ГЛАВА 14 ДУГЛАС МЭРФИ: ДЕСЯТЬ ЛЕТ ПОБЕДЫ НАД СПИДом

Приходили больные СПИДом, которые выглядели так, как будто стояли у гробовой аоски. Спустя 1 —2 месяца вы могли увидеть, что они выглядят неизмеримо лучше. Он не спасал всех, но. Бог мой, он вытащил массу людей.

Роберт Уайлден,

пациент Ревича, 9 лет тому

назад страдавший раком челюсти
Голос человека, находящегося на расстоянии 3 тыс. миль, звучал уверенно и спокойно. Так было не всегда. Прошло более 10 лет с тех пор, как Дуг Мэрфи мог, войдя в ванную, забыть, каким образом он в ней оказался. «Иногда я часами находился в состоянии транса». Неврологические симптомы составляли только часть картины смертельно опасного заболевания.

Дуглас страдал паразитарным заболеванием. В 1982 г. его врач выписал ему два сильнодействующих противопаразитарных препарата. После лечения у него сохранился устойчивый понос.

Дуг был геем и жил в Сан-Франциско, среди его друзей были больные СПИДом, некоторые из них умирали. Понос продолжался 2 года. «Я начал посещать занятия по очень прогрессивной психологической программе. Я понимал связь тела с мозгом, и все-таки никакой пользы не ощущал. Я едва мог высидеть на занятиях, такой частый был стул». К 1985 г. состояние Дуга ухудшилось. У него начались судороги кистей рук и пот: «Боль была невыносимой». Но все равно он не мог заставить себя пойти к врачу.

Наконец в начале 1986 г. друг убедил его обратиться к д-ру Дуайту Мак-Ки. Мак-Ки, когда-то работавший с д-ром Ревичем, был знаком с принципами его лечения. Он предписал особое питание. Через 2 недели понос прекратился. Но в целом болезнь прогрессировала- «Вся кожа горела, меня не оставляло чувство усталости, я терял ориентацию», -- рассказывал Дуг. Он похудел на 30 фунтов.

Он обратился к своему руководителю, профессору Джуди Белл, так как не мог избавиться от упорной вирусной инфекции, которую ошибочно диагностировали как рак. Она знала о д-ре Ревиче от своей подруги и уже ездила к нему в Нью-Йорк.

В июле работодатель Дуга предложил ему бесплатную поездку в Нью-Йорк в качестве премии за хорошую работу по спасению компании от краха. Дуг воспользовался возможностью обратиться к Рсвичу. У него не было с собой ни медицинской карты, ни результатов анализов, он не проходил тест на ВИЧ-инфекцию, поэтому Ревич велел ему приехать после тестирования.

Пройдя проверку на ВИЧ-инфекцию, Дуг смог заставить себя вскрыть конверт с ответом только через месяц. «Я знал заранее, что все показатели были за пределами нормы. Я был убит». Лабораторный анализ подтвердил его страхи: у него была ВИЧ-инфекция.

К сентябрю, не в силах больше терпеть неприятные ощущения, Дуг снова отправился в Нью-Йорк. «Я спросил д-ра Ревича, сколько мне осталось. Он сказал: «Недолго». Я напрягся. Он улыбнулся и сказал: «Может быть, сто лет». В душе у Дуга шевельнулась надежда.

«В течение часа (после начала лечения) лекарство полностью сняло боль. Я чувствовал себя, как классная доска, на которой писали мелом, а потом стерли написанное, но не вымыли ее как следует. Боль прошла, но оставалось чувство, что со мной не все в порядке». Пока Дуг оставался в Нью-Йорке, он посещал Ревича каждый день, а иногда по два-три раза на дню.

Приблизительно на шестой день он почувствовал кризис. Он отправился с другом в музей «Метрополитен», где внезапно почувствовал себя настолько плохо, что не мог удержаться на ногах. Боль вернулась с новой силой. Его друг позвонил Ревичу. По счастью, музей был неподалеку от офиса Ревича. Ревич велел Дугу немедленно приехать. «Он дал мне пять капель другого лекарства, и — бац, боль прошла. Это было то, чего он ждал».

Позднее Дуг провел в клинике Ревича три месяца в качестве психолога. В это время он заметил, что такая реакция на лечение не была редкостью; через 5—6 дней после начала лечения у многих больных наступало ухудшение. «Я наблюдал такую картину снова и снова».

Первые три месяца после возвращения домой были самыми трудными. Босс, который также был геем, уволил его. «Он спросил меня, в чем дело, а затем сказал, что не может больше работать со мной». По иронии судьбы, его прежний работодатель через несколько лет умер от СПИДа.

Порой некоторые симптомы возвращались. Все время хотелось спать. «Я спал, спал и спал. Но ко Дню благодарения мне стало гораздо лучше».

С января по июнь ему давали много разных лекарств, что типично для метода Ревича. Препарат заменяют, как только изменяется состояние пациента. «К июню я был здоров», — сказал Дуг, это подтвердили и результаты лабораторных исследований. Врачи не были готовы признать результаты анализов, «они решили, что в лаборатории что-то напутали». Врач Дугласа не мог поверить, что лечение Ревича оказалось столь результативным, он настаивал, чтобы Дуг перешел под его наблюдение. Но Дуг предпочел лечитьсй у Ревича.

