Интервью Расскажите, пожалуйста, о себе, о своей семье, о ваших предках. Все что вы знаете. Когда и где вы родились?

После защиты после того, что вы, наконец, получили диплом, как сложилась ваша жизнь, работа?..

Дальше нечего рассказывать.

Кем вы работали, где?

Практически никем. Я получила распределение в Житомир. К тому времени я была замужем, и мы думали, что это поможет каким-то образом зацепиться за Киев, и папа стал болеть, уже страшно было его оставлять, но из этого ничего не получилось. Потому что, когда я пошла на радио, где было полно свободных мест, Анастасия Леонидовна Новская… сказала: «У вас есть свободные места, возьмите меня на любую работу», сказала: «Таких, как вы, уже много». Она не сказала ничего, но «таких, как вы, много». И указала мне на дверь.

Это было начало 50-х годов?

Это было начало 50-х. Потом я пошла в ЦК, где был мой сокурсник, старше меня, Малышев некто, он работал в идеологии, в ЦК. Я ему сказала, «Валя, помогите мне устроиться кем-нибудь в Киеве». Он мне тоже, фигурально выражаясь, показал на дверь. И тогда мой свекор, не знаю, каким образом, где и как нашел еврея-капельмейстера, который проработал в Киевском высшем военном училище связи им. Калинина, и меня туда всунули без каких-либо умений хормейстерских, чему я училась на ходу, хормейстером. Там я работала с солдатиками неоперившимися, проработала полтора года и работала параллельно в артелях, самодеятельность вела. И так было до 54-го года. Когда я поступила на работу в Киевское хореографическое училище педагогом фортепиано, а потом педагогом литературы и теории музыки. В каковом проработала без любви к делу, просто на порядочности профессиональной, проработала 38 лет.

Почему без любви к делу?

Потому что это была абсолютно не только не полупрофессиональная, а непрофессиональная работа. Непрофессиональная работа.

Аккомпаниатором?

Нет, не аккомпаниатором. Я вела предметы второго, так сказать, ряда. Историю музыкальной литературы, теорию музыки и иногда подрабатывала тем, что концертмейстером работала. В основном, фортепиано преподавала. Потому что моей второй специальностью было фортепиано.

А у вас свои ученики, дома, личные были?

Я этим зарабатывала на хлеб. Это были мои ученики, которых я готовила в музыкальные училища. Сегодня они у меня все, почти все, это мои друзья, мои горячие поклонники, которые и в день моего рождения, и вне дня моего рождения здесь с цветами. И звонят из Лос-Анжелеса, из Берлина, из Парижа, в общем, это все мои дети, с которыми мы очень близки.

Скажите, пожалуйста, вы сказали, что в 1954-м году устроились на работу, это было после смерти Сталина, это как-то связано было, отношение к евреям изменилось…

Нет, никак не было связано. Просто тогдашний директор, Галина Есеевна Березова, ленинградка, совершенно не была антисемиткой. А ее правой рукой была Евгения Васильевна Линецкая, которая зав производственной практикой была в училище в те годы. И Евгения Васильевна была по работе связана с папой. И папа попросил ее о помощи. И она меня тогда туда пристроила.

А как вы смерть Сталина восприняли? Ваша семья?

Плакала. Я плакала. С двоюродным братом, сыном Давидушки. Вышла на Крещатик и вместе со всеми плакала. Осознание пришло позже. Настоящее осознание.

После съезда двадцатого или…

Раньше, раньше.

То есть решения двадцатого съезда… Вы уже к ним были подготовлены?

Душевно – да.

Скажите мне, пожалуйста, то, что вы можете о вашем муже. Вы учились вместе? Кем были его родители? Чем они занимались?

Отец был врачом-невропатологом.

Фельдман Лев Григорьевич. Во время войны он был начальником эвакогоспиталя. Свекровь не работала никогда. На моей памяти. Кажется, в молодости работала. Она была из очень богатой семьи.

Еврейской семьи?

Да, да, Августина. После смерти отца мама сумела то ли купить, то ли каким-то образом, все в Кременчуге табачные заводы, ей принадлежали. Она сумела двоих сыновей выучить за границей. Дядьки Изины были инженерами и свёкор работал очень многие годы в Первой поликлинике невропатологом, потом работал заместителем главного врача в физиотерапевтической поликлинике на Ярославовом Валу. Ну, собственно, свёкор был умным человеком, легенда гласит, что меня не хотели, потому что я была не умная, не богатая, не красивая, такая редакция была.

