ГЛАВА 25 «МЕКСИКАНСКИЙ МЕТОД ЛЕЧЕНИЯ РАКА -БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ»

«Журнал Американской медицинской ассоциации» (ЖАМА).

Совет по фармации и химии, 8 января 1949 г.
Если Ревич нашел «действительно более совершенные методы лечения рака>, как могло случиться, что они не получили широкого признания? Ревич, безусловно, не рекламировал свою «панацею» на страницах «Журнала Американской медицинской ассоциации» — или где бы то ни было. На самом деле это выгодно отличало его от многих фармацевтических фирм, еженедельно рекламирующих свои болеутоляющие и противоопухолевые средства на страницах этого журнала.

Есть некоторая справедливость в утверждении Совета ЖАМА, что действительно эффективное лекарство от рака «быстро нашло бы широкое применение». Это означает, что если бы Ревич нашел средство от рака, такую новость практически невозможно было бы скрыть.

На деле именно так все и происходило. Врачи, которые собственными глазами видели, что могут делать лекарства Ревича, рассказывали о них друг

Другу. Это были доктора из самых престижных онкологических центров Америки. Они информировали об этом ведущих ученых, работающих в области разработки противоопухолевых средств, посылали своих пациентов в клинику Ревича, которая в то время находилась в Мехико. Некоторые из пациентов в свою очередь способствовали еще более широкому распространению сведений об эффективности лечения рака по методу Ревича.

И вдруг все прекратилось.

Следует начать с появления Ревича в Мехико в 1941 г. Как уже рассказывалось, он с семьей прибыл в Мексику на переполненном судне вместе с многими ведущими правительственными чиновниками Республиканской Испании и несколькими виднейшими европейскими учеными. Ревич имел при себе рекомендательные письма, датированные временем его работы в Париже. Письма свидетельствовали об уважении, которым пользовался Ревич, и о том, что он был уже на правильном пути в разработке методов лечения рака и других заболеваний.

Так, д-р Леро, известный ученый и профессор патологоанатомии медицинского факультета в Париже, писал:

«Д-р Ревич работал в моей лаборатории в течение 2 лет. Очень важно, чтобы он имел возможность продолжить свои исследования незамедлительно, поскольку результаты, полученные им, открывают множество новых путей к исследованиям самого разного плана, в особенности в области рака».

Не менее убедительно звучат слова д-ра Шифо-лио, члена Французской хирургической академии:

«Несколько раз я просил помощи у д-ра Ревича в связи с очень тяжелым послеоперационным состоянием пациентов. Ревич охотно лечил наших пациентов, используя результаты своих лабораторных исследований. В самых безнадежных случаях ему всегда удавалось облегчить боли, а зачастую большие опухоли постепенно исчезали. Необходимо, чтобы д-р Ревич продолжил свои исследования, важно всячески содействовать ему в этом, поскольку его данные могут кардинально изменить терапию рака».

Слова д-ра Шифолио находятся в полном противоречии с тем, что позднее было напечатано в «Журнале Американской медицинской ассоциации» в трех разных публикациях. Вскоре после прибытия в Мехико к Ревичу присоединились его верные друзья, Гастон и Нинетта Мерри, которые оказали ему финансовую помощь, позволившую основать новое исследовательское учреждение — Институт прикладной биологии (ИПБ).

Как впоследствии писал Ревич, ИПБ «... состоял из амбулатории для приходящих больных, больницы, оснащенной современным оборудованием, лаборатории, в которой выполнялись клинические исследования, исследовательского отдела из восьми лабораторий и отделения для экспериментов на животных.

В штате состояли 15 врачей и биохимиков и еще 60 человек, включая медсестер, санитарок и уборщиц. Документация велась на испанском языке... Нам повезло с несколькими замечательными терапевтами, хирургами и учеными, которые также бежали в Мехико».

Хотя пациенты и платили за госпитализацию, лечение и медикаменты были бесплатными.

В конце 1943 г. работой Ревича заинтересовался Томас Э. Бриттингхем, банкир из Уиллингтона, штат Делавар. Его отеи был одним из основателей Мемориальной лаборатории онкологических исследований Макардла Висконсинского университета. Бриттингхем, как и его отец, интересовался исследованиями в области рака.

