Издательство «homo sapiens vulgaris» Когда песню любви запоют соловьи


- Ребята, давайте к столу, - вдруг раздался голос вышедшей на лестничную клетку Зиночки Желудевой. - Сейчас горячее подавать будем. Идемте скорей. Все уже ждут



бет3/4
Дата04.07.2016
өлшемі255.5 Kb.
#178250
1   2   3   4

- Ребята, давайте к столу, - вдруг раздался голос вышедшей на лестничную клетку Зиночки Желудевой. - Сейчас горячее подавать будем. Идемте скорей. Все уже ждут.



Глава 6: Горячее


Все, а именно: лениво наблюдавший за ползающей по потолку мухой Салов; Саша Блипкин, чье мрачное выражение лица свидетельствовало о глубоком разочаровании в жизни и желании немедленно ее прекратить; и расстроенная печальным инцидентом Лялечка действительно уже ждали их за вытертым и расчищенным от ненужной посуды столом.


Вошедшие расселись по своим местам, а Зиночка Желудева, по причине временной душевной конфузии хозяйки, принялась вместо нее сервировать горячее: вареную картошку, обильно приправленную зеленью, и жареную курицу.

Гнетущую атмосферу всеобщего дискомфорта быстро сменил запах приправ и растопленного куриного жира. Гости приободрились, у них началось обильное слюноотделение, а Саша Блипкин даже едва заметно повеселел, увидев в своей тарелке жирнющий туго обтянутый золотистой кожицей окорок, который Зиночка специально для него облила чесночным соусом.


- Ну, господа, - поднял рюмку все еще смакующий унижение Анисяна Блюгерц. - Я предлагаю выпить за прекрасных созданий. За наших дам.

Женщины жеманно, словно бы в глубоком смущении, чокнулись с мужчинами и сразу же принялись за горячее. Мужчины последовали их примеру. Наступила тишина, нарушаемая лишь чавканьем, похлипываньем, сопеньем и другими звуками, характерными сложному процессу поглощения жаренной частично расчлененной курицы.



Лирическое отступление:

Манера поглощения жаренной частично расчлененной курицы как наглядный показатель внутренней сущности индивидуума.
Любой, обладающий хотя бы толикой разума и минимумом аналитических способностей, необходимых для выявления простейших логических цепочек, прибегнув к банальному жизненному опыту, способен прийти к элементарному выводу о том, что манеры человека могут сказать очень многое о его характере, уме, воспитании и привычках. Ведь манеры, в сущности, являются непосредственными проявлениями Эго индивидуума, связывающими его с социумом и позволяющими ему занимать в нем определенное положение.
Поэтому манера поглощения пищи, следуя нити нашего рассуждения, может дать нам ответы на множество интересующих нас вопросов, вплоть до самых интимных, о которых нам даже стыдно подумать.
Однако ничто, ничто не способно так полно и глубоко раскрыть внутреннюю сущность индивидуума, как его манера поедать жаренную частично расчлененную курицу.
Это легко объясняется тем, что сие блюдо одним только своим запахом и внешним видом уже пробуждает в человеке животные инстинкты чревоугодника, заставляющие его терять самообладание и забывать о правилах приличия, которых он, однако, старательно пытается придерживаться с большим или меньшим успехом. Успех зависит от его выдержки. Выдержка от характера. Характер от воспитания. Воспитание от среды обитания. Налицо настоящая внутренняя борьба - напряженная и бескомпромиссная сеча между двумя составляющими его противоположностями: низменным животным и возвышенным представителем рода человеческого, между грешником и пастырем, жестоким хищником и агнцем Божьим, грязным плебеем и утонченным поэтом. Эти душевные грани индивидуума предстают перед нами обнаженными в момент поглощения им пищи, они буквально лезут из него как черви из куска гнилого мяса, вытекают как выдавливаемая из пористой мочалки густая жижа. Перед нами предстает весь комплексный душевный мир человека, его сущность, пороки, желания, страсти и страдания.
Но что такое теория, не подкрепленная наглядными жизненными примерами?! Всего лишь вздор, жалкая семантика для большеголовых пустозвонов, извилинами своих рыхлых мозгов, пытающихся объять необъятное. Однако в нашем случае, всего лишь один поверхностный взгляд на гостей уже вполне однозначно доказывает ее истинность. Бесспорную истинность, отраженную в этих нескольких наглядных примерах:
Лялечка Клюкова. Описание: Пыталась делать это кокетливо (словно птичка с хрупким клювиком) «выклевывая» маленькие кусочки мяса и постоянно вытирая руки и губы салфеткой. Практически не чавкала, однако было заметно, что слюни удерживала с трудом.
Вывод: Типичная стареющая дева, живущая дешевыми любовными романами и сомнительными надеждами выйти когда-нибудь замуж. Добрая и глупая, а следовательно – несчастная. Хозяйственная. (О последнем говорил тот факт, что косточки она аккуратно складывала на краю тарелки).
Умнова. Описание: Откусывала или отламывала мясо руками (надо заметить, достаточно изящно) однако иногда очень некрасиво обсасывала кости, отчего ее и без того похожие на лепестки увядшего тюльпана губы приобретали форму куриной гузки. Чавкала, но тихо.