Но вы все-таки…

Я не человек. Я ничего этого не сделала.

И жили вы отдельно, вы не со свекровью…

С мамой.

Да, конечно.

А вот эту квартиру, когда получили?

Эту квартиру не получили, это когда умер свёкор, свекровь разменяла эту квартиру, и поселилась…Это была их квартира, родительская… и поселилась… не разменяла, а, я уже не помню, каким образом досталась ей на Горького 24 квартира. Вот там где наши Заруденки жили… А эта квартира, мы хоть к тому времени довольно трудно жили, в основном жили за счет моих частных уроков, у меня было полставки в училище в первые годы. Совершенно мизерная была зарплата. Но тогда Изя поддался общему энтузиазму и построил на Сырце кооперативную квартиру. Он получал тогда 60 рублей.

А кем он работал тогда?

Юрисконсультом.

То есть, у него юридическое образование есть?

Да. У него не только юридическое образование. У него пять дипломов. Он окончил, вернее, он не совсем окончил, он с пятого курса был комиссован. Высшее военно-морское училище во Владивостоке. Там же он встретил японскую войну и ходил с судами в составе нашей флотилии, военного флота, ходил в Америку…

Все это было после войны?

45-й год, 45-й год. Во время войны, он ветеран боевых действий.

Во время войны он учился там…

В военно-морском училище и ходили они, это была боевая служба.

То есть он участник боевых действий?

Да. Потом он закончил приравненные к хорошему, настоящему образованию, трехгодичные курсы иностранных языков, потом он окончил университет как юрист, потом он окончил институт иностранных языков, английское отделение, потом он окончил Всесоюзный институт патентоведения. Он всю жизнь учился. Работала я. До недавнего прошлого. Лет 15 назад он стал каким-то образом оправдывать свои дипломы. А дипломами его можно было оклеивать какие-нибудь общие места.

Он сейчас работает?

Он сейчас работает.

Юристом?

Юристом, да. Он всю жизнь работал очень трудно, совмещая английский с правом, а лет 15 тому назад, он, когда была острая нужда в квалифицированных юристах, владеющих английским языком, тогда таких людей было крайне мало, он пошел работать в международное предприятие, которое называлось… уже забыла… Потом оно преобразовалось в «Тампакс-Украина». И тогда был командирован, лет 7-8 назад в Америку, где в Нью-Йорке, я этим очень горжусь, в Нью-Йорке выступал с английской речью против очень знаменитой английской компании «Ллойд». И выиграл дело.

То есть, защищая интересы украинской вот этой компании, которая в Киеве…

И выиграл дело, принес Украине 6000000 долларов, сам получил, это была командировка, поэтому, так сказать, теоретически ему зарплата не полагалась, получил просто на мелкие расходы 200 долларов, которые привез мне. Я тут же пристроила в «Алькор», который тут же сгорел, и на этом кончились наши игры.

Скажите, пожалуйста, я поняла, что и вы много раз были за границей…

Не много, не много.

Вы были в Париже?

Мы были два раза в Париже, Изя был три раза, потому что у него… он по работе был там в командировке, два раза он был в Лондоне, я не была в Лондоне, мы были оба, один раз в Берлине, в гостях у моей ученицы, один раз проездом, правда, несколько дней, а потом были три недели, и я была один раз в Америке, а он был два раза: один раз в гостях у дяди, а второй раз, когда в командировке.

Вот, у вас никогда не возникало желание ехать к родственникам, в эмиграцию, ведь жизнь тяжелая была?

Нет, нет. То ли в силу моего консерватизма, то ли в силу… У Изи было желание. А я не хотела ехать.

А к Израилю как вы относитесь? Как к стране, или как к месту возрождения еврейской нации?

Дело в том, что тут мое отношение к Израилю неоднозначно. Я была всегда врагом мононациональных сообществ. Воспитанная, так сказать, в интернациональном духе в семье и государством, я была непоколебимым интернационалистом, каковыми остаюсь и до сих пор. К стране, как таковой, отношусь с большим уважением, большим пиететом, состражду всем ее горестям, не говоря о том, что состражду стране, сейчас эта страна густо населена нашими друзьями, в меньшей мере родными. И поэтому я очень остро переживаю это. Всегда, так сказать, нос в газете или в телевизоре с интересом первостепенным к тому, что там происходит.