Вскоре к Ревичу в его Институт прикладной биологии приехали врачи из Мемориальной лаборатории Макардла и Андерсеновского фонда поддержки исследований в области рака из Хьюстона, штат Техас.

14 сентября 1944 г. доктор медицины Калхоун из Андерсеновского фонда написал о своих впечатлениях директору фонда, д-ру Бертнеру. В своем письме Калхоун описал необыкновенные достижения, свидетелем которых он был в Институте. Так, он написал о пациенте, который был прикован к постели и страдал от сильных болей вследствие обширного поражения костной ткани. В результате лечения он прибавил в весе 10 фунтов, проходил в день 6— 10 кварталов и не испытывал никаких болей.

Калхоун писал:

«Макардловский центр послал к Ревичу, оплатив расходы, 10 больных, страдающих раком... Лечение помогло 6 из них, остальные умерли... Но что произвело на меня самое большое впечатление — пациенты не страдали от болей или страдали в меньшей степени, и в этом случае им не требовалось наркотиков. На мой взгляд, даже если бы Ревич и не достиг ничего большего, возможность облегчить непереносимые боли сама по себе уже является огромным достижением».

Д-р Калхоун также отмечает, что препараты Ре-вича почти всегда устраняют боли у онкологических больных.

Калхоун рассказывает, что у одного больного губа «полностью зажила и выглядела совершенно нормальной». У другого «опухоль на шее размером с лимон полностью исчезла». До поступления в больницу третий пациент «кричал от боли в течение последних нескольких недель, а через 4S часов боли у него почти исчезли, он почувствован себя значительно лучше».

Через 6 недель после первого письма д-р Калхоун снова написал д-ру Бертнеру, на этот раз он больше внимания уделил достижениям Института в целом. Он перечислил разные типы рака, которые здесь лечили. «Я видел по крайней мере 8 пациентов, явно излечившихся полностью». В письме Калхоун описывал эти 8 случаев, в том числе пациентку, которая обрела способность нормально ходить после того, как исчезла опухоль спинного мозга, вызывавшая у нее паралич обеих ног. Еще один случай, который произвел на Калхоуна особенно большое впечатление: опухоль бедренной кости после лечения у больного «явно полностью исчезла».

Д-р Лоуэлл С. Гоуин из Лос-Анджелеса представитель Американского радиологического обшества, также был под сильным впечатлением от работы Ревича и, находил, что «д-р Ревич очень искренен, а то, что он делает, и результаты этой деятельности представляются заслуживающими более тщательного исследования, и работа в этом направлении должна продолжаться...»

Д-р Гоуин сказал Ревичу, что все увиденное произвело на него настолько большое впечатление, что он отправил восторженные письма Кушману Хааген-сену, доктору медицины, возглавляющему исследования в области рака в Колумбийском университете, Корнилиусу Роудзу, доктору философии, руководителю Мемориального центра Слоуна — Каттеринга в Нью-Йорке, и в Филадельфию, д-ру Пендергасту.

В середине декабря 1944 г. Бритгингхем написал доктору медицины Донадду К. Беллу, пытаясь убедить его в течение года проявить интерес к работе Института.

Однажды в присутствии Бриттингхема Ревич продемонстрировал действие своих препаратов перед врачебной аудиторией, в которой находились д-р Бертнер и доктор медицины Дадли Джексон из Техасского онкологического общества.

Ревич приготовил два стакана воды с щелочным раствором. Он предложил одной из пациенток со сдвигом рН в кислую сторону, страдавшей до того сильными болями, выпить содержимое любого из них, второй стакан был предложен д-ру Джексону. Через 15 минут боли у женщины исчезли. Д-р Джексон не отметил каких-либо изменений самочувствия.

Во втором эксперименте Ревич предложил тем же людям выпить по стакану кислого раствора. После этого у пациентки в течение пятнадцати минут возникли сильные боли. Д-р Джексон вновь не почувствовал никаких изменений в своем состоянии.

Д-р Ревич спросил у Бертнера, каким липидным щелочным препаратом можно снять боли у женщины. Названный Бертнером препарат ввели больной путем инъекции. После этого женщина смогла самостоятельно встать с постели, хотя в течение 2 предшествующих месяцев она не могла этого сделать.

