружить важный стимул может оказаться роковой.
Her никакого сомнения в том, что такие процессы существуют. Например, мы исключительно чувствительны к движению независимо от того. в каком месте зрительного поля оно происходит. На что б"ы мы ни смотрели, движение в другом месте поля привлекает наш взор II наше внимание. Возможно, стоит упомянуть о том, что фиксация взора не является синонимом внимания. Мы вполне способны направить наше внимание, т. е. большую часть нашей деятельности по переработке зрительной информации на что-либо, отстоящее от точки фиксации. Обычно, однако, мы смотрим непосредственно на объект, привлекающий внимание. Конечно, движущиеся стимулы являются лишь одним из примеров. Каждый мог бы привести другие примеры стимулов, "способных привлечь наше внимание, даже когда мы сосредоточены на чем-либо еще. Громкие звуки -явный пример такого рода.
К сожалению, одно дело утверждать сушествованне процс.сов предвииманин и совсем другое-суметь много рассказать о них. Нам хотелось бы знать, к каким именно стимулам чувствительны эти процессы и с чем это связано. Какие уровни сложности для них характерны? Хранят ли они информацию, и если да, в течение какого времени? Следует ли нам ориентироваться на различие механизмов предшествующей вниманию бдительности в зависимости от сенсорной модальности или постулировать единую систему с периферическими ответвлениями? Можно ли измерять время соответствующих реакций и сравипиать его с. временем реакций, относящихся к фокальному вниманию? Являются ли механизмы бдительности совершенно изолированными от механизмов, осуществляющих процессы всматривания и вслушивання, или же они являются просто предварительными стадиями этих перцептивных процессоо?
Хотя мы еще не можем с уверенностью ответить ни на один 113 поставленных вопросов, в последнее время получено много соответствующей информации, особенно в области исследонання слуховою цоснрннтня. Здесь М1Ы многим обязаны работе по селективному слуховому восприятию, 111>Н1олненной Колином Черри в начале пятидесятых годов и успешно продолженной Бродбентом, Морэем. Анной Трейсман и -другими. Как известно, испытуемые в этих экспериментах должны были <вторить>, немедленно воспроизводить сообщения, предъявляемые им через наушники. Для многих это задание аыло относительно легким, если только сообщение произносилось не слишком быстро. Действительно, обычно нетрудно повторять одно сообщение, даже несмотря на громкое предъявление другого, отвлекающего внимание, ни [крайней мс\" в тех случаях, когда оба тообщення слышатся из источиикоо, расположенных в разных местах. Испытуемые просто не прислуш"!- ваются к постороннему голосу. В одном из экспериментов Л\о-рэя второй голос повторял один и тот же набор слив 35 pa;-- подряд, но испытуемые совершенно не могли потом опознать ""[ слова.
Хотя испытуемые не знают, о чем говорит второй голос, уже после первых экспериментов такого рода было ясно, что они не игнорируют его присутствие полностью. Они знают, что он присутствует, что это-голос, н обычно знают, чей это голос: мужской или женский. Дополнительное исследование показало, что испытуемые замечают также и другие аспекты нерелевантного сообщения. В одном из экспериментоп, проведенных Мор.эеы. нерелевант-ный голос неожиданно произносил имя испытуемого. Большинство испытуемых реагировало на это точно так же, как, по-видимому, реагпронало бы большинство из нас, услышав упомнианне своего имени в бесе.ъ", нронсхидящей н другом конце комнаты. Полученные данные показали, что нерелевантные ru."ioca игнорируются не настолько основательно, насколько это предполагалось. Они каким-то образом обрабатываются и обрабатываются в достаточной степени для того, чтобы можно было определить, не было ли произнесено 1заше собственное имя.
Другие исследования также показали, что как слуховой стимул произносимое вслух собственное имя имеет особый статус: на фоне шума оно распознается значительно легче, чем другие имена, и к раиной мере скорее зас.таинт испытуемого пробудиться от сна. Я полагаю, хотя это и будет отклонением от основной темы моей статьи, \то значение этого факта до конца еще не оиенено. Он должен оказаться важным в раннем детстве, когда не говорящий ешс ребенок окружен потоком речи, которую он не может понять
ii которая по большей части не направлена на него, что представляет в этом смысле особый интерес. В психолингвистике было много сделано для изучения трудностей, испытываемых детьми при попытке понять структуру родного языка. Было выдринуто предположение о том, что для выполнения такой задачи ребенок должен обладать очень сложным врожденным аппаратом. Ребенку, конечно. необходимы некоторые врожденные специфически языковые механизмы, но сложность их, как мне кажется, явно иереоце-игизается.
Какая бы сложная речь ни окружала ребенка, можно с уверенностью предположить, что он по большей части не обращает на нее внимание. Вероятно, она имеет для него такое же значение, как второй голос для"испытуемых и экспериментах по немедленному воспроизвсд.ению сообщений. Но, как и у этих испытуемых, у ребенка есть механизмы бдительности, которые предшествуют вниманию. Они автоматически привлекают его внимание к тем голосам, которые или громко звучат, или, видимо, обладают другими важными качествами. Вскоре он узнает свое имя, и после этого оно также приобретает свойство привлекать внимание. Это важно для ребенка, потому что высказывание, в которое включено его имя, вероятно, адресуется именно к нему и поэтому скорее всего будет более простым по структуре и легким для понимания, чем всякая другая речь. И в самом деле, есть тенденция говорить с детьми как можно проще. При общении с ребенком в практических целях взрослые нс пользуются сложным .языком, а обращаются к нему с довольно простой, понятной ему речью. Это упрощение может играть решающую роль, оно дает ребенку возможность научиться языку своего социального окружения.
"Если этот аргумент убедителен, можно не удивляться тому, что собственное имя испытуемого оказывается таким эффективным стимулом, даже когда оно звучит в контексте нерелевантной информации. Однако собственное имя ни > косм случае не единственный стимул такого рода. Ряд экспериментаторов, s частности Анна Трейсман, смогли показать, что в нерелевантном сообщении испытуемые отмечают также и некоторые другие характеристики предъявляемого материала. К таким, замечаемым на уровне пред-внимання стимулам относились приемлемые продолжения основного сообщения, слова и фразы, идентичные частям основного сообщения и не слишком отстоящие от них во времени резкие звуки и щелчки, и даже некоторые специально подбираемые слова, хотя ча.стота реагирования на эти последние всегда гораздо ниже по сравнению с тем, когда они включены в состав потока слов основного сообщения.
Как можно представить себе механизмы этих процессов? Первоначально Бродбент предположил, что иррелсвантные сообщения просто <отфильтровываются>: они не достигают более высоких уровней нервной системы из-за какого-то явного ирепятстияя или заслона. Это означает, что все, что узнает испытуемый из второго сообщения, по-видимому, является результатом первичного периферического анализа, который <предшествует фильтру>. Во многих отношениях этот периферический анализ соответствует тому, что я называю сейчас <процессами предвнимания>. Однако Брод-бент не предложил подобного термина и главным образом потому, что его представление о внимании по своему характеру отличалось от того, которое выдвигаю я. Для него и фактически для большинства последующих теоретиков процессы внимания представляются, по существу, негативными: они что-то отфильтровывают или по меньшей мере ослабляют. "Я предпочитаю рассматривать их как позитивные: мы осуществляем активную переработку информации определенной части входа, а не оставшихся частей. Когда мы пытаемся понять одного говорящего, мы не пытаемся в то же самое время понимать другого, т. е. все наше внимание направлено на это понимание. Если человек берет один бутерброд из множества других, предложенных "ему на подносе, мы обычно не говорим, что он блокировал, отфильтровывал или исключал из поля внимания все другие бутерброды, мы говорим, что он просто не взял их. Естественно, он знает о выбранном бутерброде гораздо больше, чем о других, потому что ему нужно соответствующим образом сложить и держать руку с бутербродом и т. д. еще до того, как он начнет его есть.
Если мы представим себе человека, у которого инстинкт самосохранения преобладает" над хорошими манерами, он, видимо, будет слегка придерживать пальцами другие бутерброды и следить за тем, чтобы с ними ничего не случилось как .до, так и во время действий с тем бутербродом, который он выбрал. Это соответствовало бы процессу переработки информации в предвниманни: не <анализ до фильтра>, <а деятельность за пределами основного потока обработки информации\. При такой формулировке не возникает спора относительно того, имеет ли место селективное внимание на стадии <восприятия> или на стадии <ответа>. Восприятие является таким активным процессом, который невозможно отличить от ответа.
XOJ-Я многое говорит в пользу такого взгляда на внимание, я не буду представлять данных, которые бы доказывали его правильность. В самом деле, можно ли вообще с помощью эксперимента показать правильность понимания внимания как активного процесса или как пассивного. По-видимому, мы можем лишь убедиться, какое из них больше соответствует представлению о человеческой природе в целом. Это-задача, решение которой я не могу взять на себя здесь. Вместо этого я расскажу о новом методе изучения зрительного внимания и предвнимания, моделью которого послужило селективное восприятие, по в другой--слуховой модальности. Результаты, полученные с помощью этого метода, можно интерпретировать по-разному, но все они указывают, наско.чь-ко общими и стабильными являются некоторые характеристики процессов предвнимания.
Первоначй.1ьная идея принадлежит фактически нс мне, л Хох-бергу. Когда-то он высказал предпиложение о том, что можно спроектировать эксперименты по чтению, которые были бы подобны исследованиям немедленного воспроизведення сообщения, Он указывал на то, что уже обычное чтение представляет собой селективный Hpoi\ecc. Информация воспринимается со строчки, которую читают в данный момент, а примыкающие к неМ строчки игнорируются, хотя они так/кс присутствуют в зрительном ноле. Следуя этому указанию, я провел ряд исследований с помощью метода, который лучше все.го назвать <селективным чтением>.
Экспериментальная процедура проста. Испытуемому предъявляется отрывок текста, который он должен прочесть вслух. Этот отрывок-обычно юмористический рассказ-напечатан красным шрифтом. Однако между строками рассказа впечатаны черным шрифтом последовательности случайно выбранных слов.
Испытуемому предъявляют за один раз страницу текста и просят читать текст, напечатанный красным шрифтом вслух. Используя секундомер, экспериментатор замечает время, затраченное на чтение каждой страницы, а в инструкции испытуемого просят не торопиться и читать с наиболее приемлемой для него скоростью. Ему говорят, что цель эксперимента-просто определить, будет ли его отвлекать инородный материал на странице. Поэтому он вообще нс должен обращать внимание на черные строчки. Большинство испытуемых были студентами колледжа или поступающими в асиирантуру.
Были использованы два рассказа американского юмориста Джеймса Тербера (в экспериментах такого рода желательно, чтобы рассказы развлекали не только испытуемого, но и экспери.мен-татора, который вынужден выслушивать их по многу раз).
Случайные слова были взяты из набора, состоявшего приблизительно из 7 тысяч слов, который был использован несколько лет тому назад в эксперименте по зрительному поиску. Выбранные слова состояли из трех-шести букв, а частота их употребления в обычном английском языке была минимальной. Были получены две различные последовательности этих слов, из которых вторая представляла собой первую, записанную в обратном порядке. Все слова были отпечатаны е заглавной буквы. Это делалось для того. чтобы собственное имя испытуемого, появлявшееся на одной из последующих страниц, могло также начинаться с заглавной буквы, не бросаясь при этом в глаза.
Эксперимент был направлен на то, чтобы определить, будут ли при селективном чтении наблюдаться определенные, феномены, которые наблюдались при селективном прослушицании, а именно: ?.) обнаружат ли испытуемые свое собственное имя в нерелевант-ном материале, б) заметят ли они слово, часто повторяющееся в нерелевантном материале. Кроме того, нам хотелось выяснить, скажется ли на деятельности испытуемых предупреждение о том, что черный материал станет нажным в конечном счете, и если скажется, что повлияет ли это предупреждение ни снижение скорости чтения.
По замыслу эксперимента испытуемые были разделены на две основные группы но 40 человек каждая: одна группа была предупреждена, другая не предупреждена. Все испытуемые читали вслух по 10 страниц текста. На первых трех страницах нс было вообще черных строк-только сам рассказ, напечатанный красным шрифтом. При чтении этих страниц устанавливалась обычная скорость чтения испытуемого. Начиная с четвертой страницы в текст впечатывались черные строчки. Черные строчки на четвертой и пятой страницах состояли только из случайных слов. Интересно, что их присутствие не замедляло чтение испытуемых. В действительности они даже немного ускорили чтение. Среднее время чтения третьей страницы составляло 53,9 сек. четвертой-52,1 сек.
На шестой" странице сам текст и метод работы с испытуемыми были для каждой группы различными. В тексте на шестой странице для <предупрежденной> группы собственное имя испытуемого появлялось дважды: на четвертой и десятой строчках. После прочтения этой страницы экспериментатор спрашивал испытуемого, заметил ли тот что-нибудь в черных строчках. Если испытуемый не сообщал о том, что заметил свое имя, ему указывали на него. Затем экспериментатор говорил: <Отчасти целью эксперимента было выяснить, заметите ли вы свое имя без специального предупреждения. Поэтому то, что я вам говорил вначале не совсем верно; нас на самом деле интересуют черные слова. Сейчас я хочу, чтобы вы продояжили читать рассказ вслух, как и прежде сохраняя вашу обычную скорость чтения. Однако потом, после того, как вы дочитаете последнюю страницу, я непременно задам вам несколько вопросов относительно материала, напечатанного черным шрифтом>.
В <непредупрежденной> группе на шестой странице не появлялось никакого имс.ни. и экспериментатор не проводил никакого опроса и не делал никакого предупреждения. На десятой странице ср\ди чертах строчек испытуемым каждой группы дважды предъявлялись их имена: Кроме того, было введено второе изменение. На восьмой, деиятои н десятой страницах список случайных слов менялся так, что отдельное слово, а именно <пятница>, появлялось один раз в каждой строчке на всех трех страницах, за исключением верхней и нижней строк, где встречается ими испытуемого. Однако слово <пятница> никогда не было первым или последним словом строки. После прочтс.нпя десятой страницы все.х испытуемых спрашивали, заметили ли они что-либо в чёрных строчках, и > случае, если они ничего не сообщали, им показывали их собственные имена. Затем им говорили, что почти в каждой черной строке появлялось одно отдельное слово, и спрашивали, .знают ли они. что это было за слово. Если они не знали, им говорили, что слово означало один из дней недели, знают ли они какой именно? Н наконец, их заставляли догадываться, какой зто был день недели, даже если они не .могли вспомнить. Короче говоря, испытуемым из <предупрежденной> группы слово <пятница> предъявлялось после предупреждения о том, что материал, напечатанный черным шрифтом, является значимым, испытуемым из <непреду-прежденной> группы тот же самый материал предъявлялся без какого-либо предупреждения. В каждой группе половина испытуемых читала один рассказ, а другая половина-другой; половина каждой подгруппы получала одну последовательность случайных слов, другая половина--другую последовательность.
Позвольте мне теперь обратиться к результатах. Прежде всего испытуемые пс испытывали затруднений при селективном чтении. Как уже упоминалось, они не <снизили скорость чтения при введении материала, напечатанного черным шрифтом. При последующем опросе некоторые испытуемые отвечали, что черные строки <сливались просто в одну сплошную массу>. Другие говорили, что они игнорировали их, некоторые замечали то там, то здесь слово, напечатанное черным шрифтом. Большинство из них подозревали, что черные строки так или иначе, конечно, окажутся нужными, но это не мешало, как мы увидим, уюпешному проведению экспериментов.
Хотя испытуемым казалось, что они обращали мало внимания или совсем нс обращали внимания на черные строки, приблизительно две трети из них заметили свое имя уже при первом предъявлении: 27 испытуемых из предупрежденной группы - на шестой странице, 25 испытуемых из непредупрежденной группы-на десятой странице. Как только испытуемых предупредили, число заметивших свое н.мя резко возросло, .составив более 90%. Что касается повторявшегося слова <пятница>, только один непреду-прежденный испытуемый из сорока назвал это слово без намека на то, что это был день недели, и всего пять - после того, как этот намек был сделан. В предупрежденной же группе девять испытуемых назвали слово пятница сразу без намека и двадцать-после намека па то, что это был день недели. Когда испытуемых заставляли догадываться о дне недели, вместо того чтобы подсказать его, продуктивность была очень низкая; правильные догадки составили не более седьмой части всех догадок. Что касается двух последовательностей случайных слов, никаких различий между ними обнаружено не было. При предъявлении разных рассказов в результатах было некоторое различие, причина которого, по-видимому, состояла в том, что имя испытуемого на шестой странице одного из рассказов случайно попало на видное место. Стоит также отметить, что испытуемые из предупрежденной группы при втором предъявлении стали лучше узнавать собственные имена, однако это не происходило за счет "снижения скорости чтения, хотя скорость чтения и снизилась сразу же после предупреждения: испытуемые в среднем на три секунды дольше читали седьмую страницу, чем пятую, уже к девятой странице скорость увеличилась до нормы.
Достарыңызбен бөлісу: |