Вывод: Женщина с завышенным самомнением, не позволяющим ей адекватно использовать мозги и реагировать на окружающую действительность. Образованная, ленивая и прожорливая.
Вова Салов. Описание: Ел курицу ножом и вилкой, отчего оставлял на костях много мяса, однако, и не пачкал рук. Кости не обсасывал. Не чавкал, но челюстями работал настолько интенсивно и мощно, что становилось страшно.
Вывод: Испорченное сытым детством и хорошим воспитанием животное, предпочитающее пиву водку, интеллектуальной беседе – бескомпромиссный флирт с применением грубой физической силы. Одним словом – ненасытный хряк, срущий без зазрений совести на традиции, общечеловеческие ценности и собственное поведение.
Овик Анисян. Описание: Курицу не ел. Хмурился.



Вывод: Был очень недоволен. Что-то замышлял.


Глава 7: Запоздавшие Филипукины

Как раз в тот самый момент, когда заметно повеселевший Саша Блипкин нещадно разгрызал тазобедренную кость доставшейся ему части курицы, позвонили в дверь. Лялечка (с этого момента я бесповоротно перестаю упоминать ее фамилию, чтобы внести немного интима между нашей героиней и тобой, мой любезный читатель) тут же вскочила со своего места и, словно покалеченная лошадь, помчалась в прихожую. По ее громкому и радостному «кудахтанью» стало сразу ясно, что пришли запоздавшие гости, которые, как это всегда бывает, долго и неуклюже толкались в прихожей, что-то виновато объясняли и, казалось, вовсе не собирались представать на суд уже начинавших проявлять первые признаки любопытства однокашников. Но, наконец, они вышли.


Это были Филипукины. Так, по крайней мере, их представила Ляля, и знали окружающие. Хотя, учитывая их невзрачность, маленький рост и хитрые мышиные физиономии, чету с легкостью можно было бы назвать Филижопкиными, Пипкососкиными, Слюнявкиными, Пердявкиными или другой подобной фамилией, которая с таким же успехом отражала бы их ничтожность и не вызывала бы у окружающих ничего кроме некого комплексного чувства, состоящего одновременно из жалости, брезгливости и необъяснимого желания раздавить их как вонючих клопов.
Впрочем, отчасти, последнее можно было объяснить. В далекие школьные времена эти две серые мышки тогда еще, естественно, не связанные узами брака, но уже нашедшие друг друга, умудрились мелким ябедничеством, подхалимством и прочими низменными и скрытными поступками, расположить к себе учителей и, пользуясь их неограниченной протекцией, шантажировать своих школьных товарищей. Поэтому не удивительно, что у сидящих за столом их появление вызвало легкое недоумение, а в ком-то (более других пьяном) разбудило давнюю ненависть. Однако Лялечкой, чей глупости и доброте не было равных в этом мире, сей момент не был учтен, и Филипукины были усажены рядом с Вовой Саловым.

- Выпиваем, значит. Коньячок вот тут. Коньячок. Угощусь. Угощусь, - деловито зашуршал Филипукин и слюняво заулыбался Салову, которого по давности лет не признал. Затем обратился к жене – И ты, давай, давай, милая. Чего? Винишка. Вот тут хорошенькое. Иностранное! Деми сек?


- Полусухое, - перевел Салов, стараясь быть предельно вежливым. Тот факт, что Филипукин покусился на самые дорогие напитки, лишь укрепило в нем медленно, но неумолимо возрастающее желание нещадно покарать его за былые школьные обиды.
- Мерси. Очень любезно с вашей стороны.
- Ну что вы. Рад помочь.
Тут встала Зиночка Желудева. Было заметно, что она слегка пьяна и уже весела.

- Выпьем, друзья, за нашу дружбу. Чтобы наша дружба оставалась такой же искренней и …


Дальше она понесла обычную ахинею, присущую всем тостам, произносимым за столом в той фазе празднества, когда алкоголь пробуждает в человеке вселенскую доброту и беспричинную любовь к ближнему, которая, слава Иисусе, все же имеет обыкновение умирать вместе с первыми рвотными позывами или, у особо любвеобильных – с жестким бадуном.
Однако гости, чьи желудки после жирной курятины настоятельно требовали спиртного, а души – возвышенного, встретили эту речь очень благодушно, в особенности мужчины, в первую очередь воспринявшие ее в качестве предвестника очередного алкогольного залпа. Женщины же старательно вникали в щемящее сердце содержание и расплывались в блаженном умиротворении. Казалось, гостиная наполнилась любовью и пониманием, и даже Анисян и Салов, души которых были черствее тюремных сухарей, отвлеклись от своих иезуитских планов и терпеливо ждали момента завершения тоста.

