Интервью с Беляевым С. Т. 23 Список выпускников и преподавателей нгу. 28 Персоналии, воспоминания, интервь

Интервью с Беляевым С.Т.

Текст интервью предоставлен продюсерской фирмой «Бонжур» г.Новосибирск

Для меня это было первой руководящей должностью. Не было никакого администрирования тогда. Это получилось случайно. Когда я приехал в Новосибирск, то в магазинах увидел стерлядь. Я никогда ее раньше не пробовал и не видел. Была зима, я посмотрел и решил переехать навсегда. Мне понравилось и в мае месяце я уже был в Новосибирске, 62 год. В январе я защитил докторскую диссертацию. Лаврентьев меня долго уговаривал, это был 64 год, уже после ухода Векуа. Я преподавал в университете, хотел заниматься наукой и поэтому собственно отказывался от такой должности. Будкер меня долго уговаривал, Воеводский, который был очень яркой личностью и фигурой. В отличие от всех других приехавших он считал своей главной работой работу в университете, он был деканом естественного факультета, проповедовал философию факультета. Химия и биология на факультете были очень сильными. А потом Александров, проработавший ректором второй год, со мной беседовал очень долго. Он сказал мне то, что я запомнил надолго: у вас есть очень большие преимущества - вы не занимали никаких руководящих должностей, поэтому ничего не будет довлеть, будете делать то, что нужно. Ректор считал, что это работа ответственная с точки зрения обкома, идеи. Они вмешивались в работу, но я об этом мало что знал. Я абсолютно не знаю, были ли еще претенденты, я не вмешивался, это где-то там шло. Я старался вникнуть во все на посту ректора и как-то пошло, поехало, иногда конечно, были всякие трудности с обкомом, но я всегда знал, что я могу уйти и все - не надо мне никакой карьеры, ничего. Я проводил работу с обкомом, Горячев был той еще гильдии, с ним непросто было. Было несколько столкновений. В основном это касалось студентов. Считали, что они слишком свободны. Они должны воспитываться строго и жестко, как спартанцы, а вот они на занятиях у нас задают такие вопросы политические и это считалось недостатком работы. А мой аргумент был такой: наоборот, если они задают эти вопросы (обсуждают эти вопросы между собой), то это очень хорошо, а мы отвечаем на эти вопросы.

Бал был студенческий, карнавал на улицах и каждый раз приезжали деятели обкомовские инкогнито смотреть и спрашивали потом - а что вы хотите этим сказать, показать что хотите? Какая идеологическая основа? На этих карнавалах сборища всякие, выступления, представления. Присутствовала неофициально женщина-секретарь обкома. Она смотрела молча и если что случится, она ни за что не хотела отвечать. Конечно, было у нас много проходимцев­-преподавателей и приходилось от них избавляться, не без трений с обкомом. Многих преподавателей обком пытался отстаивать. Приемная комиссия обращала на это внимание, потому что всякие разговоры, что кто-то там, чего-то действовали на меня сильно. Я разобрался с одним преподавателем и распорядился, чтобы на следующий год его не пускали в приемную комиссию. После этого он идет в приемную Горячева, звонит мне оттуда и говорит - я из приемной Федора Степановича и буду ставить вопрос. После этого я посмотрел еще, как он проводит семинар и встал вопрос об ограничении его работы. Там были у нас конференции студенческие, и произошел скандал. Доклады делали студенты, даже не наши, а из Томского университета, тем не менее, на нашей конференции и опять этот человек начал задавать вопросы. В докладе у вас не показана руководящая роль и так далее. Почему нет ссылок и так далее. Эти ребята как взорвались и разгорелся скандал, который сразу дошел до обкома и до Томска дошел. Желающих донести было всегда очень много. Из Томска мне позвонили и я сказал, что ничего особенного не произошло, некоторая провокация, ребята взорвались и Томск успокоился. Потом этот человек кончил преподавать. Появляется Горячев и спрашивает, что произошло. Что произошло? Неумно. Он прислал зав. отделом науки и учебных заведений. К университету всегда чувствовалось особое отношение горкома, во времена Лаврентьева. После снятия Никиты Хрущева. Выступал Горячев, который считал, что раз сняли Хрущева, то все пойдет и покатится обратно. После этого было выступление обкома, должны были быть выборы и секретарь обкома должен был получить три четверти голосов. Он уже третий раз шел. И насколько я знаю, было очень большое желание поднять шум на конференции и Горячев специально договаривался с Лаврентьевым, чтобы этого не произошло.

Отличия университета от физтеха? Я считаю, что идея университета лучше, чем физтеха. У меня мысль такая: университет сплачивает все институты Академгородка. Если бы не было университета, то зачем тогда вообще общаться, встречаться? Мне представлялся университет таким удобным научным центром, в котором все студенты работают во всех институтах и когда защищают дипломы, мы смотрим, как идет работа. Если это плохой диплом и плохая лаборатория, плохой руководитель, мы больше ему не дадим студентов. Идея изначально такая - студенты как можно раньше приступают к работе в научных лабораториях и в университете не должно быть никаких научных лабораторий. Эта идея более-менее держалась. Хотя штатные сотрудники были в университете, довольно ярких старались приглашать, не работавших в институте. Но когда было запрещение совместительства и давление от министерства было в 72, 73 годах. В стране было. Я писал письмо Косыгину. Отменили и было у нас совместительство и мы плевали на всех. Мне потом даже говорили, упреки, дескать, почему у вас в Новосибирском университете продолжается. Меня не было, мне доложили, а он сказал, что мне ректор Новосибирского университета не подчиняется. Я писал Беличеву письмо и все объяснял, что мы не можем без совместительства, все рухнет и будет полная бессмыслица. Решение было очень странное: официальной бумаги нам не дали, но сказали в министерстве, чтобы университет не трогали.

Конечно, было много ребят, которых нужно было спасать и что-то делать. Руммер (очень яркая личность) очень любил отбирать каких-то очень талантливых людей среди студентов и возиться с ними. Он все время говорил: Горбань - совершенно блестящий, у него такое будущее. На самом деле его выгнали из какого-то института в Питере или в Москве, в центре. Он приехал сюда в основном к Александрову и как-то разговаривал со мной нельзя ли его как-то устроить. Мы пытались его устроить, но он, по-моему, ничего особенно не хотел делать. Непросто с ним было. Их всех выгнали, исключили. Мы договорились так: двоих в армию забрали, а с Довганем - пусть он где-нибудь там будет, а преподаватели физики ему посылали задания, в общем по переписке. Через какое-то время приедешь, успокоится и мы тебя восстанавливаем. Писали ему задания, в Омске его никуда не приняли, он поступил только в ремесленное училище и закончил его, причем с отличием. Через пару лет приехал в университет снова, и мы решили его восстановить. Договорились, экзамены он все сдал, мы его восстановили и я считал, что зачислят и все, причем даже на третий курс сразу. И сам я уехал в отпуск, приехал уже в середине сентября 70 или 71 года. В 69 появился приказ об их отчислении. Я приехал и мне говорят: а обком требует его исключить, категорически против и я поехал к секретарю горкома. Мы долго с ним беседовали. Я ему говорил: поймите, это гордость страны может быть. И что вы к нему, как говорится, привязались. Он уперся, нет, говорит, в принципе можно пожертвовать гением, и все. На крик сошел, и я ему ничего объяснить не мог. А мальчик уже поступил в какой-то политех в Омске. Мы договорились, что он будет там, а мы ему задания посылать будем. А потом я не знаю, что с ним дальше было.

Я боялся за студентов и считал, что моя ответственность - студенты. Я боялся, что когда такая политическая война в Академгородке, то взрослые люди все осознали, а молодые ребята могут попасться в эту заварушку. Я не хотел не выступать, ни гасить ничего, что было, то было. Взрослые студенты могли бы сделать свой выбор, но я не уверен был в том, что молодые ребята с не очень хорошей ориентацией. В Академгородке была затянувшаяся либеральная атмосфера, везде все кончилось или было зажато, а тут и Галич приезжал с концертами. 68 год был тяжелым в этом смысле. Политика была такая - попались ребята и что-то надо делать. Я сказал, что я могу отстоять, ну снимут меня, поставят другого и заставят это сделать. Задача была такая - минимизировать, показать, что что-то сделано и сделать все возможное, чтобы не испортить жизнь ребятам. Договариваешься, что идите, служите в армии, места оставлены за вами, возвращайтесь и учитесь. Это была железная договоренность. Я не хотел говорить с ребятами напрямую, но говорил с деканами и с преподавателями, а вообще мне казалось, что я и с ребятами со всеми говорил.

А был ли в университете по этому поводу разброс мнений? Были желающие обсуждать это официально, а я против был. У нас было пробное собрание, посвященное антисемитизму, для всех студентов и желающих, поскольку была вспышка антисемитизма. После собрания была реакция обкома естественно, пошли такие круги, потому что все равно политика антисемитизма велась. На всякое публичное действие обязаны были отреагировать и обком и прочие. Я же считал, что это личное дело каждого, но агитировать. Антисемитизм глубоко в корнях есть у всех. Просто решили обсудить эту проблему открыто. Вот когда спрашивали у Биченкова про Вас, он говорит, что вашим методом было - давайте обсудим эту проблему. Университет - сложный механизм, там столько всяких групп, у одной начинался скандал с другой. Я поэтому предпочитал действовать официально и все обсуждать. Все поругаются пусть, поспорят, а потом примут приемлемое решение.