«Я написал в Саи-Францмсский фонд помощи больным СПИДом, в департамент здравоохранения Сан-Франциско». Ответов не было. Все это происходило во время паники в Сан-Франциско в связи со СПИДом, поэтому врачи не могли поверить, что кому-то могло стать лучше. «Я решил, что сейчас не до меня».

В октябре 1987 г. он работал с Донной Марри, секретарем Элизабет Тейлор, по подготовке к проведению недели распространения знаний о СПИДе, организуемой Американским фондом исследований СПИДа (American Foundation for AIDS Research). В этот период он познакомился с д-ромТсрезой Крен-шо, членом комиссии по СПИДу при президенте Рональде Рейгане. Д-р Креншо отказалась дать интервью автору книги о своей встрече с Мэрфи.

Вскоре после проведения этой компании Дуга пригласили в Нью-Йорк поработать у Ревича. В течение следующих трех месяцев д-р Ревич «делал все, чтобы я мог видеть как можно больше больных, которых он лечил. Он умел в нужный момент ободрить больного, вселить в него надежду». По словам Дуга, что Ревич никогда не обещал вылечить больного, но находил разные способы внушить каждому долю надежды.

Дуг рассказывал о больном, которого Ревич отправил сдать дополнительные анализы перед началом лечения. Доведенному до отчаяния человеку сделать это было не так просто. Когда он пришел во второй раз, его настроение разительным образом изменилось. Он расплакался и все говорил д-ру Реви-чу, как он его любит. Ревич отвел глаза от рыдающего мужчины. После паузы, приобретшей особую" весомость, Ревич взглянул на больного, лишь слегка повернув голову в его сторону, и сказал с улыбкой: «Не настолько, насколько следовало бы». По словам Дуга, замечание Ревича в другом случае произвело бы плохое впечатление, но для данного человека эти слова означали надежду, в которой он нуждался.

В течение трех месяцев Дуг наблюдал больных. «Я видел очень тяжелых больных, худшие случаи разрушения организма. Однако постоянно присутствовало нечто, что вселяло надежду».

Один больной был так слаб, что не мог самостоятельно дойти от машины до кабинета. Дуг так рассказывает эту историю.

Прошел только год с тех пор, как я болел СПИДом. Я вышел из дверей клиники, катя инвалидное кресло, но машины стояли так близко друг к другу, что протиснуться между ними с коляской было невозможно. Поэтому я подошел к машине без коляски. Внутри сидел не мужчина, а мешок с костями, весивший каких-нибудь 80 фунтов. Я взял его на руки и пронес через очередь ожидающих приема прямо в кабинет Ревича. Ревич сделал больному укол и отправил его в холл, с тем чтобы через час вновь осмотреть его. Через час этот человек самостоятельно вошел в кабинет и сказал Рсвичу: «Я готов вас видеть».

Однако были наблюдения и не столь отрадные.

Стол Дуга стоял у окна, выходившего на проезжую часть. Как-то раз он заметил перед офисом знак «Парковка запрещена». Он решил, что городские службы проводят небольшие ремонтные работы на этом участке дороги.

Вскоре в зону парковки въехал огромный мусоровоз. Из кабины вылезли двое мужчин в белых халатах и резиновых перчатках, они вытащили из кузова два мусорных бака. Затем они принялись вытряхивать из этих баков шприцы и иглы. Позади них стояли люди с кинокамерами и двое чиновников в форме, представители из департамента здравоохранения. Чиновники заявили, что иглы найдены в мусорных баках, которые заполнялись отходами из учреждения Ревича.

Ревич был в гневе, но сдерживал себя. Он пригласил людей с камерами пройти внутрь и показал им три специальных бака, предназначенных для особо опасных биологических отходов. Он указал на то обстоятельство, что эти баки забирают в определенный день, не сегодняшний, поэтому нет никаких причин присылать грузовик сегодня, тем более поднимать вопрос об опасных отходах.

Менее обескураживающее, но также неприятное событие имело место в 1993 г. В Цюрихе собрались врачи со всего мира, чтобы поделиться своими находками в области лечения СПИДа. Среди приглашенных были и д-р Ревич, и Дуг Мэрфи. Дуг предложил пригласить на эту встречу людей, дольше других остающихся в живых после того, как они заболели СПИДом, чтобы они рассказали свои истории.

В 1993 г., как теперь совершенно ясно, традиционная медицина не имела никаких лекарств, более или менее эффективных в отношении СПИДа. В Америке поиску лекарства от СПИДа придавали первостепенное значение, что выражалось и в выделяемых правительством суммах, и в интересе со стороны общественности, в постоянном внимании ко всем достижениям в этой области, как внутри страны, так и за рубежом. Учитывая огромный интерес к этой проблеме, конференция такого уровня должна была бы широко освещаться средствами массовой информации США.

Группа долго живущих больных СПИДом была собрана. Присутствовали и их лечащие врачи. Хотя представители масс-медиа США были заранее предупреждены о конференции, Дуг сказал, что никто из них не появился на конференции.

В середине 80-х годов Дуг Мэрфи собирался стать статистиком. Вместо этого он сделался красноречивым оратором, являя собой доказательство эффективности метода Ревича. В течение двух последних лет он обучал работников здравоохранения тому, как помогать больным и их семьям, оказавшимся перед лицом смертельно опасных заболеваний. По своему опыту и опыту других больных Дуг знал, что самый действенный метод лечения СПИДа — метод Ревича, при условии строгого соблюдения всех указаний. Дугу приходилось встречать больных СПИДом, которые в стремлении вылечиться меняли лечащих врачей. «Они рассуждали так: если одно средство хорошо, то больше — еще лучше». По словам Дуга, у тех, кто оставлял Ревича или пытался лечиться одновременно у него и других специалистов, обычно снова наступало ухудшение, и они вскоре умирали.

Дуг никогда не мог привыкнуть к многочисленным потерям. Он говорил, что вокруг его сердца скапливается жидкость. Он трактовал это в соответствии со своей философией взаимосвязи тела и души: «Как будто мое сердце плачет по моим друзьям». И добавил: «Трое умерло как раз за последний уик-энд» (Через несколько месяцев я с горечью узнал, что у Дугласа снова скопилась жидкость в области сердил, и он умер. Его будет не хватать многим.).

Этого могло и не быть.


ГЛАВА 15
ПУСТЬ УЛЫБКА БУДЕТ С ВАМИ

Я думаю, будет трагедией, если то, что он открыл, не будет институционализировано тем или иным образом.

Ему удалось сохранить свое лицо!

Д-р Эдвард Р. Мопсик, хирург, специализирующийся на операциях полости рта и практикующий в Вашингтоне, обследовал Боба и выяснил, что в ходе операции потребуется удалить большую часть челюсти, зубов и мышц, обеспечивающих процесс жевания. Даже после этого нельзя будет сказать с уверенностью, что все обойдется благополучно, поскольку опухоль глубоко внедрилась в окружающие ткани.

Д-р Мопсик предложил Бобу оперироваться в Центре Слоуна —- Каттеринга. Во время обучения там д-р Мопсик познакомился с рядом выдающихся оперативных методик, использовавшихся в разное

время. В разговоре по телефону он рассказал мне, например, об одной старой фотографии, увиденной там. На ней был запечатлен мужчина, торс которого располагался на маленькой деревянной платформе с колесиками. У него были удалены ноги, пах и ягодицы. То, что человек после такой тяжелой операции остался жив, свидетельствует о высоком мастерстве оперировавших его хирургов.

Хотя д-р Мопсик не был уверен, что ему захотелось бы выполнить подобное при представившейся возможности, он был твердо уверен, что в Центре Слоуна — Каттеринга есть выдающиеся хирурги. И если у Боба есть хоть какая-то надежда, возможно, именно там он и найдет помощь.

Тем временем Боб познакомился с женщиной, которая лечилась у д-ра Ревича и прожила 10 лет, прежде чем умереть от рака, который в других обстоятельствах должен был убить ее в считанные дни. Все эти 10 лет она могла работать полный рабочий день. На Боба большое впечатление произвело то, что женщина не всегда верила в силу лекарств, однако Ревичу каким-то образом периодически удавалось вернуть ей здоровье. Боб решил, что в Манхеттене он посетит и Центр Слоуна — Каттеринга, и д-ра Ревича.

В Центре Слоуна — Каттеринга один хирург объяснял другому, что бы он сделал в данном случае, стоя за кафедрой. Боб рассказывал, что хирург «отмечал галочками, что ему потребуется сделать, очень уверенно и без всяких эмоций. Возможно, он делал это раньше и ему не доставляло удовольствия то, что он делал. Я сидел и слушал, как два хирурга описывают то, что будут делать со мной*.

Боб сказал, что они «рассматривали мою челюсть и зубы, как банку сардин». Часть опухоли была доступна удалению, часть — нет. Она вплотную подходила к околоносовой пазухе. Было неясно, какие дополнительные манипуляции могут потребоваться во время операции (д-р Мопсик считал, что определенно потребуется удалить часть челюстных мышц и слюнные железы).

Боб помнил, что собирается также воспользоваться возможностью лечиться у д-ра Ревича. Врач сказал:

«Мы не препятствуем альтернативному лечению, но в вашем случае я определенно не советовал бы». После посещения Ревича Боб позвонил хирургу и отказался от операции. Он спросил: «Чем, как вы думаете, это закончится?» «Боюсь, вы позвоните мне снова через 2 или 3 года, когда опухоль уже поразит глаз», — ответил хирург.

Это было в марте 1987 г. После д-р Мопсик сказал Бобу: «То, что с тобой произошло, совершенно неправдоподобно».

Когда я говорил с д-ром Мопсиком, он рассказал мне, что у жены его партнера обнаружили рак. Мопсик хотел получить информацию об исследованиях, результаты которых д-р Ревич опубликовал во Франции еще до войны, потому что его партнер был французом и собирался ехать в Париж. Мопсик собственными глазами видел результаты лечения по методу Ревича и старался убедить коллегу как ученого.

В разговоре я упомянул, что метод д-ра Ревича не признан в Америке и что медицинские учреждения здесь «довольно иерархичны». Он ответил: «Вы очень снисходительны. Это еще очень мягко сказано».

После радиационных ожогов тело продолжает вырабатывать аномальные жирные кислоты. Когда их становится очень много, начинается сильная катаболическая реакция, и наступает смерть.

Д-р Эмануэль Ревич, «Разрушительное воздействие радиации в результате производства жирных кислот с тройными связями: теория, диагностика и лечение», переработано 30 мая 1986 г.

Описаны методы диагностики, позволяющие определить, страдает ли человек радиационными ожогами... Для более серьезных радиационных ожогов я описываю ряд веществ, которые инактивируют продолжающееся производство аномальных жирных кислот и нейтрализуют уже имеющиеся.

Затем ему назначили лучевую терапию на область от паха до грудины. Его облучали 25 раз, но позднее он узнал, что 20 сеансов считаются пределом допустимого. Он сказал, что это почти убило его, подтверждением этому могут служить следы ожогов на коже живота. Сейчас Джон называет врача, который облучал его, шарлатаном. Радиация вызвала воспаление в кишечнике, которое постепенно все усиливалось. «Мой кишечник стал как кожаный», — говорил Джон. После диагностической операции хирург сказал Джону, что видел рубцы на стенках кишек, явные следы облучения.

Его пищеварительный тракт постепенно работал все хуже, пока в конечном итоге оказался вообще не способным перерабатывать пишу. Он похудел и весил теперь всего 125 фунтов. «Я выглядел, как узник Аушвица в конце войны. Мой холодильник был забит продуктами, но есть я не мог. Если я съедал что-нибудь, меня начинало рвать. Я умирал с голоду. К 1979 г. Джон вынужден был уйти с работы (он работал механиком в «Юнайтед парсел сервис»).

«Я не могу ничего не делать. Я привык двигаться и все время заниматься какой-либо деятельностью. Вы можете себе представить мое уныние. Я был готов покончить с собой. Это было бы чем-то вроде эфта-назии».

В лекции «Влияние облучения на ненасыщенные жирные кислоты*, прочитанной в Лондоне в июле 1950 г., Ревич изложил скрытые факторы, которые способствовали возникновению состояния, подобного тому, какое испытывал Джон. Материалы этой лекции настолько заинтересовали ВВС Соединенных Штатов, что их командование предложило Ревичу сотрудничать в рамках ядерной программы. Ревич обнаружил, что эффект радиационного поражения часто усиливается с течением времени по мере того, как все большее количество жирных кислот у пострадавших становится аномальными. Коварство радиации заключается в том, что незначительные на первый взгляд повреждения со временем могут усиливаться и прогрессировать. Когда количество аномальных жирных кислот достигает определенного уровня, судить о котором можно по показателю щавелевой кислоты (oxalic acid index), выведенному Ревичем, может наступить смерть.

К счастью для Джона, его мать и 4 сестры в момент кризиса, когда он собирался покончить с собой, оказались рядом с ним. Они посоветовали ему обратиться к д-ру Кэролайн Сперлинг, психологу. Она в течение 4 лет лечилась у Ревича по поводу рака. Когда она обратилась к Ревичу, ее можно было принять за беременную, так много жидкости скопилось в брюшной полости вследствие далеко зашедшего рака молочной железы (Хотя в такой ситуации продолжительность жизни составляет несколько месяцев, женщина поправилась и прожила еше 9 лет. Рецидив заболевания, возможно, был связан с неудачным палением. Д-р Сперлинг была психологом, работающим с раковыми больными: поскольку она практиковала в Вашингтоне, многих своих пациентов она направляла к д-ру Ревичу.). Д-р Сперлинг посоветовала Джону обратиться к д-ру Ревичу.

Ревич начал лечить его препаратом Twin 70, созданным на основе двойниковых структур. Вот что рассказывал Джон: «Я проглотил капсулу. Через 2 — 3 минуты она вскрылась, и я ощутил прохладную теплоту, как от ментола. Боль с отметки «пять» опустилась до нуля. Через 2—3 дня у меня появилось чувство, что воспаление прошло. Это было похоже на чудо».

Как это часто бывало, эффективность препарата Twin 70 стала снижаться, и в конце концов, приблизительно через год, настал день, когда он совсем перестал помогать. Так часто случалось с пациентами Ревича, когда их кислотно-щелочной баланс сдвигался из одной крайности в другую. Сам Джон способствовал ухудшению своего состояния, перенапрягаясь физически. В это время он посещал Ревича не так часто, как раньше: ему трудно было добираться до Нью-Йорка. Непроходимость и сильные боли в кишечнике появлялись даже после того, как он проходил всего несколько кварталов.

История Джона помогает понять важность внедрения метода Ревича в повсеместную практику, с тем чтобы сделать его доступным любому нуждающемуся. Тяжесть состояния и материальное положение не позволяли Джону посещать Ревича при ухудшении состояния. В последние годы потеря работоспособности, ограниченность средств и плохое самочувствие препятствовали его поездкам к Ревичу. Если бы метод Ревича был широкодоступным, Джон мог бы обратиться к участковому врачу и продолжить лечение в счет страховки.

Несколько лет назад Джону удалили большую часть кишечника, и он попал в полную зависимость от парентерального внутривенного питания.

Хотя он давно не посещал Ревича, он твердо уверен, что Ревич может излечивать тяжелобольных людей, подобных ему. Его собственный опыт лечения Twin 70 оказался настолько успешным, его состояние настолько улучшилось в сравнении с «годами Аушви-ца», что он может только желать, чтобы метод Ревича был доступен каждому, кто в нем нуждается.

ГЛАВА 17
ДЖО КАССЕЛЛА: ОДИН ПРОЦЕНТ

Где те, кто остались живы после химиотерапии, если она настолько хороша?

Джо Kaccелла, сентябрь 1993 г.
Джо не из застенчивых парней. Он умеет думать, и ему не требуется много слов, чтобы настоять на своем.

В 1985 г. Джо узнал, что у него рак поджелудочной железы. Это тот самый рак, который убил Майкла Лэндона из «Маленького домика в прериях». Большинство больных с этим раком не живут больше 6 месяцев — сот почему д-р Сеймур Бреннер выбрал именно этот тип рака для своего исследования. По данным Американского онкологического общества, 5-летняя выживаемость при раке поджелудочной железы составляет 1%.

Монтажник лифтов, Джо до болезни весил около 212 фунтов. Вскоре, однако, его вес снизился до 170 фунтов.

Из назначенного курса химиотерапии он прошел только один сеанс, после которого в течение 3 дней его непрерывно рвало. У него резко понизилось содержание сахара в крови. Джо страдал тяжелой формой сахарного диабета. Он понял, что химиотерапия может вызвать у него диабетическую кому или просто убьет его. В феврале его врач посоветовал ему «ехать в Лурд». Он начал лечиться у Ревича в апреле того же года, и с тех пор все его показатели улучшились, вес увеличился приблизительно до 195 фунтов.

Джо умеет быть благодарным тому, кто спас ему жизнь. Поэтому, когда в сентябре 1993 г. он узнал о предстоящих слушаниях в Вашингтоне, где в числе других должен был обсуждаться метод Ревича, он решил, что должен на нем присутствовать. Он рассказал свою историю.

Джо рассказывает: «Леди доктор из Национальных институтов здравоохранения или откуда-то там еще говорила о химиотерапии как о святой воде или о чем-то этом роде. Я вскипел. В зале было множество людей, которым помогло лечение д-ра Ревича, и других врачей, практикующих альтернативные методы. Я не мог этого вынести, встал и спросил ее: «Где же те, кто остался жить после химиотерапии, если она так хороша? Их нет, потому что все они умерли*. Мне велели сесть, поскольку положенное по регламенту время я уже использовал.

Джо Касселла умеет постоять за то, что он считает правильным. Никто не просил Джо ехать в Вашингтон, никто не оплачивал его поездку. Его действия были естественной реакцией на выздоровление, они были вызваны чувством благодарности к исцелившему его человеку.

Если бы медицинский мир дейсгвителыю располагал эффективными средствами химиотерапии, лучевой терапии и хирургией, разве об этом не стало бы известно? Разве люди, излеченные этими методами, не вышли бы вперед и не сказали бы свое слово? Учитывая количество людей, пролеченных этими методами, разве не должно было бы у них быть целой армии сторонников? После нескольких десятилетий повсеместного их применения отсутствие такой армии говорит само за себя.

Каждый хирург может припомнить случай, когда результаты превзошли все самые смелые ожидания.

Рой Сема, д-р медицины, нейрохирург и вице-председатель Американской ассоциации нейрохирургов.

Сейчас представляется, что хирургическая техника достигла своего предела, что для дальнейшего улучшения D области прогнозирования и лечения глиобласто-мы — этого ужаса специалистов-медиков и пациентов — требуется привлечение других дисциплин.

Рой Селоа, д-р медицины, «Журнал нейроонкологии», 1994 г.
Раковые опухоли мозга смертоносны. Единственное утешение, что они очень быстро приводят к развитию комы и смерти. Прежде чем это произойдет, больные страдают от невыносимой головной боли. Боли часто сопровождаются потерей важнейших функций, жизнь больного превращается в сплошное страдание. Люди, еще недавно полные жизни, становятся беспомощными, зависимыми от других в малейших потребностях. В некоторых случаях поведение больных становится неадекватным,

Врачи не любят называть опухоли мозга раковыми, потому что они не дают метастазов. Этому препятствует гемотсонцефалический барьер. В остальном они ведут себя так же, как и другие злокачественные опухоли. — существуют и растут за счет организма больного.

Наличие гемотоэнцефалического барьера делает химиотерапию во многих случаях бесполезной, потому что она может нарушить жизненно важную защиту, которую он обеспечивает. В лечении мозговых опухолей обычно используют хирургические методы и облучение. Ни один из них не приводит к успеху.

Хирургические вмешательства часто вызывают повреждение других мозговых центров, что приводит к нарушению различных функций, например, частичному параличу или потере контроля над работой кишечника. К тому же они не гарантируют от рецидивного роста опухоли. На практике это почти всегда и происходит, поскольку после операции мельчайшие частицы опухоли обычно остаются. Это объясняет тот факт, что люди со шрамами после операции на головном мозге очень редко встречаются. Опухоли возвращаются и убивают.

В облучении мозга существует один момент, с ко- > торым трудно смириться. Излучение повреждает не только опухолевые клетки, но и здоровые ткани в проекции пучка лучей. Очень часто облучение исполь- , зуют для уменьшения болей, а не с целью вылечить больного. Такое лечение называют паллиативным.

И наконец, ни при проведении операций, ни при облучении не учитываются особенности протекания катаболичсских и анаболических процессов в организме.

В отличие от скальпеля и лучевой энергии липиды проходят через гемотоэнцефалический барьер, не повреждая его. Они не вызывают образования рубцов и шрамов ни внутри ни снаружи. Не вызывает ли каких-либо нежелательных изменений в мозге лечение по методу Ревича? Мы приводим здесь истории четырех пациентов, ожидаемая продолжительность жиз-

ни каждого из которых составляла несколько месяцев. Все вместе они пережили отведенное им время более чем на 60 лет.

Мисс Сильвер, в то время жившей в Атланте, первый раз поставили диагноз «глиобластома IV стадии», когда ей было 24 года. Глиобластома, вероятно является наихудшей, наиболее смертоносной опухолью мозга. Врачи определили, что опухоль не может быть удалена хирургическим путем. Была назначена серия сеансов лучевой терапии. Для удаления отмершей в результате облучения ткани д-р Джозеф А. Рансохофф — знаменитый нейрохирург — вскоре после этого оперировал девушку. Джоан засвидетельствовала: «В то время они не смогли удалить всю опухоль. Она располагалась слишком глубокой.

Рансохофф изменил первоначальный диагноз, он посчитал, что у Джоан глиома III стадии. Глиома может быть глиобластомой или какой-нибудь другой раковой опухолью мозга, может состоять из смешанных клеток. Это несколько менее злокачественные опухоли.

После операции Сильвер прошла курс химиотерапии. «Я принимала химиотерапию в течение 2 недель. С моими лейкоцитами стало твориться что-то неладное». Вскоре после этого она обратилась к Ревичу.

После лечения у Ревича, продолжавшегося чуть больше года, она вернулась в Атланту. На «скане» было видно, что опухоль исчезла».

В письме к д-ру Бреннеру от 11 ноября 1987 г., спустя 9 лет после постановки первоначального диагноза, Рансохофф снова пересмотрел свою точку зрения, указав, что опухоль «могла быть даже менее агрессивной», чем на III стадии. В том же письме он написал: «Ясно, что ее случай из ряда вон выходящий, и меня, безусловно, интересует, что будет дальше».

Сильвер рассказала о двух других пациентах, живших на одной с ней улице в Нью-Йорке, у которых в течение 2 лет после того, как заболела она, также появились опухоли мозга. «Мои родители все время повторяли: «Пожалуйста, поезжайте к д-ру Ревичу.» Они не поехал и умерли спустя 2 месяца».

Когда у Джейн Бритт в 1982 г. обнаружили астроцитому III — IV стадии, она была еще совсем девочкой. Астроцитома — раковая опухоль, которая характеризуется появлением множественных опухолевых очагов в мозге. Ее тоже оперировал Рансохофф. Он удалил часть опухоли, которая затем выросла снопа.

Мать Джейн, Дороти, повезла ее в Мемориальный центр Слоуна и Каттеринга, где ее обследовал д-р Джеффри Аллен. Он сказал им, что состояние Джейн настолько тяжелое, что «они не могут даже экспериментировать на ней».

Семья Бриттов провела несколько часов в клинике, они «видели всех этих кричащих, воющих, умирающих детей с выпавшими волосами. Я совсем не употребляю спиртного, но после посещения клиники мы пошли и напились. Мы были в ужасе».

Опухоль нарушила способность организма Джейн регулировать собственную температуру. Зимой она спала с открытыми окнами, включенным кондиционером, не укрываясь. Ее мучили головные боли, которые возникали по крайней мере три раза в день. «Голова так сильно болела, что я не могла приподнять ее, не могла сидеть. Врач спросил: «Что я могу достать для тебя, моя дорогая?» Я ответила: «Вы можете достать мне револьвер, чтобы я прострелила себе голову. Я не хочу больше жить».

В течение первых четырех часов лечения у Ревича температура тела у Джейн нормализовалась. «Она мерзла, когда мы везли ее в машине без пальто. До полуночи у нее перестала болеть голова. Постепенно головные боли прошли полностью».

Как и всегда, Ревич проинструктирован миссис Бритт, что она должна следить за состоянием дочери, делать анализы мочи в домашних условиях, и, при появлении изменений в состоянии здоровья или анализах звонить ему, независимо от времени суток.

Однажды Дороти созналась Ревичу, что не может ему позвонить, потому что у нее нет денег уплатить за телефонный звонок. «Звоните наложенным платежом, моя дорогая», -- ответил он. «Мне пришлось позвонить ему в 3 часа ночи и в 5 утра».

Дороти рассказала также о том периоде, когда д-ру Ревичу запретили практиковать: «Однажды Джейн отправилась за новой порцией лекарств. Она узнала о приостановлении действия его лицензии, и это было уларом для нее».

Через 2 дня после выступления на слушаньях Дороти написала письмо в Нью-Йоркский попечительский совет, в котором описала историю выздоровления своей дочери. «В какой-то момент сканирование показало наличие 15 опухолевых очагов в се мозге. Когда я привезла ее к д-ру Ревичу 6 лет тому назад, мы должны были нести ее на руках. Она весила 85 фунтов. Сейчас она выглядит так, как до болезни; она работает «добровольцем» (По программе «Добровольцы на службе Америки» люди различных профессий заключают контракт на работу в течение года в неблагополучных городских или сельских районах, а также в резервациях, пытаясь помочь решению проблем неграмотности, безработицы, голода, бездомности. (Прим. пер.)) и ездит на велосипеде».

Последний раз Джейн была у д-ра Ревича в 1994 г. Она прекрасно себя чувствовала и с тех пор жила во Флориде.

Предполагалось, что и третья пациентка д-ра Ран-сохоффа также была обречена. Через несколько месяцев после удаления 90% опухоли, та выросла до первоначальных размеров.

До болезни Джойс Эберхардт занималась ресторанным бизнесом и часто работала по 16 — 18 часов в день. В возрасте 30 лет она внезапно начала угасать: потеряла способность двигаться, говорить, только одна рука еще подчинялась ей. «Она медленно умирала. Опухоль продолжала давить на нервные клетки, угрожая лишить ее возможности дышать. Глотать она тоже не могла», — рассказывал се муж.

После операции и лучевой терапии Джойс поместили в реабилитационный центр, больше ей ничем нельзя было помочь. Во время ее пребывания там лечащий врач сказал ее мужу: «Заберите ее домой, окружите любовью и заботой, сделайте все, чтобы ей было хорошо, потому что ей осталось жить всего 6—8 недель». Вместо этого ее муж и мать привезли Джойс к Ревичу.

Так случилось, что о д-ре Ревиче они узнали от тяжелобольной соседки Джейн по комнате. Эта женщина так и не поехала к Ревичу и вскоре умерла ог неоперабельной опухоли мозга.

Поскольку Джойс пребывала практически в коматозном состоянии, она не помнит многого из того, что происходило у Ревича. Эндрю рассказывал: «Ре-вич назначил лекарства. Мы следовали его указаниям очень тщательно. Были ночи, когда мы совсем не спали, давая лекарства. Результаты появились не сразу, но постепенно ей становилось лучше. Приблизительно через год лечения мы приехали снова, сканирование показало, что опухоль омертвела».

Джойс и Эндрю подсчитали, что их расходы на лечение до обращения к Ревичу составили около миллиона долларов. Лечение у Ревича стоило куда меньше: 175 долларов за первое посешение, по 100 долларов ежемесячно — плата за телефонные звонки Ревичу, частые, иногда ежедневные, и по 100 долларов в последующие посещения. По крайней мере однажды Ревич звонил Джойс из Италии. Джойс говорила о Ревиче как о маленьком Санта-Клаусе.

Джойс продолжала время от времени посещать и своего нейрохирурга, д-ра Рансохоффа. Однажды при ее появлении он попросил студентов покинуть помешение, потому что он не мог объяснить им, почему его операция не показательна, не рассказав о лечении у д-ра Ревича и его результатах.

Еще раньше, в сентябре 1985 г., Рансохофф писал личному врачу Джейн, что он относит ее «удивительное выздоровление» на счет лучевой терапии, проведенной в течение семи недель двумя годами раньше. Рансохофф констатировал, что наличие кровеносных сосудов в опухоли способствовало эффективности лучевой терапии, в то время как известно, что наличие кровеносных сосудов определяет способность опухоли к росту.

Утверждение Рансохоффа противоречит тому факту, что после прекращения лучевой терапии опухоль выросла до первоначальных размеров.

В течение последующих нескольких лет Рансохофф будет продолжать в отношении случая Джойс употреблять выражение типа «удивительное выздоровление», «удивительное улучшение». В письмах Рансохофф никогда не упоминал о лечении у д-ра Ревича, которое началось еще в апреле 1984 г.

Недавно д-р Рансохофф перебрался во Флориду, Он говорил, что упомянутые пациенты должны были войти'в обзорное исследование. К сожалению, истории болезней Сильвер, Бритт и Эберхардт после его отъезда были исключены из рассматриваемого материала.

Случай с Джойс иллюстрирует ту чрезвычайную осторожность, которую проявляют многие врачи, чтобы не признать перед другими врачами превосходство лекарственных средств Ревича. Но этими средствами не могут лечить в больницах. Трафалгарская больница, открытая Ревичем в 1955 г., закрыла свои двери в 1978 г. из-за финансовых трудностей. После ее закрытия пациенты могли наблюдаться только ам-булаторно. Джойс могла начать лечение у Ревича только после того, как покинула Институт Рака. По сегодняшний день больные, которым требуется госпитализация, почти во всех случаях не могут воспользоваться лекарствами Ревича.

Джойс с мужем в настоящее время живет в Нью-Джерси. Рака у нее нет.

Четвертый пациент, о котором пойдет речь в этой главе, — Эндрю Хамилтон. Его история началась в феврале 1980 г. Смышленый и прилежный 15-летний ученик внезапно вместо «отлично» и «выше среднего уровня» стал получать «удовлетворительно» и «удоатетворительно, но ниже среднего уровня». «Я запомнил, как учитель английского языка спросил меня, не стряслось ли что-нибудь дома». Вскоре после этого Эндрю обследовал психиатр одной из балтиморских больниц. Психиатр нашел, что нарушений со стороны психики нет, и предложил пройти физнкальное обследование. В марте сканирование выявило наличие в области гипофиза опухоли размером с лимон. Хирургическим путем удалить всю опухоль не представлялось возможным, поэтому была назначена лучевая терапия. «После облучения горло у меня очень сильно воспалилось», — сказал Эндрю.

По окончании курса лучевой терапии Эндрю начал получать стероиды. «Меня все время мучили голод и жажда». Каждую ночь ему позволяли выпить молочный коктейль на снятом молоке, чтобы уменьшить раздражение в горле. Он стал весить 220 фунтов вместо прежних 135 при росте в 170 см. К июлю опухоль ускорила свой рост вдвое и врач сказал родителям Эндрю, что ему осталось жить еще 2—4 месяца. Спустя 15 лет вся семья Эндрю собралась за кухонным столом, чтобы рассказать историю его чудесного выздоровления. Вся семья надеялась на то, что д-р Ревич, наконец, получит хоть часть того признания, которого он заслуживает.

В июле 1980 г. Эндрю спросил своего отца, правда ли, что он умирает. «Я спрашивал, точно зная, что умираю. Не знаю, как это объяснить, но когда ты умираешь, ты знаешь об этом».

Об испытываемых им тогда болях Эндрю рассказывал: «У меня были такие боли, что единственное, чего я хотел, это спать, потому что только во время сна я их не ошушал. Вся голова была как тяжелый шар для игры в кегли: его толкают, а он не находит выхода».

Аллан и Пирс Хамилтон, родители Эндрю, всегда были очень религиозны, их беда сделала их еще более религиозными. Они каждый день молились и просили в письмах друзей и родственников также молиться за то, чтобы найти выход из положения.

Родители Эндрю показали его д-ру Шамиму, врачу из Лорела, шт. Мэриленд. Д-р Шамим сказал им, что не может помочь в таком сложном случае и порекомендовал искать помощи у д-ра Ревича.

Когда Эндрю впервые увидел Ревича, он был настолько слаб, что не мог пошевелить правыми рукой и ногой: «Правая сторона у меня была на три четверти парализована». Младший брат Флойд заботился о нем, как мог. Он носил Эндрю на руках, ухаживал за ним.

Ревич сообщил Хамилтонам, что, хотя опухоль такого .типа, как у Эндрю, и считается доброкачественной, она с трудом поддается лечению, и может пройти несколько месяцев, прежде чем появятся результаты. Под наблюдением Ревича Эндрю шел на поправку. Головные боли полностью исчезли через 5 месяцев. Через год после начала лечения Эндрю вошел в кабинет Ревича без посторонней помощи.

Обычно очень экономные, родители Эндрю были настолько счастливы, что купили ему мотоцикл.

В ноябре того же года он нашел себе работу на кухне дома престарелых, где трудился после занятий. «Я чистил вручную большущие кастрюли. Когда я заканчивал работу, они были абсолютно чистыми. Я мог работать двумя руками».

Первое посещение д-ра Ревича стоило родителям Эндрю 50 долларов. Оно длилось час. За остальные посещения они платили по 30 долларов. Когда я был дома у Хамилтонов, Аллан показал мне 10 корешков чеков на общую сумму в 320 долларов — во столько им обошлось лечение Эндрю. Хамилтоны оставляли также 10 долларов каждый раз, когда получали новое лекарство. «Но это было необязательно,» — добавил Алдан. Не прошло и двух лет, как Эндрю больше не нуждался в лечении. Он только регулярно проходил сканирование мозга. Последний раз, как и во всех предыдущих случаях, оно показало, что все в порядке. Семья со средним достатком по собственной инициативе впоследствии вложила 2 000 долларов в фонд защиты Ревича в знак благодарности за то, что он для них сделал.

Сейчас Эндрю работает в Управлении социального страхования.