- За вечную дружбу и любовь, - завершила Зиночка



Все чокнулись.
Глава 8: Интеллектуальная беседа
Хотя особых причин считать тебя, читатель, глупцом у меня не имеется, я все же напомню тебе, что большинство людей в этой гостиной причисляли себя к интеллектуальной элите, то есть к истинным мессиям просвещения, обладающим предельно высоким IQ и исключительным пониманием глобальных мировых проблем, важности исторического культурного наследия и прочих более мелких проявлений человеческого бытия, которые, согласно давней и негласной традиции, были оставлены им на словесное растерзание косноязычным плебсом. Как видно, эта формулировка, с которой, без сомнения, согласился бы любой из них, уже по своей сути исключает какое-либо взаимопонимание между этими «аристократами». Поэтому вовсе не странным выглядит тот факт, что последовавший после тоста Желудевой интеллектуальный диспут, по коварности и желанию втоптать собеседников в грязь, не уступал самой заурядной пьяной драке с применением холодного оружия.
Впрочем, все, как всегда, началось с безобидного и предельно отвлеченного вопроса:
- Мы вот тут выпиваем, а там, где-то в глубинах необъятного космоса кто-то, наверное, точно также сидит и тоже выпивает. Неправда ли странно?
Отчего эта тема вдруг всколыхнула ум пьяного Салова? Была ли это умышленная провокация с его стороны или шальная мысль вслух, отражавшая на тот момент его неуемное желание спариться с представительницей инопланетной цивилизации? Может быть просто – ощущение своей ничтожности в этой безграничной вселенной? Неизвестно!
Однако эффект этой фразы был потрясающ, так как заговорил Блюгерц. Но не просто Блюгерц, а Блюгерц - ученый, Блюгерц – обиженный на судьбу, Блюгерц - неоцененный по достоинству отечеством физик, Блюгерц - язнаювсеавынехуя, Блюгерц - светлый разум, который вдруг стал рассказывать о фотонах и их чудодейственных свойствах, скоростях и способностях пресекать огромные космические расстояния. Он говорил с пеной у рта, воодушевлено, ярко, самозабвенно, обильно оперируя терминами квантовой физики. И это вызывало сильное раздражение практически у всех, кроме его жены, Филипукиных, которые под шумок уже открывали бутылку французского шампанского, и Желудевой с Лялечкой, увлеченно слушавших абсолютно непонятную им речь.
- Простите, Гриша, но вы же прекрасно понимаете, что ваши материалистические взгляды на жизнь уже давно себя изжили. Чувства, вы забываете о чувствах. Они правят вселенной.
Это говорила Наташа Кривко – маленький человекоподобный суслик, до этого момента скромно ютившийся за спиной своей не в пример более крупной подруги Умновой.
- Ведь не было бы любви, не было бы ни нас, ни вселенной, Гриша.
Салов громко и очень неприлично загоготал, а Блюгерца так передернуло, словно его шарахнуло электрическим током в самое сердце.
- Да, действительно, вы что-то путаете, Гриша. Ведь, эти, как вы их называете, фротоны. Уж что-то они больно, ну, … , - тут Зиночка Желудева потеряла мысль, которая и без того едва теплилась в ее мозгу, а Салов заржал еще громче и неприличней. Анисян ободрился:
- Милая Зиночка, миром правит это …, - он с гордостью достал из кармана толстую пачку баксов и демонстративно помял ее в руках, отчего у жены Блюгерца сперло дыхание.
- Грязь, обычная грязь, - словно рассуждая с самим собой, сказал Саша Блипкин и проворно закинул в рот пару оливок.
Умнова интеллигентно закашляла в кулак, гордо подняла подбородок, будто бы желая заявить свое веское слово, но почему-то вместо этого потянулась за еще одним окороком.
- Абсурд, безобразие. Мне, ученому мужу, какая-то, извините меня за выражение, дойная корова будет рассказывать о квантовой физике. Мне!
Блюгерц потел и недоумевал, а Зиночка, к ее великому счастью, как всегда ничего не догоняла и по привычке поправляла бюстгальтер.
- Чепуха, вздор. Все в этом мире лишь пыль на моих ботинках, - пробурчал себе под нос Саша Блипкин и с завидной ловкостью насадил на вилку фаршированное паштетом яйцо.


Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет