Интервью разных видов, «спроектированная ситуация»

 

ИНПУТ ПРИГЛАШАЕТ ПРОФЕССИОНАЛОВ, ИЛИ ТЕЛЕВИЗОР В САЛЕХАРДЕ, КЕЙПТАУНЕ И РОТТЕРДАМЕ

Теперь от телевизора не скроешься никуда. Летишь в самолете, и вдруг из обычных багажных полок высовывается с десяток телеэкранов, и ты видишь карту с силуэтом твоего самолета (чтоб знал, где летишь), а потом новости Си-эн-эн, а потом мультик с хитрой мышью и туповатым котом...

Вот уже четверть века ИНПУТ доказывает, что передача или фильм могут быть социально значимыми, полезными и в то же время интересными. Для этого, понятно, требуется высокий уровень профессионального мастерства. Приезжая на ИНПУТ, получаешь представление о современном уровне нашей профессии, видишь принципиальные работы, наиболее интересные для делового обсуждения. Двадцать минут дискуссии после каждого фильма под руководством того шоп-стюарда, который этот фильм отобрал и рекомендовал к показу. От России шоп-стюардом выступает Марина Голдовская, живущая сейчас в Лос-Анджелесе и преподающая там режиссерское мастерство.

Документальное кино, не зависящее от рейтинга, – что может быть интереснее? И скучнее, как выяснилось. Вот живут, к примеру, в американском городке Поствилле три общины: выходцы из Германии, выходцы из Мексики и ортодоксальные иудеи. Целый час нам показывают, как они живут, друг другу не мешая. После фильма в дискуссии под руководством шоп-стюарда обсуждается вопрос, долго ли они так проживут или со временем перемешаются.

А в Норвегии ситуация гораздо драматичнее. Там обосновалось немало африканцев, и некоторые их обычаи входят в противоречие с законами этой страны. В дискуссии обсуждается: менять ли законы или менять обычаи, так сказать, в чужой монастырь со своим уставом не ходить? Чернокожая половина аудитории: менять к чертям собачьим норвежские законы. Бледнолицая половина, соблюдая политкорректность, пытается объяснить: ребята, но обычаи ваши, мягко говоря, несколько сомнительны...

Я переспросил у Марины Голдовской, верно ли понял суть обычая, о котором спор. Марина подтвердила: да, африканские мусульмане обрезают маленьким девочкам некие части тела, чтобы в будущем женщина не получала сексуального наслаждения и не имела бы стремления изменять мужу. Авторам фильма удалось уговорить молодую маму по имени Кодpa спрятать под бурнус видеокамеру и с ней пойти к духовным наставникам – имамам – получить доказательства принуждения к операции, что в Норвегии приравнивается к насилию. Чернокожая половина телекиношников высказалась в том смысле, что теперь этой Кодре несдобровать как предательнице.

Были фильмы и покруче. В столице Сьерра-Леоне Фритауне чернокожий мальчишка что-то яростно кричит в телекамеру, отбегает, ему вдогонку стреляют, и только что кричавший на крупном плане подросток падает мертвым. Прямо в кадре смерть. И чернокожий репортер почему-то относится к этому спокойно, делает свой «стенд-ап». Похоже, что он с солдатами-карателями заодно. А лет тридцать назад был подвергнут остракизму в среде кинематографистов итальянский режиссер-документалист Якопетти, снимавший расстрелы в той же Африке... Но есть, оказывается, вещи похуже расстрела. Тот парнишка упал под выстрелом – и конец. А другого истязают, бросают в кузов пикапа, раздевают, наступая ногой в армейском ботинке ему на голую спину, выворачивают худые руки. Съемка четкая, с близкого расстояния, камера не дрожит.

Эти черные ребята, оказывается, виновны в том, что так называемые партизаны, на время захватившие город, заставляли их, пацанов, отрубать руки своим землякам и родственникам, нелояльным к партизанской власти. Тоже четкие съемки: кисти рук отрублены, но болтаются на остатках кожи... Африка-с!

Надо ли такое показывать? Раз оно существует, наверно, надо. Помню, как стоял в кадре наш дипломник Грунский возле трех отрезанных голов русских добровольцев в Югославии. На НТВ эти кадры в эфир не дали, а в дипломный фильм он их включил. И у нас тогда в комиссии был спор – давать такое в эфир или нет. Я высказался в том плане, что полезно было бы посмотреть эту пленочку тем добровольцам, которые ехали в Югославию как на легкую прогулку, и Жириновский хлопал их по плечу, напутствуя в Шереметьеве.

