КОММЕНТАРИИ:
Владивосток – крупнейший город-порт Дальнего Востока на Тихом океане. От
Москвы до Владивостока около 11 тысяч километров
Галя – разговорная форма от имени Галина
Юра – разговорная форма от имени Юрий
масса (разг.) … операции – много операций
медикаменты – лечебные средства
редкие лекарства – лекарства, которые не часто бывают в продаже в аптеке, их
очень трудно купить
по наследству … профессия – сын продолжает профессию отца, т.е у отца и
сына одинаковая профессия
сибиряк – житель Сибири
радиограмму дадим – сообщим по радио
76
ЗАДАНИЕ. Ответьте на вопросы:
1. Где произошла история, описанная в рассказе?
2. Найдите в тексте рассказа фразы, подтверждающие ваш ответ.
3. О чем говорится в рассказе?
4. Кто из действующих лиц рассказа вызывает ваши симпатии и чем?
5. Кого из двух молодых врачей уже можно назвать настоящим врачом и
почему?
6. Почему слово «Человек» написано в рассказе с большой буквы?
П.Л. ПРОСКУРИН
ПОД ЯРКИМИ ЗВЕЗДАМИ
Северная полночь подкралась неслышно и мягко. Николай Иванович
взглянул на часы и задумался. В этот момент дверь стремительно распахнулась.
Поправив очки, Николай Иванович с удивлением оглядел ввалившегося в
комнату молодого великана в полушубке, в заиндевелой шапке. Слегка
приподнявшись с уютного кресла, спросил:
– Чем обязан, молодой человек?
– Вы – Аксенов? Доктор Аксенов?
Он сильно волновался – забыл даже поздороваться, и хозяин посмотрел на
пришедшего более внимательно. И опять его поразила могучая фигура
незнакомца. Доктор очень любил рослых, сильных людей. Залюбовавшись
пришедшим, он переспросил:
– Доктор? Возможно… Вполне возможно, молодой человек. Впрочем,
доктором перестал быть очень давно, с тех пор как ушел на пенсию. Сейчас я…
гм…
Его вдруг захлестнуло чувство тревоги. Светившееся в глазах незнакомца
беспокойство передалось доктору, и он умолк на полуслове. Торопливо
сдергивая с головы шапку, пришедший сказал:
77
– Доктор… вы должны помочь, доктор. Я – Серегин, с метеостанции, с
Медвежьей сопки… Понимаете, она только сегодня приехала… Такое
несчастье… Вышли на лыжах – и на сук. Пробита грудь, правая сторона. Без
памяти… Вы должны пойти со мной, доктор…
Серегин старался говорить спокойно, но это ему плохо удавалось. На лбу
выступил пот, щеки горели.
Перед Николаем Ивановичем мелькнул одинокий домик метеостанции,
заброшенный под самые небеса. Николай Иванович молчал. Годы, старое,
изношенное сердце… О чем тут можно говорить. Серегин, поняв его без слов,
упавшим голосом произнес:
– Только вы можете помочь, доктор… О вас рассказывают чудеса.
Поймите! – неожиданно повысил голос почти до крика. – Это же – она!
Последнее было произнесено так, что у доктора чаще забилось сердце.
– Она? – переспросил Николай Иванович, думая о том, где у него может
быть чемоданчик с хирургическими инструментами. Серегин, как эхо
отозвался:
– Она, доктор… Настенька…
– Гм… И все же, молодой человек, не теряя времени, обратитесь к хирургу
Поприщенко. От меня через два дома… А мне до вашего дома не добраться…
Встретив взгляд парня, Николай Иванович замолчал. Он вдруг понял, что
тот ему не верит, не может верить. Ведь там была – она, а он – прославленный
хирург, и в глазах парня светилась беспредельная вера. Николай Иванович
почувствовал, как горячеет, ширится что-то в груди. Или от этого парня, или из
глубины прошлого пахнуло на него просторами тайги, молодостью, снегами,
тем временем, когда мчался он двести и больше километров по первому зову,
мчался в кочевья, на прииски, на рудники, в леспромхозы. И он вдруг подумал
о том, что ему очень хочется пойти с этим молодым парнем, пойти, чтобы опять
вдыхать загустевший от мороза воздух, и задыхаться, и, волнуясь, спешить,
спешить, спешить. Вновь чувствовать ответственность за чью-то жизнь, за себя,
78
за свое умение… Глядел он при этом мимо Серегина, и тот, теряя надежду, уже
готов был закричать на хозяина дома. Но в этот момент Николай Иванович
сказал:
– Беги к Поприщенко, скажи, что Аксенов просит его прийти. Захватить
все нужное для операции в грудной полости и прийти. Сестру пусть
прихватит… Ну, ну, – сердито он. Я же сказал, что иду…
– Доктор…
– Не разговаривать! Марш! Марш! – прикрикнул он, вспоминая военное
время и радуясь необычному приливу сил и бодрости.
Хлопнула дверь; потирая руки, Николай Иванович стал быстро ходить по
комнате, отыскивая нужные вещи. На некоторое время его опять охватило
сомнение – остановившись у окна, он стал сосредоточенно рассматривать
морозные узоры. Рассматривал и старался заставить себя думать о другом, хотя
знал точно, что на метеостанцию пойдет. Это была потребность, похожая на
жажду. Ожидание лишь усиливало это чувство, и, когда, наконец, вернулся
Серегин в сопровождении Поприщенко и студентки-практикантки, Николай
Иванович проворчал, что люди совершенно разучились волноваться и
торопиться.
Они вышли из поселка и стали круто подниматься на сопку. Время
перевалило за полночь. В поселке гасли огни. Настывший воздух казался очень
плотным, и тишина стояла такая, словно всю эту местность с тайгой, сопками и
поселком накрыл ледяной колокол, расцвеченный густо вмерзшими в него
звездами.
Люди едва поспевали за шедшими впереди Серегиным, а Николай
Иванович с первых же шагов на подъем стал задыхаться. Старому хирургу
казалось, что вот-вот начнут лопаться сосуды.
Подъем становился все круче и труднее. С каждым новым поворотом все
дальше отдалялись безмолвные огни поселка. А Серегин шел очень быстро.
Стараясь не отставать, Николай Иванович хотел, было попросить, чтобы шли
79
потише, но поскользнулся и упал, едва не сбив студентку. На ее испуганный
вскрик вернулся Серегин, приподнял Николая Ивановича с земли и, как
ребенка, поставил на ноги.
– Давайте я вас понесу, доктор, – растерянно предложил он. – Быстрее
будет. Мне ведь не трудно.
Несмотря на серьезность положения, все засмеялись: далекое эхо
прозвенело ледяными колокольчиками где-то внизу над поселком.
Эта небольшая передышка помогла Николаю Ивановичу слегка
отдышаться. Дальше ему пришлось идти, опираясь на Серегина, и делал он это
с большим удовольствием. Ощущение молодого сильного человека рядом
успокаивало.
Когда они прошли больше половины пути, сверху донесся тоскливый вой
собаки. Хирург почувствовал, как вздрогнул Серегин. Незаметно для себя
Николай Иванович ускорил шаг. Мигавшие звезды, казалось, торопили, а снег
под ногами насмешливо скрипел:
«Зря… зр-ря… зр-ря…»
Николай Иванович опять начал задыхаться и знал: если не отдохнуть…
Едва он подумал об этом, потемнело в глазах, и очередной шаг он сделал
через силу. Но, очевидно, это усилие помогло, и вместо того, чтобы упасть, он
продолжал идти, и даже дышать ему стало легче. Мысли вернулись к тому
старому времени, когда он, молодой, тридцатилетний врач, оперировал. Были
силы, большие планы. Давно бы можно было стать академиком, а вот не стал…
Николай Иванович помнил множество людей, которых оперировал.
Вспомнился и первый пациент – мальчик лет десяти – Володя. Случай легкий –
аппендицит, но это была первая самостоятельная операция. Мальчик смотрел с
любопытством – смелый мальчишка. Да, ничего не скажешь, хоть не
профессор, но землю топчешь не даром, старик. Был ты и остался на земле
беспокойным часовым, спал на один глаз, вскакивал по первому зову и шел, как
и сейчас, в ночь, в бураны и слякоть. Все-таки интересная штука – жизнь!
80
Тревога за нее стала второй сущностью, даже возраст и пришедший вместе с
ним опыт не изгладили остроты этого чувства. Вот и сейчас… Чем ближе цель,
тем тревожнее становится…
С высотой увеличивался мороз, воздух стал суше, начинал жечь сильнее.
Снег похрустывал тонко, но Николай Иванович, углубленный в свои мысли,
этого не замечал. От засыпанного снегом домика метеостанции к ним
метнулась большая черная собака, радостно запрыгавшая вокруг хозяина.
Николай Иванович уже не сдерживал парня; наоборот, теперь он сам не
мог подавить волнения. И во время осмотра лежавшей без сознания девушки и
готовясь к операции. Но это было особое волнение. Оно исчезло, когда хирург
почувствовал в руке скальпель: пальцы еще не утратили гибкости. Готовясь
сделать еще надрез, он вдруг увидел у порога комнаты Серегина – раньше
почему-то не замечал. Их взгляды встретились. Улыбнувшись глазами, хирург
глухо, сквозь повязку сказал:
– Пробита плевра. Иди и будь спокоен. Пройдет месяц и – можете играть
свадьбу. Иди…
Часа через три в домике метеостанции наступила тишина. Даже Серегин,
сидевший у изголовья больной с тех пор, как окончилась операция, задремал.
Но сам Николай Иванович, устроившись в этой же комнате, на диванчике в
углу, никак не мог сомкнуть глаз. Сказалось напряжение последних часов: где-
то возле сердца начинало ныть – первый признак близившегося приступа.
Хирург покачал головой: ох, уж это сердце…
Медленно, стараясь успокоиться, хирург стал ощупывать один карман за
другим, хотел подняться, чтобы посмотреть в карманах пальто, но с
необыкновенной ясностью вдруг вспомнил, что видел флакончик на этажерке
перед самым уходом, видел…
В следующую минуту он хотел кого-нибудь позвать, но понял, что уже
никто и ничто ему не поможет. И сразу же, словно что взорвалось в нем, он
81
увидел ледяной купол, усеянный крупными звездами. Еще он успел подумать о
том, что забыл, как называется лекарство.
– Забыл, забыл.
Потом перед ним сверкнул яркий огненный след. Сорвалась звездочка. И
в то же самое мгновение проснулся Серегин, поднял голову и огляделся. Стояла
тишина. Николай Иванович по-прежнему сидел, уронив голову на грудь.
Настенька спокойно и ровно дышала. Серегин осторожно взял ее руку –
рука была нежной и теплой.
– Живая.
Скоро должен был наступить рассвет, но пока в темном бархате неба
сияли бесчисленные звезды. Гореть им, не сгорая, – вечно.
Достарыңызбен бөлісу: |