Одно время на заседании ученого совета вопрос был о переводе гумфака в Красноярск. Был поставлен вопрос о перебазировании гуманитарного факультета в Красноярский филиал. Связано это было с политическими событиями 68 года, много гуманитариев принимало участие в обсуждении этого вопроса. Начиналось все с Красноярским филиалом, как много сделали - университет в Барнауле, Красноярске, Омске. В Красноярске - просто филиал, а что касается Барнаула и Омска - делался десант преподавателей на руководящие должности, было преобразование из педагогического института в университет. Где-то это было сделано так, а где-то - на новом месте. Разговоры были и о Тюмени, там что-то тоже пытались сделать, но не знаю. В Красноярске действительно получилось неплохо, хороший университет. Распространяли такую культуру и организацию университетскую. Несколько институтов активное участие в этом принимали в Красноярске - физики. С райкомом отношения другие, ближе к Сибирскому отделению и там наши ставленники были из Сибирского отделения. С другой стороны, все вузы они подчинялись обкому. Райком к этому не был причастен. Всем этим руководил обком. Райком отвечал за вопросы порядка в общежитиях и вообще, за сами общежития. 68 год ничем особенным не выделялся.

Проблемы были такие - у нас была кафедра очень хорошая, мы взяли специальность - офицер программист, количество часов (военное дело) было совершенно ничножным по сравнению с физтехом. Я удивлялся. Считали, что основная подготовка идет за счет основного курса. Было такое - выходили специалисты и какое-то их количество Министерство обороны хотело брать служить. Была, конечно, работа по уговорам, что надо послужить, но я главным образом добивался знания того, кто сам хочет. Вроде как-то договаривались с военкоматом, в первую очередь добровольцев. Нам бы еще хотелось, чтобы попадали в хорошие места и там не теряли квалификацию. Была договоренность с военкоматом. Поддерживали контакты и переписывались с тем, кто служил в армии. Военная кафедра подчинялась, кроме университетского начальства, еще и своему (назначения все происходили оттуда), потом руководила сельхозработами и в основной работе подчинялась университету. Военная кафедра хорошая была, там такие работяги.

Первый карнавал помню, когда все ходили и говорили - мы вас будем возить на телеге. С ФМШ была целая эпопея, как проводили олимпиады, устраивали приемы. В конце концов, нам запретили это делать. Министерство издавало приказы о запретах на это дело. Но поскольку ректор не подчиняется Министерству. Я считал, что я ректором работаю не для и не из-за карьеры, а поступал по разуму. Я, например, считаю, что устраивая экзамены одновременно с другими вузами, мы очень много теряем, не даем очень многим людям пройти. Не получилось в одном месте, в другом успел бы пройти. Многое зависит от качества приема. Вечерний факультет может у экономистов был, я помню, но что его не было на основных специальностях, это точно. Вечерний факультет сам по себе бессмысленнен. Положение университета внутри Академгородка - ведь город далеко, рабочих здесь нет, кто будет учиться? От нас требовалось создать факультет повышения преподавателей. В основном ездили гуманитары в МГУ в Москву повышать квалификацию. У нас была жесткая специализация, мы готовили людей в науку, пытались распределять в школы, но нам всячески противились. Но когда нас сильно прижали обком, Министерство и прочие, сказали - хорошо, но только давайте пошлем своих людей в конкретные школы, такие вещи иногда делали. Договаривались, я помню семья, жить негде, посылают в деревню, дают там дом, давайте работайте, а потом будем думать, как и что дальше. Вот такие вещи устраивались. Но было большое желание показать - давайте нам серьезную работу, мы вам серьезные школы будем вытаскивать.

Я уехал в 78. Такой перебор был в университете и я старался держаться - раньше 3 часов старался в университете не появляться. С утра я работал в институте, конечно, если нужно было я был с утра и в универе или по телефону решал вопросы. Когда я собрался уходить, то уговаривал Коптюга. Я прочил его давно. Будкер умер в 77 году. Директором института я не хотел быть, из ректоров собирался уходить и решил порвать резко. Я всегда считал себя сибиряком, отношение у меня к Новосибирску особое, правда, с институтом ядерной физики связанное. Сейчас я директорствую, институт небольшой, всего 800 человек. Тогда время было другое. С Лаврентьевым отношения были хорошие, хотя человек он был непростой, отношения были сложные, но хорошие. Как правило, всегда поддерживал любую идею, помогал. Сначала я довольно часто приезжал в Новосибирск. Когда Коптюг был, мы беседовали. Потом Накоряков был, Ершов. С Ершовым нормальные отношения были, но школа другая. Навязывать университету ничего нельзя, да и время изменилось. У физиков будущее непонятное. Образование помогает развивать интеллект, способности и хватку, но не оно определяющее. На физтехе хорошо было, они ориентировались на Оборонку, а сейчас они все в загоне, кадры никому не нужны.