Из каждого фильма разные зрители разное извлекают в соответствии с жизненным опытом. Не только ведь цветом кожи мы отличаемся. Смотришь кино, а с тобой, как в «Солярисе» Тарковского, вся твоя предыдущая житейская требуха. Перед Кейптауном посетил я город Салехард, где Нина Зверева проводила очередной фестиваль «Моя провинция». Ямало-Ненецкий, значит, округ в полторы Франции, 90% российского газа, сталинские бараки и турецкие пятиэтажки. И вот в Кейптауне эти самые бараки возникают на экране, в шикарном зале с кондишенами, при замершей от ужаса разнокалиберной всемирной аудитории. Три фильма про ГУЛАГ! И в одном из этих длиннейших фильмов собеседники режиссера Иосифа Пастернака утверждают, что со времен ГУЛАГа в российских тюрьмах и лагерях мало что изменилось. Раньше могли убить, теперь не кормят, потому что работы нет. И сидят они зря, вины на них нет. И белое безмолвие вокруг бараков, только проходит где-то вдали товарный поезд, да перечисляются станции с лагерями: Сухобезводное, Буреполом... Как это в новой доктрине – позитивный имидж России? Фильм Пастернака был показан на образовательном канале во Франции, от этой страны и представлен. Еще один – «Джазмен из ГУЛАГа» – франко-германский. Хороший фильм про Эдди Рознера, с хроникой, с кусками из «Карнавальной ночи». Но не про то, как мы в 50–60-е с восторгом слушали рознеровский джаз в Зеленом театре ЦПКО, а опять-таки про гулаговские дела. И третий фильм – из Белоруссии, «Боги Серпа и Молота». Главный персонаж – могильщик Георгий, хоронивший когда-то Брежнева и видевший в гробу всех членов Политбюро. Патриарх Алексий II, обнимающийся с президентом Лукашенко. И параллель между делами православной церкви и коммунистическими культовыми обрядами. От тела Христа в пещере и Ленина в Мавзолее до наших дней. Сделано талантливо, я попросил у Юры Хащеватского кассету для студентов. Нам-то будет о чем поговорить. А на ИНПУТе дискуссия не вышла. Спросили только Юру, а чего это у вас такой длинный монолог, это что, знаменитый русский стиль? Не оценили, значит, публицистику. А для меня талантливый авторский текст в стиле Ромма куда ценнее многих «синхронов».

А студенты мои читать «Архипелаг ГУЛАГ» не торопятся. И книжку про историю российского ТВ не покупают. Как раз перед вылетом в Кейптаун сообщили мне студенческое мнение, что зря я на лекциях рассказываю о прошлом, лучше бы про менеджмент, маркетинг и Интернет. Кому-то, значит, для Кейптауна фильмы отобравшему, наше прошлое показалось интересным и даже в будущее перетекающим. Не Голдовская была отборщиком наших картин, не положено своим потакать, она другие страны «обслуживала», хотя ее фильм «Власть Соловецкая» был первым когда-то в гулаговской экранной эпопее. Раздосадовал меня сильно разговор о студенческом отношении к лекциям, и в Кейптауне заноза эта царапала сердце.

Вечером и утром в гостинице мы смотрели передачи местного кейптаунского ТВ. Признаюсь, живой эфир показался мне интереснее многих инпутовских фильмов. Высокая культура общения, четкость дикции, опять же политкорректность (если один ведущий черный, то другая белая и наоборот), узнаваемость жанров добротного ток-шоу и спецрепортажа... Субботним утром ведущие забрались на бетонный обрыв, на недостроенную эстакаду шоссе, видную не только в телевизоре, но и в окне гостиницы. Там, оказывается, строители наплели такие дорожные развязки, что теперь концы с концами не сходятся, как достроить эстакаду – неизвестно. Зато для ведения утренней программы точка идеальная, фон потрясающий: слева небоскребы и горы, справа океанский порт. «В Кейптаунском порту...». Да-да, из-за этой песенки, как признавался наш питерский знаменитый мариман-писатель Виктор Конецкий, он и стал моряком. В этом самом порту мы каждый вечер ужинали. Блюдо называлось «рыба, выловленная сегодня». Как звать рыбу? «Король камней». Как перевести на русский, не знаю. И еще там дают лангустов, и еще разных морских гадов под соусом карри... Но я отвлекся от ИНПУТа. В такой географической точке отвлечься от телевизора, полагаю, не грех.

Хотя и местное ТВ нравилось не меньше, чем кейптаунский порт. Где, в каких школах ведущие научились этой деликатности, этому отсутствию столь привычного для нас высокомерия к собеседнику и зрителям, этому дружелюбию?

В Салехарде из ТУ-134 я вышел последним, вся телебратия уже была в автобусе, именуемом шоферами ласково «скотовозка». И тут на бетонке обратился ко мне скромный юноша с пучком волос на затылке и с вопросом: а где Нина Зверева, не подскажете ли, вот у меня оператор с камерой, хотелось взять интервью у трапа. Я рявкнул в чрево «скотовозки»: «Зверева, с вещами на выход!..».

А потом, когда мы ждали багаж под куполом новенького салехардского аэропорта, этот юноша с хвостом вдруг скомандовал оператору нацелить камеру на меня, сунул мне в лицо микрофон и произнес: «Представьтесь, пожалуйста!».

Под объективом видеокамеры я не мог произнести в ответ то, что полагалось бы – послать подальше. Скроив улыбку, сказал: «Милый мой, это надо было спрашивать до включения камеры». К чести салехардцев, они показали это в эфире, и на закрытии фестиваля поклялись, что никогда не будут начинать интервью таким милицейским тоном. Но все равно уровень, уровень... «Вы в первый раз в нашем городе? Как вам понравился наш город? Чего вы ждете от фестиваля?». Тут Африка, безусловно, впереди нас – и намного. Эта наша неизбывная страсть поучать, эта недооценка зрительного ряда... «А чего нам город показывать, его все и так видели...». А Кейптаун показывают каждый день. Что в окне, то и на экране, только взгляд камеры интересней и проницательней.

Дружно обрушились северяне на нас, москвичей, за то, что мы похвалили съемки масленицы. «А чего тут, вышли на улицу и сняли. Ну подумаешь, баба с саней упала, самовары, баранки – это вы как бы на экспорт Россию хотите показать? А нам важна мысль, идея!». И вот говорят, говорят, бесконечно говорят, уровень мыслей и идей – что деревья в тундре. Почему-то мне на юге Африки эта тундра вспоминалась, и серые, как тундра, бесконечные говорящие головы. И очень было за державу обидно.

Конечно, взял я в Африку небольшой радиоприемник. Поймал в тамошнем эфире станцию, передающую популярную классическую музыку с краткими комментариями. Кто такой Моцарт или Чайковский, кто такая Анна Каренина или доктор Живаго. Потом обнаружилось, что на эту волну настроены приемники в автомобилях бледнолицых братьев и в частных небольших гостиницах. А у нас на Руси – одна, прости господи, попса на FM-радио. Неужто в Кейптауне больше любителей популярных классических мелодий, чем в Москве? Почему у них качественный эфир выгоден, а у нас убыточен? Не знаю.

Попрошаек на кейптаунских улицах не меньше, чем в Москве. Только там они все черные, либо цветные. Подходит негр с амбарной книгой – мол, пожертвуйте в такой-то фонд. Или без книги, пьяненький: дай на опохмелку, дядя. У нас в этом деле изобретательности больше. Который год хожу к метро ВДНХ и слышу: «Здравствуйте, мы из телекомпании ТВ-6-Москва...». Говорил руководству канала, что под их маркой жулики работают – а, отвечают, это нам только популярности прибавляет. Кто из нас дикарь – поди разбери.

Один наш коллега вечерком и на нож нарвался в деловом квартале Кейптауна. «Но все в Кейптауне решает браунинг» – как в той незабвенной песенке. Ужинать в порту безопасно: охрана при входе проверяет всех на наличие оружия. Нельсон Мандела, говорят, лишь отсрочил расовый конфликт. Границу с бедными странами охраняют только львы национального парка Крюгера, и кого они не успевают скушать – те пополняют ряды безработных и обитателей лачуг, ряды грабителей и спидоносцев. Однако владелец «Мерседеса», возивший нас на мыс Доброй Надежды, сказал, что ему тут хорошо, и он не собирается никогда не то что возвращаться, а даже и приезжать в Голландию, где родился и вырос. А как же тоска по Родине? Нет, если уж мы в собственной стране перестали что-либо понимать, то как нам в их проблемах разобраться. Мы ж не международники советских времен, которым все всегда было ясно.

Но вернемся все-таки в три зала делового центра Кейптауна, где проходили просмотры и дискуссии ИНПУТ-2001. Что же показала Россия? Наш ГУЛАГ представили иностранцы – Франция, Германия и Беларусь. А что же мы-то сами?

Шоп-стюарды отобрали всего один русский фильм – «Дуня» – о русской крестьянке, которая жила домработницей в московской еврейской семье. Половина семьи эмигрировала в Голландию, и бабушку Дуню привезли туда же. Три культуры: русская деревня, московская квартира и Голландия. В начале фильма идет бабушка по деревенскому кладбищу, а ее спрашивают, где тебя похоронить, тут или в Москве? Она говорит – здесь, конечно. И в конце фильма ее действительно хоронят. Такая вот драматургия.

Режиссер Елена Смелая рассказала чернокожим и бледнолицым коллегам, как появился этот фильм. Генерал Альберт Макашов громко заявил, мол, жиды, убирайтесь из России. И тогда Смелая вспомнила, что в семье ее любимого оператора Марка Глейхенгауза живет русская деревенская женщина, ставшая как бы родной. Самый пронзительный момент о том, как она в пионерлагере лежала на полу возле кровати мальчика, который боялся темноты, и держала его за руку, пока не заснет – об этом рассказал в кадре сам Марк, выросший под присмотром Дуни.

Уровень дискуссии, скажу я вам, был не лучше, чем в Салехарде. Смелую спросили: ведь рассказал и показал эту человеческую историю оператор Глейхенгауз, а вы-то, мадам, здесь при чем? Хотелось сказать что-то на чисто русском языке, но на адекватный перевод надежды не было.

Елена Смелая после всех просмотров сказала, что убедилась, приехав в Африку: наше русское документальное кино самое крепкое, самое добротное. В дискуссиях иной раз мелькало словосочетание: «русский стиль». И в положительном, и в негативном контексте. Но факт: этот стиль есть. Есть чем гордиться. Хоть и взяли от нас всего одну картину.

Были показаны вгиковские игровые этюды, и Смелая сказала: «Стоило ли лететь с пересадками 20 часов, чтоб увидеть студенческие работы?». А шли они не от России, а от Армении и Казахстана. Хоть и сняты в Москве. Две минуты полезного времени в съемочную смену. Норматив сталинских времен. Свет поставлен грамотно, актеры старались...

Был от нас и еще один фильм. Его забраковали шоп-стюарды, но режиссер Тофик Шахвердиев все-таки приехал и привез свою кассету, и показал ее в сверхплановое время, вечером, в полупустом зале. И одни ему аплодировали, а другие возмущались, спорили, но это было настоящее документальное кино, истинно «русский стиль». Фильм «Марш Победы» получил у нас «Нику» и был в эфире 9-го Мая. Фильм, откровенно говоря, гениальный. Заслуживает отдельной статьи, и киноведы, думаю, уже накинулись на него, и мое слабое перо умолкает перед этим напором кинопрофи.

Скажу лишь о том, чего киноведы не знают. О дискуссии на юге Африки по поводу фильма Шахвердиева. Пожилой господин из ФРГ заявил, что понимает, почему шоп-стюарды отвергли эту работу. Ветераны Второй мировой войны, старательно и наивно репетировавшие прохождение строем мимо трибун, не утратили боевого духа, ни о чем не сожалеют, так что фильм этот пропагандирует милитаризм. Тофик пояснил: ему симпатичны ветераны, особенно главные герои картины – фронтовая медсестра и кавалерист с пышными усами. Но то, что их заставляли ходить строем, девять раз репетировали, говорит как раз о тупости военной системы, и дай Бог, чтобы таких парадов больше не было. Господин из ФРГ упорствовал. Тогда вышел вперед и встал перед залом представитель третьей страны, независимой Украины, режиссер Евгений Заболотный. Не очень дипломатичной вышла его взволнованная речь: «Чтобы понять этих ветеранов, – сказал он, – нужно обладать умом и сердцем. А если у кого-то их нет, то спорить бессмысленно. И вообще хватит рассматривать документальное искусство через политические очки...».

Украина была представлена на ИНПУТе фильмом, размывающим границы игры и документа. Называется «...от Булгакова» – с намеком на Евангелия от Матвея, Луки, Иоанна и Марка. В доме на Андреевском спуске незримо присутствуют Воланд и его свита, которые насмешливо инструктируют красивую няню, чтобы повнимательней относилась к ребенку, так как его ждет великое будущее. Маленький герой смотрит в окно, где разворачиваются картины его будущего, затем он возвращается к детским забавам, потом по старинному телефону сюда звонит Сталин – словом, фантасмагория в стиле Мастера. Коллеги оценили нестандартность формы. Конкурса и призовых мест на ИНПУТе не бывает, каждый делегат составляет свой реестрик удачных работ. Имя автора (в данном случае это Сергей Маслобойщиков) заносится в компьютеры, сразу резко расширяется известность, устанавливаются деловые и коммерческие связи.

Несомненный успех имели работы Ульяны Шилкиной (тоже забракована шоп-стюардами, приехала сама сверх программы) и Уны Целмы из Латвии. Первая экранизировала рассказ Пелевина о детских ужастиках, вторая показала работницу кондитерского цеха, разбивающую в день по три тысячи яиц – и так двадцать лет.

Разные, очень разные по уровню и задачам фильмы отбирает ИНПУТ. Возможно, «сверхзадача» устроителей – дать представителям разных культур посмотреть и лучше понять «всемирное человечье общежитие».

В 2002 году в Роттердаме, на очередной конференции ИНПУТа, одним из героев стал Эдуард Джафаров со своим фильмом «Стрингер» – о журналистах на чеченской войне. С американской стороны там был наш старый приятель Джон Алперт, у которого я немедленно отобрал кассету с его афганским фильмом-репортажем. Говорю: «Про тебя, Джон, на нашем факультете уже защищены дипломные работы, поэтому давай свой фильм для новых студенческих поколений...». Сценарный ход у Джона такой: взял девушку-афганку, живущую в США, и поехал по местам американских бомбежек, к ее дому, из которого она бежала вместе с родителями лет пятнадцать назад. От советских, значит, оккупантов. Девушка ведет репортаж отлично: весь текст наговаривается на месте – в машине ли, в поселке беженцев, на верблюде или возле упавшей ракеты. Где надо, она смеется или плачет, где надо – накинет паранджу или поцелует коран. Такие вещи надо видеть! Ради этого и существует ИНПУТ.

Удивило меня китайское ТВ. В начале фильма – перевернутый кадр, на котором комната с телевизором. Идут новости, но почему-то вверх ногами, только субтитры нормальные. Оказывается, это медведь панда смотрит телевизор, лежа на спине. Фильм – про этих симпатичных мишек, как их дрессируют, воспитывают, а они между делом смотрят политические теленовости. Ну, не ожидал я такого от китайцев!