Затем Ревич проделал сходный эксперимент с пациентом, у которого боли носили щелочной характер. На этот раз кислый раствор улучшил самочувствие больного, а щелочной вызвал ухудшение. И снова ни один из растворов не оказал никакого действия на д-ра Джексона. Эксперимент явился яркой демонстрацией теории дуализма в патологии, разработанной Ревичем.

Описав, как Ревич тем же способом в течение нескольких минут снял боли и у других пациентов, Бриттингхем отмечает: «Этот метод снятия болей неизменно помогает всем пациентам и, как мне кажется, несомненно заслуживает исследования, одно только это делает игру стоящий свеч... Мы видели много впечатляющих случаев выздоровлений... В одном случае это был рак бедренной кости. Нога пациента вернулась к нормальным размерам, и рентгеновские снимки показали улучшение. Все врачи в один голос признали, что каждый случай ракового поражения бедренной кости неизменно приводит к смерти больного и смерти в мучительной агонии...»

Об упомянутом ранее случае опухоли позвоночника Бриттингхем писал: «Д-р Гоуин с помощью флюороскопа наблюдал, как контрастное вещество, введенное в спинномозговой канал больной, свободно перемещалось вверх и вниз по позвоночному столбу», свидетельствуя об отсутствии опухоли.

В том же письме он описал ситуацию, которая задним числом объясняет причины неэтичных поступков нескольких из побывавших в институте врачей в отношении Ревича:

«Ревич был полностью открыт по отношению к врачам нашей группы, он не скрывал ничего. Я чувствовал себя аутсайдером, я считал, что врачи из нашей группы временами вели себя оскорбительно по отношению к Ревичу. Окажись я на его месте, боюсь, некоторых из ни* я бы вышвырнул вон».

Через пять недель, в середине января, д-р Гоуин писал Гастону Мерри, что он пролечил двух своих пациентов в Лос-Анджелесе по методу Ревича:

«Д-ру Ревнчу будет интересно узнать, что я лечу тяжелые радиационные поражения... Боли у пациентов, которые были очень сильными, полностью исчезли... Я также смог избавить от болей пациента с карциномой брюшной полости в терминальной стадии с помощью фосфорной кислоты...»

Однажды д-р Гоуин, с энтузиазмом изучающий метод Ревича, попросил разрешения самостоятельно давать пояснения посещающим институт врачам. Будучи не в ладах с английским языком, Ревич с радостью согласился. Гоуин демонстрировал ряд рентгеновских снимков, которые подтверждали исчезновение опухолей у больных.

В соответствии с письменным показанием Ревича, в течение нескольких следующих месяцев его институт был просто-таки завален многочисленными запросами:

«... не только из Техаса и Висконсина, но со всех концов Америки. Мы получали много обращений от врачей, больных и их родственников, которые хотели узнать о средстве против рака. Они слышали о нем от врачей, которые посещали Институт и видели больных».

Все это время Ревич не делал никаких попыток рекламировать свой метод и даже заявить о нем широкой публике. Напротив, он вручал всем американским врачам (не будучи уверенным в своем английском) текст, в котором, в частности, говорилось: «Мы рассматриваем наш вклад в лечение онкологических заболеваний только как начало. Результаты, полученные к настоящему времени ... показывают, что мы на правильном пути, и ничего больше ...»

Логично было бы думать, что врачи, писавшие о Ревиче столько хорошего и популяризировавшие его метод в Америке, не отвернутся от него. Однако 18 августа 1945 г, безо всякого уведомления со стороны авторов статьи и «Журнала Американской медицинской ассоциации» в этом издании появилось письмо за подписью девяти врачей из числа посещавших институт Ревича под заголовком:

«МЕКСИКАНСКИЙ МЕТОД ЛЕЧЕНИЯ РАКА - БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ»

Письмо оказалось первым из серии нападок на подход к лечению рака д-ра Ревича в последующие десятилетия. Наряду с другими оно было подписано д-рами Бертнером, Калхоуном и Гоуином. А ведь эти люди собственными глазами видели превосходные результаты метода Ревича!

Исключение составил Чонси Лик. доктор философии, декан медицинского факультета Техасского университета. Во время его получасового пребывания в ИПБ состоялся разговор между ним, д-ром Ревичем и Харолдом Рашем, возглавлявшим Мемориальный фонд исследований в области рака Ма-кардла. Именно Лик распространял письмо среди врачей и предлагал подписать его.

Один из подписавших письмо, д-р Раш, был под столь сильным впечатлением от увиденного в Институте, что договорился о лечении в нем 10 пациентов из Висконсина. Он считал, что Фонд Макард-ла проведет в Висконсине ряд исследований, в основу которых будут положены работы Ревича.

Письмо, напечатанное в «Журнале Американской медицинской ассоциации», негативно оценивало почти все аспекты работы Ревича. Авторы письма относили все улучшения в состоянии пациентов исключительно на счет « ...хорошего и внимательного ухода. Мы считаем, что его пациенты начинали чувствовать себя лучше под влиянием его личности. Нет положительных свидетельств тому, что он или его коллеги добивались успеха в прерывании обычного течения злокачественного процесса за счет использования особых методов».

Что касается препаратов Ревича, то о них отозвались как о «вареве из различных желез и тканей» и утверждали, что нет никаких оснований считать, что они играют какую-либо роль в лечении злокачественных опухолей.

Помимо резко отрицательного отзыва о методе лечения они подвергли критике и ведение Ревичем медицинской документации, отзывались об этом как о «характерном, но неудовлетворительном аспекте...» Письмо заканчивалось следующими словами: «Было сделано заключение, что больные раком, отправляющиеся в Мехико для лечения по новому методу, мало выиграют от этого». В то время в журнале существовала практика помещать в кавычки названия методов лечения, считающихся сомнительными или шарлатанскими. Авторы письма не скупились на кавычки, что не могло остаться незамеченным и соответствующим образом истолкованным читателями.

Ревич был потрясен.

Много позже, в 1955 г., он написал ответ на 41 странице, к которому в качестве доказательств приложил 100 страниц документальных материалов. Он привел выдержки из писем от врачей, в которых в подробностях описаны положительные результаты использования его метода.

В ответ на обвинение в плохом ведении историй болезни Ревич. в частности, писал:

«Это также возмутительное искажение действительности. У каждого пациента имелась очень подробная история болезни, в которую ежедневно заносились наблюдения врача. Ежедневно же выполнялись анализы двух проб мочи — определялись рН, удельный вес, содержание хлоридов и окисленного триптофана. Дополнительно в течение месяцев ежедневно определялось содержание в моче натрия, калия и фосфора. За исключением особых случаев, когда анализы крови производились ежедневно, каждую неделю всем больным делали клинический анализ крови. Многим больным делались серии анализов на содержание ли-пидов в крови; часто снимались электрокимограммы».

Затем Ревич перечислил ряд других тестов и исследований, которые выполнялись «когда это было необходимо», упомянул об использовании большого цейссовского микрофотографического аппарата. Ревич также указал, что все записи велись на испанском языке, но некоторые были сокращены и переведены на английский, они и были предоставлены в распоряжение докторов, подписавших пресловутое письмо.

Б «Журнале Американской медицинской ассоциации» содержались также нападки на научный подход, используемый Рсвичем: «Теоретическая основа методов лечения экстраординарна. Хотя используются научные концепции, они никоим образом не согласуются с принятыми представлениями о биохимии и патологии болезней».

Следует вспомнить, что 21 декабря 1943 г. д-р Раш писал Бриттингхему: «Мой визит к Ревичу оказалсяочень полезным, я загорелся некоторыми его идеями. Должен отметить, что большая часть его работы носит фундаментальный научный характер».

В написанное в 1955 г, опровержение Ревич также включил письмо д-ра Фримана д-ру Джорджу Дику, главе медицинского факультета Чикагского университета, в котором он упоминает о том, что д-ра Гоуин и Джексон направляли своих пациентов в Институт прикладной биологии.

В этом письме Фриман пишет:

«Естественно, я не сразу поверил тому, что увидел... Я не стал бы делать вам такое предложение, если бы не почувствовал, что его работа заслуживает. того... Особенно если учесть общий большой объем исследований в области опухолей при скромных успехах, она заслуживает, по крайней мере, проверочного исследования».

Этим письмом Фриман стремился убедить д-ра Дика вновь пригласить Ревича в Чикагский университет. В недавнем интервью осторожный д-р Фриман умалил свой тогдашний интерес к этой работе, сказав, что метод Ревича не был проверен и требовал дальнейшего изучения. Однако весьма маловероятно, чтобы в Чикагский университет ни с того ни с сего, безо всяких на то оснований пригласили иностранца, не имевшего очевидных достижений.

Некоторый свет на историю с опубликованным в ЖАМА письмом проливает письмо Мерри к д-ру Фриману. Дело в том, что д-р Раш был соавтором исследования, материалы которого были опубликованы в журнале «Cancer Research» и которое фактически представляло собой копию работы Ревича, опубликованной во Франции. Ревич указал на это Рашу, когда тот собирал дополнительные материалы, но Раш проигнорировал слова Ревича и изменил терминологию, возможно, чтобы замаскировать связь с первоисточником.

Стоит упомянуть еше одного человека из числа тех, кто подписался под письмом, опубликованным в ЖАМА. Это д-р Р. Т. Кукси. Кукси работал в контакте с Мемориальной лабораторией Маркардла. Во время короткого пребывания в Институте приклад-нон биологии его познакомили с пациентом, у которого была отчетливо видна опухоль на шее. Кукси увидел пациента через месяц в гораздо лучшем состоянии, разгуливающим по коридору. Опухоль исчезла. Больной знал английский, поэтому Кукси смог поговорить с ним.

По свидетельству Ревича, Кукси «выразил свое изумление по поводу того, что опухоль исчезла». Он спросил, нет ли фотографий этого больного до и после лечения. В то время он уверял и Ревича, и пациента, что «одного только этого случая было бы достаточно, чтобы судить о достоинствах метода».

Когда позднее Бриттингхем попросил Кукси вернуть фотографии больного Ревичу, д-р Кукси не смог их найти. При этом он продолжал уверять, что Ревич может «делать великие вещи».

Теперь уже ясно, что врачи, приезжавшие из Соединенных Штатов, своими глазами видели результаты использования совершенно нового и эффективного способа лечения рака. Во многих письмах отмечались положительные результаты лечения, которые наблюдали их авторы.

То, что американские доктора рассказывали об увиденном в Институте и что привлекало к нему многочисленных посетителей, свидетельствует о положительной в целом оценке метода Ревича. Успешное использование д-ром Гоуином этого метода в собственной практике — еше одно свидетельство его ценности. Ответ Кукси на письмо Бриттингхема также свидетельствует о его положительной реакции на увиденное в Институте прикладной биологии.

Короче говоря, слова и действительное отношение к данной работе врачей находятся в полном противоречии с фактом подписания ими письма в ЖАМА.

Такой поворот событий представляется непонятным и вызывает недоумение.

Ревич догадывался, что за всей этой историей с письмом мог стоять Корнилиус Роудз из Центра Слоуна — Каттеринга, который всегда утверждал, что если средство от рака будет найдено, то оно будет найдено именно там. Таким образом, возможен мотив конкуренции.

В 1949 г. Совет по фармации и химии ЖАМА указывал на то, что химиотерапия все еще остается экспериментальным методом лечения рака: «Многие обещающие открытия ... давали надежду, что наступит день, когда лекарственная терапия станет важным фактором успеха, но пока не будут завершены исследования, использование лекарств должно рассматриваться как все еще находящееся на экспериментальной стадии».

Одним из убежденных защитников химиотерапии был д-р Роудз. Он какое-то время работал на армию в области создания химического оружия, С того времени у него появилась идея, что горчичный газ (иприт) может найти применение в лечении рака. Судя по утверждению Совета ЖАМА относительно химиотерапии, Ревич далеко опередил и Роудза и других в исследовании возможностей химиотерапии.

Ралф Мосс, доктор философии, автор «Индустрии рака» и бывший помощник директора Центра Слоуна — Каттеринга, ссылается на речь, произнесенную Роудзом, в которой он предсказывает, что химиотерапия станет источником значительных доходов.

Несмотря на статью в ЖАМА, Ревич, как и прежде, продолжал работать. Он решил последовать совету друзей и не подставлять себя под удар, бросив вызов могущественному журналу и авторам письма ответом на него. Трудно сказать, как бы сложилась ситуация, поступи он иначе. Как мы увидим из следующей главы, журнал мог просто проигнорировать ответ Ревича, отправленный в раздел писем. В любом случае журналу не удалось покончить с д-ром Ревичем.

Этого никогда не было.

Д-р Густав Фриман о случае, описанном в публикации «Журнала Американской медицинской ассоциации»
Как ни сильно ударила публикация 1945 г. по репутации Ревича, это было цветочками по сравнению с тем, что случилось менее чем через 4 года.

Чтобы понять значимость удара, нанесенного ЖАМА в 1949 г., следует объяснить, что такое «peer review journal». Этот термин предполагает, что содержание представленной статьи должно рассматриваться и проверяться другими экспертами. Этот процесс обычно занимает несколько месяцев. Идея заключается в гарантии того, что ни одно сообщение не допускается к публикации без оценки другими высококвалифицированными специалистами в данной области. Читатели журнала доверяют изложенной в нем информации. ЖАМА все же был таким журналом.

8 января 1949 г. под заголовком «Отчет Совета» в нем появилась статья с пометкой: «Печатается с одобрения Совета» — Остин Смит, доктор медицины, секретарь.

При такой подаче материала обычный врач, естественно, приходил к мысли, что журнал провел тщательную проверку фактов и что этому отчету придается особое значение.

В рубрике « Ложь и небылицы» метод Ревича был преподнесен таким образом, что практически ни один из его аспектов не соответствовал действительности. Описание представляло собой краткое изложение несправедливых нападок, почерпнутых из письма 1945 г. Вместо того чтобы попытаться проверить эту информацию, Совет лишь повторил прежние безосновательные обвинения.

Уже начало статьи выглядит странно: «Эмануэль Ревич, которого называют беженцем из Румынии...» А ведь в описываемое время Ревич был на хорошем счету в Американской медицинской ассоциации, а ЖАМА является ведущим журналом этой ассоциации. И этот журнал опускает уважительное обращение «д-р», не указывает ученую степень «доктор медицины». Такой контекст наводит на мысль, что издатели журнала не уверены даже в том, что Ревич является врачом, имеющим разрешение на врачебную деятельность.

В статье указывалось, что беженец из растерзанной войной Европы — еврей. Следует отметить, что в то время существовало отрицательное отношение к медикам-евреям ненемецкого происхождения.

В научных и медицинских журналах в принципе не принято указывать национальность врача. В отношении Ревича этические нормы были грубо нарушены.

Применительно к методу Ревича слово «лечение» употреблялось только в кавычках, а самого врача именовали не иначе как «этот человек».

В статье выдвигалось предположение, что пациенты Ревича набирали вес, потому что получали жирные кислоты: «Его «лечение» заключается главным образом в назначении жирных кислот перо-рально или подкожно, чтобы пациенты набирали вес». Назначение жирных кислот сравнивалось также с принудительным питанием пациентов. При этом Совет нисколько не заботился об объективности и точности. Жирные кислоты назначались в таких количествах, от которых не могла бы пополнеть и крыса. Все остальные нападки были в том же духе, но одно заявление особенно выделялось: «Впоследствии ' Ревич провел несколько месяцев в Чикагском университете, где он имел возможность продемонстрировать свой метод лечения. В результате ни у кого из пролеченных 52 пациентов, больных раком, не было отмечено положительных сдвигов, которые можно было бы отнести за счет его терапии».

Это заявление было чудовищной дискредитацией метода Ревича. Подписчиков, т.е. медицинское сообщество, убеждали, что метод Ревича ничего не стоит, поскольку Совет журнала изучил документацию по применению метода Ревича на 52 пациентах и обнаружил, что он не выдержал испытания.

В сложившейся ситуации естественной реакцией Ревича было бы заявление, что Совет по фармации и химии просмотрел некоторые положительные эффекты лечения 52 пациентов с помошью его метода. Но Ревич не мог сделать такого заявления по той простой причине, что он никогда ие лечил ни одного из этих больных. И никакой другой доктор не использовал его метод в лечении этих пациентов. Это утверждение ЖАМА было абсолютной неправдой.

В 1946 г. благодаря протекции д-ра Фримана Джордж Дик, доктор медицины, возглавляющий медицинский факультет Чикагского университета, пригласил Ревича на работу. Но вскоре д-р Дик ушел в отставку, и Ревич лишился поддержки. Ему не дали возможности работать в больнице, поэтому он не мог лечить больных в стационаре. В университете среди исследователей парила атмосфера соперничества. Ожидали, что новый руководитель укажет новое направление исследований.

Несколько пациентов, последовавших за Реви-чем из Мехико в Чикаго, он лечил частным порядком, без госпитализации. В двух случаях состояние больных продолжало улучшаться. 2 больных из тех 18, о которых рассказывалось в 13-й главе, последовали за Ревичем и в Нью-Йорк и продолжали здравствовать в 1955 г., когда Ревич опубликовал аффидевит. Если бы публикация в ЖАМА учла больных, которых Ревич лечил частным порядком (а их было куда больше 52), в их число наверняка должны были бы войти и эти двое.

В Американской медицинской ассоциации знали о том, что Ревич не мог вести больных в университетской клинике. В 1947 г. д-р Фриман направил туда письмо, в котором он объяснил, что вследствие изменений в штатном расписании университета Ревич утратил возможность заниматься исследованиями и, по существу, стал просто гостем университета.

В ответ на нападки ЖАМА Ревич написал опровержение, в котором пункт за пунктом опроверг их. Оно..было адресовано редактору ЖАМА доктору медицины Моррису Фишбейну (не путайте с д-ром Робертом Фишбейном).

Фишбейн написал Ревичу и его помощнику, д-ру Равичу, что если те не согласятся с его вариантом письма для колонки «Нам пишут», он «представит весь материал Совету но фармации и химии. Последний, в свою очередь, по-видимому, посчитает необходимым ответить на ваши высказывания, которые представляются не чем иным, как нападками на Совет».

Конечно, его слова можно истолковать по-разному. Чтобы лучше понять их, полезно ознакомиться с другими высказываниями М. Фишбейна по поводу альтернативных методов лечения рака. В течение многих лет он находился в первых рядах их противников.

В апреле 1964 г. он выступил с речью перед хирургами — членами Международной корпорации, коней проверки деятельности Ревича. Агент ФБР Б своем отчете отметил, что нет никаких данных о том, что он лечил кого-либо в больнице Чикагского университета, что совпадает с данными Фримана: «Этого никогда не было».

Фриман попытался с помощью препаратов Ревича лечить 2 пациентов в очень тяжелом состоянии. Однако оба они умерли вскоре после начала эксперимента, чтобы можно было говорить об эффективности лекарств.

Д-р Фриман 1,5 года проработал у Ревича на добровольных началах, не получая заработной платы, и ушел ог него, когда убедился, что его метод неэффективен. Между Фриманом и Ревичем существовали также разногласия относительно того, как следует представлять результаты исследования. Ко времени, когда Фриман присоединился к Ревичу в Нью-Йорке, он уже был автором и соавтором 11 статей, опубликованных в «peer-review» журналах, причем 2 из них были опубликованы в ЖАМА. Он сохранял интерес к публикации собственных результатов на протяжении всей деятельности, на его счету 102 опубликованные статьи.

Фримана обескураживала манера Ревича часто переходить от одного эксперимента к другому. Буквально фонтанируя идеями, Ревич мог вызвать раздражение у любого помощника постоянными усовершенствованиями или тем, что внезапно забрасывал один эксперимент и начинал работать над новым.

Можно предположить, что Фримана тяготили жизнь в Левиттауне и невозможность публиковаться в период работы с Ревичем. Он решил вернуться в общепризнанную медицину, получить доступ к работе в лаборатории физической химии в Гарварде. Очевидно, что ученый с таким положением и способностями, как Фриман, не стал бы работать с шарлатаном, оставил бы место профессора в престижном Чикагском университете и присоединился к исследованиям Ревича, работая без оплаты, если бы метод Ревича уже доказал свою несостоятельность на 52 пациентах. Остается непонятным, откуда взялась эта цифра. Это обвинение Совета по фармации и химии ЖАМА совершенно бездоказательное. Не имея никаких на то оснований, ЖАМА отнесла работы Ревича к категории «врак и небылиц» и дала несправедливую оценку столь прогрессивному методу.

В редакции ЖАМА не могли не знать, что статья сильно повредит репутации Ревича как практикующего врача. Поскольку против Ревича были выдвинуты очень серьезные обвинения, редколлегия журнала несла ответственность за достоверность излагаемых фактов.

Примечательно, но в той же статье Совета ЖАМА содержалась своеобразная оценка вреда, приносимого другими врачами, попадавшими в рубрику «Враки и небылицы». Так, о д-ре Джоне Хетте писалось: «Если, как утверждает д-р Хетт, средство от рака действительно существовало уже в 1931 г., тогда ответственность за все смерти от рака с этого времени ложится на него, на его неумение донести свое открытие до других врачей».

Поскольку именно ЖАМА в лице своих редакторов, а не д-р Ревич, не давал своим читателям узнать о его открытиях в области лечения рака, хотелось бы узнать, предъявляют ли издатели журнала те же требования к самим себе. Как мы уже убедились из свидетельств врачей, посещавших Ревича в Мехико, он предоставлял все возможности заинтересованным специалистам ознакомиться со своим методом. Он делал все для передачи своих знаний профессионалам, но не решился к популярности среди широкой публики. До сегодняшнего дня в ЖАМА так и не появилось опровержение вопиющей ошибки, совершенной в отношении Ревича. Большинство врачей ничего о нем не слышали, а многие из тех, кто слышал, считают его шарлатаном, по большей части благодаря ЖАМА.

Интересно, что в последующих публикациях авторы зачастую ссылались на пресловутых 52 пациентах в уверенности, что ЖАМА является надежным источником информации.

Так, д-р Питер Байефф искренне свидетельствовал против Ревича в суде, заявив, что полагается на ЖАМА как на авторитетный источник информации и что Ревич должен был признать несостоятельность собственного метода. Американское онкологическое общество также ссылалось на эту эфемерную цифру в своих выступлениях против метода Ревича.

Вскоре после появления статьи 1949 г. содержащаяся в ней недостоверная информация широко распространилась. Бруклинское отделение Американского онкологического общества разослало копии статьи врачам, практикующим в Бруклине. После этого шансов на то, что кто-либо из них направит своего пациента к Ревичу, уже не было. Врачи были убеждены, что метод Ревича неэффективен.

Более того, директор Бруклинского отделения Американского онкологического общества разослал письма разным людям, оказывавшим финансовую и другую поддержку новому Институту прикладной биологии Ревича, который в то время находился в Бруклине. Так по вине ЖАМА талантливый врач не мог получить справедливого признания среди широких кругов медиков и благотворителей.

По совету одного из своих влиятельных друзей Ревич предъявил иск Бруклинскому онкологическому обществу за распространение порочащей его и его помощников информации. Д-р Джон Мастер-сон, в то время президент Медицинского общества Нью-Йорка, высказал мнение, что два учреждения, сражающихся с раком, не должны воевать между собой. Он предложил обеим сторонам согласиться на арбитраж и тем самым избежать ненужного внимания со стороны печати. Стороны согласились, и Мастерсон выступил в роли арбитра.

Третейский суд решил дело в пользу д-ра Ревича. Б ходе разбирательства д-р Мастерсон познакомился с методом Ревича, который произвел на него столь сильное впечатление, что вскоре он вошел в совет Института, присоединившись к таким светилам, как Уильям В. Карсуэлл, член Верховного суда Нью-Йорка, и Эдвард Лазански. председатель того же суда (какое-то время в совет Института входили также Сара Черчилль, дочь бывшего английского премьер- • министра Уинстона Черчилля, и Жак Маритейн, известный французский философ).

После статьи 1949 г. интерес к Ревичу и его методу со стороны ЖАМА на несколько лет угас. Но журнал не прекратил печатать статьи, выставляющие Ревича в невыгодном свете. В 1965 г. ЖАМА опубликовал в высшей степени необычный отчет об исследовании, проведенном группой врачей под руководством д-ра Дейвила Лейолла, которые назвали себя группой" клинической оценки (Clinical Appraisal Group — CAG). Если первые две публикации о Ревиче в ЖАМА можно отнести за счет ошибок редакторов журнала, то отчет CAG оставлял мало сомнений относительно действительно непримиримой позиции журнала.

Но прежде чем он нанес следующий удар, в борьбу вступило Американское онкологическое общество.