Еще из технических приемов. Бельгийцы сняли документальное интервью с церковным деятелем – сразу двумя камерами. Одна – «Бетакам» – работала как бы напоказ. Вторая же, маленькая цифровая, «подглядывала» рабочие моменты: как пастор сердился, препирался с оператором большой телекамеры. Эффект, конечно, и смех в зале, но возникают этические вопросы. Вот и тема для 20-минутной дискуссии.

Эстонский оператор начал снимать фильм о своем приятеле-алкоголике, а приятель по ходу съемок умер. И оператор продолжил съемки теперь уже о самом себе. У него, оказалось, та же проблема. При обсуждении телевизионщики разных стран удивлялись: неужели у вас существует алкоголизм, неужели это важно видеть другим людям? Не слабая компания собирается на конференциях ИНПУТа. В числе непременных участников – Виталий Майский, известный своими фильмами о бывшем и нынешнем президентах России, о детях, которые будут вырастать под «взглядом» телекамеры. А рядом с мэтром – студенты из ВГИКа, освоившие ремесло «предков», но желающие идти своим путем в творчестве.

Нехватка средств, конечно, дает себя знать. Если при полете в Кейптаун делегация стран СНГ и Балтии занимала чуть не половину «Боинга», то в Роттердам мы летели небольшой компанией...

Кто не знает об ИНПУТе – пора узнать, поддержать авторитет России своими фильмами и передачами на очередной всемирной конференции, которая состоится в Дании. Предварительный отбор и творческие дискуссии, так сказать «мини-ИНПУТ», проходят у нас в Подмосковье, в пансионате ТТЦ «Озеро Круглое».

 

«НЕУДОБНЫЙ» ПАТРИОТИЗМ?

В городе Инте при ремонте шахтоуправления нашли посылку, адресованную в будущее, то есть нам. Строители, сооружавшие здание в начале 50-х годов, понимали, что оно когда-нибудь потребует капитального ремонта. Спрятали бутылку из-под масла, а в ней письма, записки, молитвы и даже стихи. Все подписаны: русские, украинские, литовские, латышские фамилии. Дружный, видать, интернационал собрался на стройке.

Фильм прислан на ежегодный всероссийский конкурс «Патриот России», организованный Министерством по делам печати, телевидения и средств массовой коммуникации вместе с Министерством обороны. Кое-кто выразил недоумение по поводу сыктывкарской картины: какой же тут патриотизм? Вот если бы эту посылку для будущего заложили комсомольцы-добровольцы, перевыполнявшие пятилетку, – тогда да. А тут ведь сигнал из-за колючей проволоки, возле каждой фамилии указаны лагерные сроки: у кого 10 лет, а у кого и 25 с окончанием отсидки аж в 1977 году. Статья 58, антисоветская деятельность. И это пример для молодежи? Нет, надо возрождать славные идеалы, хватит очернительства нашей истории, надоело, одна чернуха в телевизоре...

Откликнувшись на призыв возрождать патриотизм, многие региональные телекомпании прислали на конкурс свои передачи с участием ветеранов Великой Отечественной. Дело святое. Как говорят киношники, «уходящие объекты». Лет через десять такую передачу вряд ли снимешь. Тем важнее и интереснее разобраться сегодня, как работают коллеги из регионов с историческим материалом и с участниками исторических событий.

Автор этих строк не чужд подобной работы. Когда-то в цикле «Наша биография» мне достался «Год 1919-й», тогда еще живы были участники Гражданской войны. Славное знакомство вышло у нас с Василием Ефимовичем Васильевым, который с апреля 1917-го охранял Ленина, в конце 20-х был нашим разведчиком в Афганистане. В 30-е, естественно, Васильева посадили, но он добился вызова к Сталину и успел довоевать войну, а потом был заместителем маршала Конева. Первая жена Васильева погибла в том же лагере, где сидела жена Зорге. После войны он женился вторично, вырастала у него студентка-дочь, и мы с Василием Ефимовичем ходили по Москве, искали для нее колготки. В Киеве, где жил Васильев, с этим товаром были сложности. Еще электрокипятильник ему нашли в ГУМе, хотя скажи он слово киевскому начальству, ему бы все притащили домой. Ведь сам Щербицкий, первый секретарь ЦК КП Украины, говорил о Васильеве с высоких трибун. Но не хотел Васильев лишний раз начальство тревожить. Вот бы снять наши с ним походы, вот бы кино было! Привез я его и в роту почетного караула, которой командовал мой друг Саша Басов. Есть что вспомнить! Охранник Ленина в поисках дефицита, созданного советской властью...

Понятное дело, для фильма меня интересовал только 1919-й год. Васильев тогда командовал полком на Урале. Что касается его разведывательной работы и лагерной отсидки – не в моде в то время были эти темы, потому что власть пеклась о воспитании на положительных примерах. А коли сидел – чего тут положительного.

Удивительно, что и сегодня некоторые телеавторы и режиссеры словно опасаются сказать что-то «не то», что-то кроме официального знания о войне, сложившегося давным-давно. Чуть начнет ветеран, увешанный медалями до пояса, говорить что-то, выходящее за рамки общеизвестного, – телевизионщики вроде бы пугаются. Так, в работе телекомпании «Мордовия» бывший военный летчик Котов очень долго и подробно рассказывает, как мотался в аэроклуб на электричке. А потом довелось ему служить вместе с сыном Сталина, есть на сей счет документы и фото. Это, кстати, важно, иные не прочь прихвастнуть. А тут наоборот – про Василия Сталина только упомянуто, а второстепенное, незначительное, просто скучное выплеснуто на экран.

Многие региональные телевизионщики, видимо, понятия не имеют о тонкой подготовке к интервью, о деликатном нащупывании интересных моментов в биографии собеседника, чтобы перед камерой сосредоточиться на этих эпизодах, заставить вспомнить их осязаемо, в подробностях

Так работают интервьюеры столичной компании «Школьник ТВ». Ведущий многое знает о героях – было, значит, прединтервью – и нацеливает собеседника на эмоциональный рассказ о конкретном эпизоде. Тут и появляется для зрителя что-то новое, волнующее. Сопереживать можно тогда, когда тебя увлекают рассказом. О такой задаче казенные интервьюеры не помышляют. Они ведут как бы стандартную перепись ветеранского населения: когда начал воевать, где войну закончил, было ли страшно. И приглашают следующего, опять не зная о нем ровно ничего. Телерадиокомпания «Дубна» уж вовсе бесхитростно дает в руки выступающему микрофон: «Ну, рассказывайте!». Это, извините, не журналистика. Это самообслуживание.

Не всякий человек способен раскрыться перед микрофоном и телекамерой. Для того и нужен профессионал-собеседник. Азы повторяю, скажут опытные коллеги. Но расскажите кто-нибудь об этих азах молодым! Ведь такой человеческий материал бездарно пропадает. Действительно – «уходящие объекты».

А вот пример из конкурсного фильма, когда интервьюер обнаружил кое-какие собственные знания о войне. «Говорят, что на одного убитого немца наша армия теряла в семь раз больше...» – «Не было этого», – парирует ветеран, гремя медалями. «А в первый месяц войны несколько миллионов наших сдались в плен...» – «А в 45-м немцы сдавались в плен, победа-то наша была». И еще добавил ветеран, что эти, которые пишут, на войне не были и ничего не знают. Храбрый интервьюер спрашивает: а как это немец под Москвой оказался? – «Вероломное нападение», – отвечает ветеран. И робость одолевает интервьюера, хоть на язык само собой просится: стало быть, Гитлеру верили, а он веру нашу поломал? Как бы ветеран на такой поворот разговора не обиделся. Поскорей взгромоздим его на телепьедестал – и до свидания...

Вспоминается пьеса Евгения Шварца: «А почему дракон хвост поджал?» – «По заранее намеченному плану».

Информация последнего десятилетия подрывает сформировавшиеся ранее взгляды. Все-таки советская пропаганда работала эффективно. Люди склонны были верить не тому, что сами видели и пережили, а газетной интерпретации. Плюс еще страх, конечно. Но, главное, въелось это, стало как бы продолжением личности! Официальная ложь и полуправда зачастую искренне отстаиваются ветеранами. Вот в Красноярске – чудовищный ведь факт – ветераны подвергли остракизму Виктора Астафьева незадолго до его смерти. Хотя ничего, на мой взгляд, для них обидного последние повести Астафьева не содержат. Еще одного, тоже скончавшегося недавно писателя сильно не любят дальневосточные моряки. «Зря ваш Конецкий все как есть пишет, сам же капитан и сам...». Вроде как предатель. Вместо героики – быт, взаимоотношения со старпомом и буфетчицей. А не надо, говорят, этого, иначе молодежь к нам не пойдет.

У пропаганды старых добрых застойных времен много союзников, и, как мне кажется, они готовы взять реванш у слегка утомившихся ревнителей перестроечной правды-матки.

Виктор Конецкий заметил в одной из своих документальных повестей: «Увы, часто приходится убеждаться в том, что фронтовики не знают элементарных вещей из военного дела, когда пытаются писать о войне. Или подводит память, или их опыт узкий... Попадаешь в нелепое положение, когда рукопись ветерана, израненного, проведшего под смертными крылами четыре года, оказывается битком набита элементарными ошибками».

Что же говорить о телеинтервью! Тут слышал я про «десятитонные бомбы», которые немец сбрасывал на Москву, и фантастическое предположение – мол, если бы не заболел командующий Второй ударной армией генерал Клыков, если бы не заменили его на изменника Власова – дошла бы эта армия до Любани, 15 километров всего оставалось, и освободила бы Ленинград от блокады. Эту версию «озвучил» преподаватель из Томска Иван Григорьевич Харченко после встречи с самим 90-летним Клыковым.

Томский цикл называется «Мои года – мое богатство». Направленность вполне определенная. Харченко в кадре заявляет: «За последние десять лет патриотизм втоптали в грязь». Ему вторит бывшая комсомолка из другой серии фильма: «Посеяно столько плохого через учебники, оболгано официально». Когда она была секретарем горкома, то ходил по городу трамвай с надписью, что сделан он из металлолома, собранного школой № 18. Кажется, она до сих пор верит, что трамвай сделан именно из тех кроватей и сковородок, что волокли из домов пионеры 50-х годов. Права комсомолка в том, что никаких молодежных организаций в России не стало, а природа не терпит пустоты.

Вроде бы на доброе дело сплотил своих учеников преподаватель Харченко. Вот уже много лет он ездит с ними в Новгородскую область, на места жестоких сражений. В школьный музей привозят каски, котелки, стволы автоматов и минометов. Девиз поиска – «Пока не похоронен последний убитый солдат – война не кончилась». В Новгородской области их не захоронено десятки тысяч. Каждое лето находят ребята следы гибели Второй ударной армии, в составе которой была и сибирская дивизия, сформированная из томичей. Самое ценное – медальоны с фамилиями. Хотя понять подробности невозможно, съемка и монтаж любительские. Неужто дети сами ищут трупы и снаряды, они же хоронят, взрывают? Да нет, взрослые солдаты вроде участвуют. Но вот 15-летняя девочка извлекает из болотистого грунта человеческие кости. Ее ли это дело? Как скажется это на неокрепшей психике? И как совмещается в педагогической работе Харченко ненависть к современной трактовке истории с прославлением того режима, который оставил на погибель в тех лесах целую армию и не озаботился захоронением своих солдат?

Сражениям на новгородской земле посвящен и другой, несравненно более профессиональный многосерийный телефильм «Кресты и звезды» Новгородской ГТРК. Авторы словно укрупнили карту сражений, приблизили, рассмотрели в деталях. Помимо новой информации и невиданной прежде кинохроники, в том числе и гитлеровской, удивительны авторская объективная позиция летописца и высокая режиссерская культура, ни в чем не уступающие лучшим столичным работам этого жанра. О гибели Второй ударной и предательстве Власова, о том, что высшее советское руководство не пыталось спасти погибающую армию. Но вот неожиданная параллель. Оказывается, и немецкие части попали вскоре в окружение в тех же новгородских лесах и болотах, под городом Демянск. Гитлеровское командование сделало все, чтобы окружение прорвать и своих вытащить. На экране памятный значок с надписью о Демянске, выданный всем, кто вышел из этого русского котла.

Автор Виктор Смирнов эту параллель не проводил. Она возникла у меня, зрителя. Конечно, у Гитлера не было сибирских дивизий, ему приходилось беречь своих солдат и офицеров. А наши до Сталинграда еще не умели разбираться с окруженным врагом.

◙

Расчет на сотворчество, соавторство зрителя встретишь не часто. Чаще – стремление утаить «неудобную» информацию, чтобы опять же шаг вправо, шаг влево – ни-ни! Телецентр Черноморского флота прислал на конкурс «Патриот России» несколько фильмов, в том числе версию гибели линкора «Новороссийск» в севастопольской бухте через десять лет после войны. Да, конечно, это была диверсия коварного врага, линкор-то мы забрали итальянский. Но о том, что наше родное начальство не позаботилось о спасении экипажа, оставило помирать в трюмах, как солдат в Мясном бору под Новгородом – об этом телецентр Черноморского флота и его начальник капитан I ранга Александр Лебедев не сказал ни слова. Адмиралов, хоть и сталинских, критиковать наш капитан не смеет. Восхищается, что матросы тонули с песней про «Варяг».

С Лебедевым я знаком. Он меня упрекнул: зря я показываю студентам Черноморского филиала МГУ фильм Игоря Беляева «Русская трагедия», про замполита Валерия Саблина, который в 1975 году, нарушив воинскую присягу, поднял бунт на корабле, чтобы привести его в Ленинград и выступить по ТВ с протестом против губительной для страны политики стареющих властителей. Опять же – какой пример для молодежи? Примером для Саблина был лейтенант Шмидт, поднявший бунт на корабле в 1905 году. Патриотизм Шмидта сомнений не вызывает, его именем назван мост через Неву и набережная в Питере. Саблин, конечно, не прав в том, что рисковал жизнями моряков. С самого верха был приказ остановить корабль любыми средствами вплоть до ядерной бомбы. Зная драконовский нрав нашей власти, замполит Саблин должен был это предвидеть. Догонявшим мятежный большой корабль экипажам торпедных катеров и самолетов сказали, что изменники Родины угоняют его в Швецию. Ложь была непременным элементом коммунистической политики. «Нравственно все, что служит делу социализма», – считал Ленин.

Людоедскую практику коммунистов наши СМИ дружно разоблачали в 1996 году перед лицом опасности – не дай Бог, Зюганов выиграет на президентских выборах. Когда опасность миновала, тему закрыли. И вот флотский пропагандист высокого ранга Лебедев уже хочет изъять из истории замполита Саблина. «Неудобный» потому что. Не укладывающийся в одномерное сознание. А ведь какую глубокую мысль высказал Игорь Беляев в конце своего фильма: «Уж если народится отчаянно смелый и честный человек, то непременно сшибет его идея какой-нибудь революции».

Пока мы не разберемся толком в сложных сплетениях нашей истории, пока плоды этого разбирательства не станут достоянием самой массовой аудитории, сознание многих людей так и останется одномерным. «Хорошо или плохо?». Да в том-то и дело, что все сразу: и плохо у нас, и хорошо – в одном флаконе, как гласит реклама.

В одной из предвыборных передач я спрашивал социолога Татьяну Заславскую: сколько избирателей проголосовало бы за Иосифа Виссарионовича, если бы он встал из гроба? – «Процентов 25», – сказала Заславская. Довольно много, если учитывать их активность и работу с ничего не знающей молодежью.

«Свобода слова, – писал в 1967 году Корней Чуковский в своем дневнике, – нужна очень ограниченному кругу людей, а большинство, – даже из интеллигентов – врачи, геологи, офицеры, летчики, архитекторы, плотники, каменщики, шоферы делают свое дело и без нее». Журналисты в этот список профессий не попали, но у меня после просмотров патриотических фильмов и передач такое ощущение, что кое-кому из нас свобода слова тоже без нужды. Слушаем, киваем, задаем банальные вопросы. Кроме интервью, никаких способов показа людей не знаем.

А ведь есть у нас люди замечательные, живые, нестандартные, не относящиеся к «агрессивно-послушному большинству». И были в тот год, когда Корней Чуковский писал свои горькие строки. Как раз тогда приехал я в один стройтрест, сооружавший модное панельное жилье. Спрашиваю в парткоме, кого из бригадиров стоило бы показать, кто лучше всех работает? Оказалось, у них два самых лучших. «Возьмите Сорокина, он скажет все, что нужно, что вы ему напишете. А у второго, у Стародубцева, свое мнение обо всем и даже о политике партии». Надо ли говорить, что я тут же отправился на стройку к Стародубцеву! Конечно же, его «инакомыслие» было вызвано неравнодушием к судьбе России, желанием вмешаться, что-то изменить. Стоял бы он на мостике боевого корабля – был бы не слабее Саблина. Дать в эфир его откровения, понятное дело, нельзя было. Но я благодарю журналистскую судьбу за встречи с такими людьми. Майор Евдокимов, повернувший танки на защиту Белого дома в 1991 году, генерал-лейтенант Васильев, бригадир Стародубцев, писатель Конецкий и еще, и еще – самостоятельно мыслящие. «Предлагаю тост за то, чтобы мы когда-нибудь смогли гордиться своей Родиной», – говорил один крупный ученый за праздничным столом.

А в делегаты и депутаты назначали послушных Сорокиных. И теперь они с экранов местного ТВ вешают, извините, лапшу на уши доверчивым журналистам, рассказывая, как хорошо было рабочему при социализме. Ну, конечно: дважды в год приглашали в Кремль, давали поесть дефицитных сосисок и поднять руки за «мудрые решения».

◙

В Самарской области, на фестивале экологической прессы, один начальник нахваливал здешнюю плотину ГЭС – мол, циклопическое сооружение, нынче так не построят. «Нынче столько зэков не найдется», – отозвался я. – А при чем туг зэки? – вскинулся патриот, – была всенародная стройка, сталинская стройка коммунизма!

То ли забыл, то ли не знает, то ли не хочет знать... В огромнейшем – под стать плотине – кабинете начальника Куйбышевгидростроя Ивана Васильевича Комзина, светлой души человека, генерала МВД и будущего профессора Московского энергетического института (его именем теперь названа улица в Тольятти) стоял несравненной красоты книжный шкаф. Тоже огромный – в хозяина. Шкаф деревянной ручной резьбы. Символика была чисто патриотическая: волнами опускались знамена, вились веревочки с кистями, присутствовали звезды, колосья, дубовые листья, что-то еще. Ручная неторопливая резьба. А куда зэку торопиться? На бетонные работы в котлован, где собраны были десятки тысяч таких же бедолаг...

Я вспомнил это резное чудо, просматривая еще один фильм телекомпании «Коми гор» из цикла «Покаяние».

В гербе города Инты главное место занимает словно бы из дерева вырезанная, с зубчатым верхом и ажурной конструкцией, башня. Назначение сугубо функциональное: водонапорная башня. Возвышается на 51 метр над сталинскими бараками. «Это символ города, – говорит автор фильма Михаил Рогачев, – как в Москве Кремль». На вершине башни был шар с иглой. А в шаре еще одно послание в будущее. Положил его туда архитектор дивной башни, в курсе был и начальник проектной конторы. Когда архитектор освободился по амнистии и уехал домой, безыдейный шар сбросили, заменив звездою пятиконечной. Начальник Холостов шар подобрал, вынул оттуда залитый гудроном сверток и сохранил его, не распечатывая, до наших дней. Вскрывали посылку в краеведческом музее. Были там списки всех строителей башни, от армянина до японца – не зря ее звали вавилонской, не только за причудливость форм. Архитектор Артур Тамвелиус плохо знал русский язык, был он шведом, осужденным за шпионаж. Последняя строчка: «Просите нас». И теперь в музее гадают, что же он хотел сказать. То ли «простите», то ли «помните нас». А может – «спросите нас»... Возьмите, то есть, интервью. Только по-настоящему...